Глава 5

Отрицание — этот навык я приобрела в молодые годы.

Не думать об этом. Не говорить об этом. Смириться с этим. Проглотить.

В ночь смерти моего отца я не плакала.

Ни когда шериф Митчелл приехал к нам и забрал нас в больницу, ни когда доктор сказал нам, что они его потеряли. Я не проронила ни слезинки, ни во время поминок, ни на похоронах.

Спасибо за ваши соболезнования.

Да, я буду сильной, ради мамы.

Вы так добры.

Через восемь дней после его погребения, мама работала в столовой внизу. Я была на кухне, пыталась открыть банку с солеными огурцами.

Я зашла в спальню родителей и позвала отца на помощь. И вот когда до меня дошло, когда я смотрела на пустую комнату. Его там не было. И больше не будет никогда. Я рухнула на пол и рыдала, как ребенок.

Над банкой с огурцами.

Именно этот навык позволил мне пережить оставшийся вечер у Эвансов. Я улыбаюсь. Болтаю. Обнимаю на прощание Маккензи. Дрю и я едем домой, занимаемся любовью.

И я ничего ему не говорю.

Вы же не кричите пожар в кинотеатре, пока не убедитесь, что там пламя.

Вы когда-нибудь смотрели Унесенные ветром? Скарлетт О’Хара — мой идол.

«Я не могу думать об этом сейчас. Я подумаю об этом завтра»

Таков мой план. По крайней мере, на данный момент.

* * *

Завтра наступило быстро.

И, очевидно, что у Бога нездоровое чувство юмора. Потому что куда не глянь, меня везде окружают беременные.

Вот посмотрите:

Женщина, выгуливающая собаку, которая проходит мимо меня по тротуару, регулировщица движения, женщина на обложке журнала People в газетном киоске, сотрудница офиса в набитом лифте, которая выглядит так, будто она контрабандой несет медицинбол под своей блузкой.

Я закрываю рукой рот и стараюсь держать дистанцию, как турист, пытающийся не подхватить свиной грипп.

Постепенно, я добираюсь до офиса. Сажусь за стул и открываю свой надежный ежедневник.

Да, я все еще пользуюсь бумажным календарем. Дрю купил мне Blackberry на рождество, но он все еще в коробке. Я не доверяю всяким устройствам, которые способны отправить всю мою работу в бездну при нажатии одной кнопки.

Я люблю бумагу. Она твердая — реальная. Разрушить ее — вам надо ее поджечь.

Обычно, я довольно дотошная. Я записываю все. Я — банкир, мы живем и умираем по расписанию. Но последнее время, я какая-то рассеянная, озабочена усталостью и постоянным ощущением вздора вокруг меня. Так что я упустила тот факт, что начала новую упаковку противозачаточных, но месячных после прошлой так и не было.

И говоря о противозачаточных, что с ними?

Девяносто девять процентов эффективности, ну-ну.

Та же самая статистическая погрешность тех тестов на беременность, так что я не собираюсь делать его. Вместо этого, я беру телефон и звоню в офис Доктора Роберты Чанг.

Помните тех четырех студентов, с которыми Долорес, Билли и я жили за пределами кампуса в Пенсильвании? Бобби была одной из них. Ее муж, Даниэль, был другим.

Бобби — удивительный человек. Ее родители мигрировали из Кореи, когда она была ребенком. Она маленькая — до такой степени, что одевается в детском магазине — но у нее характер Амазонки.

Еще она блестящий акушер-гинеколог. Для вас это доктор малыша.

Боб и ее муж переехали в Нью-Йорк всего несколько месяцев назад. Я не видела ее несколько лет, но у нас одна из таких дружб, что мы можем лет десять не общаться, но потом, когда, наконец, мы сходимся, все так, будто мы не пропустили и дня.

Я назначаю встречу и автоматически делаю пометку в планере.

Боб — 7.00

Закрываю книжку и кладу ее рядом с телефоном на столе. Потом я смотрю на часы и понимаю, что опаздываю на встречу.

