Лео заранее заказал машину, которая теперь ждала их в аэропорту «Мэскот». Брук в очередной раз порадовалась предусмотрительности мужа. Меньше всего ей хотелось стоять в бесконечной очереди на стоянке такси.
Боже, как скверно у меня на душе, боюсь, что это заметно по моему выражению лица, думала она, проходя таможенный контроль с дремлющей Клаудией на руках. Сонный Алессандро висел на плече у отца, который шел чуть впереди. Багаж стоял на тележке, которую Лео с усталым видом толкал свободной рукой.
Он всегда говорил, что жить в Австралии замечательно, вот только есть один минус: чтобы увидеться с семьей или поехать по делам в другую страну, приходится преодолевать огромное расстояние. Но, добавлял Лео, детей лучше всего воспитывать именно на Зеленом континенте. Ему импонировали местные жители, добродушные и спокойные люди, погода, простор и относительно низкий уровень преступности.
Перелет показался Брук в этот раз слишком долгим, хотя дети спали большую часть времени и не утомляли ее своими капризами. Она тоже дремала, но это не помогло ей успокоиться и отдохнуть, Самолет делал остановку в Бангкоке для дозаправки, но она даже не вышла из салона, чтобы размять ноги и подышать воздухом. Лео звал ее прогуляться, но она отказалась, и он ушел, забрав детей.
Брук была рада остаться одна, чувствуя, как уходит напряжение, не отпускавшее ее с начала полета.
Неужели теперь так будет всегда? – забеспокоилась она, проходя через ворота металлоискателя. Я стану замыкаться в себе, когда Лео окажется рядом, и вздыхать с облегчением, когда он уйдет? И все время мне придется жить с этой мыслью, подавляя свою боль, подавляя саму себя?
У меня, конечно, ангельское терпение, но однажды я не выдержу.
Водитель нанятой машины ждал их у выхода с паспортного контроля, держа в руке карточку с фамилией «Парини». Лео представился и указал на тележку с багажом.
– Сюда, пожалуйста. – Шофер взялся за ручку тележки и пошел вперед.
– Машина далеко стоит? – поинтересовался Лео, следуя за ним по огромному залу.
– Нет, не очень, – заверил водитель, выводя их из здания аэропорта через большие стеклянные двери. Брук увидела впереди бесконечный проход, окаймленный глухим забором. Очевидно, на площади перед терминалом шли ремонтные работы.
– Надеюсь, что так, – ответил Лео. – Мои жена и дети очень устали, бедняжки, – добавил он, мягко улыбнувшись Брук.
Она поспешно отвернулась и тотчас же отругала себя за такую реакцию. Но выдержать его взгляд, полный заботы и любви, было невозможно.
Неужели это снова ее больное воображение? Или он действительно как-то неестественно, чрезмерно внимателен к ней?
С другой стороны, Лео всегда был заботливым мужем, когда это требовалось. Но во время полета его предупредительность ее просто раздражала. И что он так волновался? Достаточно было один раз спросить, как она себя чувствует, и получить ответ, что все в порядке. Так ведь нет, он задал этот вопрос раз сто!
Чем объяснить подобное рвение? Конечно, чувством вины! Больше нечем. Иначе почему он вдруг так изменил свое поведение?
– Здесь, в «Мэскоте», сейчас такая неразбериха, – объяснял разговорчивый шофёр. – Из-за подготовки к Олимпийским Играм столько всего перестраивают и ремонтируют. Надеюсь, скоро это закончится. Уже почти пришли, машина как раз за углом, справа.
На улице оказалось свежо, даже прохладно. На небе не было ни облачка. В Сиднее наступало новое утро. Ленивое осеннее солнце не спеша выкатывалось из-за горизонта, чтобы согреть просыпающийся город.
Машина, длинный белый лимузин с бархатным салоном и тонированными стеклами, стояла за углом, как и обещал водитель. Какой роскошный автомобиль, мелькнуло в голове удивленной Брук. Почему он заказал именно его?
Она поспешно устроилась на заднем сиденье, усадив рядом дочь, чтобы Лео пришлось взять Алессандро и сесть напротив.
Но ничего хорошего из этой затеи не вышло. Лео занял место прямо перед ней, что оказалось еще более неприятным, чем если бы он сел рядом. Он не сводил с жены глаз, и во взгляде его читалось замешательство, если не тревога, вызванная ее странным поведением.
Брук постаралась взять себя в руки и отвернулась к окну.
Какое счастье – снова очутиться дома, думала она. Я надеюсь, что здесь все наладится. Хотя, конечно, не сразу.
Клаудиа открыла глаза.
– Мамочка, – позвала она, спросонья не понимая, где находится.
– Что, солнышко?
– Я хочу сделать пи-пи.
– И я, – отозвался Алессандро, бросив боязливый взгляд на отца.
Брук улыбнулась: дети есть дети.
