Все началось с развода.
Анна Томченко
1.
Тогда.
— Элла беременна... — в тишине большого дома прозвенел голос мужа.
Привет, я Алена.
Мне сорок пять. В этом году у меня с самым лучшим мужем Альбертом серебряная свадьба.
У нас двое детей, Зина, ей двадцать четыре. Она вышла замуж в девятнадцать и поэтому у меня сейчас есть чудесный внук Митя. И младший сын — Гордей. Еще студент, но уже работает с отцом.
У меня была образцово показательная семья.
Была...
До сегодняшнего дня, пока муж не вернулся из командировки.
Альберт владелец региональной компании по добыче руды. И у него всегда были командировки. Но я не думала, что из одной из них он привезет такое...
Я увидела машину мужа, которая въехала на территорию участка и выбежав из оранжереи направилась к дому, где в прихожей меня ждала корзина с молочными фрезиями.
А мужа не было.
Он стоял в зале возле секретера и медленно тянул напиток из толстостенного, бокала.
— Элла беременна... — словно подумав, что я не расслышала, произнес Альберт и со стуком поставил бокал на полку.
От звука у меня из ослабевших пальцев вырвалась корзина с цветами и, громко ухнув об пол, зашаталась.
Тонкие стебли с пышными соцветиями не выдержали и склонились.
— Я рада тебя видеть... — прошептала я, не понимая кто такая Элла и при чем тут ее беременность.
На уровне подсознания, что-то инстинктивное качнулось внутри и заставило меня притормозить, не броситься с объятиями к мужу, а именно затормозить, врастая ногами в пол.
Последние три года я не работала в прямом смысле. До этого я была одним из сотрудников мужа, поэтому можно сказать мы поднимали компанию вместе, но после рождения внука Альберт пришел к выводу, что меня сильно не хватает семье и поднял вопрос о том, чтобы я стала домохозяйкой.
И я стала. Завезла себе блог про садоводство, загородную жизнь и десерты.
Прибыли от него в размерах компании мужа было совсем чуток, но я себя успокаивала, что не сижу на одном месте ровно. И когда муж вернулся из командировки я в оранжерее записывала очередной выпуск про подготовку к сезону, поэтому и платье на мне было наверно больше сценическое.
— О чем ты? — спросила я, смутно ощущая беспокойство внутри.
— Элла беременна... — снова повторил эту фразу муж, а потом развернувшись ко мне продолжил. — И я разрешу ей родить.
Сознание сделало кульбит и вынудило меня шагнуть в сторону винтажного дивана.
Я впилась пальцами в кожаную спинку Честера и услыхала скрип.
— Яне понимаю... — принесла я, глядя на мужа глазами полными паники. — Какая Элла? Почему вернувшись из командировки ты говоришь мне об этом?
Альберт вскинул брови и медленно расстегнул манжеты рубашки, оголяя сильные жилистые запястья.
Для своего возраста муж был не сладким женушкиным пекинесом, а матерым и сильным волком, шрамы которого только украшали. Хищный блеск в глазах, вольность в повадках, цинизм.
От Альберта всегда веяло яркой мужественностью. Ее можно было просчитать и в том, как он поднимал подбородок глядя сверху вниз на собеседника и в развороте плеч, в осанке. Он был настолько привлекательным, что мое сердце до сих пор билось тройными рывками, когда супруг выходя из душа в одном полотенце, напрягал спину, по которой можно было проводить пальцами, чтобы прощупать все изгибы мышц.
Как древнегреческая статуя Ареса.
— Потому что дальше затягивать не имеет смысла... — произнес муж и шагнул к креслу. Закинул ноги на пуф, а руки заложил за голову, показывая, как натянулась рубашка на груди.
Я словно фарфоровая кукла сделала неуверенный шаг в сторону, стараясь обойти диван.
— Элла... — голос стал тихим. Мне неподвластна была сейчас его громкость. —Твоя любовница?
Страшное предположение, которое выморозило мне сердце, прозвучало.
И слова словно бы упали в глубокий колодец, из которого по стенам тут же прилетело эхо: «ца-ца-ца...».
Я зажмурила глаза, прогоняя пошлые грязные картинки того, что мой муж поступил так.
— Ну Аленушка... — улыбнулся коварно Альберт... — Такие слова некрасивые. Ты же не маленькая девочка...
Альберт прищурился и потер указательным пальцем подбородок. А я уже не понимала реальность это или я подскользнулась и ударилась головой в оранжерее.
— Любовница, наверно, все же ты в контексте любая... — Альберт тяжело вздохнул и уперев ладони в подлокотники оттолкнулся от кресла. — А вот там любимая женщина...
— Ты в плохом настроении, да? — тихо уточнила я, стараясь хоть на что-нибудь свалить этот разговор, но глядя в наполненные холодом глаза мужа я понимала, что это всего лишь глупая уловка.
— Я в самом лучшем настроении, Аленушка, — качнулся вперед Альберт и вынудил посмотреть ему в глаза. — Я почти четверть века, согласись, был хорошим мужем. Я построил дом, в котором одиноко теперь нам вдвоем. Я вырастил детей.
Я, твою мать, даже эти австралийские ели своими руками сажал, понимаешь?
Я смотрела в глаза Альберту, а у самой дрожали губы.
— Я столько лет был хорошим мужем, отцом, зятем, — Альберт тяжело выдохнул и покачал головой. — А теперь я хочу побыть счастливым человеком.
Только не со мной, а с ней...
2.
Тогда
— Понимаешь, Алёна, у нас с тобой все было не хорошо, плохо, дерьмово. Какая кому разница? — Голос у Альберта не дрожал. Он был ровным, сильным, звучал и эхом разносился по всем уголкам дома, а я стояла растерянная, разбитая, и понимала, что меня даже ноги перестали держать.
Мне хотелось вцепиться в его рубашку, чтобы хоть немного продержаться в вертикальном состоянии.
— И вот ты знаешь, я вдруг понял, что я не хочу больше, Ален, с тобой, не хочу больше.
А я хотела с ним навсегда.
С ним, единственным, через боль, через потери, через все то, что мы с ним прошли, чтобы в старости, вдвоём, вместе, под высокими соснами, между которых будет висеть беседка, с толпой внуков. Я все это хотела, а сейчас выяснилось, что у него есть любовница — раз.
И она беременна — два.
И три — он не просил прощения...
Он уходил.
А я так хотела ему всю жизнь, до конца, доверять.
— Почему? — Спросила я, и голос завибрировал, а руки автоматически схватились за его рубашку, колени подогнулись, и Альберт, вместо того чтобы поддержать меня, перехватил запястье, сделал шаг назад, посмотрел свысока, как я опускаюсь, на колени и обнимаю себя за плечи.
— Ален, какая разница почему. Какая разница? Сам факт, все пришло к концу. Я не вижу смысла что-либо затягивать. Ну, хочешь, чтобы я был джентльменом? Ну окей, давай мы сейчас отмотаем эту историю назад и создадим такую ситуацию, что я тебе этого не говорил. По-джентльменски не бросать жену после четверти века брака? По-джентльменски! Только тебе от этого легче будет ощущать, что я прихожу к тебе, как на каторгу, раздражаюсь, психую, потому что я не с ней? Нет, тебе не легче от этого будет.
— Нет, ты не понимаешь, — тихо прошептала я, не зная, как объяснить Альберту, что мне было важно понять, почему...
Я же ничего плохого не сделала, я не была женой, которая пилит, ноет, страдает или ещё что-то.
— Да, все, я прекрасно понимаю. Тебе важны причины. Ну, у таких моментов не существует причин. Как тебе объяснить, что вчера я любил тебя, сегодня люблю её.
У таких ситуаций не бывает какого-то логического обоснования. Зачем ты требуешь логики и математики от того момента, где правят чувства? Ну, не люблю, понимаешь? Ну, не люблю.
И он наклонился, схватил меня за плечи, заставляя меня посмотреть ему в глаза.
— Ну, не люблю, Ален, Аленушка, не люблю.
— А её, когда полюбил? Когда она влезла в нашу семью или, когда сказала, что беременна?
— Ален, вот давай, не надо, а, — вспылил Альберт и отшатнулся от меня, встал с корточек, сделал несколько шагов до окна. — Вот, давай сейчас не надо. Что ты хочешь? Ты вот сейчас чего добиваешься? Скандала? Его не будет. Я принял решение, и все. И ты никак на него не повлияешь. Что, ссышься за то, что у тебя ничего не останется?
А вот об этом я думала в последнюю очередь.
У меня даже мысли не возникло о том, что кому как останется.
Мне было настолько больно, что я ощущала стекло, пущенное по венам.
— Дом тебе оставлю, — фыркнул и поднял лицо к потолку Альберт. — Хорошая же ситуация дом оставить? Дом оставлю. Машину там оставлю, даже содержание выпишу тебе. Этот развод, по сути, никак тебя не заденет. В бизнес, да, не дам сунуться, но все остальное... Что ноешь-то? — Спросил зло Альберт, разворачиваясь ко мне— Вот, что ты ноешь как будто я тебя на горные рудники отправляю. Дом оставил, тачку оставил. Сиди, занимайся дальше своими растениями, своим блогом. В чем проблема? Не вижу проблемы. Ну вот расходятся люди. Что ты сидишь сейчас на полу и сопли вытираешь.
Да я не сидела и сопли не вытирала.
Я просто не могла поверить в происходящее.
Как такое могло случиться в моей семье и со мной.
— И вообще, Ален, поднимись, вещи собери. Не хочу тратить на это время.
Можешь даже составить сама документы на развод. Я все равно не смогу в ближайшее время этим заниматься. У меня слишком насыщенная жизнь для этого... — он говорил так, как будто бы отдавал мне приказы, и меня при каждом слове потряхивало.
Я покачала головой, облизала нижнюю губу, схватила себя за плечи...
Я хотела ему доверять до самого последнего дня, хотела быть рядом, дышать им, жить с ним одним делом, мыслями. А оказывалось, что после двадцати пяти лет брака.
Я с трудом встала с пола.
Медленно качнулась в сторону лестницы, прошла на второй этаж.
Я собирала его вещи, смотрела на идеально сложенные рубашки в чемодане.
А сама материла себя последними словами. Но наверное, так спасалась моя психика, чтобы не утонуть в горе.
И когда я спустила чемодан, оказалось, что это не шутка.
‘Он действительно уходил, он изменил, у него будет третий ребёнок.
А мне всю жизнь казалось, что он так обнимал меня сильно, потому что никого в жизни так больше не любил.
А теперь с чемоданом вещей я вдруг оказалась на пороге, и он стоял в дверях.
Я подняла на него заплаканные глаза и пожала плечами, постаралась выдать улыбку и тихо произнесла:
— Притворимся, что никто из нас не любил?
Я поняла, что буду это делать из самых последних сил.
3.
Сейчас
Сколько времени надо, чтобы умерла любовь?
Кто-то говорит, что достаточно одного взгляда для того, чтобы любовь тут же загнулась в конвульсиях и перестала жить.
Кому-то необходимо десятки лет для того, чтобы понять, что любовь уже не дышит.
Любовь в этом доме больше не живёт.
Кому-то недостаточно полгода для того, чтобы осознать — любви здесь больше нет.
Зина приехала буквально через пару дней с вопросом о том, где отец, а я, глядя в одну точку, сидя в толстой флисовой пижаме на диване, на этом дурацком честере, просто произнесла:
— Папа ушёл, папа больше со мной не живёт.
Мне кажется, вся злость была у моей дочери, но никак не у меня.
Зина рвала и метала, трясла меня за плечи и кричала, чтобы я взяла себя в руки.
Я была в руках.
Я была в себе.
Мне этого было достаточно для того, чтобы пережить первые несколько недель после его заявления о разводе.
— Беременная ходит! — спустя три месяца после развода, фыркнула Зина, глядя на меня сверху вниз.
ЕЙ достался от отца упрямый подбородок, и вот эта искра в глазах. Циничная, недовольная.
— Пусть ходит, — безразлично пожала плечами я, разворачиваясь к Мите. Он сидел за маленьким чайным столиком и раскрашивал рисунки.
— И что? Ты ничего даже не скажешь.
— Ну что мне тебе сказать? — Обернулась я к дочери. — Предлагаешь мне тоже сходить забеременеть от кого-нибудь?
— Мам, ты хотя бы вообще понимаешь, что происходит?
— Зинаида... Я впервые в жизни как раз-таки понимаю, что происходит. Твой отец меня разлюбил. Такое случается, это надо просто принять.
— Ни черта это не надо принимать. Мама, вы столько лет в браке. Ты что, надеешься на то, что все так гладко и закончится?
— Да, я на это надеюсь. Мы взрослые люди. Цепляться за ноги мужика, который пнул, я уж точно не буду.
— Да причём здесь это? Ты представляешь, что это просто наглая девка.
— Она не девка, — перебила я дочь и опустила глаза.
Я это узнала уже после.
Я узнала о том, что это не девка. Ей было тридцать пять, у неё были каштановые волосы, и она была беременна от моего мужа, и он её вывел в свет, как только документы о разводе оказались в суде.
Он представил её как свою избранницу.
А потом я пыталась имитировать жизнь, соскакивала, делала какие-то дела, запускала новые обзоры в блог. А вечером пила снотворное, чтобы уснуть, и от него, тошнило так сильно, что иногда я не добегала до ванной.
Зина покачала головой и фыркнула:
— Я надеюсь, все пройдёт хорошо в эти выходные?
Я безразлично пожала плечами.
И кивнула.
А через полчаса дочь, забрав сына, уехала.
Я посмотрела, как на газоне появляются проталины, а первые апрельские дожди размывают оставшийся снег.
У меня в запасе было несколько обзоров, которые мне надо было доделать, а ещё запуск курса для моих подписчиков.
Я эти полгода делала все для того, чтобы однажды проснуться утром и понять, что, уже не болит, уже не страшно.
Но хмурым вечером апреля домофон задребезжал противно и зло.
Я, не оглядываясь и не смотря на экран, разблокировала ворота, думая, что приехал Гордей, а на пороге оказался Альберт.
На нём была темно-синяя рубашка без галстука и чёрного цвета пальто.
Он стоял, не желая перешагнуть порог, а я смотрела на него, не собираясь приглашать.
— Здравствуй, Алёнушка, — тяжело вздохнул бывший муж, голосом своим задевая струны у меня внутри. А потом он хлопнул по ладони свёрнутыми в трубку документами. — У меня есть для тебя одно предложение, от которого ты однозначно не сможешь отказаться.
4.
5.
Я смотрела на Альберта и прикусывала губы.
Полгода это много или мало для того, чтобы забыть, как он хмурит брови и смотрит с прищуром?
