Для Эллис семейные отношения подруги были запретной темой. Она никогда не позволяла себе даже спросить, что происходит между ней и Стивом. Таково было негласное распределение ролей в их дружбе: Беатрис позволялось критиковать, задавать откровенные вопросы, когда вздумается, давать оценки и ерничать. Эллис могла иногда только посочувствовать, не цепляясь к старшей подруге, как бы заметно та не переживала. Жизнь Эллис проходила как на ладони. Беатис была полностью закрыта. Эллис получала подробные консультации при необходимости. Беатрис всегда справлялась с проблемами одна. Может быть, им не хватало именно того, что они нашли друг в друге: у Беатрис никогда не было детей, а Эллис выросла фактически без мамы.
Она хорошо видела, в каком взвинченном состоянии пребывает подруга последние две недели, и старалась немного пригасить искры, которые летали в воздухе, как только Стив вернулся из поездки «в Южную Каролину». Иногда ей хотелось просто уйти в другой дом и не мешать им, но Беатрис упрямо ее не отпускала. Поразмыслив, Эллис пришла к выводу, что ее присутствие – единственная отдушина для Беатрис, и, когда та принималась беспардонно лезть в ее дела, Эллис терпеливо сносила эти вспышки заботы, стремясь помочь старшей подруге хотя бы таким причудливым образом.
Со временем Эллис поняла, что они со Стивом по-своему любят друг друга, просто когда-то оба очень устали. Он снисходительно относился к своей жене: это была снисходительность отца к шаловливому ребенку, от которого не знаешь чего ждать. В прежние времена он терпел от нее все, даже измены, которые Беатрис никогда не скрывала. Она же держала его железной хваткой собственницы и очень обижалась, когда он позволял себе подобное. Стив достаточно выкладывался на работе, являясь собственником трех банков, в которых лично вел дела, и владельцем контрольного пакета акций нескольких промышленных предприятий, разбросанных по всему западу. Покладистый и весьма щедрый, он при этом слишком вяло реагировал на окружающую жизнь и с юных лет сторонился активного отдыха. Все это бесило темпераментную Беатрис: в свое время жизнь заставила ее как следует поработать локтями, чтобы проникнуть в высшее общество и стать женой Стива, которому состояние досталось в наследство от отца; теперь она никак не могла остановиться. Он долго терпел ее выходки, потому что любил и надеялся, что у них будут дети и все наладится. Но теперь на глазах у Эллис происходило обратное: Стив решил отыграться за многие годы. Вряд ли эти измены увлекали его, но спектакль, который он разыгрывал перед своей женой, весьма удавался. А Беатрис, всегда видевшая чужие проблемы насквозь, оказалась удивительно слепа в вопросах собственных взаимоотношений с мужем. И при всей любви к подруге Эллис не торопилась открывать ей глаза на правду. По какому-то молчаливому сговору со Стивом она считала, что эти встряски пойдут на пользу взбалмошной Беатрис и наконец научат ее терпеть и прощать.
В пятницу вечером, когда обе подруги расположились на центральной веранде, к ним присоединился Стив с бокалом вина в руке, и вместе с мягкими весенними сумерками на дом спустилось умиротворение.
– Ты помнишь наш разговор про яхты? – спросила Беатрис.
– Про трехпалубный катер, – со смешком поправила Эллис.
– Это детали.
– Ничего себе детали! – хором воскликнули Эллис со Стивом.
– Ну так мы едем или нет? – не понятно было, на кого Беатрис сердилась больше: на мужа, который должен все организовать, или на Эллис, ради которой затевалось мероприятие.
Для первого раза решили выбраться на маленьком катере. Большой катер Стива был слишком велик для нескольких человек, поэтому решили обратиться к друзьям, в местный яхт-клуб, владелец которого, юный и прекрасный, как ангел, двадцатитрехлетний Дэвид увязался за ними. Это стало роковой поездкой для молодого человека, он влюбился в Эллис, как только ее увидел.
