Из города я не уехала. Остановившись возле кафе на окраине, устроилась с чашкой кофе в полупустом помещении возле окна и задумалась. Что делать дальше? По-хорошему, стоит уехать в Штаты и жить так, как жила до этого. А зачем тогда приехала?
Да, я собиралась в первый же день заявиться к нему и в лоб спросить, что тогда случилось. Но запал мой как-то быстро угас. Я боялась… Боялась услышать: «Разлюбил, так бывает».
Эти слова равнодушно бросил мне в самолете отец и уткнулся в документы, не понимая, что разрушил тогда мой мир. Все, чем я жила, о чем мечтала, разлетелось на осколки, которые с каждым вдохом царапали меня изнутри.
Я умерла, но почему-то продолжала дышать. От меня остался только сгусток боли. А зачем мне это надо было?
Незачем…
Едва мы приехали в купленную отцом квартиру в Нью-Йорке, я вскрыла себе вены. Да, можно подумать: идиотка, ни один мужик того не стоит. Но дело даже не в этом.
Боль, разъедавшая меня, достигла критической отметки. Я больше не могла ее терпеть и даже не ощущала, как лезвие впивалось в кожу.
Я никогда не спрашивала, как отец догадался, вряд ли у него сработало родительское чутье – в принципе, мы после этого и виделись только один раз. И, возможно, если бы он сам не был врачом, то исход был бы другим.
Но если с физическими ранами он мог помочь, то с душевными нет. Поэтому и пришла в себя я уже в больнице. И, наверное, странно, что именно там у меня открылось второе дыхание…
– У вас телефон звонит, – сказала подошедшая официантка и предложила: – Еще кофе?
Я кивнула и, достав смартфон, посмотрела на экран. Только вспомнила – и вот.
Ответив на видеозвонок, я увидела уставшее лицо бывшего мужа и сказала:
– Привет.
– Я не говорю на русском, – напомнил он.
– Извини, – перешла я на английский. – Как дела?
– Нормально, только вернулся из Аргентины, – Роберт снял очки и потер переносицу. – Открыл электронную почту и увидел письмо от твоего отца.
– Он хотел записаться на прием? – не придумала я лучше вопроса.
Может, старик точно умом тронулся. Зачем ему еще понадобился психиатр?
– Ему нужна была консультация специалиста по расстройствам мышления.
– И он не нашел никого, кроме тебя?
– Я лучший, – равнодушно сказал Роберт.
Тут, конечно, не поспоришь.
– Слушай, а он не описал в своем письме что-то конкретное?
– Нет, просил позвонить, как прочитаю. Я вот пробовал сейчас набрать, но…
– Отец умер, – перебила я.
От собственных слов неприятно сдавило грудь. Наверное, мне надо было произнести это вслух, чтобы понять. Сапожник без сапог, черт возьми! Все-таки он был моим отцом, пусть не самым лучшим, но…
– Лили, – позвал меня Роберт. – Соболезную.
– Спасибо, – машинально кивнула я. – Можешь переслать мне это письмо?
– Конечно, – кивнул он.
Мы еще немного поговорили о делах наших клиник, и я снова уставилась в окно, помешивая ложкой кофе. Кафе пустело, и вскоре я осталась одна в зале, не считая бармена и девушки-официантки.
Чем же ты, Николай Николаевич, занимался и что тебя интересовало?
У меня упорно появлялась навязчивая идея – я хотела понять отца.
В кафе появился запоздалый посетитель. Молодой парень устроился напротив меня за соседним столиком и игриво подмигнул официантке. Он не сделал заказ, но вскоре она поставила перед ним две тарелки. Любовь у людей, невооруженным взглядом видно. Скорее всего, встречает девушку после работы.
Парень поднял голову, мазнул по мне взглядом и снова уткнулся в тарелку. Но не успел донести вилку до рта, нахмурился и теперь посмотрел на меня в упор. По крайней мере это неприлично, молодой человек. Я хотя бы наблюдала за ним боковым зрением.
Парень поднялся и подошел к моему столику.
– Извините, – неуверенно начал. – Вы Лилия Родионова?
Странно, я думала, уже никто, кроме отца, меня удивить не сможет.
– Да, – кивнула в ответ.
– Я читал вашу статью о профессиональном выгорании и суицидальных мыслях у медицинских работников. Там еще фото было, вот я вас и узнал, хотя в журнале указано, что вы живете в Штатах.
– А вы, простите?..
– Александр, – представился парень. – Я в полиции работаю.