Черт.

Хватаю папку и выхожу за дверь.

Все еще не думая об этом… на тот случай, если вам интересно.

* * *

Когда я возвращаюсь два часа спустя, Дрю сидит за моим столом, нетерпеливо тарабаня ручкой по темному дереву. Обычно мы вместе обедаем — заказываем в офис — и едим в одном из наших кабинетов.

— Эй.

Он смотрит наверх.

— Привет.

— Ты уже заказал, или ждал меня?

Он в каком-то замешательстве.

— А?

Я присела на край стола.

— Ланч, Дрю. Ты же здесь за этим, верно?

Он качает головой.

— На самом деле, я хотел договориться с тобой об ужине. В Маленькой Италии открылось новое местечко, и мне хочется пасты. Я собирался зарезервировать столик для нас на вечер. В семь.

Я застываю.

Мне не приходилось особо врать. Не со времен старшей школы, по крайней мере. Даже тогда, было не так уж много лжи. Больше… недоговорок о поступках, от которых моя мама взбесилась бы. Когда возникала необходимость соврать, я обращалась к Долорес, она была моим алиби. Сейчас ничего не изменилось.

— Я не могу вечером. Долорес устраивает девичник. Мы уже не встречались какое-то время.

Давайте сделаем паузу. Это важно.

Вы видите его лицо? Приглядитесь поближе, а то вы это пропустите.

Просто на секундочку, так вспышка удивления. Намек на злость… может боль. Потом он берет себя в руки, и его выражение возвращается к нейтральному. В первый раз я пропустила этот взгляд. Вам следует его запомнить. Оно обретет намного больше смысла часов через десять.

Голос Дрю ровный. Как у детектива, который пытается раскусить преступника.

— Ты же виделась с Долорес прошлым вечером.

У меня забулькало в животе, как конфета-шипучка, опущенная в содовую.

— Это было не так, там были все. Сегодня вечером мы будем просто вдвоем. Возьмем чего-нибудь выпить, поедим жирных закусок, и потом я вернусь домой.

Дрю встает, его движения спешные, напряженные.

— Прекрасно, Кейт. Делай, что нахрен хочешь.

Он пытается пройти мимо меня, но я хватаю его за ремень.

— Эй, не будь таким. Мы можем поужинать завтра вечером. Не злись.

Он позволяет мне подтянуть его ближе к себе, но ничего не говорит. Я улыбаюсь ему заигрывающе.

— Ну же, Дрю. Давай пообедаем вместе, а потом, после этого, ты можешь меня взять прям здесь.

Я провожу своей рукой по его груди, пытаясь смягчить его.

Но он не сдается.

— Я не могу. Мне надо закончить кое-какую работу. Поговорим позже.

Он целует меня в лоб, и его губы задерживаются на мне, кажется, дольше, чем обычно. Потом он отстраняется и уходит.

* * *

В Нью-Йорке есть одна вещь, от которой вы зависите. Ждать. Не письма, или доброты своего парня.

Это движение в час-пик. Никогда не подводит. Вот где я сижу прямо сейчас.

Бампер к бамперу.

Я пыталась позвонить Долорес три раза, чтобы предупредить о своей операции прикрытия, но она не отвечала. Сотовые телефоны запрещены в лаборатории. Я также не видела Дрю с тех пор, как он вышел из моего кабинета. Мне, правда, не хочется разговаривать с ним, пока я не узнаю, с чем имею дело.

Когда ты один в практически бездвижимом транспорте, на самом деле мало чем можно заняться.

Кроме как подумать.

Можете догадаться, о чем я сейчас думаю? Даже самая крепкая плотина может со временем дать трещину.

Скарлетт О’Хара покинула свой дом.

Вы когда-нибудь слышали историю об отце Долорес? Это что-то с чем-то!

Когда мы были моложе, Амелия сказала Долорес, что ее отец просто не мог жить с ними. Вот так вот просто. Но когда она стала постарше, Долорес получила полную историю.