— Я так понимаю, приглашать ты меня не будешь, — произнёс он сдержанно, но вместе с тем, с такой издёвкой, как будто бы порицал такое моё поведение.
— Мог бы и не проходить, — тихо сказала я ему в спину.
— Да нет уж, пройду. — Выдал он саркастично и, когда пересёк холл, стянул с плеч пальто, бросил его, даже не глядя на пуф бежевого цвета с резными ножками и двинулся в зал.
— Что случилось? — Произнесла я, заходя в зал, и увидела, как Альберт, бросив бумаги на чайный столик, бухнулся в кресло, вытянул ноги и запрокинул руки за голову.
— Ничего такого, — фыркнул муж и прикрыл глаза, а потом не дождался от меня никакой реплики, приоткрыл один глаз и, нахмурившись, бросил: — А где эта, которая тут постоянно бегала?
Я только сглотнула.
От девушки, которая приходила помогать, убираться, что-то готовить на важных мероприятиях, мне пришлось отказаться.
Да, Альберт дал какое-то содержание. Если честно, я даже не всегда смотрела какое. Я знала, что оно было определённым, фиксированным и каждый месяц.
Да, он оставил мне те блага, которые помогали сохранить прежний уровень жизни, но не больше.
Я психовала, бесилась, считая, что так дело не пойдёт, а потом понимала, что я драться с ним не смогу, не смогу стоять и доказывать, крича на всю ивановскую, о том, что это наша фирма, мы должны все поделить поровну. Нет, я не смогу, у меня язык не повернётся, потому что я была простым сотрудником, а он был владельцем, директором, локомотивом, который тащил всю компанию за собой.
Мне совесть не позволит прийти и сказать: делим все пополам.
Я не считала, что должна ходить и унижаться, выпрашивая какую-то лишнюю копейку.
Я взрослая здоровая женщина, у меня была возможность зарабатывать, и я ею пользовалась, но тем не менее от горничной мне пришлось отказаться.
Я сложила руки на груди или поправила ворот длинного домашнего платья изо льна. Цвет травянисто-зелёный, как раз такой, который очень хорошо подчёркивал эко тему моего блога.
— Она больше у меня не работает. — Произнесла я сдержанно и отвела взгляд, не могла смотреть на Альберта.
— Дерьмово. Я что-то не пойму, тебе содержания не хватает?
— Ты приехал обсудить это?
Но Альберт, убрав руки из-за головы, сложил их крестом на груди и пожал плечами.
— Если честно, я просто хотел выпить кофе.
— В этом доме нет кофе, — тихо отозвалась я и опустила глаза в пол.
— С чего бы? — фыркнул бывший муж и с тяжёлым вздохом оттолкнулся от кресла, встал, прошёл мимо дивана и направился в сторону кухни.
— В этом доме нет кофе, в этом доме нет человека, который пьёт кофе. Не ищи.
— Тебе для меня кружки чая тогда жалко? — Зло спросил муж, оборачиваясь на ходу.
— Зачем ты приехал? — Только и спросила я. Но слова ударились в спину и отлетели. Альберт не повернулся, он зашёл в кухню и загремел посудой, а я поняла, что, как дура, буду опять смотреть на оставленную чашку днями, ночами, неделями, а потом, достигнув какого-то отупления, я просто разобью её.
— Алёнушка, а кроме вот этой вот зелёной бурды есть в доме хоть один нормальный напиток?
— Нет, — тихо ответила я и шагнула в сторону кухни. — Я не считаю правильным накрывать тебе скатерть самобранку. Зачем ты приехал?
Альберт тяжело вздохнул, упёрся ладонями в стол и поднял лицо к потолку.
— Алёнушка... — протянул медленно, а я ощутила, что на губах проступил привкус крови.
— Прекрати меня так называть, прекрати. Твоя «Алёнушка» отдаёт снисхождением.
— Ну, начнём с того, что я действительно снисходителен к тебе. Ты женщина, с женщинами вообще не соперничают, женщин там оберегают, и туда-сюда.
— Хорошо, если ты снисходителен по праву силы, то слышать от человека, который ушёл спустя четверть века, растоптав моё сердце, уменьшительно-ласкательную форму имени это унизительно.
Альберт фыркнул, закатил глаза:
— О, господи, опять ты о своих высокоморальных темах.
— Извини, я не умею о низменно пошлом.
А эта фраза пришлась не в бровь, а в глаз, и Альберт посмотрел на меня нечитаемым взглядом, но почему-то от него по всей кухне расплылось облако холода.
— Чем обязана?— Спросила я тихо. И отодвинула стул, медленно опустилась на него, сложила руки на коленях.
Альберт вздохнул, осмотрелся по сторонам.
— Что за бумаги ты привёз?
— Знаешь, Ален, тут такое дело, — начал тяжело муж, и я вся внутренне сжалась.
Какое он мне мог сделать предложение, от которого я не могла отказаться?
Он подарит мне свою почку или как?
— Я знаю, Зина рассказывает, что ты здесь сидишь, чахнешь. Жизнь у тебя, видимо, как-то очень дерьмово складывается. Да? — сам у себя спросил Альберт и потёр указательным пальцем подбородок, потом психанул и прошёлся ногтями по щетине. — Ну и Гордей, конечно, рассказывает о том, что здесь ты просто ушла в себя, закрылась, в какой-то депрессии. Ну ничего хорошего в общем... Ален.
— Да? — Я смотрела на него снизу вверх.
Для чего он приехал?
Чего он хотел добиться?
— Я, в общем, так подумал. Ну слушай, Ален, мы же с тобой не чужие люди, я вот, например, переживаю, поэтому давай-ка ты собирай вещички и переезжай к нам!
6.
Я нахмурилась, приоткрыла рот:
— Куда переезжать? — Только и спросила я, находясь в каком-то шоке, потому что в моей картине мира не было такого, чтобы бывший муж пришёл и такой с барского плеча «ой, ну ладно, ты там загниваешь, давай мы тебя вытащим».
Это что вообще за извращенная логика?
— НУ в смысле куда, — вспыхнул Альберт и, развернувшись, вытащил кружку из ящика. — К нам у нас квартира большая. Уж абсолютно все уместимся, это точно.
— Альберт, я тебя не понимаю.
— Господи, Алёна, что здесь непонятного? Я тебе предлагаю переехать к нам, жить с нами. Я не собираюсь смотреть, как ты тут одна чахнешь, угасаешь и так далее.
Нет, я все, конечно, понимаю, что я поступил нормально, пришёл и сразу обо всем сказал. Но я не считал, что это нанесёт такой ущерб тебе и твоей психике.
— А что не так с моей психикой? — Зачем-то уточнила я, понимая, что нёс муж определённый бред.
— Ну как? Что с твоей психикой? Сидишь как затворница и ни с кем не встречаешься. Господи, мне даже недавно сам Лукин звонил и уточнял, а чего это ты такая замкнутая стала.
— Нет, Альберт, ты сам себя сейчас вообще слышишь? — Только и спросила я глядя мужу в глаза, пытаясь увидеть там хоть проблеск разума, потому что его предложение попахивало дурдомом.
— Я-то себя прекрасно слышу, просто я устал от кого-то постоянно получать сообщения о том, что ты здесь чуть ли не в петлю лезешь.
— Я никуда не лезу, — тихо сказала я. — Ты вообще думал, нет, прежде чем свои дурацкие предположения и предложения сюда выносить? Ты приехал для того, чтобы, видимо, потоптаться ещё посильнее по мне.
— Господи, Алёна, — запустил в волосы руку муж и прикусил нижнюю губу, — ты сейчас вообще не о том думаешь. Ты не то говоришь, не то предполагаешь. Ты хотя бы пытаешься понять, что у нас происходит? Я вот прекрасно понимаю. Моя бывшая жена, за которую я все равно опосредованно несу ответственность, сидит и сходит с ума в загородном доме. Мой долг как честного человека приехать и помочь ей.
— Твой долг как честного человека... — я туго сглотнула, стараясь больше не смотреть на Альберта. Не замечать того, что он все-таки изменился за эти полгода, что морщинка между бровей стала глубже, а в щетине периодически блестела серебром седина. — Как честный человек, ты должен был исполнить свой самый главный долг, не предавать. Поэтому не надо сейчас рассказывать сказки о том, что тебя так сильно заботит то, что со мной сейчас происходит.
Альберт отшатнулся от стола, тяжело выдохнул, дотянулся до кружки, пригубил горячий чай, обжегся, психанул, посмотрел на меня испепеляющим взглядом.
— Ален, вот что ты сейчас устраиваешь?
— Нет это что ты сейчас устраиваешь, ты куда меня приглашаешь ехать? В квартиру, где живёшь со своей девкой?
Я опустила глаза, потому что мне было даже больно об этом рассуждать.
— Как ты надеешься будет наша дальнейшая жизнь выглядеть, она будет в одной комнате, я буду в другой комнате, так? А за каждое неповиновение и какой-либо скандал ты будешь нас стращать тем, что бросишь двоих и пойдёшь, найдёшь новых. Так, что ли?
— Так, Ален, ну ты как-то вообще сейчас невкусно говоришь обо всем.
— Я говорю правду. Если ты её не понимаешь, то нам не о чем дальше с тобой разговаривать. Никуда я переезжать не собираюсь. Пойми это и прекрати выставлять какие-то глупые условия.
Я медленно оттолкнулась от стола и встала, задвинула стул.
— Ален, давай мы с тобой поговорим как два взрослых рациональных человека.
— Альберт то, что ты предлагаешь, это плевок в душу, это абсолютно не то, чего стоит ожидать от бывшего мужа, как бы ты не прикрывался мнимой заботой. Выглядит это паршиво, а пахнет это плохо.
— Так, Ален, давай мы с тобой немного возьмём тайм-аут в нынешнем разговоре. Я приехал для того, чтобы просто проявить свою заботу. Ты должна это понимать, но не хочешь. Давай мы к тебе переедем, в чем разница? Не вижу разницы, но ты хотя бы будешь под присмотром.
— Мне не нужен ничей присмотр, — произнесла я холодно, не собираясь продолжать дальше никакого разговора. — И будь добр, когда допьёшь чай, убрать кружку в посудомоечную машинку, — произнесла я сдержанно, а потом, шагнув за порог кухни, напряглась, нахмурилась.
Сердце ёкнуло, заставило меня всю сжаться.
Я медленно обернулась к бывшему мужу и уточнила:
— А что это за бумаги ты привёз?
Альберт вскинул бровь, а я не стала дожидаться ответа, быстро шагнула в зал, обогнула диван и, подхватив документы, села в кресло.
По мере того, как я читала текст договора мои брови взмывали все вверх и вверх.
Когда я дошла до конца первой страницы, то подняла глаза и покачала головой.
— Ты что это сейчас удумал? — сдавленно спросила я у бывшего мужа, ощущая что в крови разливалась паника.
7.
Я уперлась взглядом в Альберта, дожидаясь, когда он ответит на обычный, здравый вопрос.
— А я не понимаю, что тебя так удивляет. Ты впервые видишь договор? — Фыркнул муж и начал выходить из кухни.
— Ноги убери, — процедила я, понимая, что Альберт просто сейчас красуется.
Показывает, какой он неотразимый.
И ведь даже чашка чая не дрогнула в руках, пока он эти пируэты выполнял.
Все же, убрав ноги со стола, Альберт сполз слегка по дивану, положил один локоть на подлокотник, а кружку поставил рядышком.
У меня дернулся глаз.
Диван честер.
Я очень хотела его в гостиную, чтобы он прям идеально подчеркивал стилистику. Я запрещала есть на нем, прыгать на нем. И тем более ставить на подлокотники, которые кожаные, всякие кружки.
И Альберт это прекрасно знал.
— Альберт, отвечай. — Подтолкнула я мужа и тяжело вздохнула. Встала. Обошла диван и вырвала кружку у него из рук. Поставила на столик.
— А что мне тебе отвечать, Аленушка? Сердце мое, ты все прочитала в договоре.
Какие тебе еще нужны уточнения? Ты хоть вопросы задавай. — Став более нервно и холодно разговаривать со мной, произнес муж, все-таки сев нормально на диван.
Сложил пальцы домиком перед лицом.
— Зачем тебе понадобился мой блог? Вот что мне интересно. Там ничего нет о причинах того, зачем ты хочешь его купить.
— А что, тебе цена не устраивает? — хмыкнул Альберт Я, перестав его разглядывать, развернулась, встала лицом к окну и обняла себя за плечи.
— Объясни мне, зачем тебе нужен мой блог? Причем здесь какая-то цена. Хотя да, я уверена, что цену ты очень сильно занизил.
— Ну ни черта себе, я ее занизил. — возмутился Альберт и скрипнула кожа дивана.
— Я вообще не считаю, что твои десертики стоят таких бабок, которые я тебе за них предлагаю.
— Так мне интересно, зачем тебе нужны мои десертики? Зачем ты за них предлагаешь деньги? — Слегка обернувшись, заметила я и поджала губы.
Альберт все равно вернул себе кружку чая. И на этот раз поставил ее не на подлокотник, а непосредственно на само сидение дивана.
— Давай будем откровенными, Аленушка. Вот с момента нашего развода твой блог продолжает существовать.
— А ты что надеялся, что я заброшу все, разревусь и буду жить под кроватью? —Уточнила я дрожащим голосом. Сейчас я понимала, что та ситуация, в которой я оказалась, она абсолютно непрогнозируемая. Да ни одна женщина после двадцати пяти лет брака точно не будет думать о том, что ее муж придет и скажет о беременной любовнице. И только благодаря блогу, благодаря приездам Зинаиды с Митей, благодаря тому, что Гордей косячил, я жила.
Зачем ему нужен мой блог?
Я не веду политическую страницу, я не рассказываю о тридцати трех способах маркетинга. У меня даже никакого продукта нет, чтобы я его могла продавать. Я просто создаю контент. А выручка у меня идет от коллабораций и реклам. Я даже не создаю ничего такого, что можно было бы забрать и перепродать.
— Ну, начнем с того, что твой бложик, который ты так успешно раскручиваешь, он несет очень много, скажем так, недомолвок в отношении меня.
Я развернулась и посмотрела на мужа.
— Я что, когда-то высказывала что-то в отношении своего брака? У меня вообще обезличенный блок. — Тихо произнесла я, не понимаю, к чему вообще вел Альберт.
Для чего это дебильное уточнение о том, что мой блог может как-то повлиять на него.
— Начнем с того, что у тебя не обезличенный блог. У тебя чудесные домашние съемки были. Давай вспомним, что было год назад на новогодние праздники, где мы выбирались в студию, и ты снимала контент уже с семьей. Так что не надо мне говорить, что здесь обезличенный блог И мне вот сейчас не нужно никакое напоминание об этом. Я не знаю, как ты в СМИ еще представишь наш развод.