– Хорошо, – согласился явно недовольный Лео. – Все вылезаем из машины.
Брук завела Клаудию в женскую комнату и подошла к зеркалу над раковиной, чтобы пригладить волосы и умыться. На ее лице не было заметно ни усталости, ни тени тех переживаний, что бередили ее душу.
Чудеса, удивилась Брук. Вот что могут сотворить хорошая косметика и грамотный макияж. Хотя мама сказала бы, что это заслуга моей молодости.
Когда Брук и Клаудиа вернулись в машину, Лео и Алессандро уже сидели там, накрывшись пледом.
– Ты выглядишь гораздо лучше, – констатировал Лео, глядя на жену и помогая дочке устроиться на сиденье. – Я уже начал беспокоиться за тебя.
От последней фразы Брук даже передернуло – выносить его притворную заботу было все сложнее. Она вскинула на мужа холодный взгляд.
– Женщины вообще виртуозно умеют приводить свою внешность в порядок. – Она понимала, что потом пожалеет о своей резкости, но уже не могла остановить поток слов. – И поэтому кажется, что у них все в порядке. Но такое впечатление обманчиво. Советую тебе помнить об этом.
Ошеломленный внезапным выпадом жены, Лео смотрел на нее широко раскрытыми глазами, не зная, что и ответить. Но Брук это не принесло удовлетворения.
Неужели это начало? – подумала она. Начало неизбежного и непоправимого? Начало конца?
Она перевела взгляд с нахмурившегося мужа на Клаудию и стала поправлять ее ремень безопасности. Ей не хотелось видеть его лицо.
Тем временем машина тронулась, и Алессандро потребовал вернуть ему кота.
– Давайте по дороге домой заедем к бабушке и заберем Пушка! Ну пап!
– Не сегодня, сынок. Бабушка живет в Турру-мурре, а это час езды от нашего дома. Мама свозит тебя туда завтра, пока я буду на работе.
От удивления Брук подняла глаза на Лео.
– Ты собираешься завтра работать? – спросила она, чувствуя, как внутри уже зарождаются подозрения. – Завтра же воскресенье!
Он никогда не работал по воскресеньям. По субботам – случалось, но не по воскресеньям. Этот день всегда принадлежал семье. Лео обычно возил жену и детей куда-нибудь: на пляж, в зоопарк, на природу, в парк аттракционов, в кино. И что он так рвется на службу? – недоумевала она. Неужели это столь необходимо? Хочет уединиться в офисе, чтобы поговорить по телефону с обожаемой Франческой? Пошептать ей всякие глупости в трубку? Договориться о следующем свидании?
Он как-то странно смотрит на меня.
– Сегодня воскресенье, милая. Завтра – понедельник, Ты не учла разницу во времени: при смене часовых поясов мы как бы отстали на день.
– Ах, да. Конечно. Я и забыла. Вот глупая! – спохватилась она.
Так и есть – глупая, распекала себя Брук. Просто дура! Хотя еще не все потеряно.
– Раз так, то мама завтра тоже уедет на работу. Лео пожал плечами.
– Какая разница? У тебя ведь есть ключи от ее дома. Так что кота забрать ты сможешь в любом случае.
– А тебе не приходило в голову, что я хочу пообщаться с матерью? – язвительно парировала она. – Что я могу скучать по ней?
Ошеломленный Лео не сразу нашелся что ответить.
– Нет, кажется, ты все еще переутомлена. Ты никогда не была такой агрессивной. Я просто так это сказал, без всякого подтекста. Кроме того, не припомню, чтобы ты когда-либо рвалась в гости к матери.
Брук дерзко вскинула голову.
– Мы с матерью более близки, чем ты думаешь. И больше похожи друг на друга, чем ты думаешь, добавил неумолимый внутренний голос.
Может быть, я была не права, когда отвергла мысль о том, чтобы поехать к маме, размышляла она. Вдруг ее совет окажется тем, что мне сейчас необходимо? Ее чуткое материнское сердце подскажет мне, как поступить. Потому что я так больше не могу! Не выдержу и дня, если не поговорю с ней!
– Я съезжу к ней сегодня, – тоном, не терпящим возражений, сказала Брук. – Когда дети лягут спать после обеда.
– Но я тоже хочу к бабушке, мам! – возмутился Алессандро.
– И я! – присоединилась к нему Клаудиа.
– В другой раз, – отрезала Брук. – А сегодня останетесь дома с отцом. Мне нужно поговорить с мамой. Наедине.
– О чем? – удивился Лео.
– Ни о чем особенном. Обычный женский разговор. Уверена, тебе это неинтересно.
– Ты сегодня слишком раздражительна. Я не стану обижаться. Спишем твое неблагодушное настроение на усталость от длительного перелета и на… критические дни. Очень надеюсь, что к среде оно значительно улучшится.
– К среде? А что произойдет в среду?
