Возьми меня с собой

6

В начале ноября случилось первое Лерино дежурство. Собственно, оно должно было наступить гораздо раньше, но она все оттягивала этот момент, договариваясь с другими врачами, чтобы те заменили ее.

Ей не с кем было оставить Машку на ночь. Дом, в который они переехали два года назад, был новым, многоподъездным и многоэтажным. Почему-то Лера не смогла найти близкого контакта с жильцами – может, оттого, что виделись соседи преимущественно в лифте, спеша на работу, а во двор, где гуляли молодые мамочки с малышами, Лера Машку не водила – отправлялась с ней в ближайший лесопарк, подальше от бензиновых испарений и собачьих кучек.

Хороших, близких друзей, которых можно было попросить посидеть с девочкой, у Леры не завелось, а о том, чтобы оставить дочку ночевать одну, она и думать не хотела.

Дальше отказываться было нельзя, тем более Максимов уже три раза напоминал ей об обязанности регулярно дежурить по отделению. Лера пошла на компромисс – решила взять Машку с собой. Она не была уверена, что шеф отнесется к этому с пониманием. Но все же надеялась, что делать ему будет нечего и он смирится – не прогонит же ребенка на улицу, в самом деле!

Однако все оказалось еще лучше: завотделением днем срочно уехал на конференцию в подмосковный Чехов, обещая вернуться лишь послезавтра. Об этом Лере сообщила Настя, также дежурившая в этот вечер.

– Ой, какая маленькая! – умилилась она, увидев выглядывающую из-за ее спины набычившуюся Машку. – И как похожа на тебя! Копия!

Лера усмехнулась. Ну и подлиза эта Настя, хлебом не корми ее, только дай сказать комплимент!

В Машке ничего Лериного не было, она целиком в Илью пошла. Лера – шатенка, глаза у нее зеленовато-серые, а дочка беленькая, голубоглазая, полностью в отца. И улыбка его, и нос, и даже уши – чуть торчат в стороны, как у Чебурашки.

Настя тем временем уже тормошила Машку, она присела перед ней на корточки и полезла в карман халата:

– Хочешь конфетку? Шоколадную!

Машка кивнула и потянулась было к Насте, но Лера строго покачала головой:

– Настена, не давай. Ей нельзя шоколада.

– Совсем? – огорчилась девушка.

– Совсем. Тут же крапивница высыплет. Она и сама знает, никогда не просит.

Машку, так и не получившую конфету, отвели в сестринскую, накормили йогуртом с кукурузными хлопьями и оставили играть с предусмотрительно захваченным из дома любимым зайцем по кличке Роджер. Настя побежала делать процедуры, а Лера пошла по палатам с вечерним обходом.

В отделении было спокойно, больные готовились лечь спать, лишь у одной женщины сильно разболелась голова. Лера измерила ей температуру – нормальная. Видимо, просто мигрень. Дав женщине анальгин, она заглянула в соседнюю палату. Там было тихо, свет уже погасили, только в углу у окошка маячил чей-то темный силуэт. Лера подошла поближе: по маленькому пятачку между кроватью и столом взад-вперед бродила девушка, совсем молодая, на вид младше Леры. Лицо у нее было потерянным и страдальческим.

– Вас что-то беспокоит? – Лера осторожно дотронулась до ее плеча.

Девушка вздрогнула, точно ужаленная.

– Почему вы не ложитесь? – мягко спросила она.

– Не могу, – пожаловалась девушка. – Вдруг так тревожно стало, сердце точно выскочить хочет. Страшно.

– Ну что вы. – Лера усадила ее на кровать. – Успокойтесь. Я вам сейчас валерьянки принесу, выпьете, и все пройдет.

Она заглянула в карту пациентки. Там значилось, что у девушки обострение хронической язвы двенадцатиперстной кишки. Анна, в ведении которой находилась больная, назначила ей обычное лечение: физиотерапию и препараты, нейтрализующие желудочный сок. Никаких лекарств, способных вызвать у пациентки внезапные психические реакции, Лера в назначениях не обнаружила.