До меня с какой-то медлительной осознанностью стало доходить, что что-то у Альберта, наверное, случилось очень неприятное или, может быть, важное. И теперь он пытался все это сгладить.
— Ты что? — тихо сказала я, прикусывая нижнюю губу. В ушах шумело. Казалось, как будто бы давление резко подскочило. — Ты что считаешь и боишься, что я начну рассказывать в своем блоге о нашем разводе? Ты что считаешь, что если я это сделаю, социальные сети встанут на мою сторону, а не на твою, что ли? У тебя какой-то контракт подгорает, Альберт?
8.
Я обескураженно покачала головой.
— Так, Аленушка, я ничего не считаю. — Взмахнул рукой Альберт и провел кончиками пальцев по своей щетине— Я просто понимаю прекрасно, как работают СМИ и как можно развернуть всю ситуацию. Поэтому мне важно, чтобы никакого упоминания обо мне не было в твоем блоге, потому что рано или поздно возникнут вопросы.
— Если тебе так важно, чтобы не было никакого упоминания или еще чего-то, я просто снесу все посты, где присутствуешь ты. И все. — Холодно заметила я, ни капельки не соглашаясь на авантюру, которую предлагал Альберт.
— Скажи, в чем проблема продать мне аккаунт?
— Может быть в том, что я не хочу продавать никому свой аккаунт. Может быть дело в том, что последние несколько лет я занималась тем, что работала с публикой. Я училась делать фотографии. Я училась снимать контент. Я не собираюсь три года своей жизни просто взять и свернуть.
Я говорила, а у самой голос дрожал.
— Ален, давай будем взрослыми и рациональными людьми. Твое имя в СМИ. Ты мелькаешь постоянно в лентах новостей. Твои рецепты, твои подготовки к этим дачным сезонам и так далее, это все растаскивается не только в сетях, где ты публикуешься. Это также уходит на смежные сети для бабок и так далее. Поэтому как бы ты ни собиралась там удалять посты или еще что-то, все равно это затрагивает меня.
— А я не пойму, ты что, собираешься в Госдуму баллотироваться? — Фыркнула я, складывая руки на груди, сделала шаг от окна и снова присела на кресло. Альберт резко дёрнулся, и в этот момент кружка, которая стояла на диване, качнулась и с одной стороны плюнула на кожу горячим напитком.
У меня дёрнулся глаз.
— Я же просила... — Тихо произнесла, резко соскакивая и вытаскивая с нижней полки чайного столика сухие салфетки. Промокнула, опять убрала чашку на столик и застыла перед мужем. — Знаешь, даже хорошо, что мы развелись. Мне никто не портит мебель. Мне никто не треплет нервы. Никому не нужно готовить завтраки ужины. И да, самое важное, в моем доме теперь нет мужицкого духа.
Эта фраза была для Альберта как пощечина.
Он напрягся, кадык дернулся, между бровей залегла морщина.
— Ален, я приехал с тобой не ругаться. Я приехал с тобой говорить и предлагать жить немножко иначе. Меня волнует, что ты стала затворницей. Меня беспокоит твоя жизнь, удаленная от социума. И у меня к тебе как раз есть несколько предложений. Продай мне свой аккаунт и переезжай к нам. Я не чужой тебе человек. Я двадцать пять лет был рядом с тобой. Я двадцать пять лет просыпался и видел тебя на другой стороне кровати. Я за двадцать пять лет успел выучить тебя, узнать. И я прекрасно понимаю, что тебе больно. Давай все пересмотрим.
Давай ты переедешь к нам и будем работать над всей этой ситуацией вместе. Ален, я тебя прошу. Я не хочу однажды получить сообщение о том, что так и так ваша жена найдена в доме. Мертвой. Я не хочу однажды проснуться от звонка дочери, от ее крика о том, что у мамы случился сердечный приступ. Не хочешь переезжать к нам, я куплю тебе квартиру на нашем этаже. Чтобы ты постоянно была у меня на глазах. Я тебя прошу, Ален. Двадцать пять лет не вычеркнешь из жизни, как бы ты ни старалась. Это практически целая жизнь чья-то. Двадцать пять лет, ты понимаешь? Это же как взрослый человек. Не надо считать, что я ушел и ушел. Нет.
У меня болит сердце за тебя.
Альберт говорил это медленно, мягко, так, как будто бы действительно пытался меня уговорить. И мне казалось, его больше обижает мое непонимание ситуации Мне казалось, что он не понимал, почему от такого щедрого предложения я отказывалась.
— Ален, родная моя. — Альберт подался вперед, перехватил двумя руками мою ладонь, в которой я до сих пор зажимала салфетку. — Девочка моя, я же знаю, что тебе сейчас тяжело. Но это не говорит о том, что я скрываюсь и снимаю с себя ответственность за твою жизнь. Если бы я хотел снять ответственность, я бы молча развернулся и ушел. И мне там уже было бы плевать, что ты будешь делать, как ты будешь жить, но мне не плевать. Я определил тебе содержание. Я оставил тебе дом, машину. Видишь, ты мне не безразлична. Ален, так случается, люди перестают любить. Но это не говорит о том, что людям наплевать. Девочка моя, ну, не вредничай.
На глазах стояли звезды.
«Девочка моя, не вредничай. Аленушка»
Альберт использовал все, чем можно было меня зацепить.
Я медленно вытащила ладонь из его рук и сделала несколько шагов назад.
Выпустила из ослабевших пальцев салфетку.
Ноги, казалось, не держали, но я все равно развернулась и медленным шагом пошла к лестнице. Поднялась на второй этаж. Открыла свою гардеробную и с верхней полки стянула белый чемодан с имитацией каретной стяжки. Я складывала туда вещи. Не смотрела даже, как они ложатся. А потом я медленно закрыла чемодан. Перевернула его, вытащила ручку. Вышла с ним из спальни, дошла до лестницы.
Дежавю било по нервам.
Точно так же полгода назад я собирала его вещи.
На этот раз собрала свои.
Альберт по звуку моих шагов понял, что я приближаюсь и вышел из зала.
Застыл у основания лестницы, и когда я спустилась, то просто протянула ему ручку чемодана.
— Что такое? — Нахмурился бывший муж.
Я вытерла слезы, которые бежали по щекам. Шмыгнула носом и произнесла.
— Здесь мои вещи. Трусы, носки, лифчики всякие поношенные.
Брови Альберта взметнулись, а я, пожав плечами, тихо продолжила.
— ЕЙ ведь так нужен был мой муж. Сейчас, видимо, нужен мой дом. И знаешь ей нужен даже мой блог Но я посчитала, что она такая несчастная женщина, что, скорее всего, трусы с носками и лифчиками мои, ей тоже нужны.
9.
— Ты что это? Ты что это творишь, Алёнушка? — Похолодел голос мужа, и я заметила, что лицо у него тут же огрубело. Глаза как лёд. И взгляд острый, словно хорошо заточенный охотничий нож.
— Вот что ты мне предлагаешь, то я тебе и говорю. Забирай трусы, носки и лифчики и езжай дальше свою временную Эллочку охранять. А ко мне не надо соваться. Ты остался для меня бывшим мужем. Если ты сейчас под соусом какой-то мнимой лживой заботы пытаешься продавить меня на гаремное сожительство, то, увы, нет, я себя не на помойке нашла. И цепляться за ноги мужику, который пнул, я не буду.
Я стояла, слезы текли по щекам, но говорила я предельно ровно, так, чтобы до Альберта точно дошло, потому что я не намерена никак принимать всю эту ситуацию.
— Так, я, походу, очень сильно погорячился с тем, что проявил заботу о бывшей жене. Надо-то не заботиться, надо на место ставить. Да на место ставить.
— А знаешь, что? Для того, чтобы на место ставить, тебе надо обладать чем-то большим, чем мифическое право бывшего мужа влиять на жизнь бывшей жены. Ты теперь на место ставить можешь свою Эллу. И заниматься ее моральным обликом в соцсетях. Но никак не моим.
— То есть ты вот так вот? Я к тебе со всей душой, я к тебе с открытым сердцем, а ты вот так вот мне лифчики-трусы пихаешь, да?
— Ну хочешь, я могу еще чего-нибудь тебе напихать? — Честно предложила я и поняла, что все, сейчас порог пройден, а слезы прекратились.
Я провела ладонями по щекам, стирая соленые дорожки.
— Не знаю, там земельки за шиворот или еще чего-нибудь. Но если ты считаешь, что приехал весь такой красивый «я о тебе позабочусь, Аленушка», то нет. Не надо обо мне заботиться. Я с двумя детьми управлялась в молодости и ты, приходя с работы, надменно спрашивал, что у нас сегодня на ужин, как будто бы ты не знал о том, что на ужин у нас может быть только гречка с курицей, ведь поднимались, оба пахали, оба! И деньги все уходили сначала на бизнес, потом квартиры, ипотека или ты что думал я тебе факир, которая должна прокормить семью из четверых людей на копейки, которые получала у себя на предприятии? Вот тогда надо было обо мне заботиться, Альберт. Тогда! Сейчас обо мне заботиться не надо, ты нашел себе девку для заботы, вот иди к ней.
Я говорила зло, нервно, несдержанно. И в моей памяти абсолютно не так это все выглядело. В моей памяти это было так, что да, было тяжело. Было не совсем комфортно. Реально, иногда кроме гречки с курицей ничего в холодильнике не было. Ну, временами были макароны по-флотски. Это только потому, что у мамы сестра в деревне на ферме работала. И иногда мясо по дешевке привозила. Чтобы оно не портилось, я часть вечно замораживала, а другую часть закатывала в банки с тушенкой.
— Да все так жили.
— Все, Альберт, так жили. Только почему-то с тобой жила я, а не Элла. — Сказала я, понимая, что от воспоминаний у меня снова глаза защипало. — И раз уж у тебя не хватило чести, уважения ко мне, то сейчас не надо приходить и прикрываться какими-то глупостями будто бы тебе что-то дорого еще. Тебе кроме себя самого ничего в этом мире не дорого. Ты по указке своей похоти пошел налево. Ты даже не развелся со мной перед тем, как обрюхатить ее. Ну да, сейчас-то ты такой весь хороший. В белом пальто приехал. Уезжай. И забудь вообще про свои глупые мысли о том, чтобы жили вместе, либо чтобы я продала тебе блог.
— Ну, Алена! — Альберт вскинул руку и указательным пальцем помотал у меня перед носом. — Ты совсем от рук отбилась. Ты совсем перестала понимать.
Да, он прав. Я все перестала понимать.
— Уезжай!
Альберт подхватил пальто и вышел за дверь.
А через день утро началось со звонка менеджера по рекламе.
— Ален, доброе утро, не разбудила?
— Нет. нет, Насть, все хорошо.
Настя была чуть старше Зинаиды и жила в нашем городе, что мне особенно импонировало, потому что мы на первой встрече мы увиделись лично.
— Отлично, сегодня запущено несколько компаний на раскачивание аудитории перед курсом.
— Да, хорошо. Там деньги на счету еще есть? — Нервно уточнила я и, выйдя из оранжереи, закрыла ее на замок. Быстро постаралась добежать до дома, а когда залетела на кухню, то ощутила мороз по коже. Сырость на улице бесила.
— Да, все отлично. Но вообще я звоню по поводу очень деликатного вопроса.
— В смысле? — Тихо уточнила я и прикусила нижнюю губу. — Мне сегодня позвонил менеджер нашего регионального телеканала. И предложил тебе поучаствовать в их утреннем шоу. Ты же десерты печешь? Ну вот с десертами и предложил поучаствовать.
— А какие могут быть последствия у этого участия? — спросила я. И скинула с плеч кардиган.
— Я скину позже ссылку на эту передачу. Там сама посмотришь. Там их ведущий и постоянно есть приглашенные гости, которые что-то готовят вместе с ним. Ну и разговоры там всегда идут о чем-то личном. И вероятнее всего, Ален, будет разговор о твоем разводе.
Я опустилась на стул.
— Ты готова поговорить о своем разводе на широкую публику, Ален?
10.
Я тихо кашлянула и мягко произнесла:
— Настя, если вся эта программа затевается только для того, чтобы узнать что-то о разводе одного из бизнесменов нашего города, то однозначно нет, я не буду ходить и трясти грязным бельём. Если эта программа затевается для того, чтобы пригласить одного из блогеров нашего города и уже с ним провести эфир, я могла бы над этим подумать. В любом случае, мне нужно знать ответ исключительно на этот вопрос, а уж говорить о разводе или нет, я это решу в эфире.
Настя ненадолго замолчала, тяжело вздохнула.
— Я поняла. Я постараюсь поговорить с представителем канала и узнать, какие же цели все-таки преследуются.
— Да, я была бы тебе очень благодарна. И держи руку на пульсе. Мне кажется запуск методички для подписчика не пройдёт ровно и гладко. Обязательно что-то случится.
— Да я и так держу руку на пульсе. Ален, не переживай, вроде бы все уже готово, прогревы запущены, так что нам остаётся только работать.
Положив трубку, я тяжело вздохнула и посмотрела за окно. Накрапывал мелкий дождь. Из-за этого сырость вокруг стояла просто невозможная.
В полдень позвонил Гордей, сказал, что заедет на обед, и, появившись буквальночерез полчаса на пороге дома выдал:
— Мам, а я понять не могу. Вы с папой совсем разосрались?
Я вскинула бровь и посмотрела на сына так пристально для того, чтобы он понял, что на такие темы я разговаривать не намерена.
— Я просто, конечно, ни о чем таком не знаю, но между нами, девочками, —хохотнул сын, — он сегодня на утреннем собрании вообще жесть какой злой. Мне кажется, если бы у него под рукой стоял какой-нибудь кристалл, он бы его разбил в звёздную пыль. Вот серьёзно. Он так долбил ладонью по своей папке с документами, что мне казалось, трещина пойдёт по столу аж до меня.
— Он на тебя ругался или как? — только уточнила я, глядя на сына, склонив голову к плечу.
— А, нет-нет, — Гордей, скинул куртку, быстро разулся, дёрнул свои здоровые тапки и, качнувшись ко мне, поцеловал в висок. — Это у него, в принципе, такая практика по утрам орать на всех сотрудников. Я просто в курсе, что он приезжал недавно, потому что как раз спрашивал, чем ты сейчас занята и не помешает ли он своим приездом тебе. И поэтому мне показалось, что, видимо, разговор прошёл не в самых лучших тонах.
— Я не знаю, зачем твой папа приезжал, потому что я из этого разговора ничего не поняла. Но вместе с тем мне интересно было бы твоё мнение. Ты что, вместе с сестрой считаешь, будто бы я здесь затворница?
Гордей, дойдя до кухни, медленно обернулся и пожал плечами.
— С чего ты взяла?
