Нора
— Мы поедем на велосипедах с горы? — с сомнением спрашиваю я за чашкой кофе, сидя за стойкой на кухне шикарного особняка и наблюдая, как Барб, женщина, очевидно, нанятая для того, чтобы готовить для нас, пытается приготовить омлет.
— Да! — говорит Линси со своего места рядом со мной. — Мы поднимемся на большом кресельном подъемнике на самый верх, возьмем там напрокат велосипеды и снаряжение, а потом спустимся вниз. Это склон для начинающих, так что маршрут не слишком коварный. У меня есть призы для тех, кто придет первым.
— Звучит весело? — Я произношу это как вопрос, потому что я не очень активный человек. Я из тех, кто гуляет по торговому центру с кондиционером. Делать что-либо на горе, кроме катания на лыжах, кажется мне слишком авантюрным. Я не думала, что Кейт любит активный отдых, поэтому удивлена, что это наше занятие на день. В планах было написано, что мы будем кататься на велосипедах, но я ожидала, что возьмем их напрокат, чтобы покататься по Аспену и походить по магазинам.
Барб портит свой четвертый омлет, разбрызгивая сырое яйцо по всей газовой плите, и я больше не могу этого выносить. Встаю со своего табурета и обхожу столешницу, чтобы встать рядом с ней у плиты.
— Не возражаешь, если я займусь этим?
Широко раскрытые, обеспокоенные глаза женщины смотрят на меня.
— А тебе не сложно? Я подменяю парня, который должен был быть здесь, а омлеты — мой криптонит. Если сможешь сделать лучше, я буду твоим должником, и мы сможем разделить оплату.
Я кладу руку ей на плечо.
— Мне не нужны деньги. Я люблю готовить. Мы справимся.
Я хватаю фартук, спрятанный в кейтеринговой коробке, и мы с Барб создаем собственный ритм на кухне, в то время как остальные члены группы начинают собираться, выглядя почти такими же довольными, как и я.
— Нора готовит омлет? — взволнованно восклицает Кейт. — Как мило! В качестве оплаты я подарю тебе одну из восемнадцати секс-игрушек, которые приобрела прошлой ночью.
Барб удивленно приподнимает бровь, на что никто не обращает внимания, пересказывая события прошлой ночи. Наш вечер, очевидно, был гораздо более захватывающим, чем у парней. Но я почти не слушаю, что говорят остальные, потому что мой разум заново проживает то, что случилось со мной после вечеринки.
Я мастурбировала перед Дином Мозером. Боже правый!
Проснувшись утром, я надеюсь, что мне это приснилось, но когда увидела свой розовый вибратор, стоящий на тумбочке в ярком утреннем свете, вся картина предстала передо мной в ярких красках. И самое ужасное — не только алкоголь подтолкнул меня сделать это. Или дурацкое мятное масло, которое, как сказала женщина, продающая секс-игрушки, сделает мое влагалище шелковистым.
Это все Дин. И физическая реакция моего тела, когда он рядом со мной. Я слишком долго отрицала это, и прошлой ночью просто сорвалась.
Когда проснулась утром, парень все еще крепко спал, и я решила, что могу либо смотреть, как он спит, как неудачница, либо выйти на кухню и избегать его, как победитель.
— Всем доброе утро, — гремит голос Дина, и я замираю, переворачивая последний омлет и сосредотачиваясь на шипении.
Краем глаза вижу, как он направляется ко мне. О, боже, что он собирается сказать? Пожалуйста, боже, не дай ему пошутить о моей секс-игрушке у всех на глазах. Барб будет думать обо мне гораздо хуже!
Он обвивает руками мою талию, а я замираю на месте, держа лопатку перед раскаленной сковородкой. Меня окутывает его мужской запах, когда парень прижимается своим твердым телом к моей спине и щекотит шею своей бородатой челюстью.
— Доброе утро, сладкие сиськи.
Я рычу-ухмыляюсь, поворачиваясь, чтобы посмотреть на него.
— Я говорила тебе, что будет, если будешь так меня называть.
— Обещания, обещания, — шутит он и наклоняется, чтобы запечатлеть целомудренный поцелуй на моих губах, его рука задерживается на моем бедре и опускается, чтобы погладить мою задницу на глазах у всех.
Я не могу перестать улыбаться, когда возвращаюсь к плите и выкладываю последний омлет на большое сервировочное блюдо. Дин хватает кусочек бекона с подноса, который Барб только что закончила сервировать, и я шлепаю его по руке.