Амелия выросла в Калифорнии. Вы можете себе это представить? Амелия — девушка с серфом — молодая и загорелая, худая и непринужденная.

Когда ей было семнадцать, она встретила парня в Санта-Монике Пьер — темные волосы, накаченные руки и глаза цвета нефрита. Его имя было Джои Мартино. У них была мгновенная «связь», и также как Джульетта до нее, Амелия влюбилась быстро и сильно.

Потом пришло время Джои уезжать, и он попросил Амелию поехать с ним. Ее мать сказала ей, что если она выйдет за дверь, то пути назад для нее не будет.

Никогда.

Амелия обняла на прощание свою маленькую сестру и прыгнула на заднее сиденье Харлея Джои. Примерно шесть недель спустя, они проезжали через Гринвиль Огайо. И Амелия поняла, что беременна.

Джои воспринял новость хорошо, и Амелия прыгала от восторга. Тогда они могли стать настоящей семьей.

Но на следующее утро, все, что она обнаружила рядом с собой — это записку. В ней было:

Было весело.

Прости.

Больше Амелия его никогда не видела.

Некоторым детям надо обжечься несколько раз, прежде чем они перестанут играть со спичками. Но Амелия никогда не была таким ребенком. Ей достаточно одного урока, чтобы научиться. С тех пор она только встречалась с некоторым типом мужчин — скромные, простые — никаких льстивых или эффектных или высокомерных. Парни, которые были совсем не похожи на Джои.

Которые совсем не похожи на Дрю.

Вот почему она его не любит.

Нет, не совсем так. Вот почему Амелия ему не доверяет.

Она отвела меня в сторону в то первое Рождество, когда она приехала вместе с моей мамой к нам. Она сказала мне не торопиться, посмотреть, как у нас будет с Дрю.

Потому что она встречала таких раньше.

Ладно, время историй закончилось.

Мы приехали.

* * *

Офисное здание Боби милое — похоже на жилой особняк с настоящей оживленной стоянкой. Сейчас тяжело передвигаться по городу, если вы вдруг не знали. Это загруженная стоянка, которая относится также к соседнему зданию. Машины приезжают и уезжают, и ищут свободное место.

Я глушу мотор и крепко вцепляюсь в руль. И делаю глубокий вдох.

Я могу это сделать.

То есть, правда — это только следующие восемнадцать лет моей жизни, правильно?

Я выбираюсь из машины и пристально смотрю на вывеску в окне здания.

РОБЕРТА ЧАНГ

АКУШЕР-ГИНЕКОЛОГ

Когда я заставляю свои ноги тронуться с места, две большие руки, появившиеся из-за моей спины, накрывают мои глаза. Знакомый голос шепчет мне в ухо:

— Угадай кто?

Я разворачиваюсь кругом, треща по швам. Проживание с кем-то, особенно во время учебы в колледже, создает связь, рожденную в совместном опыте и драгоценных воспоминаниях.

— Даниэль!

Даниэль Уолкер — это человек размером с мамонта. Он и Арнольд Шварценеггер могли запросто быть братьями. Но не позволяйте этому себя одурачить. Он как одна из тех карамелек — твердый снаружи, но с мягкой и сладкой начинкой.

Он ласковый. Щедрый. Сочувствующий.

На третьем курсе, в наш разваливающийся дом решила переехать мышка. Каждый из нас проголосовал за то, чтобы ее убить, кроме Даниэля. Он смастерил ловушку из проволоки, картона и палочек, которая заставила бы гордиться Маленьких Негодяев.[13]

И он, на самом деле, поймал этого мерзавца. И мы его оставили. В клетке, как талисман. Мы назвали его Бадом, в честь нашего любимого пива.

Даниэль заключил меня в медвежье объятие, поднял меня, и покрутил кругом. Потом поставил на ноги и поцеловал в щеку.

— Я так рад тебя видеть, Кейт. Выглядишь отлично!