Вдвоем с подошедшей Настей они успокоили девушку, напоили ее валерьянкой и уложили в постель. Потом Лера принялась за оформление документации, а Настя отправилась к себе, в сестринскую, разбираться с анализами.

Прошло около часа. Лера так углубилась в записи, что не сразу заметила, как дверь ординаторской приоткрылась. На пороге стояла все та же девушка с язвой.

– Руку жжет, – почти беззвучно, одними губами проговорила она.

– Аллергия? – предположила Лера и тут же вскочила: девушка начала медленно оседать на пол. – Настя! – громко крикнула она, кидаясь к двери. – Скорей сюда!

Влетела перепуганная Настя. Вместе они подняли девчонку с пола и перенесли на диван. По ее лицу разлилась мертвенная бледность, шею и грудь покрывал липкий пот.

– Неужели прободение язвы? – Лера снова и снова листала карту. – Не может быть! Ее привезли не в таком тяжелом состоянии, да и лечение уже дало результаты.

– Давит… здесь, – слабо прошептала девушка, обеими руками держась за грудь.

Леру вдруг осенило. Елки-палки! Как она могла не понять? Жжение в левой руке, давление в области сердца, тревога, потливость – это же признаки стенокардии! У девицы банальный приступ стенокардии, а они с Настей валерьянкой ее отпаивают.

– Настя, быстро посади ее! – скомандовала Лера.

– Посадить? – изумилась та.

– Да! Ей нельзя лежать, нужно сесть. У нее сердечный приступ и, видимо, начало ишемической болезни сердца. Дай ей нитроглицерин. Или… нет, погоди…

«Эх, почему сейчас нет в отделении Анны или, на худой конец, Светки? Нитроглицерин резко снижает давление, а у девицы оно и так низкое. Значит, нельзя. Тогда…»

– Валидол и горчичники, – приказала она Насте.

Та глянула на Леру дико, но ничего не сказала. Исчезла на три минуты, затем вернулась с лекарством, пачкой горчичников и лотком с водой.

Лера дала девушке таблетку под язык, поставила горчичник на грудную клетку. Через несколько минут пациентка слегка порозовела, из ее глаз ушел животный страх, губы разжались.

– Легче? – спросила Лера, напряженно вглядываясь в ее лицо.

– Легче, – слабо улыбнулась больная. – Никогда такого не было.

– Да уж, вам бы еще лет двадцать без такого прожить. – Лера покачала головой. – Рановато вы ишемическую болезнь приобрели. Язвы вам мало?

– Это все по наследству, – проговорила девушка. – От матери. У той и язва, и стенокардия – еще с молодости.

– Ничего, – утешила больную Настя. – Подлечитесь. Сейчас и лекарства другие, и методы разные, новые, не те, что во времена вашей мамы.

– Верно, – со вздохом согласилась девчонка.

Отправив пациентку в палату, Лера и Настя, чтобы развеяться, пошли на заветный балкончик.

– Ну мы даем! – сокрушалась Лера, не замечая, как жадно, точно Анна, хватает из протянутой Настей пачки сигарету. – Хорошо еще, что она до ординаторской дошла, а не в коридоре завалилась. То-то здорово было бы!

– Расслабься, Леруся, – уговаривала ее Настя. – Ничего бы не случилось. Позвонили бы в реанимацию.

– Типун тебе на язык! – рассердилась Лера. – Тьфу, у самой сердце схватило.

– А я вчера письмо от Гошки получила, – невпопад сказала Настя и неожиданно перегнулась через перильца. Так низко, что Лере показалось – она сейчас сверзится с пятого этажа.

– Очумела?! – Лера схватила девушку за плечи, потянула к себе.

Настя, смеясь, подняла голову:

– Испугалась?

– Идиотка! Решила покончить собой, не вынеся разлуки с любимым?