Дэвид казался юношей с рекламной картинки. Именно таким голубоглазым, светловолосым, с ослепительно-безупречной улыбкой и должен быть, по мнению большинства людей, владелец яхт-клуба. Ему не хватает белого воротничка с якорями, подумала Эллис, глядя на мальчика. Яхт-клуб он получил совсем недавно в наследство, его отца не стало прошлой зимой. Основное состояние перешло к матери.
Между тем публика на катере собралась разношерстная, и Эллис недоумевала. Оказалось, что миллионеры – это обычные люди. Они не умеют ходить по воде, пьют вино и едят деликатесы как простые смертные, и вообще на улице их легко не заметить в толпе людей.
С ними в компании было три уже немолодые супружеские пары, холостяки Дэвид и Жан, и, собственно, Беатрис со Стивом.
Но едва только они ступили на борт судна, внимание Эллис переключилось на внутреннее убранство катера. Внизу, где размещались каюты, оформленные в английском стиле, пространство казалось огромным. Поначалу Эллис вообще не могла понять, и даже то и дело выходила обратно на причал: как в таком малюсеньком катере может уместиться столько комнат, да еще, вероятно, где-то тут должна быть команда и двигательные механизмы…
Беатрис одернула ее:
– Не суетись! Что ты озираешься, как дикарь, который впервые увидел автобус.
– Беатрис, зачем такое великолепие одному человеку?
Та больно ущипнула ее и зашипела:
– Замолчи, ты меня шокируешь. Тебе нужно произвести впечатление вон на того седого статного господина, – Беатрис отправила между делом улыбку в его адрес, – это Жан. Он француз. Нефтяной бизнес… Здравствуйте, рада вам представить, моя подруга Эллис… Мистер и миссис Гамильтон…
Перед Эллис стояла немолодая супружеская чета. Дама, похожая на вяленую воблу, не удостоила Эллис взглядом, она кивнула, уже отворачиваясь, зато муж с интересом стал разглядывать красивые формы девушки. Эллис пожирали глазами почти все мужчины, так или иначе стараясь лишний раз взглянуть на нее. Беатрис по очереди обошла всех гостей, представляя им Эллис.
– Тебе про остальных рассказывать, кто чем занимается? – шепотом спросила она, когда они вернулись к столу.
– Ты с ума сошла, я никого не могу запомнить! У меня даже имена и фамилии перепутались!
– Это все партнеры Стива по бизнесу, представляешь?
– Кроме Дэвида?
– О господи! Я забыла тебя официально ему представить!
– Беатрис, не беспокойся, мы уже познакомились и премило пообщались.
– Это о чем же?
– Он мне показывал машинное отделение. Я никак не могла определить, куда все девается, если всюду каюты и вот этот зал.
– О господи! – Беатрис закатила глаза и схватилась за голову. – Ты погубишь мою репутацию!
– Но мы не только об этом говорили.
– Не пугай меня!
Эллис рассмеялась:
– Успокойся. Я рассказывала ему, что очень люблю фотографировать с его причалов, потому что закат на заливе очень красивый.
– Ты рассказала, что ты фотограф?
– Ну и что? Я этого не стыжусь! Он мне, между прочим, заказал большой снимок на щит у входа.
– Это чтобы потешить твое самолюбие. Он в рекламе не нуждается.
…Плавание проходило за откровенно скучными разговорами. Не спасало даже виски и вино. Эллис, устав подавлять зевоту, уединилась наконец на носу катера и смотрела на волны, пока не промерзла до костей. Погода в апреле не очень ласковая, особенно это ощущалось на воде. Даже яркое солнышко не спасало: ветер дул сырой и холодный.