Я так широко улыбаюсь, что даже лицу больно.

— Спасибо, Даниэль. Ты тоже. Ты нисколько не изменился. Как дела?

— Не жалуюсь. Все хорошо, дел много. Все еще прохожу собеседования в больницах.

Даниэль — анестезиолог. Когда есть возможность, они с Боб работают вместе. Как я и Дрю.

Он продолжает.

— Но практика Боби сейчас процветает, так что я сейчас мальчик на побегушках.

Он поднимает вверх пакет с китайской едой.

От запаха у меня в животе все сворачивается, что не очень приятно. Я тяжело сглатываю.

Он обнимает меня за плечо, и мы болтаем несколько минут. Об их переезде, о Долорес и Билли. Я рассказываю ему о Дрю и, как мне хочется встретиться всем вчетвером как-нибудь за ужином.

И тут я слышу громкий звук тормозов по асфальту.

Мы оба поворачиваемся и смотрим, как задние огни скоростной машины исчезают за стоянкой.

Дэниэль качает головой.

— А я думал, что это в Филадельфии водители ненормальные.

Я усмехаюсь.

— О, нет. У Нью-Йоркцев монополия на ненормальное вождение. И сумасшедших бейсбольных фанатов. Не носи здесь свою футболку с командой Филли, это может закончиться кровопролитием.

Даниэль смеется, и мы заходим в здание.

* * *

Что ж, теперь это официально.

Жизнь, которую я знала, кончена.

Я беременна. Залетела. Обрюхателась. Я не слишком удивилась. Просто надеялась, что ошибалась.

По словам Боби, виноваты мои антибиотики. Они стал причиной уменьшения эффективности противозачаточных таблеток.

Так что теперь вы понимаете, что я имела в виду, когда говорила о тех брошюрах? Читайте их. Изучайте их. Живите по ним.

Сейчас еще рано делать ультразвук, так что мне надо вернуться сюда через две недели. И каждый день мне нужно принимать витамины для беременных, которые такие здоровые, что ими может подавиться сам слон.

Везет мне.

Я паркую свою машину в гараже, но я не поднимаюсь в квартиру. Одна из лучших сторон жизни в большом городе — это то, что всегда поблизости есть место, которое открыто, чтобы пойти куда-нибудь, где есть люди.

Я вышла на тротуар и прошла несколько домов, пытаясь прочистить голову. Пытаясь решить, какого хрена я сейчас должна делать.

Если вам интересно, почему я не выгляжу счастливой, это потому что я не счастлива. Вы должны понять, я никогда не была такой девочкой. Я не играла в куколки, я играла с кассовым аппаратом своих родителей. Когда другие дети рвались в детский магазин? Я хотела пойти в магазин офисных товаров.

Даже до того, как я начала жаждать финансовой независимости, мои мечты крутились вокруг офисных зданий и столов, а не колыбелек и колясок. Не то чтобы я не хотела детей. Я просто не хочу их сейчас. Сейчас не было частью плана.

А потом ведь еще есть Дрю. Он любит меня, я знаю. Но беременность меняет вещи. Она означает растяжки, отвисшую грудь и бессонные ночи. Никаких больше сексуальных марафонов.

Он с ума сойдет. Это точно.

Я сажусь на скамейку и смотрю на проезжающие мимо машины.

Потом мое внимание привлекает голос справа.

— Кто хороший мальчик? Эндрю! Мой милый мальчик.

Это женщина с мягкими светлыми волнистыми волосами и темными глазами, примерно моего возраста. И она держит на руках слюнявый сверток.

Вы верите в знаки? Я нет.

Но моя бабушка верила. Она была удивительной женщиной — уважаемый археолог, которая проводила обширные исследования южных племен Коренных Американцев. Я боготворила свою бабушку. Однажды она сказала мне, что повсюду нас окружают знаки. Которые направляют нас по правильному пути, навстречу нашей судьбе. Нашей участи. Что все, что нам нужно сделать — это открыть свои глаза и наши сердца, и мы найдем свой путь.