— Иди, сядь за стол и жди, животное.
Он подмигивает мне и направляется к свободному месту. Когда, наконец, отрываю от него взгляд, обнаруживаю, что Кейт смотрит на меня с самой большой улыбкой на лице, которую я когда-либо видела. Она поджимает губы, пойманная на подглядывании, и поворачивается, чтобы присоединиться ко всем, кто садится за стол.
Завтрак проходит почти спокойно, но нам всем нужно спешить обратно в свои комнаты, чтобы подготовиться к экскурсии. Дин уже принял душ и оделся, так что я снова одеваюсь в одиночестве и гадаю, что за хрень происходит между нами. Неужели та демонстрация на кухне была только для его друзей? Была ли прошлая ночь одноразовой? Ему стыдно, что мы это сделали? Сделаем ли мы это снова?
К моменту, когда мы все собираемся в большом фургоне, который везет нас к кресельным подъемникам, у меня уже голова идет кругом. Дин сидит рядом со мной в фургоне и молчит, положив руку мне на бедро. Я несколько раз открываю рот, чтобы что-то сказать, но останавливаю себя. Сейчас не время выяснять наши фальшивые отношения.
Мы подъезжаем к кресельным подъемникам «Сноудон велопарка», которые представляют собой огромные капсулы, вмещающие до шести человек или трех человек с тремя велосипедами. Поскольку мы арендуем велосипеды на вершине горы, то мы с Дином втискиваемся в одну капсулу с Максом, Хенли, Сэмом и Мэгги. Поездка проходит в тишине. Но прекрасный вид на меняющие цвет деревья портят байкеры, преодолевающие эти огромные трамплины, на которые я смотрю.
— Это что, экстремальные игры? — кричу я, стекло затуманивается от моего горячего дыхания, когда смотрю вниз на свою будущую смерть.
— Мы не будем использовать трамплины, — непринужденно отвечает Дин и сжимает мою ногу.
Мои ладони начинают потеть, и я отстраняюсь от него, потому что все мое тело становится липким. Дело в том, что я не спортивный человек. Я умею кататься на лыжах, вроде как. Умею играть в волейбол, немного. Неплохо плаваю, но только потому, что мое тело обладает этой странной природной плавучестью, которая делает движение по воде шокирующе легким. Но велосипедный спорт… это не мое.
Мне удается сдерживать свой внутренний страх, надеясь, что когда настанет время переодеваться в велосипедную экипировку и увидеть тропу, по которой мы поедем, меня немного отпустит. Линси назвала эту трассу «для новичков», верно? Если я могу кататься на лыжах, то уж точно смогу проехать на велосипеде по простому маршруту.
Кейт, Майлс, Линси, Джош, Сэм, Мэгги, Макс, Хенли и Дин выстроились по порядку, одетые в шлемы, перчатки и смешные шорты с накладками на заднице, которые у Рейчел не хватило предусмотрительности сложить в мой чемодан.
— Итак, — говорит Линси, — это парная гонка на время, и будут призы.
— Что? — Дин поправляет свой велосипедный шлем. — Ты не говорила, что это гонки. Я бы размялся.
Я корчу гримасу Дину, а Линси закатывает глаза и продолжает:
— Для победившей пары будет классный приз, и позвольте мне сказать вам… вы захотите этот приз, ребята. Я хочу его.
— Да! — восклицает Макс, хлопая в ладоши. — Давайте сделаем это.
— Поскольку мы все идем по одной тропе, интервал между заездами будет по пять минут. Кейт и Майлс… вы первые. Дин и Нора… вы, ребята, будете последними. Все встретимся в баре у подножия холма, и сотрудники парка запишут наши результаты, чтобы мы могли озвучить их на празднике вечером.
— Ух, ты! — взволнованно визжит Кейт. — Я даже не люблю спорт, но это будет весело.
Весело? Почему она думает, что это будет весело? Ничто в этом не кажется веселым.
— Поехали, — кричит Майлс, и они с Кейт удаляются, оставляя за собой шлейф пыли.
Дин спрыгивает с велосипеда и начинает разминаться. Мои глаза расширяются.
— Ты что, смеешься?
— В смысле? — спрашивает он, вытянув руку над головой.
— Насчет растяжки. Это ведь тропа для начинающих, верно?
— Да, и что?
— А разминаешься, как будто мы участвуем в «Удивительных гонках»10 или что-то в этом роде.
Дин прекращает свое занятие и подходит к тому месту, где я стою, дрожа над своим велосипедом.
