Когда Мэри проснулась, спальня была залита солнечным светом, а в саду звонко пели птицы.
Она умылась, затем оделась и причесала волосы, внимательно разглядывая свое отражение в зеркале. Глаза запали, лицо бледное. Да и неудивительно! Мэри пролежала без сна несколько часов подряд, пытаясь понять, что же теперь делать, да так ничего и не придумав, погрузилась в забытье.
Со вздохом отложив массажную щетку, она прошла наконец в детскую. Моны в кроватке не было. Мэри тупо уставилась на смятое кружевное покрывало, чувствуя, как слезы подступают к глазам.
Всю ночь она слышала плач малышки и голос Ирвина, пытавшегося успокоить ребенка. Мэри мучительно хотелось выйти, но она не смела показаться ему на глаза.
И лишь когда в детской воцарилась тишина, она на цыпочках вошла в комнату и сразу заметила Ирвина, притулившегося на диванчике возле окна.
Сперва ей показалось, что он бодрствует, но, приглядевшись, она увидела, что он спит, откинув голову на спинку дивана и прижимая к себе уснувшую Мону.
Какое-то время Мэри стояла и смотрела на них, не в силах сдвинуться с места. Во сне лицо Ирвина разгладилось, несколько темных прядей, сбившись, упали на лоб. Ей нестерпимо захотелось коснуться любимого, пригладить ему волосы, шепнуть на ухо, что она любит его. Но вместо этого она тихонько вернулась в спальню. Девушка не знала, что скажет Ирвину утром, когда окажется с ним лицом к лицу.
Услышав из-за двери кухни его голос, она замерла на месте и прислушалась. Сперва ей показалось, что он болтает с Моной, но, расслышав имя Шейлы, Мэри насторожилась.
Осторожно приоткрыв дверь, она увидела Ирвина, стоявшего к ней спиной. Он кормил малышку с ложечки и одновременно разговаривал с кем-то по телефону.
– Как у тебя дела? Я очень рад… Ничего страшного, я от них сумел отвязаться. Я за тебя беспокоюсь. Нет, малютка в полном порядке… Хорошо, передаю ей большой привет от мамы. Слышишь, Мона, твоя мама скоро приедет и будет с тобой!
Сердце Мэри мучительно сжалось. Если до сих пор у нее еще оставались вопросы, то теперь она получила ясный и понятный ответ на них. Что бы ни говорил Ирвин о своем нежелании жениться на Шейле, каковы бы ни были его планы, он любил эту женщину – потому, что только с любимым человеком говорят таким нежным и проникновенным голосом.
Как ни странно, Мэри почувствовала некоторое облегчение. Получалось, что вчера вечером, не поддавшись голосу тела, она и в самом деле приняла правильное решение. И все же она была сейчас безумно несчастна оттого, что снова ошиблась. Как мог Ирвин прийти к ней и ласкать ее с такой страстью, если он ни на минуту не переставал любить Шейлу? Мэри вдруг поняла, что никогда больше не сможет доверять мужчинам.
Она вспомнила бывшего своего жениха. Тот клялся, что любит только ее, обещал быть верным до гроба, а потом она застала его с другой женщиной. Мэри давно поставила крест на Нейле, но рана, нанесенная им, не зажила до сих пор.
Почему она с такой легкостью забыла урок, преподнесенный ей прежним возлюбленным, и поддалась на чары Ирвина Поттера, оставалось для Мэри полной загадкой. Она знала этого человека всего несколько дней и влюбилась в него раньше, чем успела что-либо понять. Это было совершенно не в ее характере, да к тому же глупо и наивно. Ирвин – надо отдать ему должное – ничего ей не обещал, в любви не объяснялся, и тем не менее она минувшей ночью сама заявила, что хочет его, и если бы не случайность…
Дверь скрипнула, и Поттер резко обернулся.
– Дорогая, у меня срочные дела! – сказал он, не спуская глаз с Мэри. – Увидимся в эти выходные, как договорились. Будем надеяться, что к этому времени забастовка закончится… И я тебя тоже! – рассмеялся он и положил трубку. – Доброе утро, Мэри, – сказал он приветливо, словно между ними ничего и не произошло.
– Доброе утро. – Опустив глаза, Мэри прошла в кухню и сразу же присела перед Моной. – Привет, сладкая моя!
Девочка улыбнулась в ответ, и ямочки заиграли на ее пухлых щечках. Мэри снова поразилась тому, что эта девочка рождает в ее душе такую гамму чувств. Я расслабилась, сказала себе Мэри. В нашей профессии нельзя сближаться с теми, о ком ты пишешь. А я привязалась к Моне, к Сальваторе, ко всему дому, к Адриатическому морю, если уж на то пошло. А самое главное…
Она налила себе чашку кофе и села за стол возле окна.