Наверное, спрашивать сразу, в каком отделе, в каком районе он работает, не стоит. Но шутками жизнь меня уже не удивит. Я откинулась на спинку стула и спросила:
– Интересуетесь этой темой?
Александр пожал плечами:
– Не то чтобы… Просто из-за одного дела вспомнил вашу статью.
– Вот как, – кивнула я.
Если бы он сейчас сказал про дело Елизаровой, то за иронию судьбе я бы дала пять баллов. Но Александр молчал. Правда, и не уходил. Указательным пальцем он постукивал по столешнице – принимал решение. Наверное, думал, стоит ли делиться мыслями с незнакомой женщиной.
Наконец, перевесило любопытство.
– Вы позволите? – кивнул Александр на стул напротив меня.
– Конечно.
Он присел и улыбнулся своей удивленной девушке. Улыбка так и кричала: «Не ревнуй, люблю только тебя».
Я официантку понимала. У меня тоже когда-то срывало крышу, если в опасной близости от любимого человека появлялась особь женского пола. И никакие рациональные доводы не действовали.
«Какие девушки? Я никого, кроме тебя, не вижу…»
Эти слова как будто прозвучали здесь и сейчас, я даже неосознанно закрыла уши ладонями, чтобы заглушить их в своей голове.
– Лилия… – услышала я как сквозь вату Александра. – Извините, а как вас по отчеству?
– Можно без отчества, – ответила я, возвращаясь из омута воспоминаний.
– Скажите, вот гипотетически, может ли врач с хорошим местом работы, без финансовых проблем, любовных драм покончить с собой?
– Гипотетически возможно все. Некоторым людям достаточно мелочи, чтобы сломаться. Другие не станут сдаваться до последнего. Многое зависит от характера, темперамента человека, от его отношения к обстоятельствам, спровоцировавшим суицидальные мысли. Можете дать мне психологический портрет?
Александр снова задумался, а я все больше убеждалась, что говорим мы именно о смерти Елизаровой. Значит…
– Боюсь, подобным в России не занимаются, – усмехнулся парень.
– Мы же говорим о реальном деле?
Он нехотя кивнул:
– Закрыли, списав на несчастный случай.
Теперь я убедилась окончательно, вспомнив отчет. Елизарова страдала синдромом Нельсона, это же острая надпочечниковая недостаточность, возникшая на фоне перенесенной болезни Кушинга. Риск возникновения был небольшой, но Елизаровой не повезло попасть в этот маленький процент. В итоге в ходе предварительного следствия было решено, что Мария Александровна перепутала препараты. А средство для проведения медикаментозного аборта никак нельзя принимать людям с болезнями надпочечников. И все вполне логично и складно, только мне с трудом верилось, что врач с двадцатилетней практикой может перепутать лекарства.
– Извините, что отвлек вас, – сказал Александр.
– Что вы, ничего страшного.
Телефонный звонок прервал наш светский обмен любезностями. Парень посмотрел на свой смартфон и ответил, сдвинув слайдер:
– Да!
Я взяла чашку с уже остывшим кофе, и… она выскользнула из пальцев, стоило мне услышать голос. В тишине пустого помещения и благодаря хорошему динамику он меня парализовал. Я вцепилась похолодевшими пальцами в край стола и закрыла глаза. Вот и все…
Остались только я и его голос. Как будто не было всех этих лет. Я любила его слушать, распознавала настроение в интонации. Сейчас это была усталость. Я даже отчетливо увидела, как Женя проводит большим и указательным пальцами по бровям от переносицы, в другой руке держа незажженную сигарету и крутя фильтр, а телефон привычно прижимает щекой к плечу.
– Да, хорошо, понял, – чужой голос ворвался в эту иллюзию близости, и я открыла глаза. – С вами все в порядке? – удивленно спросил Александр, повесив трубку и бросив на темную лужицу на столе несколько салфеток.
Я кивнула и, поднявшись, сказала:
– Извините, мне пора.
– До свидания.
Я остановилась возле машины и, сделав вдох, сказала сама себе: «Соберись, Лиля. Ты, кажется, сходишь с ума».
Порыв ветра бросил в лицо мокрый снег, но даже это не отрезвило. Нет, я уже давно сошла с ума. И от этого не хотелось лечиться, потому что я наслаждалась тем сумасшествием. Только похмелье оказалось слишком тяжелым…
Домой я зашла только около часа ночи и, включив свет в коридоре, даже поначалу не поняла, что случилось с квартирой.
– Какого черта? – спросила вслух, только вряд ли разбросанные вещи могли ответить на мой вопрос.