— Ну, ваш отец просто так тщательно мне доказывал, что я здесь с ума схожу, а по факту узнать об этом он ни от кого, кроме вас, не мог.
— Да нет, глупости какие-то, — махнул рукой Гордей и тут же открыл холодильник.
— 000! Борщик. Я не думаю, что он действительно так считает. Или кто-то из нас с Зиной проговорился об этом. Мне кажется, просто он сделал какие-то неверные выводы, основываясь тупо на том, что, ну, ты реально как бы не выбираешься в свет, и все.
Я прошла за сыном, перехватила у него из рук кастрюльку, поставила на плиту, выдернув тарелку из кухонного гарнитура, стала наливать суп.
После обеда Гордей разомлел и совсем расслабился, поднял на меня глаза, лёжа на диване, и произнёс.
— Я, может, останусь?
— Оставайся. Конечно. Сегодня Митю привезут.
Гордей заулыбался, племянника своего он любил, обожал и всячески баловал.
Митя был тем самым ребёнком, которого все просто облизать были готовы, такой нахоленный всеми, налюбленный мальчик, и поэтому, когда Зина припарковала машину возле гаража, я даже через в приоткрытое окно в кухне услышала вопль:
— Бабушка бабушка, бабушка!
Гордей ‚ который окончательно задремал в зале, встрепенулся, зевнул и заметил:
— Разбойник приехал.
Зина с мужем сегодня собирались все утрясать к выходному, поэтому и решили привезти Митю ко мне. А я никогда не была против, тем более Митя, тот ребёнок, с которым было комфортно находиться, он не вредничал, не капризничал и поэтому, когда я открыла дверь, внук с разбега влетел мне в ноги, обхватил их и начал верещать:
— А я говорил надо было раньше ехать, надо было раньше ехать!
— Малыш, я тебя обожаю. — Присела я на корточки и расцеловала Митю в обе щеки. Тот, как котёнок, сморщился, а потом вытянул губки трубочкой и коснулся моего носа.
— А я тебя, — тихо выдохнул внук и, увидев Гордея в зале, чуть прям так и не стартанул к нему, но я успела стянуть с него ботинки.
— Так, мам, вот тут вещи, — залетела Зина и поставила сумку на полку. — Я поехала, потому что капец, ничего не готово, все плохо, все плохо и ещё непонятно, чем все это дело обернётся. Я послушно кивнула и чмокнула дочь в щеку, а вечером, когда я накрывала ужин.
Митя, сидя на выдвинутом стуле, болтал ногами, играл с двумя машинками, а потом, так, тяжело вздохнув, перевёл на меня глаза и уточнил.
— Бабуль, бабуля, а вы в выходные же получается с тётей Эллой познакомитесь, да?
11.
Я нахмурила брови и перевела недоумённый взгляд на внука.
— Митюш, мальчик мой, почему ты об этом спрашиваешь?
Я отставила несколько тарелок с края и, шагнув к внуку, присела на корточки, но Митя тут же закрылся, засмущался, потер маленькими ладошками глаза и выдохнул.
— Ну... ну, все же будут Мне казалось, что деда с тётей Эллой тоже придёт.
Я прикусила нижнюю губу.
Нет, я прекрасно понимала, что некоторые мероприятия, которые будут происходить в нашей жизни, все равно незримо связывают на меня и Альберта. Но я никак не рассчитывала на то, что это произойдёт через полгода.
Скажу больше, когда мы разговаривали с Зиной по поводу праздника я немного окольными путями, но постаралась выяснить, собирается ли Альберт притаскивать в семью свою девку. Зина закатила глаза и сказала, чтобы я вообще об этом не думала. Как мне показалось, она этот вопрос решила взять на себя, и в моём понимании она его если и взяла, то она как-то добилась нужного результата, но если Митя спрашивал.
— Родной, — я отвела вьющиеся волосы внуку со лба и, оперевшись руками о стул, улыбнулась. — А дедушка об этом говорил или как дедушка об этом не говорил?
— Дедушка все время работает, поэтому, когда мама привозит меня, то я иногда остаюсь с тётей Эллой.
У меня дёрнулся глаз.
Нет, не надо считать меня какой-то нервной, истеричной бабенцией, которая будет ревновать внука к другой девке своего мужа.
Нет, нет, нет.
Но просто мне казалось, это не логично: если у меня была возможность находиться рядом с внуком какого черта Зина выстраивала какие-то непонятные трехходовые схемы для того, чтобы Митя оставался с чужим человеком. Я вот этого не могла понять, и незаметно для себя я ощутила, что по крови разогнался адреналин.
— Понятно. И то есть ты думаешь, что деда будет с тётей Эллой?
— Но они же везде вместе, — как маленькой объяснил мне Митя и покачал головой.
Я натянуто улыбнулась и, качнувшись вперёд, поцеловала внука в щеку.
— Понятно, давайте все-таки ужинать.
На волшебной фразе про ужин Гордей материализовался в кухне и, подхватив племянника, посадил к себе на колено. Я, вместо того, чтобы как-то вести куртуазные беседы за этим ужином ушла в себя.
Нет, я не боялась никакой встречи с его девкой. Ну, наверное, потому, что я с ней не соперничаю, я с ней не играю, и мне, собственно, наплевать, как она там живёт и на каком она месяце беременная ходит.
По моим прикидкам, она должна была уже родить, но если она до сих пор не родила, значит, она ходит с пузом.
Но иногда приходится быть честной с самой собой — это отличие взрослого человека, который готов принять ответственность, от инфантильного, который бежит от ответственности. И да, положа руку на сердце, я бы не хотела видеть Альберта с его новой девкой на важном для семьи мероприятии.
Я понимала, что она носит его ребёнка, и поэтому она тоже считается частью семьи.
Головой я понимала, но, как по мне, новая женщина Альберта к моей семье никакого отношения не имела. Моя семья осталась со мной, мои дети, мои родители. Альберт ушёл.
В итоге, свернув ужин на какой-то очень удачной ноте того, что Гордей высказался, что ему завтра рано вставать, я быстро собрала со стола, не уточнив про десерты и стала готовить Митю ко сну. Он обычно оставался со мной в одной комнате, и полночи я рассказывала ему сказки.
Сказки он любил, а когда я читала ему книги, он ещё очень пристально наблюдал за картинками. И поэтому сегодня, постаравшись умудриться уложить внука пораньше, я все же перед самым сном набрала Зину.
— Родная, привет.
— Что-то случилось с Митей? — Тут же встревоженно спросила Зина, и я вздохнула.
— Не знаю, почему у тебя сложилось мнение, что с твоим сыном в моём присутствии может что-то случиться, но да ладно, пропустим этот момент.
— А, фух, мам, не пугай. Ты же обычно не звонишь так поздно. — Выдохнула дочь, и я прикусила губу.
— Слушай, сегодня в разговоре с Митей всплыл такой факт, что на выходных Альберт, скорее всего, будет со своей новой женщиной, это так?
Я не любила ходить вокруг да около и использовать какие-то непонятные намёки.
Но Зина замолчала и тяжело задышала в трубку.
— Мам, вот мы с тобой вроде бы как бы эту тему обсудили.
— Нет, Зин, это было не так. Мы не обсудили с тобой эту тему, я просто тебе проговорила свои страхи, скажем так, ты мне сказала, что ты решишь этот вопрос.
Сегодня я узнаю от Митюши, что вопрос не решён, и, вероятнее всего, к выходным нынешнее положение никак не изменится.
— Мам, давай будем объективными. Отец, как бы он не поступил, он все равно вхож в семью. У него в этой семье остались дети, у него в этой семье остались внуки. Как бы мы не хотели абстрагироваться от этой ситуации, мы от неё не сможем абстрагироваться. Я говорю тебе это не с позиции того, что давайте все жить дружно, а я говорю тебе это из ситуации того, что мы не можем по другому поступить.
— В смысле не можете? — Спросила я немного нервно и, ещё раз глянув на спящего внука, все-таки вышла в коридор. — Ты просто можешь позвонить и сказать, что деда и отца ты рада видеть всегда. Но никак не мужчину, который, скажем так, завёл себе любовницу и решил уйти к ней. Вот и все. То есть в позиции, когда он остаётся твоим отцом и дедом твоего сына, пожалуйста, но не в позиции, когда он приходит и представляет всей семье, которая моя, свою девку.
— Мам, я не хочу об этом спорить. Ресторан заказан, гости приглашены, оформление готово. Ты бы ещё с утра мне позвонила и это уточнила. Давай закроем эту тему и примем нынешние реалии. У него есть другая женщина, он имеет право с ней появляться в людях.
А слова дочери почему-то я ощутила пощёчиной.
12.
Утро пятницы было ранним, суматошным и наполненным детскими визгами, хотя эту ночь я почти не спала, ворочалась, вертелась в кровати и повторяла один и тот же вопрос.
Почему Зина в этой ситуации решила взять какой-то нейтралитет? И вообще, был ли это нейтралитет или просто очень хорошо спланированная ситуация того, что она волей неволей, делала выбор в пользу своего отца. Мне просто казалось, что после развода дочь так переживала за меня, что в любом случае хотела поддержать. Так вот, он классический пример поддержки — ты продолжаешь оставаться моим отцом, дедом моему сыну, но на этом все. То есть не надо в мою семью вводить свою новую женщину, по крайней мере, не через полгода после развода с мамой.
И так я себя загнала этим вопросом, что, когда рано утром Митя забрался на меня и стал расправлять волосы мне по подушке, я мысленно шептала о том, чтобы он снова лёг спать, но нет, Митя не лёг спать, и поэтому я суматошно готовила завтрак провожала, Гордея на учёбу, а потом, обернувшись к Мите, уточнила:
— Чем мы сегодня с тобой займёмся?
Но внук пожал плечами и решил рисовать.
Пока Митя был занят, я успела смонтировать сегодняшний выпуск видео и добавила несколько рилс о том, как сервирую стол. Первый рилс сразу же полетел в рекомендованные, и я мысленно поаплодировала сама себе. А ближе к полудню позвонила дочь.
— Ну как вы там? Митя покушал?
— Митя покушал, Митя поспал, Митя рисует сидит, чуть позже пойдём гулять если эта хмарь на улице развеется.
Зина замолчала, видимо, ощущая какую-то недосказанность в наших с ней отношениях. Она тяжело вздохнула, заметила.
— Мам. Ну не злись.
— С чего ты решила, что я злюсь? Я просто не понимаю. Ну, есть оговорённая ситуация, что вот вся семья встретится. Я не понимаю, что будет там делать эта женщина, которая по факту семьёй не является. Или я запамятовала, и твой отец на ней женился?
Зина вздохнула и постаралась перевести тему.
— Мам, в любом случае это не та тема, которую бы я хотела обсуждать.
А мне показалось, что бессмысленно было бить в одну и ту же точку. Я ничего ‘другого от дочери не дождусь. И согласилась.
— Да, понимаю.
— Ты обиделась? — Тихо спросила дочь, и я вздохнула.
— С чего бы это?
— Не знаю, просто для тебя было важно, чтобы её не было.
— Конечно, для меня это важно, — выдохнула я и посмотрела, как Митя, нарисовав очередной портрет мамы с горшком цветов, пошёл вешать его на холодильник.
— И это теперь значит, что ты не появишься в выходные?
— Почему я не должна появляться? — переспросила я— В конце концов, это моя семья, если уж кто и не должен появляться, так это твой отец со своей любовницей.
И нет я не собираюсь стоять в стороне, как бедная родственница. Не надо меня жалеть.
— Мам, вот я уже по голосу чувствую, что ты злишься.
Но я не могла злиться на собственную дочь. Материнская Любовь она этим и безрассудна, что не разбирает правых и виноватых.
— Я не злюсь на тебя. Я просто тебе объясняю условно на пальцах, как эта ситуация будет складываться дальше. И мне на самом деле непонятно, откуда такие мысли, что я могу пропустить это мероприятие.
Дочь вздохнула и заметила.
— Я после шести заеду за Митей.
— Хорошо, не торопись и осторожнее на дороге, — я положила трубку и вернулась к внуку. По плану у нас был лёгкий полдник, потом дневной сон, а потом я собиралась с Митей раскрашивать глиняные горшки. Параллельно со всем этим я мониторила свою страницу, записывала аналитику и данные, которые необходимы для запуска рекламных кампаний.
Мне нравилась эта немножко созидательная работа. Но когда я в очередной раз подняла мобильник для того, чтобы сделать сводку на чёрном фоне высветился незнакомый номер.
Прикинув, что это вполне мог быть один из желающих запустить какую-либо коллаборацию, я быстро смахнула стрелку вызова и произнесла в мобильник:
— Добрый день.
— Здравствуйте, Алёна, — раздался бодрый женский голос, я улыбнулась, глядя на ежедневник, где вела всю статистику. — Мы с вами ещё не знакомы, но, надеюсь, в скором времени эта ситуация исправится.
Здесь моё сердце замедлило бег, по спине прокатилась капля пота.
— Я понимаю, что, возможно, вся ситуация выглядит не самым лучшим образом, но я не собираюсь с вами ни соперничать, ни как-либо стараться столкнуть вас лбами с бывшим мужем. И мне бы хотелось, чтобы в эти выходные мы с вами пообщались как две женщины, которые любят одного мужчину. Вы же понимаете меня, Алёна?
До меня с медлительным осознанием дошло, что произошло явление Христа народу — Элла заявляет свои права на Альберта.
13.
— Ален, вы, может быть, хоть слово скажете? — выдохнула Элла в трубку, а я закатила глаза в надежде увидеть свой мозг, фыркнула и, оторвав мобильник от уха, нажала сбросить.
Мстительно выбрала этот телефон в списке звонков и заблокировала его.
Ещё мне всякие девки будут звонить, о душе моей, говорить. Душа моя со мной и не надо считать, будто бы мир клином сошёлся на Альберте. Вообще, что это за наглость звонить бывшей жене и рассказывать о том, что мы обязательно подружимся и я хочу с вами познакомиться.
Это где в нормальном мире вообще видано? Нет, я бы поняла, если бы мы расстались с Альбертом на почве того, что просто разлюбили, ну, то есть это логичная ситуация, что таким людям бессмысленно делать друг другу больно, оба разлюбили.
Но момент, я ему больно не делала!
А вот он старался потоптаться на моих костях, и вот если бы мы были равнодушны друг к другу, тогда да, может быть, стоило бы познакомиться с новыми мужчинами, с новыми женщинами, жить такой большой семьёй и при этом не испытывать никакого чувства дискомфорта. Но давайте быть откровенными. Меня никто не предупредил, что однажды муж уйдёт. Я не была в момент готова разлюбить его. Я его любила, любила всем сердцем. Поэтому о каком совместном времяпрепровождении может идти речь, когда одна из сторон явно против?