— Эй, Нора, наверное, сейчас не самое подходящее время говорить тебе, что я безумно азартен.
— Что? — восклицаю я, все мое тело покрывается испариной.
Дин гримасничает и проводит пальцем над моей верхней губой.
— Мы не можем проиграть эту гонку. Мне нужен этот приз.
— Ты даже не знаешь, что это, — кричу я, мой голос становится пронзительным.
Дин пожимает плечами.
— Мне все равно. Мы можем это сделать. Я верю в тебя. — Он целомудренно целует меня в губы и добавляет: — К тому же Кейт будет ужасно злорадствовать, если выиграет. Мы должны победить ее.
Остальные пары уходят одна за другой, и у меня возникает странное чувство, что я, никогда их больше не увижу. Мне следовало приготовить яйца по-флорентийски на завтрак вместо омлета. Если это их последнее воспоминание обо мне, то оно будет довольно заурядным.
Дин протягивает мне кулак, когда подходит наша очередь, но я нервно качаю головой, сжимая руль так крепко, что у меня уже болят предплечья. Парень из команды дает сигнал, и прежде чем успеваю поумнеть и покинуть этот корабль, я толкаюсь вперед и начинаю спуск с этого так называемого холма для начинающих.
— Ага, конечно, склон для начинающих! — кричу я, сворачивая с рампы запасного выхода на тропу, о которой гид рассказал нам во время ознакомительной сессии. Он сказал нам, что она предназначена для новичков, но после того, что я испытала сегодня… я очень слаба!
В поле зрения появляется небольшая пивоварня с велопарковкой снаружи, и я направляюсь прямиком к ней, спотыкаясь о свой велосипед, когда пытаюсь спрыгнуть, пока он еще движется. Я позволяю ему упасть на землю, отстегиваю шлем и забрасываю его в ближайший лес.
Мое сердце, кажется, навсегда застряло в горле, освобождая место для моих легких, которые вот-вот взорвутся. Я кладу руку на грудь и поворачиваюсь, видя, как Дин приближается на своем велосипеде, выглядя совершенно невозмутимым.
Я обвиняюще указываю пальцем на тропу, с которой мы только что сошли.
— Это склон не для новичков! — Я тяжело выдыхаю и двигаюсь к огороженной площадке, с которой открывается вид на гору и тропу, по которой мы только что ехали. Похоже, что этот запасной выход находится в середине маршрута, и я не по своей воле забралась так далеко.
Это было сделано силой.
Меня заставили.
Дин, дьявол.
— Нора, что происходит? — спрашивает Дин, ставя свой велосипед и отстегивая шлем. — Мы проиграем гонку.
Я поднимаю палец вверх, чтобы заставить его замолчать.
— Это твоя вина, — рявкаю я, расхаживая взад-вперед в своих шортах и морщась от боли в заднице, такое ощущение, будто я сидела на заостренной верхушке осинового дерева. — Ты не предупредил меня, что эта поездка подразумевает так много физической активности. Что за дерьмо ты пытаешься провернуть?
Дин смотрит, как я вышагиваю перед ним, потирая задницу и вскрикивая от боли.
— Я не думал, что спуск будет таким быстрым. Я в шоке, что мы единственные, кто остановился на полпути. — Он оглядывается на несколько случайных человек, сидящих снаружи на террасе и пьющих пиво, как будто это обычная суббота.
— И все эти твои подбадривания, — огрызаюсь я, срывая перчатки и бросая их на землю рядом с велосипедом. — Отлично справляешься, сладкая! Не сбавляй темп, сладкая! Мы можем их догнать, сладкая! Ты что, не слышал, как я кричала?
— Нет, — восклицает он, его глаза расширены от шока. — Ты была передо мной, поэтому я ничего не слышал. Нора, Боже, если ты была так напугана, то должна была остановиться.
— Я хотела, но тот парень-инструктор напугал меня, сказав, что если нажать на передний тормоз, можно перевернуться.
Дин сжимает зубы и кивает.
— Да, это может быть опасно.
— Мы спускаемся на подъемнике, — говорю я, указывая на площадку за пивоварней, где велосипедисты поднимаются или спускаются с горы. — У меня будет посттравматический синдром от всего этого!
Дин начинает подходить ко мне, будто я бешеная собака, которая может напасть.
— Давай купим тебе выпить и, может быть, что-то съедобное.