– У тебя очень утомленный вид, – сказал вдруг Ирвин.
– Спасибо за комплимент, – усмехнулась Мэри. – Зато ты, как всегда, свеж и бодр.
– Неудивительно, что ты устала. Я так загрузил тебя работой, а тут еще выяснения отношений, склоки, споры, – сказал он сочувственно. Мэри захотелось послать его ко всем чертям, но он продолжил: – Я пришел к выводу, что тебе следует взять выходной. Прямо сегодня. Нужно отвлечься, выехать куда-нибудь, расслабиться!…
– Как я могу взять выходной, если я уже не работаю в этом доме? – ехидно спросила Мэри.
– А почему ты так решила? – невозмутимо поинтересовался Ирвин. – Я не видел никакой письменной просьбы о расчете, а значит, контракт по-прежнему сохраняет силу.
– Ирвин, я не знаю, что за игру ты затеял, но…
– Никакой игры, Мэри! – сказал он, наклонившись к ней. – Просто я и в самом деле не хочу, чтобы ты уходила…
Мэри почувствовала, что еще минута – и она заплачет.
– Послушай, мы должны серьезно поговорить, – дрогнувшим голосом произнесла она и поставила чашку на стол.
– Поговорим, – согласился он. – Обязательно поговорим. Но только когда вернемся.
– О чем ты?
– Ты, я и Мона на весь день оставляем виллу и отправляемся в путешествие…
– Но, Ирвин, я…
Мы обязательно поговорим… А пока собери девочку и позаботься, чтобы мы ничего не забыли. Шляпка от солнца, платьице понаряднее, смена подгузников… Да, не забудь прихватить для себя крем от загара и купальный костюм, они тебе пригодятся!
Мотор замолк, и Ирвин бросил в воду якорь. Загремела, разматываясь, цепь, а потом наступила звенящая тишина, только волны лениво пошлепывали о борт красавицы-яхты.
Небо было ослепительно синим, как расплавленный кобальт. Заслонившись ладонью от солнца, Мэри бросила взгляд на море. Яхта остановилась в нескольких милях от берега. В знойном мареве виднелись желтые, розовые и красные кирпичные домики, словно сошедшие с картины какого-нибудь итальянского художника.
Мэри с наслаждением вдохнула соленый воздух и прислонилась к бортику яхты, подставив себя палящим лучам солнца. Если бы не груз невыясненных отношений, ничто не омрачало бы ее блаженства.
Ирвин легко взбежал по лестнице на палубу. Он успел снять с себя тенниску и остался в одних шортах.
– Жарко! – сказал он, обмахиваясь. – Не желаешь искупаться перед ленчем?
Мэри посмотрела на его широкую загорелую грудь и торопливо перевела взгляд на раздвижную стеклянную дверь, ведущую вниз. Там, в прохладе кондиционированной каюты, возилась с игрушками в манежике Мона.
– Предлагаю заключить сделку, – сказал Ирвин, поймав ее взгляд. – Я пригляжу за Моной, а ты тем временем искупаешься, а потом поменяемся местами.
– Согласна, – кивнула Мэри и, поколебавшись, спустилась по лестнице в каюту. Под легким сарафанчиком на ней уже было бикини, и она могла раздеться прямо на палубе, но не решилась. Ну, ты и дура! – засмеялась про себя Мэри, остановившись. Этой ночью Ирвин имел возможность изучить ее тело в самых мельчайших подробностях, и тем не менее ей понадобилось ретироваться вниз, чтобы он не видел, как она раздевается. Скромность одолела!
Впрочем, двусмысленность пронизывала их отношения все сегодняшнее утро. В каждой реплике, в каждом шаге и жесте сквозила непонятная настороженность, прикрытая безупречной вежливостью и предупредительностью по отношению друг к другу.
Буквально через минуту Мэри уже плескалась в теплых и приветливых водах Адриатического моря, наслаждаясь божественной прохладой, особенно приятной после полуденного жара.
Заплыв подальше, она оглянулась. Белоснежная красавица-яхта гордо покачивалась на волнах, мачты упирались в раскаленный зенит, и только паруса бессильно висели – стоял полный штиль.
Когда Ирвин поутру объявил, что они отправляются в путешествие, Мэри и предположить не могла, что речь пойдет о морской прогулке.
У самой виллы располагался причал, а рядом с ним – увитый плющом навес. Именно там Ирвин держал свою «Русалку» – прогулочную яхту, купленную им три года назад у какого-то арабского эмира.
При виде этой белоснежной красавицы Мэри не сдержала возгласа изумления, и он, ухмыльнувшись, заметил:
– Здесь мы будем совсем одни. Никаких репортеров, никаких взломщиков, никого вообще! Только ты, я и Мона.