Я не понимала и закатив глаза, отложила мобильник, вернулась к внуку.
Сегодня Митя отжигал по полной, и, если честно, это единственный человек в моей семье, которому можно было все, даже прыгать на моём честере.
Митя держал пульт от телевизора возле рта и пытался читать какой-то незамысловатый рэпчик, а потом, бросив все это дело, упал на диван, закинул ноги на спинку и выдохнул.
— Бабуль, а где моя тачка?
Тачка его стояла под лестницей, я выволокла этого монстра и, воткнув батарейки в корпус, махнула рукой и предложила испробовать. А дальше мы остаток дня катались на машинке, погода все никак не хотела прийти в норму, поэтому на скромное предложение Мити выйти на улицу я также скромно ответила, что нам там сегодня делать нечего.
На этом оба успокоились и вернулись к делам домашним.
Зина опаздывала и, несмотря на то, что обещала приехать после шести, её все ещё не было, но зато успел приехать Гордей.
Он не жил со мной после развода, но он и не жил с отцом после развода. Гордей был той самой непостоянной величиной, которая моталась то туда, то сюда, иногда он вообще решал становиться неприкасаемым и поэтому ночевал у Зины, слава Богу, с супругом сестры он ладил хорошо. И поэтому, когда сын появлялся несколько дней подряд у меня, я всегда подозревала, что с той стороны у него что-то не заладилось.
— А что сегодня ужинать будем? — Спросил воодушевлённо Гордей и чмокнул меня в щеку.
— Я не знаю, я ещё не думала, я то думала, у меня Митю заберут, и я позволю себе не готовить:
— 0, прикольно. — Гордей наклонился, поймал племянника. Тот сразу вцепился в темно каштановые волосы дяди и, притянув его к себе, чмокнул в щеку. Гордей усмехнулся и, проведя ладонью по волосам, зачёсывая их назад, признался мне: —В таком случае я буду рад заняться ужином сегодня сам.
У меня были нормальные, адекватные дети. Мне казалось, что у меня семья нормальная, никто же не давал мне намёков, что у мужа кризис среднего возраста перетечёт в старческий маразм.
Зина приехала в начале седьмого, когда Митя сидел на кухне с Гордеем и трескал овощной салат, а под крышкой томилась говядина.
— У вас вкусно пахнет, — заметила дочь и, раздевшись, прошла на кухню.
— Прикольно, — сказал Гордей и, фыркнув, уточнил: — на тебя накрывать?
Зина передёрнула плечами, посмотрела на всю эту ситуацию и, чмокнув сына в щеку, заметила:
— А давай сейчас ещё позвоню, чтобы Даня заехал.
В итоге пятничный вечер, который должен был пройти у меня в одиночестве, оказался семейным, мы накрыли стол в гостиной, и поэтому, когда в середине ужина в калитку ворот позвонили, мы все нахмурились.
Я медленно встала, нажала на кнопку открытия ворот и, развернувшись к окну, увидела, как машина Альберта въехала во двор.
Я вскинула бровь.
Муж появился на пороге спустя пару минут, и когда я открыла дверь, он хмуро уточнил:
— Алёнушка, скажи мне, пожалуйста, чем тебе не угодил вполне дружеский разговор?
Я сложила руки на груди, и в этот момент из зала выскочил Митя
— Деда привет! — крикнул внук, цепляясь Альберту, в ноги.
Вышла Зина с мужем, махнула отцу рукой, а из кухни выглянул Гордей в моём фартуке.
Альберт растерянно обвёл всех глазами. Запустил пальцы в волосы внука и выдохнул с какой-то детской обидой.
— А вы чего, сегодня ужинать вместе решили, а меня не позвали?
14.
Сказать, что я растерялась при этой фразе Альберта, это не сказать ничего.
Мне кажется, его слова настолько выбили всех из колеи, что даже Зина, которая всегда умудрялась найти любое объяснение той или иной ситуации, только нелепо раскрыла рот.
— Деда, деда! — Дёргал Митя Альберта, и бывший супруг обратил на него внимание, нахмурил брови и поцеловал в макушку.
— Пап, да мы как бы не собирались. — Наконец-таки отмерла дочь и пожала плечами.
Выглянул Гордей и заметил:
— Ну, я так-то здесь как бы сегодня ночую, поэтому с меня взятки гладки.
Даниил, муж Зины, вскинул бровь и тяжело выдохнул.
— Супруга у меня просто сейчас в запаре, поэтому почему бы не приехать к любимой теще на ужин?
У всех было такое логичное объяснение тому, как они случайно оказались в моей столовой, что Альберт только недовольно фыркнул и перевёл взгляд на меня.
Я слишком по наивному вскинула брови и уточнила:
— А разве тебя в твоём доме не кормят?
Всего лишь одна фраза, и она выбила воздух из лёгких у мужа.
Лицо у Альберта стало краснеть, а воротничок рубашки безумно сильно сдавил на шею.
— Но, слушайте, тут ужин и так далее, а мы что-то засиделись, — стала нервно оправдываться Зина. Даня, чтобы её поддержать, послушно кивал, а потом позвал к себе Митю и, подняв его на руки, заметил:
— Мы лучше поедем.
И они реально поехали.
Буквально за три минуты собрались, внук чмокнул меня в щеку, дочь обняла зять кивнул мне на прощание, а Альберт всю эту быструю пантомиму провожал крайне обескураженным выражением лица. Гордей, тяжело вздохнув, хлопнул себя по карманам и заметил:
— А я немножечко тогда свалю наверх.
А когда мы остались с бывшим мужем наедине, он тут же вцепился в меня, как в загнанную лань, и ехидно протянул:
— Знаешь ли, это вообще свинство. Вместо того чтобы пытаться соединить всю семью, ты сейчас просто перетягиваешь одеяло на себя.
Да, я никогда на себя не тянула одеяло.
Да, у нас были привычки. Было очень тепло, когда мы собирались все вместе, сначала с маленькими детьми, с моими родителями, с его родителями. Потом уже, когда дети стали вырастать это был один из пунктов, которые соответствовал званию большой дружной семьи.
Сейчас оказалось, что семьи то по факту нет и вот единственный раз она собралась, это чувство не удалось продержать надолго.
Я тяжело вздохнула
— Ты зачем приехал?
Но Альберт не собирался отвечать мне на вопрос, он сложил руки на груди и произнёс.
— Ален, ну это действительно свинство. Я такой же член семьи, как и все остальные. Почему меня лишают права находиться рядом?
Я закатила глаза и взмахнула рукой, развернулась в прихожей и пошла в сторону столовой.
Я надеялась, что Альберт услышит голос разума и не пойдёт за мной следом, но нет, он пошёл за мной следом.
— Алёна... — завибрировал его голос.
— Господи, Альберт, успокойся. Какая обидчивая девка. Ты серьёзно? О чем ты?
Сам себя слышишь? У тебя там ребёнок должен родиться, может быть, он уже родился, что тебе там не сидится? Или что ты сейчас, как фокусник из рукава вытащишь кролика и скажешь мне о том, что а- та-та, а ребеночек то не мой!
Я почему-то произнесла это излишнее зло и громко. И вероятнее задела что-то очень важное, потому что Альберт напрягся, словно перед прыжком, у него затрепетали ноздри. Дыхание стало рваным, грудь резко задёргалась. А я поняла, что-либо я попала в его боль, либо я попала в правду.
И вместо того чтобы, как порядочному человеку, заткнуться и замять эту тему, я склонила голову к плечу и улыбнувшись, протянула:
— Альберт, ну не говори мне, не говори мне, что ты даже не сделал тест на отцовство.
15.
Альберт насупился, посмотрел на меня исподлобья.
— Скажи ка мне, пожалуйста, Ален, а с чего я должен был делать тест на отцовство, вот объясни. Она спала только со мной, я в этом был уверен.
Я прищурилась, опёрлась о стол с другой стороны, встала прямо напротив Альберта.
— Меня смущает, что ты говоришь об этом в прошедшем времени.
А эта фраза его окончательно выбесила, что он, рыкнув, оттолкнулся от стола и взмахнув рукой, хрипло произнёс:
— Знаешь, что, Ален, это, конечно, очень весело, что ты здесь пытаешься вбить какой-то кол вражды между мной и Эллой, но у тебя ничего не выйдет.
— Да с чего я пытаюсь вбить какой-то кол вражды. Объясни мне, пожалуйста? Мне абсолютно без разницы, как у вас дела там происходят, чем вы занимаетесь.
Главное в мою жизнь не суйтесь, но здесь как будто бы медом намазано. То ты заходишь как к себе домой.
— Я захожу к себе домой, — хрипло перебил меня Альберт, я покачала головой.
— Нет, это теперь не твой дом, давай будем правдивы. Этот дом достался мне после развода, и все на этом.
Альберт скрипнул зубами, ему не нравился мой тон и вообще весь этот диалог.
— Так вот, то ты заваливаешься, как к себе домой, то твоя женщина начинает звонить и пытаться вести со мной душеспасительные беседы. Не надо. Если у вас двоих все так хорошо, отстаньте от меня. Зачем вам нужен кто-то третий? Или вы что, надеетесь, что я буду сидеть и хлопать вашему счастью? Нет, такого не будет?
Из всего из этого я делаю вывод, что вам просто остро необходимы зрители. Но не надо их искать в моём лице.
Альберт бросил на меня косой холодный взгляд и хрипло произнёс:
— Ален, после того, как мы разводились, мне казалось, что у тебя должны были остаться хоть какие-то чувства благодарности ко мне. Но вместо этого ты чуть ли не матом посылаешь мою женщину и при этом ещё выставляешь её виноватой.
— Твоя женщина сходит с ума, пытаясь наладить дружбу с бывшей женой, и ты поддаёшься этому сумасшествию точно так же. Пытаешься наладить контакт, которого в принципе быть не может.
Я развернулась от стола и пошла к кухонному гарнитуру сейчас у меня в голове всплыла история Марины и Макса Реутовых, которые развелись. И на самом деле там развод был такой, что люди просто разлюбили друг друга. Они разлюбили друг друга, но остались родителями детей, причём старшей было там лет шестнадцать, а младшему совсем маленько, лет пять, и из-за этого им приходилось контактировать немного особым образом. Они не разосрались в пух и прах, они нормально поделили имущество, они нормально общались, все время после развода он приезжал к ней с командировок пожрать, она звонила ему, просила деньги. То есть у них не было такой проблемы, как у нас с Альбертом. Там два взрослых человека. Взрослые решили разойтись, и все.
Я ни с кем разводиться не собиралась, я вообще не знала об этом.
Чувство вины, обида у нас искрили.
И все остальное мне казалось безумно лицемерным.
— Разворачивайся и уезжай, впредь, будь добр звонить, если тебе нужно приехать, а лучше вообще не появляться у меня на глазах. Мне достаточно того, что из-за детей, и из-за внука я с тобой и так очень часто пересекаюсь. И да, ещё раз, если я узнаю о том, что ты сбагриваешь своего единственного на данный момент внука своей девке.
— Не смей так о ней говорить, прояви хоть каплю уважения.
— А ты включи наконец-таки голову.
— Без смеха сказала я и, развернувшись, бросила прямой тяжёлый взгляд на Альберта, старалась им пробраться ему под самую кожу, чтобы кровь в жилах застыла.
Я его любила. Не сравнимой ни с чем любовью.
Даже в самые паршивые моменты я его любила.
И после того, как переживали кризис, и в благости я его любила. Мама смеялась, говорила.
— Ты за него ещё свечки ставить ходи в церковь.
А мне было не смешно, потому что каждый раз, проходя мимо храма, я ставила ему за здравие.
Я не заслужила того, что было сейчас.
— Уходи, — сказала я тихо и зажмурила глаза из-за того, что в уголках проступили слезы. — Я не собираюсь с тобой дружить, тем более я не собираюсь дружить с твоей девкой. Мне плевать, как ты её называешь, а вот то, что вы лезете в мою жизнь, говорит лишь о том, что все очень непросто.
— Ты себя ведёшь сейчас как вредина, как эгоистичная, зацикленная на себе женщина.
— А на ком мне циклиться? На тебе, что ли? — Тихо спросила я и оттолкнулась от кухонного гарнитура, бросила на столешницу полотенце и покачала головой. — Я на тебе зациклена была, большую часть жизни, хватит, Альберт. Я не заслужила такого отношения. Я не заслужила того, чтобы выслушивать бредни твоей беременной девки, сталкиваться где-то с ней и чувствовать, как на мне оседают жалостливые, сочувствующие взгляды от наших общих знакомых, но тебе, конечно, на это наплевать, ты считаешь себя героем, мачо, таким классным папиком, мегакрутым боссом. Как же, вы посмотрите, я ей отжалел с барского плеча и имущество, и машину, и даже содержание. Да только если я сейчас разозлюсь, то все, что ты мне отжалел по доброте душевной, придётся пересматривать.
Альберт нахмурился, напрягся.
Спина выровнялась так, как будто бы у него к позвоночнику был прибит кол.
Я шмыгнул носом.
— Если ты продолжишь в том же духе, то я не буду молчать. У нас не просто так есть срок. Помни про три года. Эти три года я могу использовать. Так что не будет ничего у тебя благородного за душой, не будешь ты выглядеть в глазах знакомых таким хорошим, который не бросил бывшую жену. Нет, ты вдруг окажешься мужиком, который будет сраться с бабой из-за фирмы. Так что не надо. Не надо усугублять ситуацию.
16.
Альберт так саданул входной дверью, что мне показалось, моя бедная лирата которая стояла в прихожей, чуть было всю листву не скинула.
Я зажала пальцами переносицу и тяжело покачала головой.
Господи, когда же этот ад закончится, я реально не понимала, чего добивался Альберт.
Гордей, тихо спустившись со второго этажа, застыл на последней ступеньке и качнулся с пятки на носок.
— Ты не расстраивайся, — произнёс он уверенно. — Не расстраивайся, у него кризис среднего возраста. У него, понимаешь ли, там любовь. Только вот как-то так вышло, что на одной любви далеко не уедешь.
— О чем ты? — Спросила я, переводя взгляд на сына. Снова опустила руки под кран и перехватила тарелку, быстро сполоснула её, чтобы убрать в посудомойку.
— Да я о том, что это пока он в браке был, чувствовал крылья любви. А когда ты не стала ничего противопоставлять этим его отношениям ему стало скучно, то есть по факту, понимаешь, пока он был с любовницей, у него было какое-то там невероятное влечение и так далее. А когда вдруг он оказался свободным, то получил по факту ту же самую жену, только без плюса двадцати с лишним лет вместе, когда знаешь, как человек дышит, слышишь, как человек рядом злится. То есть по факту у него сейчас тот же самый брак, только без плюшек того, что рядом близкий человек. Она не близкая ему, и пока она была в статусе, скажем так, любовницы, его все устраивало, наверное. А потеряв этот статус, она стала обычной.