Дэвид не отходил от нее ни на шаг, он откровенно любовался девушкой, не обращая внимания больше ни на кого. В это время им в спину пронзительно смотрел Жан, который, правду сказать, нравился Эллис гораздо больше юного романтика, но ей не хотелось больше светских бесед. Ее вполне устраивало, что Дэвид молчит рядом с ней и так же задумчиво смотрит на воду или на нее…
Эллис и Дэвид стали встречаться. То были отношения, скорее напоминающие дружбу в колледже. Он ухаживал очень традиционно, как будто по образцу, прочитанному в книжке: водил ее в театры, на выставки, особенно на фото, они каждый день ужинали в новом ресторане и один раз ездили в Лос-Анджелес. Дэвиду двадцать три, а Эллис – двадцать пять, но иногда ей казалось, что она выгуливает младшего братика, который едва окончил школу. Правда, когда он отважился впервые ее поцеловать по-настоящему, не в щеку, Эллис удивилась и засомневалась в правильности собственных выводов. Целовался Дэвид отменно. Наверное, никто ее так еще не целовал, кроме… Нет, об этом лучше не вспоминать.
А чуть позже были найдены и общие интересы. Когда Эллис впервые осталась на ночь у Дэвида, она снова подумала, что сильно ошибалась насчет неопытности милого юноши. Может быть, Бог наделил его талантами только в этой области, если в остальном он чист и наивен, как дитя? Тогда эти таланты перевешивают многие минусы. Эллис, у которой уже три месяца не было мужчины, отношения с Дэвидом показались просто подарком судьбы, а тот совершенно потерял голову от восторга и своей, как он считал, великой любви к Эллис. Она терпеливо ждала, когда это у него пройдет, но в целом ей нравилось положение вещей. Они часто катались на собственной яхте Дэвида. Ночами заплывали далеко в залив, вставали на якорь и предавались любви, жаль только, что погода пока не позволяла делать это на открытом воздухе. В доме Стива Эллис появлялась редко, ей стало все равно, она наслаждалась остротой телесных ощущений и абсолютным покоем в душе.
И вот, именно тогда, в эти нежные лунные ночи, ей в сердце повадилась закрадываться тоненькая щемящая тоска: все это могло быть у нее и с Паоло, если бы тот соизволил приехать сюда хоть один раз… В такие минуты ей был не нужен ласковый Дэвид, от его нежности и откровенного обожания к горлу подкатывала приторная тошнота: ей невыносимо хотелось к другому. Как вампир в полнолуние, она не находила себе места, отказывалась от ласк и часами могла молчать, глядя в одну точку. Ей хотелось Паоло, этого беса, непостоянного, порочного, от которого всегда не знаешь чего ждать, такого чужого и далекого, но такого любимого, близкого и родного!..
– Эллис! Очнись, любимая! – Дэвид нежно теребил ее за плечо.
– Дэвид?
– Милая моя. Я… Господи, я теряю голову, когда ты вот так смотришь на меня. Эллис! Я хочу, чтобы ты… Впрочем, не сейчас. Я приглашаю тебя на семейный ужин. Через два дня. Я хочу представить тебя своей матушке.
– Зачем, Дэвид?
– Как это – зачем? – Он опешил. – Вы должны знать друг друга. Я ей много о тебе рассказывал… И потом, я люблю тебя и… предлагаю стать моей женой.
Эллис показалось, что ее с размаху сбросили с небес на землю.
– Дэвид, ты не в себе.
Ошеломленный, обиженный, не ожидавший такой реакции, Дэвид молча смотрел на нее и хлопал ресницами, на которых уже заблестела влага.
– Ну милый, извини, я не хотела тебя обидеть. Просто… не слишком ли много для одного вечера? Давай ограничимся приглашением на ужин. Итак, в пятницу?..
