– Ммм, Дрю, – простонала Эмили, и сплела пальцы у него на шее, чтобы притянуть к себе для жаркого поцелуя.
Где-то в подсознании она понимала, что видит сон, восхитительный сон, но как реальна теплота этих губ!
Ее тело выгнулось навстречу ему, она вдохнула возбуждающий запах и застонала от пьянящей порочности запретного удовольствия. Если он перестанет целовать, она…
– Эмили, проснитесь.
Раскрыв глаза, она обнаружила стоявшего у кровати Дрю. Что это значит?
Надо только расцепить руки, обнимающие мужскую шею.
Эмили медленно опустила руки и пробурчала извинение. Если бы он не загораживал ей путь, она бы сбежала.
Одна надежда – авось он не догадается, что сон был о нем.
Она откинулась на груду подушек и прикрыла рукой глаза.
– Господи, как неудобно. Даже не знаю, что… – Она глянула на него сквозь пальцы и нахмурилась. – Подождите-ка. А что вы здесь делаете? – Когда твое подсознание сходит с ума по мужчине, которого едва знаешь, это одно; но когда он без приглашения оказывается у твоей кровати полуголым!..
– Нам надо ехать.
– Куда?
– Звонили из госпиталя насчет вашей бабушки.
Как же он соблазнителен для женщины в ее положении – лежащей на спине и еще не остывшей после эротического сна!
Ее смущение мгновенно испарилось.
– Что случилось?
– Сказали, что она не потрудилась позвать няню и упала. По-видимому, сломала лодыжку.
Сквозь узкое длинное окно над кроватью бабушки Эмили видела, как чернота ночного неба сменяется серым рассветом, потом ослепительным солнечным сиянием, обещавшим очередной безумно жаркий день. К двум часам дня температура подползла к сорока.
Ранним утром, когда они с Дрю появились в больнице, их заверили, что с бабушкой все будет в порядке. Операция серьезно поврежденной ноги была назначена на восемь утра.
После операции бабулю отправили в реанимацию из-за возраста. Врач-ортопед, намного старше вчерашнего интерна, терпеливо объяснил, как будет проходить операция и дальше процесс выздоровления. Примерно через шесть недель снимут гипс и вынут штыри. Потом понадобится физиотерапия. Бабушке повезло, что она не сломала шейку бедра, но все равно выздоровление будет протекать долго, опять-таки из-за возраста.
Несмотря на заверения в благополучном исходе, Эмили не покидало беспокойство. Большая часть ее детства прошла с бабушкой, и внучка считала ее в большей степени своей матерью, чем настоящую мать.
Глинис Норрис полностью оправдывала репутацию своего поколения: свободный дух и свободная любовь. Эмили всегда удивляло, зачем она вышла за Томми Дугана? Чернила на свидетельстве о рождении дочери не успели высохнуть, когда родители уже подали на развод. Отца Эмили никогда не видела, но полагала, что ей повезло: отцов ее сводных брата и сестры мать повести на регистрацию не позаботилась.
Мать родилась с любовью к странствиям. Едва вернувшись к родителям с новорожденной, она укатила в Орегон – жить в какой-то коммуне. Тогда она увезла Эмили с собой, но в пять лет девочка вновь оказалась у бабушки с дедушкой, где в основном и жила в последующие годы. За исключением редких моментов, когда в матери просыпались дремлющие родительские инстинкты.
Эти моменты Эмили ненавидела. В отличие от матери, она предпочитала знать, где будет спать следующей ночью. И лучше всего – в собственной кроватке в своей комнате. К тому времени, когда она повзрослела, неприязнь между матерью и дочерью выросла до столь тревожащих размеров, что Глинис заявила: для наших душ будет лучше, если дочь останется у ее родителей навсегда. Эмили это вполне устраивало.
Ее сводные брат и сестра, Дук и Джустин, в большой мере унаследовали материнский вольный дух и детские годы в основном провели с Глинис; но бывали времена, когда и их отсылали к бабушке и дедушке. Случалось, что сын или дочь посылались к соответствующему папе, но эти визиты редко продолжались больше недели. Потом братец и сестренка возвращались к деду и бабке снова.
В то время Эмили жилось чудесно. Младшеньких она обожала и жалела, что мало виделась с ними после того, как переехала в Нью-Йорк покорять мир рекламы, – глупая затея, как теперь ясно. Дук поселился в Алабаме, но постоянно разъезжал по автомобильным гонкам. Он гениально разбирался в двигателях и сейчас начальствовал над командой механиков одной из лучших в стране группы автогонщиков. Джустин в конце концов утихомирилась, нашла вкус в жизни на одном месте и последние два года благополучно работала на ранчо в Вайоминге. Мать Эмили, по последним слухам, была помощницей у художника в Нью-Мехико. Слухам было три месяца, и, зная мать, Эмили сомневалась, что та до сих пор там.
Джустин уже извещена и обещала найти Дука и сообщить ему о состоянии бабушки. Оба дяди Эмили, Тайлер и Джон, живут за границей, но обещали сразу приехать, если будет необходимо. Двоюродные братья разбросаны по стране. В общем, заботиться о больной пока что придется присутствующей внучке.
Вот она и сидит тихонько, дожидаясь, пока бабуля проснется после наркоза. Дрю, кажется, тоже задремал в своем кресле в углу.
Не может она понять этого человека. Мало того, что они друг другу чужие, он еще, считай, держит ее бабку под следствием как возможного поджигателя и при этом остается рядом, стоически оказывая Эмили молчаливую поддержку. И ни намека на недовольство или на то, что он предпочел бы находиться еще где-нибудь, а не сидеть тут с ней и бабушкой.