— Не хочу, — стону я, а затем падаю в его объятия, и он обнимает меня, успокаивающе поглаживая по спине. — Я хочу машину времени, чтобы вернуться назад и остаться на кухне с Барб в особняке. — Грудь Дина начинает трястись, и я резко поднимаю голову, чтобы посмотреть на него. — Лучше тебе не смеяться.
Он поджимает губы и качает головой, притворно нахмурившись, прежде чем прижаться губами к моим в долгом, затяжном поцелуе, который почти мгновенно расслабляет меня. Это удивительно и приятно, и я немного смущена этим, потому что мы до сих пор не обсудили, что именно мы делаем вместе, но я соглашаюсь, потому что мне приятно. И потому что мне это необходимо после того путешествия, которое я только что пережила.
Дин отстраняется и переплетает свои пальцы с моими.
— Давай, сладкая попка, позволь мне купить тебе выпить. Я напишу остальным и скажу, чтобы они возвращались без нас. Мы можем взять такси до дома.
Потребовалось два бокала пива на террасе, прежде чем я смогла, наконец, насладиться видом гор и перестать возмущаться. Я тяжело вздыхаю и перевожу взгляд на Дина, который выглядит так, будто позирует для какого-то журнала о приключениях на природе. Он вальяжно сидит в адирондакском кресле, одетый в белую спортивную футболку и солнцезащитные очки, пьет пиво и проводит рукой по своим темным волосам, словно ему нет дела до всего на свете. Мой взгляд опускается к его обтягивающим черным велосипедным шортам. Обычно парни в таких шортах не привлекают моего внимания… но бедра Дина до смешного мускулистые. Эластичная ткань обтягивает выпуклость, которую я видела во плоти прошлой ночью, что делает очень неловкие вещи с моим телом теперь, когда я больше не кричу от злости.
Я застенчиво расчесываю пальцами волосы, потому что, вероятно, выгляжу так, будто нахожусь в состоянии маниакального приступа. Что не так уж и далеко от истины. Делаю еще один глоток и улыбаюсь ему.
— Мое горло наконец-то перестало болеть от всех этих криков.
Дин хмурится.
— Мне действительно жаль. Во мне есть эта соревновательная жилка, и я совершенно не обратил внимания на то, что ты сходила с ума.
— Все в порядке. — Я отмахиваюсь от него. — Я пыталась вести себя спокойно.
Дин снимает солнцезащитные очки и смотрит на меня карамельно-карими глазами, которые я наконец-то могу оценить снова, теперь, когда из моих глаз исчезла пелена ярости.
— Почему ты пыталась изобразить спокойствие?
Я делаю секундную паузу, жуя губу, прежде чем решиться поразить его мыслями, которые весь день крутились у меня в голове.
— Я не была уверена, что именно значила прошлая ночь.
— А что ты хочешь, чтобы она значила? — спрашивает он, глядя на меня серьезным взглядом, который заставляет меня ерзать на своем месте.
Я перевожу взгляд и снова смотрю на горы.
— Я не знаю… Я ждала, что ты что-то скажешь. Ты весь день вел себя так мило со мной, но я не знала, было ли это притворством для твоих друзей или из-за того, что мы сделали прошлой ночью.
Оборачиваюсь и вижу, что Дин наблюдает за мной, беспокойство искажает его черты.
— Ты жалеешь о прошлой ночи? — серьезно спрашивает он.
— Нет, — быстро отвечаю я, расширив глаза. — То есть, я была навеселе, но знала, что делала. — Я делаю паузу, вытирая пальцами конденсат на своем пивном бокале, прежде чем нервно добавить: — И думаю, что это было даже весело.
Плечи Дина, кажется, расслабляются, когда он обдумывает мой ответ.
— Очень рад это слышать. Меня весь день напрягала мысль о том, что я мог воспользоваться тобой.
— Воспользовался мной? — Я качаю головой и издаю самодовольный смешок. — Это была моя идея, помнишь? Я практически бросилась на тебя.
— Знаю, но все же. У меня есть жесткое правило — не дурачиться с кем-то, кто выпил. То, что мы сделали прошлой ночью, было неожиданно и не тем, на что я обычно соглашаюсь. Так что я не горжусь этим.
Я отшатываюсь от последнего замечания, и, к моему ужасу, глаза начинает щипать, ведь его слова вызывают постыдный отклик глубоко внутри меня. Он не гордится? Неужели то, что мы сделали, было для него настолько постыдным? Боже, а я только что призналась, как мне это понравилось.
Святое дерьмо, это так унизительно.
Дин замечает перемену моего настроения, и его челюсть открывается от ужаса.