Она провела следующие два дня дома, не встречаясь с Дэвидом. Надо было разобраться в себе. Лежа в своем флигельке на огромной одинокой кровати, она могла сколько угодно предаваться мучительно-сладким мечтам о Паоло. Она не понимала его, он был для нее загадкой, притягательной тайной, которую еще ни одной женщине – она была в этом уверена – не удалось открыть. И она любила его, и никогда еще он не был ей так дорог, как в тот день, когда другой предложил ей руку и сердце…
После званого ужина бедный юноша простоял весь остаток ночи перед ней на коленях (на мягком прибрежном песке) и умолял ее только об одном: не отказывать сразу. Она должна подумать. Она его обязательно полюбит так же сильно, как и он ее. Ах, как он сильно ее любит!.. А если этого не произойдет, он готов ждать вечность. Он готов стать ее тенью и вообще – выполнить ее любое желание. Ни одна девушка в мире не будет больше ему нужна!..
В конце концов он взял ее измором: она обещала подумать, но только затем, чтобы он встал, наконец, с колен и отвез ее домой.
– Конечно, дело тут не в его юности, – делилась своими наблюдениями Эллис, когда на следующий день они с Беатрис привычно сплетничали на веранде. – Его мать просто не хочет отдавать ему львиную долю состояния. Вдруг какая-нибудь вертихвостка…
– Вроде тебя.
– …вскружит ему голову и женит на себе.
– Вот она и увидела в тебе конкурентку в борьбе за наследство. У тебя на лбу написано.
– У меня на лбу написано совсем другое. Там написано, что я альтруистка, да такая, что свое собственное наследство подарила неизвестно кому! Кстати, ей понравилось, что мой отец был не беден.
– Еще бы! Но при всем моем уважении к твоему папе, Эллис, вы все – голытьба по сравнению с ней. И не отдаст она тебе сынулю. Нет, такой кандидат нам не нужен, – заключила Беатрис.
– Постой. А при чем здесь кандидат? Ты меня замуж выдаешь, что ли?
– Мне кажется, что эта тема была ясно растолкована еще месяц назад, еще до того, как ты нашла свою дурацкую работу. – Беатрис, кажется, обиделась. – Я стараюсь, просчитываю возможные варианты, устраиваю встречи, не без риска, между прочим, создать и себе проблемы, а ты капризничаешь!
Это было уже слишком.
– Беатрис! Ты в своем уме?! Ты хочешь, чтобы я пошла по твоим стопам?
– А чем это плохо?
– Беатрис, я не хочу замуж.
– Это из-за Паоло!
– Это неважно. Дэвид – прекрасная наивная овца, но он мне не нужен!
– Да уж, – Беатрис озадаченно терла подбородок, – тут нам не пробиться. Ну ничего. Попробуем план номер два.
– Беатрис!!! Ты меня утомила.
Последнее время она все меньше доверяла подруге. Ее чрезмерная забота стала пугать Эллис, и она незаметно для себя самой переключилась на общение с Джеком. Он был всегда рядом (в углу, на столе), всегда внимателен и совершенно безопасен. К тому же он оказался на редкость понимающим «собеседником», и при этом никогда не лез в душу, что в сложившейся обстановке действовало на Эллис оздоравливающе.
«Она меня совершенно замучила, пытаясь выгодно продать замуж! – в сердцах писала Эллис в своем очередном письме. – Знаешь, в детстве у бабушки во Флоренции была огромная лохматая собака, добрейшее существо. Но от нее постоянно все прятались! И знаешь почему? Эта собака очень любила целоваться. Причем со всеми без разбору. Ей стоило только положить лапы на плечи, и твои щеки – все в собачьей слюне. А уж если ей удавалось повалить кого-то на землю!.. Тогда она облизывала его всего – с ног до головы. Это было невыносимо! Беатрис ведет себя так же. Ей надо о ком-то заботиться, чтобы отвлечься от своих проблем, ну и просто потому, что такова потребность. И вот я – оказалась поваленной на землю. Представляешь, Джек?».