Я повела плечиком. И запястьем заправила прядь волос за ухо, чтоб не лезло, когда я наклонялась к раковине.
— Гордей, мне абсолютно на это наплевать. Мне не важно, что он испытывал в браке и что он испытывает сейчас. Он ушёл, я не стала его держать, я не стала как-то противиться, затягивать бракоразводный процесс. Нас развели-то в спешном порядке, потому что он торопился.
— Ну а теперь, видимо, пожалел. — Гордей все-таки прошёл в кухню, быстро начал собирать стола. А когда сын оказался возле меня, то легонько толкнул меня плечом. — Эй, ну ты же не собираешься все бросить, как есть. Ты же не собираешься сдаваться.
— О чем это ты? — Спросила я и шмыгнула носом.
— Да я о том, что ты же не сыграешь сейчас в страуса? Не спрячешь голову в песок перед тем, как повеселиться, хорошо?
Мне уже было не до веселья, мне реально не хотелось никуда идти, ни с кем встречаться, ни с кем общаться. Но я понимала, что, если я не пойду, я просто распишусь в том, что да, меня надо пожалеть. Посмотрите, я демонстративно ухожу страдать в уголок.
Чужая жалость мне не нужна была.
— Я видел твоё платье изумрудное, тебе будет очень к лицу, но ты это и сама прекрасно знаешь. И вот ведь, мам в чем отличие тебя и любой другой.
Я непонимающе приподняла бровь, намекая сыну, чтобы он продолжил объяснение.
— Это знаешь, как встречаешь девушку на патриках, спрашиваешь, сколько должен зарабатывать мужик? Она говорит ну, лимонов пять. А на встречный вопрос, а что ты ему за эти пять лимонов дашь? Она стоит и хлопает глазами. Так вот, за эти пять лимонов надо как минимум обладать какими-то особыми талантами, чтобы в какой-то момент мужчина рядом ощущал твою компетенцию, чтобы, когда он подойдет и спросит какой галстук мне одеть, ты сказала бордовый. Ты для папы обладала таким авторитетом, что на все пятьдесять лимонов тянуло. Вот в этом заключается разница женщины, которая ничего не может дать мужчине за его благосостояние, за его статус и тебя.
— Ты что, хочешь мне так иносказательно намекнуть на то, что Элла у него необразованная дура?
— Я не знаю, я же с ней особо не общаюсь. Но если ему по-прежнему важна ты, значит, там что-то не особо клеится.
Мы с Гордеем быстро убрали со стола, привели в порядок кухню. Он знал, что утром, пока я буду собираться здесь, по дому, будут сновать и визажист, и парикмахер, и чтобы не было никаких затыков нужно было все приготовить с вечера.
Проходя мимо спальни сына, уже перед сном, я стукнула костяшками по двери и, заглянув внутрь, уточнила:
— А ты сам то во сколько приедешь?
— НУ, к началу? — Пожал плечами Гордей, и я вскинула брови.
— А как же то, что у тебя с собой ни костюма, ничего.
— Не переживай, костюм у меня давно висит на работе.
Я не переживала.
Я ушла в свою спальню, которая осиротела без него. Приняла душ. Высушила волосы и накрутила объёмные бигуди для того, чтобы завтра парикмахеру было проще создавать объём. И когда вот такую, за маленьким туалетным столиком, меня застал сын, я удивилась почему он до сих пор не спал.
Гордей опёрся плечом о косяк и глубокомысленно произнёс:
— А знаешь, в чем вся проблема-то, походу?
Я непонимающе уставилась на ребёнка и пожала плечами.
— Он её замуж не зовёт. Вот в чем вся проблема. Ха-ха!
17.
Из-за почти бессонной ночи утром я была. Чуть более свежей, чем маринованный огурец.
Меня все бесило и раздражало, я нервничала, у меня потели ладони, поэтому, когда приехал визажист и парикмахер, я по третьему кругу обходила стол. И мысленно проклинала все.
— Ну что такое, Ален? Ну что? — Тихо спросила мой парикмахер и усадила меня на кресло.
— Да нет, как-то волнительно, все в порядке, — произнесла я сдавленно и скупо. И в этот момент со второго этажа сбежал Гордей, он пронёсся мимо меня, чмокнул в щеку и заметил.
— Мам, встретимся вечером, я погнал.
Я рассеянно кивнула и увидела несколько входящих от Насти, своего рекламщика, быстро подняла трубку.
— Ален, я знаю, у тебя сегодня какое-то мероприятие, давай я подскочу, сделаем немножечко снимков. А ты же все-таки такая у нас интересная становишься, на телевидение зовут.
— Господи, зачем нам это надо? — Выдохнула я и туго сглотнула.
— Ну как зачем? Это тоже один из видов пиара. Что ты думаешь, если у тебя супер эстетичный блог уютной жизни, то зрители не хотят видеть какой бывает у тебя жизнь помимо блога? Очень хотят, особенно если мы запилим хорошие рилсы на тему того, как ты будешь читать там поздравления, либо фоткаться с гостями. НУ, это круто.
— Господи, делай что хочешь, — рассеянно отозвалась я, и Настя, взвизгнув, кинула трубку. Парикмахер, посмотрела на меня, покачала головой.
— Ну что сегодня?
— Давай локоны. — Выдавила я через силу, и на телефон стали сыпаться сообщения от дочери о том, что организатор торжества позвонила, сказала, что несколько видов закусок придётся отменить, что детский час будет с шести до восьми. И, в общем, все так плохо, что мне надо было обязательно приехать.
А я сидела и думала, что будь ситуация немного иной, я бы, конечно, сорвалась с утра и сама поехала в ресторан. Но я так посчитала, что там будет Альберт и Элла, поэтому что мне напрягаться, пусть они разруливают все ситуации, а я приду чисто в качестве гостя. И буду выглядеть не замотанной селедкой, а нормально. Так чтобы никто никогда не посмел даже предположить о том, что меня можно пожалеть.
Не надо меня жалеть, я самодостаточная успешная женщина, умеренно успешная в своём направление. И даже то, что я появлюсь на этом празднике, это не говорит о том, что я чем-то нехороша, нет, скорее это, наоборот, подчёркивает, что я знаю себе цену, и что для моей реализации мне не нужен мужчина.
Я так сильно стиснула челюсти, что визажист качнула головой.
— Ален, помягче, пожалуйста, а то у тебя сейчас скулы поедут к вискам.
Собравшись за несколько часов, девочки помогли мне одеть платье, подтянули его везде, поправили шнуровку, я выбрала зелёный атлас с мягким кружевом от поясницы и до самого низа. Из украшений решила выбрать топазы в белом золоте, потому что они не отвлекали внимание от цвета моих волос и не перетягивали акцент с платья. Они просто подчёркивали дороговизну образа.
Господи, я вообще не понимала, зачем столько всего делать для детского дня рождения.
Да, Митя чудесный, самый идеальный, но можно было просто ограничиться тем что дети будут отдыхать. Но нет, сейчас так нельзя. Сейчас у Мити слишком важные родители. Для Данила праздник сына - это выгодные контракты, сделки, разговоры с партнёрами, поэтому детский утренник проходит в определённое время, а официальная часть с самого начала.
Собрав все необходимое для съёмки, я все-таки приготовилась и вызвала такси. Села в машину, зябко повела плечами. Ладони все также были влажными, неприятными, я чувствовала себя царевной лягушкой. Но когда машина остановилась возле дверей ресторана, когда я увидела собирающихся гостей, которые были ни капельки не проще меня, я поняла, что поступила мудро. Если бы я появилась на дне рождении внука в скромном, закрытом наглухо платье из трикотажа, все бы точно ходили и рассуждали о том, какая я бедная и несчастная.
А я не бедная и несчастная, у меня все хорошо.
Только вот муж бывший с ума сходит, но это дело поправимое.
— Мама, господи, — когда я оказалась внутри ресторана, ко мне быстро подбежала Зина и приложила ладони к щекам. — Мам, ты такая красивая.
Я мягко улыбнулась
— Спасибо.
— Идём, идём. Не стой, проходи. Митя тебя заждался.
Зина подхватила меня под руку и повела в главный зал. Все было выверено со вкусом, с эстетикой, мне нравилось оформление и нравился мой внук, который для своего возраста был одет в чёрную тройку с белой рубашкой. А волосы уложили назад, его вечно торчащие в разные стороны вихры сейчас выглядели очень стильно.
— Бабушка, ты самая красивая, — выдохнул Митя, глядя на меня снизу вверх. Я присела на корточки, прижала внука к себе и тихо прошептала:
— А ты самый чудесный малыш. Самый замечательный, я поздравляю тебя с днём рождения, родной мой.
Митя засмущался. Поцеловал меня в щеку, а потом протянул.
— Идём, идём, я тебя ещё с гостями буду знакомить.
Только в основном люди были все знакомые. Семейная пар Адонины, занимались транспортными перевозками. Лапин, один из инвесторов с которым сейчас сотрудничал зять.
Мы двигались сквозь толпу вместе с Митей, я здоровалась сдержанно со знакомыми людьми, с незнакомыми приходилось знакомиться, а вблизи столов внук обернулся, посмотрел на меня и тихо произнёс, как будто бы по секрету.
— Бабуля, бабуль, а дедушка на тебя так смотри!
По спине пробежал холодок.
Я медленно развернулась и упёрлась взглядом в Альберта, который стоял с каким-то тучным мужчиной. И был темнее бездны.
— Бабуль, видишь, как он на тебя смотрит? Мне кажется, ему ты очень нравишься сегодня.
18.
Я сквозь толпу посмотрела на Альберта и не меняя взгляда, кивнула в знак приветствия. Все-таки не стоило уподобляться базарным девкам и надо всегда сохранять лицо.
— Бабуль, бабуль, ты такая красивая, деда на тебя так смотрит. Идём к нему, подойдём, я ему скажу, какая ты красивая.
— Мить, родной мой, — мягким голосом произнесла я и наклонилась к внуку, заправила за ухо выбившуюся прядь волос и провела кончиками пальцев по щеке.
— Не надо, дедуля, наверное, очень занят.
— Ба, он стоит. Идём.
Митю было не остановить, он схватил меня за пальцы и, развернувшись, начал тащить через толпу, причём как бы я, не понижала голос, не просила его остановиться и заняться чем-либо другим, Митя вообще, оказалось, меня не слышал.
Спустя мгновение мы оказались перед Альбертом. И Митя горделиво произнёс:
— Деда, смотри, какая бабуля у нас сегодня красивая.
Альберт хмурым взглядом прошёлся по мне, подмечая топазы, которые он подарил. Только, вот кроме украшений, ничего его на мне больше не было. Бывший муж стиснул челюсти так, что по скулам проступили желваки, а Митя, не добившись никакого результата, топнул ножкой и серьёзнее заметил:
— Деда! Ну скажи, какая у нас бабуля красивая.
Альберт вскинул бровь, словно бы ему это доставляло особое какое-то удовольствие, и, улыбнувшись левым уголком губ, произнёс:
— Красивая. Бабуля у нас сегодня настолько красивая, что весь зал шею уже свернул.
Я холодным взглядом прошлась по бывшему мужу, хотела ему мысленно показать, что меня ни капельки не оскорбил сей факт, а вот то, что его это задело было видно.
— Вот, смотри, дедуля какая бабуля красивая, — уже расслабленно произнёс Митя и вздохнул, — почти как мама.
Я улыбнулась и перевела взгляд на внука, погладила его по плечу, и Митя, схватив меня опять за пальцы, произнёс:
— А идём к фонтану сходим, там очень красиво.
Фонтан стоял в холле. Маленький, небольшой, под стеклянным куполом, и со всехсторон были разноцветные струи воды.
— Красиво, бабуль.
— Очень, — сказала я, пряча улыбку.
— Конечно, родной мой, красиво, — произнёс у меня над ухом Альберт, и Митя обернулся на деда. — Дедушка ведь все оплачивал.
Я скрипнула зубами.
Зина с Даней прекрасно бы справились самостоятельно, но Альберт решил таким барским жестом показать, насколько он любит своего внука, что оплатил все мероприятие. Но как по мне, он просто хотел перед партнёрами повыеживаться и все.
Я подняла на него насмешливый взгляд и покачала головой, намекая, чтобы уж маленькому ребенку не объяснял бы таких вещей, все равно внук не поймёт, а кто услышит, подумает, что с позером разговаривают.
Я не успела ничего сказать, потому что со стороны входа послышался звонкий голос.
— Алёна, Алёна!
Я развернулась и поймала взглядом Настю, она была в обычном чёрном брючном костюме, и с ней вместе шла девушка с чемоданом аппаратуры.
Я нахмурилась.
— Алёна, я так рада, что мы успели. Ты чудесно выглядишь. Мы сейчас быстренько фото, видеорепортаж отснимем и исчезнем, чтобы весь вечер ты о нас не вспоминала. Только рилсы не забудь напилить, пожалуйста. — Произнесла быстро Настя и, переведя взгляд на Митю, умилённо восхитилась: — А это наш именинник.
У меня есть чем порадовать малыша.
Она села на корточки и вытащила из-за пазухи небольшой, квадратный футляр.
Митя открыл его и заворожённо уставился на серебряную рыбку.
— А что это? — Наивно уточнил внук, и я, наклонившись к нему, рассказала:
— Это, чтобы, когда ты водичку пьёшь в стакане, у тебя эта рыбка плавала, видишь, вот здесь крепление?
— Вот круто, надо маме показать — выдохнул счастливо Митя, и Настя, хлопнув в ладоши, произнесла:
— Я знаю, что у вас здесь есть фотозона, поэтому вперёд бежим к фотозоне, и мы тебя скоро оставим. Ален, я обещаю, что это не займёт много времени. Я взяла Митю за руку, и мы пошли в направлении главного зала. Фотозона была действительно шикарная, она делилась на несколько частей. Белая с золотыми шарами по кругу, чёрная с надписью каких-то лейблов. Видимо, кто-то из партнёров таким образом решил пропиариться. И детская, разноцветная, которая стояла слегка за углом.
Настя стояла за плечом у фотографа и только руководила.
— Ален, повернись к камере, а теперь немного сбоку да-да. Слушайте, здесь есть какой-то очень шикарный стул. Давайте сейчас я принесу, и мы с именинником сфоткаемся.
У меня не было никаких вопросов относительно того, что можем мы сфоткаться с внуком или нет, но перед публикацией я, конечно бы, посовещалась с Зиной, либо с Даней на возможность использовать эти снимки для блога, а то тут, как выяснилось, многое под запретом.