— Я не это имел в виду, Нора. Я просто имел в виду… черт.
Я вскакиваю с места, отчаянно пытаясь скрыться от его пристального взгляда, как вдруг теплая рука обвивается вокруг моего локтя, и Дин притягивает меня к себе, усаживая на колени. Он гладит меня по щеке и убирает с моего лица пряди волос, пока я пытаюсь придать лицу невозмутимое выражение.
— Я не имел в виду то, как это получилось.
— Все в порядке, — жестко отвечаю я, выпрямляясь в его руках, отворачиваясь и делая успокаивающий вдох.
— Нет, не нормально. — Он поворачивает мое лицо обратно к себе, потирая большим пальцем скулу, по которой бежит горячая дорожка слезы. Он раздумывает, что сказать дальше, и наконец предлагает: — Этот комментарий относится к моим родителям. Это не имеет никакого отношения к тебе и тому, что мы сделали. То, что мы сделали, было горячо. И я рад, что это произошло, но только потому, что ты тоже. Никаких сожалений, верно?
Он смотрит в мои глаза с беспокойством, как будто все еще не уверен в том, что мы поступили неправильно. Но его беспокоит не то, что мы сделали. Его пугает то, как я отношусь к этому сейчас, при свете дня.
— Я уже сказала, что не жалею об этом, Дин, — отвечаю я, расслабляясь на его коленях и касаясь хмурой линии между его бровями. — В чем дело? Почему ты так волнуешься? Какое отношение это имеет к твоим родителям?
Дин гримасничает, словно не хочет говорить об этом, но потом вздыхает, когда я продолжаю выжидательно смотреть на него. Он отпускает мою щеку, выпрямляется и делает долгий глоток пива, прежде чем, наконец, сдаться.
— Они постоянно напивались и дрались у меня на глазах. Я был ребенком, но отчетливо помню, как они приходили домой поздно и кричали ужасные вещи друг другу. И даже обо мне.
— Например, что? — спрашиваю я, не сводя глаз с Дина, который, похоже, борется с воспоминаниями. — Что они могли сказать о тебе?
— Например, мой отец обвинял мою мать в том, что она забеременела, чтобы заманить его в ловушку, потому что он богат, и что она должна была сделать аборт, как он хотел. Он кричал это ей, как будто не знал, что я дома. Но я всегда был там. Слушать, как они ругались было ужасно… но потом мне приходилось слушать, как они, — он сглатывает, и я смотрю, как двигается его кадык, — мирились. Это был полный пиздец. Я не мог поверить, что они могли быть близки друг с другом после того, как наговорили такие ужасные вещи. Но они были так пьяны, что, по-моему, не понимали, что говорят или делают.
— Господи, Дин, — выдыхаю я, потому что не знаю, что еще сказать. — Это ужасно.
— Да, ужасно… и именно поэтому я не связываюсь с девушками, если они пьяны. Я видел, какой опустошенной и подавленной была мама на следующий день после их ссор… как будто она не могла смотреть на себя в зеркало. Это убивало меня. Даже если она была взрослой женщиной, те ночи полностью разрушили ее уверенность в себе. Она все еще встречается с гребаными придурками вроде моего отца. Она как магнит для них, клянусь.
Мое сердце сжимается от суровых слов Дина о своих родителях. Он намекнул на их проблемы на вечеринке моих родителей, но я и представить себе не могла, что все настолько плохо. Мои родители всегда спорили тихим шепотом, и даже тогда папа обычно уступал маме, и все заканчивалось. Кричать друг на друга — это не то, что я могу себе представить.
Честно говоря, слушая о родителях Дина, я чувствую себя виноватой за то, что жаловалась ему на своих. Как он вообще уделил мне время с этой схемой фальшивых свиданий? Как он не рассмеялся мне в лицо и не назвал избалованной соплячкой, которая не знает, что такое настоящие проблемы?
— У тебя сейчас хорошие отношения с родителями? — спрашиваю я, надеясь, что после их развода ситуация улучшилась.
— Да, у нас все в порядке. — Он пожимает плечами. — Раньше мы были ближе, когда мой дедушка был еще жив. Отец моего отца заставлял всех нас устраивать семейные ужины по пятницам, несмотря на то, что мои родители разошлись. Думаю, это был его способ убедиться в том, что мои родители ладят друг с другом при мне. Но он умер, когда мне было восемнадцать, и теперь я вижу своих родителей только по праздникам и на странных ужинах… по отдельности, конечно, что лучше.
Я прикусываю внутреннюю сторону щеки.