Ответ удивил ее. «Скажи, пожалуйста, а насколько серьезны твои собственные намерения по отношению к этому Дэвиду? Может, Беатрис права и тебе пора присматривать себе партию? Может, ты просто не хочешь опеки, а ей со стороны виднее? Впрочем, не хочу тебя подталкивать к какому-либо решению. Ты не хочешь замуж, потому что боишься, что Дэвид не разрешит тебе работать? Тогда тебе нужно выбрать: творчество или замужество. Только смотри, не ошибись в этом человеке: нежные юноши в душе часто бывают жестокими».
Ах, как Джек не прав! Эллис казалось, что Дэвиду все равно, чем будет заниматься жена, лишь бы она была рядом. К тому же основная причина ее сомнений (и Эллис это понимала) заключалась совсем в другом – в Паоло. О нем Эллис пока ничего не рассказывала. Кто знает, как Джек отнесется к этому? Не могла она просто так довериться постороннему человеку, пусть даже и виртуальному.
В общем, свернув переписку и получив краткое: «Ты на что-то обиделась?», она ответила, что очень занята и не может пока выходить на контакт. А на другой день, немного поразмышляв, решила позвонить матери.
– Эллис! Как я рада тебя слышать. А что ты звонишь, тебе опять нужны деньги?
– Нет, мама, они у меня есть. Мама, я переехала в Калифорнию.
– Хорошо. Послушай, тут папа мне сказал…
– Папа?
– Ах, извини, Гарио. Он сказал, не сможешь ли ты научить его пользоваться компьютером?
– Мама, я в другом штате.
– А это очень далеко?
– Достаточно.
– Гарио, милый, она не может к тебе приехать… Эллис, ты про нас не забывай.
– Ну что ты, мама.
– Тут к нам Паоло заходил. Помнишь, у бабушки Франчески…
– Да, – оборвала Эллис. – Что ему было нужно?
– Он искал тебя.
– Ну и как, нашел?
– Ах, ты представляешь, у него в очередной раз сорвалась свадьба! Кажется, уже третья. Он собирается в апреле во Флоренцию. Ты не поедешь к бабушке?
– В апреле?.. – Мысли Эллис заработали с лихорадочной возбужденностью: почему он ее не предупредил? Неужели он не хочет ее видеть? Или он притащится туда с одной из своих…
– Да Эллис же! – Мама кричала в трубку. – Ты что там, уснула?
– Нет, мама.
– Ты заедешь ко мне перед отпуском во Флоренцию? Мне надо передать Франческе кое-что.
– Да, мама.
– Ты не болеешь?
– Нет, мама. Постой! А с чего ты взяла, что я тоже еду во Флоренцию?
– Ой, Эллис, не знаю! – Мама, кажется, искренне удивилась себе самой. – Мне так показалось, детка.
– Ладно, мама, созвонимся. Пока.
Эллис нажала отбой и тут только поняла, чего на самом деле давно и сильно желает ее душа: увидеться с Флоренцией…
Она стала избегать Дэвида, но и он не звонил после того ужина. Это было странно, учитывая его пылкую влюбленность. Эллис решила в любом случае серьезно поговорить с ним при первой же возможности: нельзя так обманывать человека! Этот брак невозможен. Нужно быть или слишком наивным или просто сумасшедшим, чтобы надеяться на свадьбу. Тем более его мама ее явно не одобрила!
Что же ей делать? А вдруг Беатрис и Джек были правы: замужество – единственный выход для нее. Искать другого миллионера? Но Джек не знает самого главного. Он не знает, что потерять работу для нее не самое страшное. А вот потерять Паоло… Ах, как ей нужен хороший совет! И не мешкая ни секунды, чтобы не передумать, она бросилась в свою комнату за компьютер.
И тут ее впервые в жизни прорвало.