Когда Настя притащила стул и усадила меня с Митей на него, то фотограф заработала с удвоенной скоростью. Я так тщательно улыбалась, что у меня уже даже немного свело челюсти. В какой-то момент Настя заметила:
— Так, мужчина, а вы что здесь делаете? Выйдите из кадра.
Я резко обернулась назад и увидела, что со стороны чёрной фотозоны к нам приближался Альберт.
— Я так-то вообще-то муж... — хрипло произнёс Альберт и нахмурился, но Настя умела работать не только с милыми, добрыми, положительными блогерами. Она примерно с таким же успехом работала и с чудовищными рекламщиками, поэтому уперев руки в бока, произнесла:
— Муж? Никакого мужа я не знаю, мы полгода работаем с Алёной, и я ни разу вас в доме не видела, поэтому выйдите из кадра, не портите картинку. Да и староваты вы знаете ли, как-то для мужа.
19.
Альберт налетел словно на стеклянную стену, и медленно перевёл взгляд с меня на Настю.
— А я что-то сейчас не понял, у кого-то язык слишком длинный? — хрипло спросил муж. Но я в этот момент решила не допускать конфликта хотя бы со своим рекламщиком и тихо произнесла.
— Альберт, у нас съёмки. Пожалуйста.
Я не думала, что муж меня послушает, а скорее даже взбеситься, но Альберт пристально посмотрел на меня взглядом намекая, что это мы еще с ним обязательно обсудим и заскрипел зубами так, что даже на расстоянии несколько метров я это могла услышать. Альберт смерил меня недовольным взглядом и хрипло произнёс:
— Ну, здесь, конечно, очень как-то перестарались, сказав, что стар для мужа.
Наверное, значит молод для любовника буду — вскинув бровь, Альберт
развернулся и вальяжной походкой пошёл в сторону основного зала.
Настя хлопнула дважды глазами и, переведя на меня взгляд, усмехнулась.
Я тяжело вздохнула и уточнила:
— Ты же специально?
— Специально не специально. Кто меня сейчас разберёт. Я вообще сегодня такая довольная, что немножко парам-пам-пам, не отвлекаемся, продолжаем работать.
Сейчас у нас закончится фотосъёмка в фотозоне, и мы пойдём в сторону балконов.
Там чудесный вид на сад открывается, для вечерних рилсов будет Карина не зевать — обратилась в последнюю очередь Настя к фотографу, и съёмки начались снова.
Митя через десять кадров тяжело вздохнул и прошептал мне на ушко.
— Бабуль, а можно я пойду, там Тимофей приехал и, может быть, Алана.
Я улыбнулась, коснулась губами щеки внука и произнесла.
— Конечно, беги, родной.
Я спустила Митю с рук, и он вприпрыжку ускакал в сторону холла. Настя проводила его недовольным взглядом и покачала головой.
— Алёна, ну так нельзя. Давай кого-нибудь другого ещё поймаем.
Мне казалось, что она устроила настоящую охоту на всю мою семью и отчасти, может быть, она даже была права в том, что контент требует какого-то разнообразия, особенно с учётом того, что идёт запуск курса.
Я тяжело вздохнула и постаралась выискать в толпе кого-то знакомого, пробегала.
Зина, и я её окрикнув, указала на место рядом с собой. Дочка затормозила, вскинула брови и тут же подбежала, встала рядом, сделали несколько снимков, потом она наклонилась, поцеловала меня в щеку, что-то стала шептать наигранно на камеру. Я все это слушала, а потом все-таки Настя хлопнула в ладоши и сказала.
— Теперь мы все идём на балкон. Зинаида, вы чудесно выглядите, платье под цвет ваших глаз.
А Зина, не смутившись, благодарно кивнула, и мы направились с ней в сторону сада. На балконе горели маленькие свечи в стеклянных подсвечниках, и мы, стоя возле перил. Просто вели какой-то непонятный никому разговор о том, что Митя очень доволен. Даня сейчас пытается найти общий язык с Сафроновым. У отца такое кислое лицо, как будто бы он недозрелых слив переел.
Все это было в контексте такого немножко сатирично диалога, и мы с дочерью посмеивались над какими-то репликами, и Настя только подбадривала нас.
— Правильно, правильно, девочки, абсолютно верная позиция, вы очень красиво смотритесь в кадре. Так, теперь нам нужен какой-нибудь мужчина, давайте мы найдём мужчину?
Зина по наивности своей тут же вскинула бровь, предложила.
— Я могу папу позвать.
Но Настя, поджав губы, покачала головой.
— Он нам не подходит. Знаете, такой злодей из сказки в кадре нам не нужен.
Настя сегодня была вместо мстителя и говорила моими мыслями, а я не представляла даже насколько она внимательная оказалась. Хотя за полгода она особо не влезала в мою жизнь и просто работала на меня.
Зина тяжело вздохнула и заметила:
— Ну может быть, Гордея или Даню позвать.
Вариант зятя и сына меня в любом случае устраивал, но я все-таки заметила — Лучше выцепи где-нибудь Гордея.
Но пока не появился сын, Настя продолжила меня мучить и отвела к какой-то высокой вазе, возле которой я задумчиво смотрела вдаль. А вообще вся картинка с этой фотосессией была достаточно комичной, потому что гости оборачивались, кто-то слишком активный хотел пристроиться рядом, я не отказывала, а Настя в этот момент только закатывала глаза. Так я успела отфоткаться и с женой Самойлова, и получить один из снимков с Лапиным. И вообще вечер набирал обороты и был достаточно приятным, но самое главное, что мне до сих пор на глаза не попалась зазноба Альберта, и я определённо считала это хорошим знаком.
Минут через десять наконец-таки в поле зрения появился Гордей, он на ходу поправлял воротничок рубашки и выглядел очень уставшим. Когда он приблизился ко мне, поцеловал меня в щеку, я только спросила:
— Ты что, только с работы?
— Да, едва вырвался, там контракт один с нефтяником горит надо было быстренько составить, так отец его ещё не успел посмотреть, поэтому зря только задерживался, но, с другой стороны, он ночью уже сможет его подписать и отправить.
Я развернулась к ребёнку, попросила, чтобы он слегка наклонился ко мне и вытащив из-под пиджака воротник, аккуратно расправила его так, чтобы не было складок, провела пальцами по пуговицам, считая, все ли они чётко застёгнуты и нет никакого казуса, глянула на пряжку ремня, которая сидела ровно по центру и, сама себе кивнув, произнесла:
— Вот теперь можно сниматься.
И камера защёлкала снова, а Гордей, обнимая меня, как-то особенно нежно бормотал под нос:
— Вот столько суматохи, а всего лишь детский день рождения, они же могли настолько не нагнетать обстановку.
— Гордей, прекрати. Ну, в конце концов, все мы люди взрослые.
— Да, я понимаю, что взрослые, но это не отменяет того, что здесь чёртова прорва народу, которые приехали пожрать просто так.
— Гордей, — выдохнула я и покачала головой. В следующий момент мы поменяли локацию, и Гордей, встав таким образом, чтобы его не особо было заметно в кадре, произнёс:
— А кстати, ты заметила, не видно нигде Эллы?
Я так и знала, что мне кто-то испортит настроение, но не думала, что этим кем-то окажется собственный ребёнок.
— Мне это не важно, — произнесла я сдержанно, и улыбка сошла с моих губ. Настя тут же хлопнула в ладоши и заметила.
— Алёна, мы на работе, улыбаемся.
Я вздохнула, стараясь поймать тот дзен, который был у меня до этих слов, и даже почти справилась, но Гордей ехидно произнёс мне на ухо:
— Вот будет прикольно, если вдруг она там лежит у него на сохранении, а он здесь к тебе ласты свои подтягивает.
У меня на лице проступила такая кислая мина, что на этот раз, слив незрелых объелась я.
Тяжело вздохнув, я перевела взгляд на сына и только хотела сказать, чтобы он не продолжал этот разговор, как Гордей вдруг усмехнулся и, наклонившись ко мне, заметил:
— А я пойду точно узнаю, куда он дел свою Эллочку.
Я покачала головой и, оставшись в одиночестве, поняла, что вечер грозит обернуться, возможно, скандалом каким-то, причём не обязательно я буду в непонимании конфликтовать с Альбертом, вполне возможно, этим кем-то может оказаться Гордей, который не понимает намёков.
Но спустя минуту Гордей снова оказался возле меня и, наклонившись, тихо прошептал, распираемый нетерпением.
— 000, мама, ты даже не представляешь, что там произошло.
20.
Я распахнула в удивлении глаза и покачала головой.
— Нет, Гордей, я не собираюсь выслушивать какие-либо сплетни,— произнесла я и аккуратно погладила сына по лацкану пиджака. А по глазам было понятно, что Гордея прямо сейчас разорвет, если он хоть на секунду замолчит.
Сын тяжело выдохнул.
— Мам, ну ты не представляешь…
— Нет, Гордей, мне это абсолютно не интересно. Зачем мне эта информация?
Настя стояла, тяжело дышала, и её недовольное сопение доносилось аж до меняГордей весь помрачнел и покачал головой. Настя нервно уточнила.
— Ну мы можем продолжить съёмку?
Гордей взмахнул рукой и кивнул:
— Да, да, конечно, я не буду мешать.
И съёмка продолжилась сначала в на балконе. Потом мы вернулись к фонтану, потом мы прошли к столам, сделали небольшую нарезку видео о сервировке столов и так далее, я все это успевала совмещать с тем, что здоровалась со знакомыми людьми. Кто-то подходил выразить своё восхищение всем этим вечером, но я только отнекивалась и говорила, что это заслуга исключительно Зины и Данилы.
Мне почему-то не верили.
Наконец-таки в поле зрения появилась Маша Лукина, которая перетянула на себя все внимание.
— Алёна, здравствуй, — взмахнула она руками, а я, помня о нашем последнем разговоре с ней, поджала губы.
— Рада видеть, — сказала я сдержанно и стерпела то, что Маша, прикоснувшись ко мне, расцеловала в обе щеки. Фотограф, заметив такую интересную картинку, тут же засняла это все, и Маша вспыхнул, взмахнула рукой.
— Нет, нет, это не для публикации.
Я положила ладонь ей на запястье и холодно произнесла:
— Как скажешь.
— Ох, Ален, мне так жаль, что у вас с Альбертом все так сложилось, но, насколько я поняла, у вас ещё все-таки, может быть шанс.
— Маш, не надо, — произнесла я сдержанно, не собираясь с чужим посторонним человеком вообще что-либо обсуждать из своей жизни, а Настя в этот момент навострила ушки.
— Я понимаю, тебе неприятно об этом говорить, но все-таки подумай более логично. Ну, все люди разводятся, но кто-то же сходится. Почему бы вам с Альбертом не сойтись? Вы такая красивая пара.
— Маша. Давай мы с тобой не будем говорить на эту тему, я как человек тактичный, знаю, что, предположим, у тебя произошло подобное бы горе, я никогда не стала бы лезть в душу.
Маша скуксилась. Тяжело задышала.
— Но я же от чистого сердца.
— От чистого сердца побудь тактичной, пожалуйста, — произнесла я и, развернувшись к Насте с фотографом, тихо произнесла. — Мы можем ещё отснять на лестницах, на входе, там же шикарный вид, как будто бы особняк.
Настя понятливо закивала, тут же постаралась оттеснить меня от Лукиной и хрипло выдохнула на ухо:
— Господи, какая противная бабенция.
Но я пожала плечами. Иногда люди, с которыми очень долгое время общаешься кажутся вполне адекватными ровно до того момента, пока не произойдёт какое-то событие, выбивающее их из привычного ритма. Мы прошли в зону встреч гостей, быстро отсняли ещё несколько кадров, и Настя, поаплодировав мне и фотографу, заметила:
— Мы закончили Ален, спасибо огромное, что уделила столько времени нам, в дальнейшем мы отработаем, пересмотрим все материалы и уже сможем решить, что лучше взять в работу, но это было очень шикарно. Если у тебя будут ещё похожие события, обязательно сообщай мне, мы все вместе также будем приезжать и делать небольшие репортажи. Я тебе говорю, это для блога будет просто пушка.
Я чмокнула Настю в щеку поблагодарила фотографа и медленно стала возвращаться в сам ресторан.
Альберт поймал меня, когда я почти приблизилась к главному залу, и надменно произнёс над ухом:
— Надо же, какие мы популярные становимся, съёмки, фотограф.
Я сдержанно прикусила губу и вздохнула.
— А я то все думаю с чего бы это вдруг? Ну, подумаешь блог, такая себе вообще ситуация, можно же как бы его закрыть, можно же его пересмотреть, а тут вон что.
Тут прям все по-серьёзному.
Я провела языком по губам и уточнила:
— А ты так интересуешься в надежде узнать, какой доход у меня с этого блога или что?
И фраза эта, брошенная вроде бы мимоходом, очень не понравилась Альберту.
Нахмурился, сложил руки на груди. А я почему-то в какой-то хмельной злости произнесла:
— Или это ты пытаешься узнать, сколько будет стоимость моего блога на момент, если я все-таки подам на раздел имущества, так? Типа мне половина твоего бизнеса, тебе половина моего бизнеса, маленького девчачьего бизнеса. Я права, Альберт? — Усмехнувшись, я смерила мужа оценивающим взглядом, который мысленно так и выдавал, что ну, это, по крайней мере, очень мелочно. И оставив супруга дальше что-то там себе размышлять, я двинулась по залу, но в последний момент меня перехватила за руку Зинаида и, развернув к ледяным статуям, тихо зашептала:
— Мам, ты представляешь, я тут такое узнала, я тут такое узнала! Точнее нет, я была инициатором вообще всего этого.
— Зин, вот не надо сейчас, не надо;— тихо произнесла я, ставя границу на том моменте, что я не готова ничего сейчас обсуждать.
— Нет, ты просто выслушай меня. Был такой разговор за несколько дней до дня рождения Митеньки. Я позвонила отцу и уточнила, а в каком статусе он будет присутствовать на этом мероприятии? Он сказал, что как бы он будет со своей женщиной, с которой он выходит в свет, на что я ему сказала, что, ну, это не совсем корректно выглядит в ключе того, что мама тоже будет присутствовать. Ты не мог бы как бы немного постараться, чтобы эта ситуация не выходила за нормы морали.
Он, конечно, на меня наорал, нарычал, сказал о том, что я неблагодарная коза. И вообще он такой же член семьи, как и ты. И не надо делать выбор в пользу кого-то одного, потому что мы по-прежнему остаёмся семьёй.
— Зин, я тебя умоляю. Пожалуйста, прекрати. — Произнесла я, туго сглатывая, но Зина тараторила со скоростью пулемёта Максима.