– Вовсе нет. Я часто так делаю. Мне нравится – висишь вниз головой, смотришь на землю, точно летишь.

– Правда чокнутая. – Лера сердито пожала плечами. – Долетаешься как-нибудь. Голова закружится – и привет родителям. Что пишет твой герой?

– Ничего нового. – Настя вздохнула. – Опять с кем-то подрался. Причем он же и виноватым оказался, его на губу посадили. На трое суток.

– Может, ему стоит быть погибче? – предположила Лера. – Не пускать в ход кулаки чуть что?

– Ты не понимаешь, – тут же вспылила Настя. – У него же чувство собственного достоинства! Он его защищает. Поняла?

– Угу. – Лера сосредоточенно втянула табачный дым и вдруг спохватилась: – Ой! А Машка-то! Ей же давно пора спать.

В сестринской, однако, Машки не оказалось. Заяц сиротливо сидел на диванчике, рядом с ним аккуратно лежал огрызок яблока, а самой девочки не было. Не нашли ее Лера с Настей и в ординаторской.

– Ну, попляшет она у меня! – пригрозила Лера, стараясь гневом подавить овладевающее ею волнение. – Найду, выдам по полной программе.

– Давай я в туалете посмотрю, – предложила Настя, – а ты загляни в палаты.

– Там уже все спят.

– Может, она зашла, да заплутала в темноте. Глянь на всякий случай.

Настя убежала в конец коридора, а Лера, все больше нервничая, начала осторожно приоткрывать двери в палаты. Везде было темно, больные спали.

Когда Лера обошла семь палат, руки у нее уже ходили ходуном. В мыслях она рисовала страшную картину, как девочка потихоньку вышла на лестницу, спустилась в подвал и свалилась куда-нибудь в темноте. Лера толкнула очередную дверь и застыла на пороге.

В палате слабо светил ночничок. Скворцов дремал, натянув на голову одеяло. Посреди комнаты на стуле сидела Машка. Одна косичка опущена на грудь, другая перекинута через плечо на спину, подбородок гордо и даже высокомерно поднят, а руки манерно скрещены на животе.

Напротив нее на кровати сидел Шаповалов и старательно водил карандашом по блокнотному листку.

– Маша! – выдохнула Лера. – Ты здесь!

– Я только на чуть-чуть. – Девочка виновато хлопнула глазами. – Дядя Андрей сейчас меня дорисует, и я уйду, ладно?

Андрей прервал свое занятие и вопросительно взглянул на Леру.

– Да ты… – грозным шепотом начала Лера. – Как ты могла? Где я тебе велела быть? Почему ты ушла без спросу? Мы чуть с ума не сошли, все палаты проверили! Ну ты и получишь!

Машка скуксилась, нос наморщился, губы скривились.

– Не ругайте вы ее так, – попросил Андрей. – Она недавно пришла. Вышла в коридор и перепутала двери, вот и попала сюда.

– Немедленно идем спать, – приказала Лера дочке. – Как не стыдно! Тут больные, а ты им не даешь отдыхать.

– Да я уже наотдыхался за целый день. – Андрей усмехнулся и протянул девочке листок. – На. Почти готово. Нравится?

– Ага! – воодушевленно произнесла Машка, разглядывая портрет. – А можно я маме секрет скажу?

– Нельзя, – поспешно откликнулся Шаповалов. – Мы же договорились.

– Ну пожалуйста! Ей будет приятно.

– Какой еще секрет? – недоуменно спросила Лера.

– Маша, – строго предупредил Андрей, – не смей!

– Скажу! – Машка хитро прищурилась, вытащила из-за спины косичку и, теребя ее, торжествующе проговорила: – Мам, он и твой портрет нарисовал. Даже лучше, чем мой. Пусть покажет.

– Вот и имей после этого дело с девчонками. – Андрей шутливо нахмурился, однако Лера заметила, что он немного смущен, хоть и пытается это скрыть.

– Можно посмотреть? – попросила она.