«Никаких репортеров!» Если бы он знал!…
Поднырнув под волну, Мэри развернулась и поплыла брассом к судну. Откровенное объяснение с Ирвином отодвигалось до вечера, но о чем они будут говорить с ним весь день, она не очень себе представляла. Один раз, когда девушка упомянула Шейлу, Ирвин резко перевел разговор на другую тему. Мэри могла предположить только, что его мучит совесть: любит он одну женщину, а тянется к другой. Но тут уж она ничем не могла ему помочь – для нее любовь была понятием цельным и неразделимым.
– Как водичка? – спросил Ирвин, подавая ей руку и помогая взобраться на палубу.
– Божественная! – натянуто улыбнулась она и хотела взять у него полотенце, но Ирвин игриво отвел руку в сторону.
– А нужно ли? – спросил он.
Мэри почувствовала, как тело ее пронзает сладкая истома.
– Послушай, – торопливо начала она, – не будем повторять ошибку вчерашней ночи…
– А кто сказал, что это была ошибка?
Из-за стеклянной двери донесся плач Моны, и Мэри рванулась к лестнице.
– Пойду, погляжу!
– Но, Мэри!
– Ребенок голоден! Давай отложим все эти игры до вечера, а то я еще не отошла от твоих вчерашних ласк.
Лицо Ирвина потемнело, и Мэри поняла, что пущенная ею ядовитая стрела попала в цель.
– Ладно! Если ты полагаешь, что надо подождать… – сказал Ирвин недобро, пожал плечами и двинулся к бортику. Встав на самый край палубы, он нырнул в море.
Мэри торопливо спустилась в каюту. Рядом с ним она теряла самообладание, остановить себя становилось все труднее, тем более что в его глазах она читала точно такую же страсть. Нет, она не осуждала Ирвина, но достаточно было вспомнить утренний разговор с Шейлой, ту теплоту и нежность, которая звучала тогда в его голосе, как сердце ее сжимало железными тисками.
Вчера он полушутя назвал себя аморальным типом и развратником. Возможно, это было преувеличение, но в том, что он способен заниматься любовью с одной женщиной, боготворя другую, Мэри убедилась…
И еще одна боль – Мона.
Мэри быстро переоделась, приготовила девочке еду и начала ее кормить.
Ужасно, но никуда не денешься! После того как ее статью опубликуют, путь в дом Поттера ей будет заказан и она никогда не увидит эту очаровательную малышку, которую полюбила всей душой…
Когда Ирвин спустился в каюту, Мона сидела на детском стульчике и, весело махая рукой, допивала апельсиновый сок из бутылочки. Ирвин успел переодеться в белоснежные рубашку и шорты, отчего золотистый загар его кожи и чернота волос стали еще ярче.
– Ну вот я и освежился, – игриво и чуть иронично сказал он, но Мэри не поддержала этот тон.
– К сожалению, на ленч будет лишь салат, – сухо и деловито начала она и осеклась, потому что он поймал ее за руку.
– Наплевать мне на ленч, наплевать на все салаты в мире!
– И это говорит человек, уверявший меня, что он чрезвычайно разборчив в еде, – попыталась отшутиться Мэри.
Ирвин пожал плечами.
– Если честно, то я и сам себе начинаю удивляться.
– Прошу тебя, пожалуйста… – умоляюще попросила она.
– …Пожалуйста – что? – пробормотал он, прильнув к ее губам долгим, нежным поцелуем. – Пожалуйста, не надо, или, пожалуйста, продолжай дальше?…
– Не знаю, – прошептала она, прижавшись пылающим лицом к его груди. – Просто я пытаюсь быть благоразумной.
– Если я скажу, что между мною и Шейлой нет никакого романа, это поможет тебе быть менее благоразумной? – поинтересовался он.
Мэри отпрянула и недоверчиво посмотрела на него.
– Ты хочешь сказать, что порвал с Шейлой?
– Я такого не говорил.
– Тогда, выходит, она бросила тебя? – с еще большим недоверием спросила Мэри, потому что не могла себе представить, чтобы на свете нашлась женщина, добровольно отказавшаяся от Ирвина Поттера.
– Скажем так: мы с ней не пара.
– Не верю! – тряхнула она головой, отталкивая его. – Нет, я тебе не верю!
– Твое право, – пожал плечами Ирвин. – И все-таки это правда.
Мэри, не отрываясь, смотрела на него. Больше всего на свете ей хотелось поверить ему, но подслушанный утром разговор никак не укладывался в ту картину, которую он пытался ей нарисовать.
– И у тебя с ней нет никаких отношений?
– Ну почему же, – казалось, удивился он. – Просто у меня свой путь в этой жизни, у нее – свой.