Она писала письмо неизвестному человеку, а ее трясло, как на исповеди в католической церкви, куда в детстве ее водила Франческа. Она проплакала почти все письмо, изведя три упаковки носовых платков. И она никогда и ни с кем не была так откровенна. Беатрис, например, прочитав эти строчки, обиделась бы на всю жизнь: многое из написанного она попросту не знала.
Когда письмо было отослано, Эллис одолели сомнения: правильно ли она поступает, доверяясь постороннему человеку. Джек молчал.
– Он, наверное, находится в таком шоке от прочитанного, что разучился пользоваться клавиатурой, – поделилась она с компьютером на второй день, когда в почтовом ящике не появилось ничего нового.
Эллис просидела за столом несколько часов подряд, озадаченно глядя в экран. Она ждала ответа от Джека с таким трепетом, как будто на кону была ее жизнь. Ох, ну хоть бы что-нибудь сдвинулось с мертвой точки! Ей стало казаться, что натянутая, как тетива лука, неопределенность звенит, разливаясь по всему дому. Напряжение стало выплескиваться из нее: у нее дрожали руки, она без конца поправляла прическу, то садилась, то вставала, мерила шагами холл. Наконец телефон разразился мелодией, звонил Дэвид. Он безапелляционно сообщил, что сейчас заедет, и Эллис должна собираться. Правда, куда собираться, не сообщил: на пляж или в казино? А может, ей пора упаковывать чемоданы?
– Тебя-то мне больше всего не хватало! – тоскливо проговорила она, стоя у окна, когда Дэвид въезжал в ворота.
– Эллис! – Он снова с преданностью щенка смотрел на нее. – Мы должны… Я ждал целых пять дней! Ты согласна? Мы поженимся?
Он что – сумасшедший? Эллис с сомнением смотрела на юношу, понимая, что в ее руках сейчас – его душевное равновесие, по меньшей мере, на ближайшие несколько месяцев. Если она скажет ему все, что должна, пожалуй, его придется откачивать от обморока, а у нее под рукой нет аптечки. Если же она слукавит, то будет ругать себя потом очень долго, да и зачем его обманывать?..
– Эллис! Поедем в ресторан! Я заказал лучший номер в том пентхаусе, помнишь? С видом на океан. Там внизу прекрасный ресторан, нас уже ждут! Любимая моя…
Эллис еще раз нервно прошлась между диваном и столиком. Нет, хвост нужно рубить сразу, а не отщипывать по кусочку!
– Понимаешь, Дэвид! Я как раз собиралась тебе сказать…
Этот день она не забудет никогда. Дэвид валялся у нее в ногах, прося за что-то прощения и умоляя передумать. А потом он повалил Эллис и попытался овладеть ею прямо в центральном холле дома. Как та собака из Флоренции, он осыпал ее поцелуями вперемежку со слезами, на него было невозможно смотреть. Он никогда ее не простит! Он никогда ее не разлюбит! Нет, этого не может произойти, это страшный сон. Он не сможет больше жить, он покончит с собой. Нет, он никому не будет больше верить, кроме собственной матери!
Последние слова успокоили Эллис, по крайней мере, она поняла, что с собой он точно не покончит. Скорее всего, будет плакать у мамы в объятиях. А уж та найдет что ему сказать!
Когда разговор был окончен, он ушел к машине, обнимая себя за плечи, склонив голову, такой понурый и жалкий, что больно было на это смотреть. В течение шести часов она успокаивала его, призывая на помощь весь свой здравый смысл и смекалку. Она говорила, что скоро уезжает, потому что этого требует работа и ее родители. Что они разные люди, что эйфория скоро сменится апатией и они не смогут жить вместе. Что она слишком стара для него, а ему еще встретится достойная девушка. Все это время Эллис не покидало чувство, что Дэвид играет спектакль. Интересно, а быстро бы он сбросил маску хорошего мальчика, если бы она согласилась?