Так вот я наблюдаю за молодой мамой и ее ребенком. А потом к ним подходит мужчина.

— Эй, прости. Я опоздал. Чертово совещание затянулось.

Я так понимаю, это ее муж. Он целует ее. Потом забирает у нее сверток и поднимает над своей головой.

— Вот он мой парень. Привет, приятель.

И его улыбка такая теплая, такая красивая, у меня в прямом смысле захватывает дух. Золотая парочка нежно склоняется друг к другу, ребенок находится между ними, притягивая их друг к другу, как магнит.

Чувствую себя вуайеристом, но это такой прекрасный момент, что я не могу отвести глаз.

И вот тогда-то меня и осеняет. Я не просто беременна. У меня будет ребенок. Дрю и я сделали ребенка. Абсолютно нового человека.

И у меня в голове возникает образ. Такой четкий. Такой совершенный.

Темноволосый маленький мальчик, с гениальной улыбкой Дрю и моим блистательным характером. С частичкой каждого из нас.

Самыми лучшими частичками.

Я думаю о том, как прошлым вечером Стивен смотрел на Александру, когда они сообщили великую новость. Я представляю, как Дрю смотрит на меня и думает, что я этого не замечаю. И то, как он прижимается к Маккензи, когда она засыпает рядом с ним на диване. Я помню замечательные ощущения, когда учу ее играть на гитаре.

И как удивительно было бы научить малыша… всему. У Дрю будет маленький, которому он будет показывать ему разные вещи — как играть в шахматы, или баскетбол.

И как выражаться на четырех разных языках.

Дрю не Джои Мартино. Его семья значит все для него.

Я значу все для него.

И я ношу его ребенка. Боже мой. Должно быть, гормоны беременности меня переполняют, потому что мои глаза наливаются слезами, которые текут по моим щекам. Слезы счастья.

Потому что все будет в порядке.

Может у меня появятся растяжки, но это Нью-Йорк — столица пластической хирургии всего мира. И, конечно, есть вещи, которые мне нужно завершить на работе. Я так и сделаю. Потому что Дрю будет со мной, чтобы мне помочь. Чтобы меня поддержать. Как он и поступал, с тех пор, как я встретила его.

Он будет в восторге, как ребенок, получивший в рождественское утро неожиданный подарок. Сначала он будет в шоке, но разве вы не можете просто представить его? Ликующий. Вне себя от радости.

— Простите, мисс, с вами все в порядке?

Наверное, я плакала, громче, чем предполагала, потому что отец малыша смотрит на меня обеспокоенно.

Я смущенно вытираю свои щеки.

— Да, я в порядке. Я просто… — я гляжу на их ребенка. — Он такой красивый. Вы все такие красивые.

Я снова начинаю рыдать, а мама отступает на шаг назад.

Класс. Теперь я сумасшедшая дамочка на лавке.

Она спрашивает:

— Может нам кому-нибудь позвонить?

Я делаю вдох и беру себя в руки. А потом улыбаюсь.

— Нет. Я в порядке. Правда. Просто… я жду ребенка.

Вот.

Я это сказала.

Конечно, я это сказала двум абсолютным незнакомцам, что само по себе не очень, но тем не менее. Напугана ли я? Конечно, напугана. Но я никогда не бегу от испытаний в своей жизни, почему я должна начинать сейчас?

— Что ж, поздравляем, и удачи вам, мисс.

— Спасибо.

Семья разворачивается и уходит по улице вместе. Когда я смотрю им вслед, мое внимание привлекает вывеска магазина справа. Это магазин товаров с символикой Янки, и в витрине висит малюсенькая футболочка с надписью БУДУЩИЙ ЯНКИ ПИТЧЕР. И тут мой восторг расцветает, словно цветок в тропическом лесу.

Потому что теперь я знаю, как рассказать Дрю.

Загрузка...