— Это немного грустно.
Он морщит нос.
— Все в порядке…Я рассказываю тебе все это только для того, чтобы ты поняла, что прошлой ночью… я потерял контроль. Такого со мной никогда раньше не случалось ни с одной женщиной. Так что, если я был любвеобилен с тобой сегодня, это потому, что мне понравилось то, что мы делали прошлой ночью, но я чувствую себя виноватым. Не хочу, чтобы ты думала, будто я воспользовался ситуацией. И я действительно не хочу, чтобы Рейчел сожгла мой дом, — говорит он, и я не могу удержаться от смеха.
Я беру его заросшую бородой челюсть в ладонь и смотрю на него серьезным взглядом.
— Обещаю, что я была в здравом уме и искренне наслаждалась прошлой ночью.
— Спасибо, черт возьми, за это. — После вздоха облегчения, ухмылка играет на его губах, когда парень смотрит на мой рот. — Потому что наблюдать за тобой прошлой ночью было, наверное, одной из самых сексуальных вещей, свидетелем которых я был, а я смотрю много порно.
Мои губы приоткрываются в шоке, и я прикрываю щеки, чтобы скрыть румянец, который вызвал этот странный комплимент. Он же не может быть серьезным, верно? Дин спал со многими девушками… наверное, даже с большим количеством, чем я хочу знать. Как возможно, чтобы то, что мы делали прошлой ночью, могло быть так высоко оценено?
Я пристально смотрю на него, ища хоть какой-то проблеск того, что Дин дразнит меня, но он смотрит на меня в ответ широко раскрытыми глазами, кажется, ничего не скрывая. Может быть, я наивна, но верю в то, что он говорит. И мне очень стыдно, что я так польщена.
— Трудно поверить, что все это было моей идеей, — лепечу я, убирая руки со щек и признавая свой стыд.
— Да уж, — смеется он и сжимает мою ногу, прежде чем наклониться и заговорить приглушенным голосом. — Я не могу перестать воспроизводить твой образ с розовым вибратором весь гребаный день, а эти чертовы велосипедные шорты ничего не скрывают.
Я прикусываю губу и с благоговением смотрю на его колени. Боже, это безумие. Это совершенно на меня не похоже — подцепить парня во время семейной поездки в Аспен, а потом хотеть продолжать с ним встречаться.
Но я ничего не могу с собой поделать.
Я испытываю безумное чувство власти, заставляя такого великолепного, безумно уверенного в себе мужчину, как Дин, терять контроль над собой на публике. Может быть, это потому, что у меня сто лет не было секса, или потому, что уровень стресса зашкаливает, и эти выходные — то, что мне нужно, чтобы немного прояснить ситуацию, но… я еще не закончила с Дином.
Даже близко не закончила.
То, что мы здесь делаем… это должно продолжаться.
Я улыбаюсь ему и делаю глубокий вдох, прежде чем произнести слова, которые не смогу забрать обратно.
— Тогда почему мы все еще на этой дурацкой горе, когда есть масса других вещей, которыми мы могли бы заняться?
Дин приподнимает бровь и улыбается в ответ, ослепляя меня своей привлекательностью, когда скользит рукой под мою рубашку и ласкает мою поясницу.
— Я хочу внести ясность. Означает ли это, что мы официально друзья по траху?
— Да, — отвечаю я четким кивком и слезаю с его колен, бросая взгляд на его пах, когда он наклоняется вперед, чтобы прикрыться.
— Без всяких условий? — добавляет он, пристально глядя на меня.
— Без всяких условий. — Я кладу руки на бедра и бросаю на него взгляд. — Это просто маленькое дополнение к нашей деловой сделке.
— Не все сводится к бизнесу, Нора. — Он тихонько хихикает и встает, держа куртку перед собой. — И нет ничего маленького в том, что происходит внутри этих шорт.
Я прикусываю губу и улыбаюсь.
— Мы оба знаем, чего хотим и чего не хотим. А именно, отношений. Так что мы вполне можем справиться с этим соглашением о фальшивым сексе.
Дин качает головой.
— Ты действительно пытаешься ввести такое понятие, не так ли?
Я с гордостью соглашаюсь.
— Друзья с привилегиями и приятели по траху — уже затерты до дыр. Фальшивый секс… в этом есть оригинальность. Харизма, — добавляю я, показывая пальцами между нами.
— Как крупон, — предлагает он с подмигиванием, от которого моя улыбка становится еще шире.
— Может быть, даже лучше.