Ответ не заставил себя ждать. Эллис отшатнулась от двери, когда увидела, какой злобный и совсем не характерный для нежного Дэвида взгляд бросил он в ее сторону, высунувшись из окна машины. А потом, резко дав по газам, раздавил цветник, которым особенно гордилась Беатрис. Эллис поежилась.
Через час вернулись Беатрис со Стивом. Шумные, немного хмельные, они, оказывается, встретились в городе и полдня катались по ресторанам. Эллис смотрела на них такими огромными глазами, что даже Стив забеспокоился.
– Все в порядке?
– Да. Я пойду к себе.
– У тебя такой вид, – проницательно заметила Беатрис, – как будто ты убила и закопала кого-то в саду.
– Что-то в этом роде. Я отказала Дэвиду, а он разнес в клочья твой цветник.
Беатрис со Стивом засуетились, побежали в сад, а Эллис, воспользовавшись суматохой, ускользнула в свою комнату. Уже наступили сумерки, стояла середина апреля, и впервые, ощущая сладковатый цветочный аромат, разбавленный запахом океана, она с тоской подумала, что совершенно одинока и никому не нужна. Зачем она так жестоко оттолкнула Дэвида? Ей вспомнился его взгляд из машины, и снова стало неуютно, даже мурашки побежали по спине.
«Невозможно находиться все время в одной крайности, обязательно проступит другая, – писал ей Джек, – это хорошо, что ты не польстилась на заманчивое предложение Дэвида: вряд ли он всю жизнь будет таким милым и добрым».
Он наконец-то прислал ей длиннющее письмо, в котором представил полный психологический портрет ее самой и всех окружающих. Эллис радовалась, словно ребенок: как кстати! И, учитывая свершившийся разговор с Дэвидом, Джек совершенно не ошибся на его счет, когда посоветовал честно отказать ему. Эллис удовлетворенно кивала, читая эти строчки.
«Не переживай насчет Дэвида. Он уже сыграл свою роль в твоей судьбе: благодаря ему ты поняла, как на самом деле относишься к Паоло. Если бы не Дэвид, ты еще долго (извини уж меня) наматывала бы слезы на кулак! Я советую тебе расстаться с ним. Лучше воспользуйся маминым предложением и поезжай в Италию. Тем более скоро начнется сезон. Как бы я сам мечтал побывать на Венецианском карнавале! Тебе обязательно нужно увидеться с Паоло. Флоренция проявит ваши отношения, как лакмусовая бумага. Это будет либо конец, либо начало. Я желаю тебе удачи, Эллис. Обязательно пиши!
P.S. Черт бы побрал твоего Паоло! Как я хотел бы увидеть этого наглеца, который заставил сохнуть по себе всю Италию, половину Нью-Йорка, но главное – такую замечательную девушку, как ты!».
Это было что-то новенькое в их переписке. Уж не думает ли Джек завести с ней виртуальный роман? В последних словах она явно прочла ревность, вполне возможно пока еще не осознанную самим Джеком. Она давно научилась чувствовать, как мужчины смотрят на нее и что сквозит за их словами. Тут ошибки быть не могло. Джек заинтересовался ею, как женщиной. Любопытно. Жаль, что Паоло выбивается из всех законов, правил и закономерностей в ее жизни!
Эллис спустилась в холл и, еще не осознавая, что делает, набрала номер аэропорта. Беатрис со Стивом нигде не было видно, что являлось вполне закономерным продолжением их романтического вечера.
– Алло. Скажите, когда пара ближайших рейсов на Рим?.. Спасибо.
Да, скоро сезон. Франческа будет рада. И тут она почувствовала, что ее бесконечно вымотал роман с Дэвидом. Ей было скучно в Сан-Франциско. Ей было скучно с этими миллионерами. Беатрис стала скучной рядом со Стивом, и она сама себе стала скучна за эти полтора месяца. Ей вспомнился взгляд Паоло: такой порочный, лукавый и притягательный.
Ее с нечеловеческой силой потянуло во Флоренцию.
К нему.