Вот Чарли, тот бы просто заверил ее, что она может звонить, если состояние больной ухудшится.
Молоденькая и хорошенькая медсестра бесшумно вошла в палату, подошла к кровати посмотреть на экраны, на температурные кривые, проверила капельницу. Послала улыбку Дрю. Естественно, ведь женщины сами валятся к его ногам. Включая Эмили.
Медсестра кивнула Эмили в знак того, что все в порядке, и выскользнула из палаты так же тихо, как вошла, бросив последний восхищенный взгляд на Дрю.
Объект этого восхищения зашевелился, открыл глаза и устремил взгляд на Эмили. Дремотная улыбка тронула губы Дрю, и Эмили подумала, что, если бы ко всей этой аппаратуре была прицеплена она, кривая температуры вылетела бы за пределы бумаги.
– Вам следовало бы идти домой, – проговорила она, понижая голос, чтобы не разбудить бабушку.
– Вам тоже, – ответил он.
– Но вы и так уже сделали для нас больше, чем должны. В самом деле, вам можно уже уходить. Со мной все будет в порядке.
Что с ней творится? Ведь только что ее выставил очередной паршивец в длинном ряду паршивцев, выбранных ею же самой!
И этот парень ответил на ее поцелуй, пусть во сне. И у него хватило такта не говорить об этом.
Видишь, Эмили, нормальный мужик.
Ну нет. У этого парня слишком длинный список телефонов.
Эмили с трудом сдержала тяжелый вздох.
Дай время, сказала она себе, и из всего этого обаяния вылезет обыкновенное тупое ничтожество. Ее собственный опыт – достаточное основание для такого вывода.
– А я придумала лучше, – неожиданно сказала бабуля, заставив внучку подскочить. – Идите вы по домам, а я отдохну. – Мягкая улыбка и любовь, светящаяся во взгляде, смягчали резкий тон слов.
Эмили подвинулась на край стула и взяла бабушку за руку.
– Извини, мы тебя разбудили.
Бабушка махнула свободной рукой.
– Вы не разбудили меня. – Она посмотрела на Дрю: – А вы что здесь делаете, инспектор Перри?
Дрю вылез из кресла и подошел к кровати с другой стороны.
Бабуля повернулась к Эмили:
– Испортила я тебе отдых, да?
– Ничего, – заверила Эмили. – Мы вполне можем общаться здесь, пока тебя не выпишут.
Девушке показалось, что старушка пожала ей руку, но так слабо, что она не была в этом уверена.
– Иди домой и постарайся отдохнуть. Ты ужасно выглядишь, внученька. Приходи завтра утром, если хочешь, и принеси заодно, пожалуйста, мою записную книжку с адресами. Нужно найти кого-нибудь, чтобы вел занятия вместо меня.
– Не надо сейчас об этом думать, – мягко упрекнула Эмили. – Тебе сейчас положено выздоравливать и ни о чем не беспокоиться.
– Я не могу снять с себя ответственность. – (Спорить было бесполезно.) – Ни у Марго, ни у Риты нет времени, чтобы взять еще часы, и больше десяти человек уже заплатили за мои курсы «Изысканных десертов» и «Кремы и соусы», которые начинаются в понедельник.
– Бабуля…
Дрю кашлянул, не дав Эмили продолжить.
– Извините, пожалуйста, мне надо позвонить.
Эмили подождала, пока он скрылся за дверью.
– Бабуля, не беспокойся. Марго и Рита прекрасно тебя заменят.
Старушка глянула на внучку с таким выражением, будто разуверилась в ее здравом смысле.
– Соусы Риты – это сплошные комки, и у Марго они получаются не лучше. Она прекрасно умеет жарить на решетке и в печи, но не в состоянии даже приготовить тесто для кекса из готовой смеси.
– Тогда придется отложить эти курсы до следующего семестра.
– И не подумаю, – с оскорбленным видом заявила бабушка.
– Ну хорошо, я найду замену.
– Эмили, ты славная девочка, но на кухне ты беспомощна.
– Да, – согласилась Эмили, – но у меня есть диплом Колумбийского университета. Думаю, я гожусь, чтобы заняться административными делами, пока ты не возьмешься за дела сама.
– У тебя, кажется, отпуск.
– Меня это не затруднит, бабуля. Отпуск можно продлить дольше, чем планировалось. Я с удовольствием этим займусь. Только попробуй спорить. – Она строго глянула на старушку. – Ты не в том положении.
Некоторое время царило молчание, потом бабуля вздохнула, признавая поражение.
– Ладно, твоя взяла. Пока что. – Она погрозила внучке пальцем, точно непослушному ребенку. – Но решаю, кого нанимать, я, а то ты живо приведешь с улицы первого попавшегося, кто заявит, что умеет готовить.
– Я справлюсь.
– Позвони в агентство и только объясни, что нам требуется. Занятия назначены на послеполуденные и вечерние часы, так что должен найтись хороший преподаватель, желающий подработать.
– Хорошо, сделаю, – терпеливо ответила Эмили. Она знала, как важна для бабушки школа.
– Нужно, чтобы они обязались пройти с учениками полный курс. И заключи с ними контракт, письменный.
Эмили вздохнула и медленно выдохнула.
– Да, мэм.
Дать внучке дальнейшие ценные указания бабуля не успела. Вернулся Дрю, и один взгляд на него сказал Эмили: что-то неладно.
– Что случилось?
– Я только что говорил с капитаном, – произнес он поворачиваясь к больной. – Мне больно говорить вам это, миссис Норрис, но у вас опять пожар.