– Пожалуйста. – Шаповалов пожал плечами, с делано-равнодушным видом достал из тумбочки другой листок и подал его Лере.

Так вот, оказывается, что он все это время черкал в своем блокноте во время ее обходов. Лера придирчиво разглядывала женское лицо, изображенное на листе.

Она. И в то же время не она. Похожа, это факт, но все же что-то не так – есть различие, и принципиальное.

Нет, все-таки это она, но будто бы на десять лет моложе. Совсем юная, такая, какой она была еще до встречи с Ильей и рождения Машки: с сияющими, широко распахнутыми глазами, гордо поднятой головой, свободно развевающимися волосами. Одним словом, очень красивая. Даже слишком!

Андрей выжидающе смотрел, какое впечатление производит его работа.

– Это хобби? – спросила Лера.

– Нет, профессия.

– Вы художник? – удивилась она.

– А что, не похож?

– Нет, почему же… – Лера пожала плечами.

– Ну и как?

– Хорошо. – Она опустила руку с листком. – Но есть одно «но».

– Какое еще «но»? – Андрей недоверчиво прищурился.

– Художник должен рисовать правдиво, а вы покривили душой.

– В чем это вы увидели неправду? – обиделся он.

– Да во всем. – Лера улыбнулась. – Я совсем не такая, какой вы меня изобразили. Мне до этой девушки далеко. И потом, она намного моложе своего прообраза.

– Ничего подобного! – самоуверенно возразил Шаповалов.

– Да!

– Нет!

– Точно-точно!

– Да вы… вы в зеркало на себя поглядите, Валерия Павловна! – неожиданно выпалил Андрей.

Лера, машинально повинуясь его словам, обернулась и глянула в висящее в углу над раковиной зеркало.

Мамочка! На кого она похожа! Глаза блестят, аккуратное, волосок к волоску каре растрепалось, так что волосы падают на лоб и щеки. Да еще и свекольный румянец во все лицо!

Это был ее бич еще со школьной скамьи: стоило хотя бы чуть-чуть разволноваться или смутиться, она вспыхивала, как маков цвет, до самых корней волос. Как только Лера не боролась с этой дурацкой особенностью своей кожи моментально, точно барометр, реагировать на любое возбуждение: умывалась ледяной водой, старалась держать эмоции под контролем, даже пила какие-то специальные капли, прописанные врачом. Но все было напрасно: предательские сосуды делали свое дело. В классе Леру шутливо поддразнивали, называя «красный свет».

Она быстро провела ладонями по волосам, стараясь пригладить прическу. Андрей сидел на кровати, скрестив руки на груди и глядя на нее одновременно насмешливо и восхищенно, и молчал.

Она почувствовала, как под его взглядом жар заливает уже не только лицо, но и шею, горячими делаются ладони, а ноги слабеют, становятся мягкими, ватными.

– Так, Андрей Васильевич, – Лера попыталась придать голосу как можно больше строгости и официальности, – немедленно ложитесь. Вы и так нарушили режим, сейчас одиннадцать часов.

– Слушаюсь, Валерия Павловна, – в тон ей ответил Шаповалов. При этом глаза его так и остались озорными, он продолжал пристально, беззастенчиво разглядывать ее в упор. – Рисунок только отдайте – он ведь вам не понравился.

– Не отдам. – Лера покачала головой, сложила листок и спрятала в карман халата. Она подхватила Машку за руку и пошла к двери, но на пороге все же не выдержала и обернулась, а затем решительно шагнула из палаты. Настя стояла у выхода из отделения.

– Нашлась? – обрадовалась она, увидев Леру с Машкой. – А то я с того конца все палаты просмотрела, хотела уже вниз бежать.

– Нашлась, – рассеянно пробормотала она.

– Перенервничала, – посочувствовала Настя, вглядываясь в ее лицо. – Прямо вся горишь. Я тебе сейчас не нужна?

– Нет-нет. – Лера поспешно покачала головой.