– А про ночной визит ко мне ты ей рассказывал? – спросила Мэри, понизив голос.
– Милая, – вздохнул Ирвин, – поверь, у тебя нет никаких оснований ревновать меня к Шейле.
– С чего ты взял, что я ревную? – вспыхнула она. – Из того, что у нас с тобой была ночь ошибок, ровным счетом ничего не следует. Мы на минуту забылись, так давай теперь возьмем себя в руки и будем вести себя, как взрослые и здравомыслящие люди.
– Ты в этом уверена?
Мэри покраснела и отвела взгляд в сторону.
– Нет, – призналась она. – Но мы должны попытаться. Что нам еще остается делать?
– Поделиться своими соображениями по этому поводу? – прошептал ей на ухо Ирвин.
Мэри потупилась. Его слова перекликались с ее затаенными желаниями.
– Ты думаешь, что от этого нам с тобой станет легче?
– Мне – да, черт побери!
Мэри заправила за ушко прядь волос и рискнула взглянуть ему в глаза.
– Ты знаешь, однажды я была влюблена в человека, чем-то похожего на тебя.
– Похожего на меня?
– Он тоже верил в действенность простых средств. Еще он говорил, что я – самая красивая женщина на свете, что он любит меня так, как никогда прежде никого не любил, что мы с ним созданы друг для друга…
– И что же дальше?
– А дальше я обнаружила, что те же самые вещи он спокойненько говорит другой женщине. Мужчины все одинаковы…
– Как я понимаю, речь идет о твоем бывшем женишке. Ни в коем случае не одобряя его поведения, хочу заметить, что, в отличие от него, я не предлагаю сделки «любовь в обмен на постель».
– Правильно, ты вместо этого сразу предлагаешь второе! – вспылила Мэри и попыталась выйти, но Ирвин поймал ее за руку и рывком повернул к себе.
– Так, значит, – сказал он саркастически, – если бы этой ночью я сказал пару слов про любовь до гроба, ты была бы более сговорчивой?
В глазах у Мэри потемнело, и секундой позже она отвесила Ирвину полновесную пощечину. Чуть не плача от обиды, девушка бросилась вверх по лестнице.
На палубе ее оглушила невыносимая жара. Солнце палило, лучи его отражались в волнах и слепили глаза.
Ирвин настиг Мэри у бортика, схватил за плечо и попытался привлечь к себе.
– Ирвин, – устало сказала она, – сразу хочу попросить у тебя прощения…
– К черту! – взревел он.
– В таком случае мог бы извиниться и сам.
– За что? За то, что, в отличие от тебя, не верю в такие химеры, как любовь? За то, что не стал разыгрывать из себя Рыцаря Печального Образа?
– Не говори ерунды. Ничего подобного я у тебя не просила и никаких красивых слов не ждала. Но я не могу спать с мужчиной просто ради секса. Мне важно знать, что я занимаю в его жизни какое-то место, что я для него не одна из многих. А вдруг ты любишь Шейлу и жить без нее не можешь?
– Я же все тебе объяснил! – Он сверкнул глазами.
– А я ничего не поняла! – повысила голос Мэри. – Ты напустил такого тумана, что просто так не разобраться!
– Так все-таки тебя интересуют детали… – тихо, почти с угрозой произнес он.
Мэри похолодела. Что-то недоброе и зловещее было в его голосе. Девушкой овладело жуткое чувство, будто она является участницей какой-то игры, о начале которой ее никто не предупредил. Возможно, давали себя знать бессонница и общее утомление, а тут еще и изнурительная жара…
На палубе воцарилось молчание – длительное, тягучее, бьющее по нервам.
Вдруг в полной тишине послышался звук приближающейся моторной лодки.
Ирвин и Мэри одновременно обернулись. К яхте мчался прогулочный катер, и над водой разнесся знакомый женский голос:
– Эй, вы, на судне, спустить трап!
– А я-то обещал тебе несколько часов мира и тишины, – с иронией сказал Ирвин и вздохнул.
Катер сделал разворот рядом с яхтой, заглушил мотор и остановился, покачиваясь на волнах.
– Разрешите подняться на борт, капитан! – весело крикнула стройная женщина в красном купальнике. Мгновение спустя Мэри узнала ее…
– Виола, дорогая, какой сюрприз! – развел руками Ирвин, сделав вид, что обрадовался. – Поднимайся скорей, составишь нам компанию!
Виола Дрэнкер величественно кивнула головой, и Мэри, вопреки всему, пожалела о том, что их одиночеству положен конец.
Но это было ничто по сравнению с тем шоком, который она пережила секундой позже.
За спиной Виолы стоял с фотоаппаратом на шее Нейл Бонс, собственной персоной. Он небрежно поднял руку, салютуя Мэри, и в глазах его заискрился смех.