— И вот я уже как бы поняла, что ну, все окей, значит, он приедет с Эллой, но сегодня я, когда его увидела, спросила, в чем там заключается все дело, а оказывается, она у него легла на сохранение. Ты представляешь, мам, у него баба лежит на сохранении, а он разъезжает по вечерам.
Я тяжело задышала, поняла, что у меня от всей этой ситуации краска к лицу прилила и щеки безумно стали гореть.
— Видишь, мам? То есть он готов оставить свою беременную девицу где-то там для того, чтобы увидеться с тобой. Мне кажется, это о чем-то, да и говорит, мамуль, и все-таки я была права, говоря, чтобы ты отстаивала свои позиции в браке, никуда он от тебя уйти по определению не может!
Милые мои, я сегодня запустила новинку.
Про честную Лику, которая узнала про вторую семью мужа после четверти века в браке.
— Что ты ноешь? Я с ней давно уже не сплю, — прорычал муж.
— У тебя другая семья и там ребенок на пару лет младше наших внуков. Ты мне не просто изменил, а еще и лгал много лет... — давилась я словами.
— А что надо было поселить их через стенку? Не делай мне нервы. Я поступил нормально. Ребенка содержу и все на этом, — зло бросил муж.
— Я не буду с тобой жить.
— Хочешь развестись? Отличная идея, баба в сорок пять- это самый ходовой товар.
Давай тогда, ищи нового мужа, жду приглашения на свадьбу! Свое скоро тоже отправлю. Будешь свидетельницей?
21.
Я медленно прикрыла глаза. Не понимала чего добивалась Зина, что я должна сейчас запрыгать, в ладоши захлопать, так?
— Так, девочка моя, — произнесла я, облизывая пересохшие губы, перехватила дочь за запястье и потянула на себя, стараясь отвернуть её от гостей.
— Мам, ты чего? — Зина распахнула в удивлении глаза и округлила ротик буквой «о».
Я сцепила пальцы на её запястье с такой силой, что казалось, кожа сейчас под ними будет рваться.
— Родная моя, я, конечно, все понимаю, вы с Гордеем стали жертвами развода родителей, но, слава Богу, вам не по пять лет.
Зина нахмурилась.
— Это первое, а второе... Твой отец приехал сегодня не для того, чтобы с бывшей женой увидеться. Он приехал на день рождения единственного внука. Не забывай, пожалуйста, вот этот аспект, и давай уж будем откровенно честными. По поводу третьего... Я воспитывала тебя внимательным и чутким ребёнком, для которого слова такт, уважение, личные границы не пустой звук. Так с какого черта ты решаешь, будто бы это правильно приходить и тыкать мне в болючую рану каждый раз раскалённым серебром?
Зина закачала головой. У неё на лице был написан такой шок, что как-то иначе охарактеризовать моё поведение она не могла.
Она именно была шокирована.
— Мам, да ты чего?
— Ничего, ничего, Зин, понимаешь, если я сказала, я не хочу слышать ничего о его девке, это значит, я не хочу ничего слышать о его девке. Если мы подписали с ним документы на развод, значит, мы подписали с ним документы на развод.
Говорить было больно, и мне казалось, что вечер безвозвратно испорчен. Во всей этой фантасмагории единственный человек, который меня хоть немного понимал.
это был Митя. И то он за счёт своей детской непосредственности умудрялся разворачивать так ситуацию, что на него просто невозможно было обижаться, но, когда рядом находятся несколько взрослых людей и не понимают элементарных вещей, это в любом случае обижает.
Я не пыталась встретиться с Альбертом все это время, которое мы в разводе. Я не искала никаких контактов. Я не пересекалась с ним нигде на светских раутах, я вообще перестала выходить в свет только для того, чтобы у людей не было отождествления меня и Альберта как семейной пары.
Нет семьи.
— Давай мы поставим точку раз и навсегда. Мне абсолютно не интересно, что сделал твой отец, как он это сделал и какие последствия понёс. Я не железная, от того, что-то ты, то Гордей, то наши общие знакомые тыкают в меня палками, я сильнее не становлюсь. Хоть ты будь лучше, чем остальные, хоть ты не заставляй меня каждый раз вздрагивать при мысли о том, что сегодня мне подкинут новый повод для нервотрёпки. Я тебя прошу.
— Мам, я не думала.
— А вот в этом то и проблема. То, что сначала твой отец не думал, а сейчас выходит, и ты не думаешь?
— Мам, я... Ну прости. — Зина взмахнула руками и покачала головой. — Мам. прости, действительно просто это.
У неё дрогнули губы, а глаза подёрнулись хрустальной дымкой слез.
— Просто это на самом деле очень страшно. Мне кажется, когда мать и отец вдруг не находят общего языка, это в любом возрасте страшно в пять, в двадцать какая, к чертям, разница? Я уже знаю, что не приеду на новый год и не услышу, как отец ругается с террасы, потому что не может занести ёлку, и к нему я тоже не приеду, потому что знаю, что никто не будет печь дурацкий кекс Эмили Дикинсон. И даже Митя уже понимает, что он не приедет, и никто не будет катать его на качелях, а у папы никто не приготовит самый вкусный манник. Прости, ты борешься с этим через отречение. А я пытаюсь с этим бороться через самообман, пытаюсь себя убедить тебя убедить, что может быть все не так страшно.
Зина сама не заметила, как у неё из глаз потекли слезы.
Я опустила лицо, вздохнула, разжала пальцы на запястье дочери и притянула её к себе. Зина тяжело дышала, дрожала. И попеременно шептала, чтобы я её простила. И этот разговор выбил нас обоих из колеи, потому что каждая спустя несколько минут направилась в сторону дамских комнат. Я пошла к той, которая в левом крыле. Зашла, опёрлась руками о раковину, включила холодную воду, стянула с плеча тонкий узкий серебряный клатч, который подходил под топазы.
Вытряхнула на столешницу сухие салфетки и постаралась вытереть глаза так, чтобы не испортить макияж.
В голове набатом звучали слова дочери. А самое дерьмовое, что будет Зине тридцать или пятьдесят для меня она будет все равно дочерью, и любую детскую слезинку я буду воспринимать как ножевое ранение.
Я стояла, наклонившись лицом к раковине, и тяжело дышала. А потом, не справившись с истерикой зашла, присела в кабинку. Закинула ногу на ногу, обняла себя за плечи и постаралась выровнять дыхание.
Дверь дамской открылась, и послышался незнакомый девичий голос.
— Нет, нет, ну ты же видела, Старцевы приехали порознь, но никто так и не может сказать в разводе они или не в разводе.
— Да, в разводе, я тебе говорю, — отвечал второй голосок, и я закатила глаза. —Стопудово в разводе. Ты же видела, что он свою новую мымру выводит в свет, хотя вот смысл было разводиться с одной женой, чтобы тут же влететь в отношения с другой.
— Ну не скажи, не скажи. Ну, вообще, конечно, да, жаль такой экземпляр и снова в ежовых рукавицах.
Разговор был про Альберта и про меня. Покачала головой, осознавая, что мы своим появлением создаём явно какую-то нездоровую ситуацию в обществе, потом плюнула на все и толкнула дверь кабинки.
Девушка высокая, рыжеволосая, и её подружка с пепельными волосами, уложенными в улитку, охнули и посмотрели на меня, как на инопланетянина. Но я вскинула брови и направилась в сторону выхода. А когда проходила мимо балкона, услышала крик Митеньки.
— Бабушка, бабушка, я наконец нашел тебя! — внук подлетел ко мне, схватил меня за ноги, а я, присев на корточки провела кончиком пальца ему по носику.
— А зачем искал? — Тихо спросила я, стараясь хотя бы от внука заразиться этой радостью.
— Хотел показать, какой мне подарок Тимофей подарил. Бабушка! Ну пойдём, пожалуйста, бабуль, бабуль.
Митя запрыгал на одном месте, и я, улыбнувшись, встала с корточек и, взяв внука за руку, двинулась за ним, а в этот момент со стороны балкона раздался бархатный хрипловатый голос.
— Бабушка, а ха-ха-ха бабушка, серьёзно? Да вы что, такую ещё тискать и. А ха ты…
Я резко обернулась и поняла, что мне ещё и присвистнули.
22.
Мне в лицо ударило такой волной краски, что я поняла — щеки меня выдали.
Я распахнула пошире глаза, желая разглядеть того самого наглеца, который посмел такими словами бросаться, но в этот момент мужчину загородил мой зять.
— Ты офигел, что ли? Это моя тёща! — хрипло выдохнул Даня и толкнул мужчину за балконную дверь, развернулся, приложил ладонь к груди и губами прошептал: —Мам, прости.
Я тяжело задышала, как будто бы только что посмотрела на прилюдную оргию и покачала головой, намекая на то, что, ну, это уже совсем переходит границы.
Даниил быстро юркнул в сторону, а я, плюнув на этот спектакль, развернулась к Мите и пошла следом за ним.
Мите подарили внедорожник в миниатюре, и внук в детской комнате умудрился в него залезть, посигналить и теперь с гордым видом показывал, как здесь дверцы открываются. Детская комната была в одной из комнат для отдыхающих, просто немножко переоборудованная. Здесь были детские бассейны с шарами, аниматор, все чтобы дети развлекались, и Митя действительно развлекался, горделиво рассказывая мне о том, что здесь офигенная подвеска. Он сам не понимал, что это означало, он повторял слова взрослых, но выглядело это безумно комично.
А ещё спустя полчаса закончился аперитив, и гости потихоньку начали рассаживаться за столики. Я сидела с Зиной, Даней, Гордеем, Митей. Сватами, ну и, собственно, с Альбертом.
И благо дело у Зины хватило мозгов не сажать нас рядом, а посадить на разных концах стола.
Ведущий, который занимался тем, что развлекал гостей, открыл вечер, и начали сыпаться с периодичностью минут в двадцать тосты.
Когда дошла очередь до меня, я встала, улыбнувшись внуку Митя туг же потянулся, схватил меня за кончики пальцев. И я, держа в руках микрофон произнесла:
— Митя. Ты самый чудесный ребенок, ты самый замечательный, самый любимый безумно, безумно желанный мальчик, я очень счастлива, что ты именно мой внук. Я очень счастлива, когда мы с тобой проводим время вместе, и чтобы ты был ещё счастливее я дарю тебе то, что ты последние полгода очень сильно хочешь.
В глазах у Мити вспыхнул взрослый интерес, он подался ко мне, и я, присев на корточки так, чтобы быть с ним на одном уровне, прошептала.
— Я дарю тебе с родителями поездку в Диснейленд.
Дыхание кончилось, Митя гулко сглотнул, схватил меня за руку.
— Бабушка, это значит в Париж?
А я улыбнулась, сдерживая слезы счастья на глазах, и тихо прошептала
— Да, родной, это Париж.
Именно из-за этого я работала последние полгода. Знала, что Митя очень хочет побывать в диснейленде, знала, что перелёт будет не просто длинным, а офигеть, каким длинным. Я знала, что это не дешёвый подарок. И я на него копила. То есть это не были там деньги Альберта или ещё что-то.
Это то, что мне приносил блог:
Я понимала, что Зина с Даней наверняка ещё что-то будут добавлять, потому что в дороге им понадобится что-то более комфортное, нежели чем я выбрала по путёвке, но…
Это был мой подарок, мой подарок Мите.
И он, взвизгнув, повис у меня на шее, шепча на ухо.
— Ба, ты самая лучшая, ты самая замечательная бабушка, бабушка.
Я обнимала внука, гладила его по спине и шмыгала носом.
А в это время гости зааплодировали.
Зина с Даней сидели в шоке, не знали, что сказать. Дочь приложила ладонь к груди покачала головой.
— Мам, ну ты капец вообще. Ну это же очень дорого.
Но я ничего не стала говорить. Пожала плечами и отдала микрофон ведущему, а Митя перелез ко мне на колени, вцепился в меня, обнимал, тяжело дышал, а потом поворачивался к родителям и повторял.
— Диснейленд, Диснейленд.
Во всем этом каком-то счастье, радости был один паскудный момент — глаза бывшего мужа напротив, который сидел оценивающе глядел на меня, словно бы примерялся, как половчее меня придушить.
А когда пришла его очередь поздравлять любимого внука с днём рождения, Альберт встал, взял микрофон и, глядя на наш столик, произнёс:
— Я, конечно, не бабушка и не умею дарить такие подарки. Но все же, мне кажется, мой подарок тоже заслуживает внимания. Дмитрий, мальчик мой, самый чудесный ребёнок, самый долгожданный. Мы с мамой, с папой тебя безумно любим, а чтобы ты никогда ни в чем не нуждался, я хочу подарить тебе небольшую квартиру.
Альберт вздохнул, расстегнул пиджак и вытащил из внутреннего кармана конверт.
Обошел стол, дал его Мите в руки, но Митя ещё не понимал стоимости этого подарка, но все же я, наклонившись, шепнула:
— Поблагодари дедулю.
И Митя слез с моих коленей, подбежал к деду, распахнул ручки Альберт присел на корточки, поймал внука на левую руку. И поднял.
— Я надеюсь, Митенька, тебе этот подарок понравится не сейчас, так намного позже.
Зина качала головой, а Даня, мне казалось, даже не знал, что сказать.
А гости заходились громкими аплодисментами, при этом шепотки летели по залу о том, что вот это да, вот это подарки.
Я не чувствовала себя уязвлённой, потому что прекрасно понимала, что в возможностях Альберта подарить ему десять поездок в Диснейленд, ну что, собственно, он и сделал, только в эквиваленте квартиры, но то, каким взглядом смотрел на меня муж, как он глядел на меня свысока заставляло передёргивать плечами.
Я не понимала, с кем он соперничает с женой, с бывшей, так я ничего с ним не делила.
Когда первый наплыв гостей с поздравлениями, начал утихать, люди потихоньку раэбредались в разные стороны. Кто-то уходил в зону отдыха, кто-то перебирался на балконы, потому что в главном зале становилось душновато. Зина, подхватив меня под руку, потащила в сторону зоны отдыха, при этом тараторя о том, что вообще очень неожиданные подарки, и ей казалось, что подарок папы это само день рождения, но она даже представить не могла, что он поступит таким образом.
Я только улыбалась, а потом Зину кто-то окликнул, и она, пожав мне запястье, тихо произнесла:
— Я сейчас, на секунду.
Я кивнула, прошла в зону отдыха, села на длинный диванчик и вытащила мобильник для того, чтобы проверить соцсети.
В какой-то момент рядом со мной произошло шевеление. Я, переведя взгляд, увидела, что по другую сторону, с другого края дивана приземлился мужчина.
Хотя, как мужчина, наверное, лет тридцать пять, может, тридцать восемь. Чёрные зауженные брюки. Рубашка чёрного цвета с распахнутым воротом, дорогие часы на запястье. Тёмные волосы, уложенные назад. А глаза лукаво наблюдали.