– Тогда пойду инструменты в порядок приведу, а то Наталья завтра убьет.

– Давай.

Настя скрылась в процедурной. Лера выдохнула с облегчением и потащила Машку в ординаторскую. Та, чувствуя себя виноватой, быстренько разделась, легла и затихла.

Лера постояла над ней несколько минут, послушала ровное, сонное дыхание, а потом тихонько, на цыпочках приблизилась к зеркалу, тому самому, перед которым так любила прихорашиваться Анна.

Жаркий румянец так и не сошел с ее лица. Да и взгляд у зеркального двойника был каким-то шальным, блуждающим. И неудержимо радостным.

Лера состроила себе свирепую гримасу. Дура, нашла чему радоваться! Ну нравится он ей, с самого первого взгляда понравился, это ясно, и нечего было самой себе врать! Притворяться, что он ей до лампочки, а самой только и мечтать, чтобы он обратил на нее внимание, сделал что-нибудь такое…

Ну, вот он и сделал. И что теперь? Что у них может получиться? Да ничего, ровным счетом ничего.

Она и не знает его толком: как, чем жил, где работал, что у него на уме. Разве можно вот так влюбиться, ни с того ни с сего, да еще когда у самой полно проблем! Только-только немного утихла боль, и вся она без остатка должна принадлежать покинутой отцом Машке…

Лера медленно покачала головой, завороженно глядя, как ее отражение повторяет этот жест.

Ни к чему все это! Андрей – мальчишка по сравнению с ней. Пусть у них не такая уж большая разница в возрасте – всего четыре года, но ясно же, что она гораздо старше. Слишком много уже произошло в ее жизни, принеся горький опыт, разочарование, усталость. Еще раз разочароваться будет совсем нестерпимо. Лера не Анна, упрощать такие вещи не умеет.

Да и нельзя ничего упрощать с таким парнем, как Андрей. Он гордый, болезни своей стесняется, насмешничает, а глаза-то его Лера видела, когда обернулась: серьезные и грустные. Или ей показалось?

Лера открыла холодную воду, умылась, стараясь расслабиться, снять с себя напряжение, и вернулась к столу, к недописанным картам. Попробовала работать, но не смогла: в голову все время лезли посторонние мысли.

«Как Настена прямо!» – сердито подумала Лера и встала. Накинув пальто, она воровато прошмыгнула мимо полуоткрытой двери в процедурную, где орудовала Настя, и вышла на балкон. Мягкие, влажные хлопья первого снега приятно коснулись разгоряченного лица. Лера оперлась о перила и задумчиво посмотрела вниз, на тускло освещенный больничный двор. Потом она сунула руку за пазуху, вытащила лежащий в кармане халата листок и бережно разгладила, заслоняя ладонью от снежинок.

Линии рисунка были стремительными, легкими, точно летящими. Ничего не скажешь, здорово нарисовано, хоть и приукрашено. Ай да Настя – как в воду глядела, когда говорила, что с Леры портрет нужно писать! Вот вам и портрет, пожалуйста, как по заказу. Неужели Андрей и вправду считает ее такой красавицей?

Сзади тихонько скрипнуло. Сердце у Леры тут же резко ухнуло вниз. Он? Не спит? Пришел?!

Она стремительно обернулась: никого. Лишь ветер раскачивает балконную дверь.

Лера спрятала рисунок и вернулась в ординаторскую. Машка спала, скинув на пол плед, которым она ее укрыла, поджав под себя одну ногу и свесив руку.

Лера поглядела на дочь, улыбнулась, уложила поудобней, укрыла и вновь уселась за истории болезни.

Надо работать и ни о чем не думать. Она и так знает, что все ее мысли лишь бесплодные мечты. Скоро его выпишут, он уйдет, найдет себе девчонку, молодую, свободную, как он сам. А Лера станет жить как жила, лечить больных, растить Машку, трепаться на балкончике с Анной. Так все и будет!