– Как – что? – Лео приподнял брови от удивления. – Годовщина нашей свадьбы.
– Ах, да. Я просто на секунду забыла.
Брови Лео приподнялись еще выше.
– Готовщина? – изумился Алессандро. – Это когда готовят?
– Нет, сынок, – ответил Лео, не сводя глаз с жены. – Годовщина – это вроде дня рождения. В среду исполняется пять лет с того дня, когда я женился на вашей маме.
– Вот здорово! Значит, у нас будет большой праздник, как когда мне было четыре года?
– Нет. Обычно люди отмечают даты посерьезнее. Например, двадцатипятилетие совместной жизни.
Брук чуть не расхохоталась. Судя по всему, нам и до шестой годовщины не дотянуть, с горечью подумала она.
– А до тех пор, – продолжал Лео, – каждый год муж приглашает жену, скажем, в ресторан, чтобы отметить такое событие наедине с ней. Но я придумал кое-что необычное, чтобы поразить вашу маму. Надеюсь, что и она удивит меня.
Брук услышала в его словах скрытый намек, понятный только взрослым, и посмотрела на мужа, ощущая, как краска заливает ее щеки.
– А подарки будешь дарить? – спросила любопытная Клаудиа.
– Конечно! – улыбнулся Лео дочери.
– А ты, мамуль, приготовила папе подарок? – Девочка повернулась к матери, широко раскрыв глаза. Клаудиа обожала ходить по магазинам. Лучшими подарками на свете ей казались куклы и красивая одежда.
– Посмотрим, – неопределенно ответила Брук, радуясь возможности не смотреть на Лео, не спускавшего с нее горящих глаз.
– Мама не должна покупать мне подарок в этом году, дочка, – объяснил он. – Я хотел бы получить от нее нечто такое, чего не достанешь ни за какие деньги.
– А что это, пап? – подал голос Алессандро. – Мой друг Нонно сказал, что все на свете можно купить за деньги.
– Так и сказал? Значит, Нонно ошибся. Я имел в виду любовь, сынок. Любовь – это волшебное чувство, оно не продается.
Да уж, отметила про себя Брук. Не продается. Иначе я отдала бы все свои деньги, чтобы купить твою любовь.
Хотя Лео, конечно, подразумевает не любовь, а секс. Горячую, дикую страсть, которая пылала во мне той ночью. Невзирая на свои чувства к Франческе, он все еще представляет меня в постели. И теперь его желание, наверное, стало даже сильнее, чем прежде. Я открыла ему другую, еще неведомую часть себя, и он не может ее забыть, мечтает увидеть вновь.
А чего я добилась этой своей безудержной страстью? Теперь Лео уверен, что я безумно люблю его.
Какая несправедливость! Какая горькая правда! И хуже всего то, что я с нетерпением жду среды. Злюсь на себя, а поделать ничего не могу: своими чувствами управлять не умею.
Поэтому вымещаю раздражение на других.
– Ты прав, Лео, – ответила Брук, и в голосе ее послышалась горечь. – Но вещественный подарок, возможно, дольше сохранится. Вот мы и приехали. Как быстро. Все-таки очень удобно жить рядом с аэропортом, ты согласен? Впрочем, в такую рань улицы еще пусты, пробок нет. Дети, отстегивайте ваши ремни, и пойдемте проверим, на месте ли ваши комнаты.
Она помогла Алессандро и Клаудии вылезти из машины и, взяв за руки, повела их через ворота по мощеной дорожке к большому крыльцу. Попутно она окидывала двор хозяйским оком. К счастью, лужайка перед домом и сад за три недели их отсутствия не потеряли своего вида. Осенью трава уже не растет и не требует стрижки, а в саду были посажены преимущественно цветущие кусты.
Брук, поднимаясь по ступенькам, достала ключи от парадного входа и открыла дверь. Лео задержался у машины, расплачиваясь с водителем и вынимая багаж. Дети вприпрыжку побежали в дом. Брук последовала за ними, заглянула в комнаты первого этажа.
– Мамуля, смотри, моя комната на месте! – воскликнула Клаудиа, дергая мать за юбку. – И все мои куклы!
– Ну конечно, куда же им деться, глупая, – презрительно скривился Алессандро, хотя сам только что с довольным видом выбежал из своей комнаты. – Мама просто пошутила. – Он улыбнулся матери такой открытой детской улыбкой, что у той защемило сердце.
– Да, я просто пошутила, доченька, – подтвердила она, заключая сына в объятья и покрывая его лицо поцелуями.
– Вижу, родные стены улучшили твое настроение, – сказал Лео, появившись в другом конце коридора. Он поставил чемоданы и пошел к ним, стоявшим вместе. – Надеюсь, у мамы остались поцелуи и для папы. – Он посмотрел на Алессандро.
– Нет! – запротестовал мальчик, крепче сжимая руки вокруг шеи матери. – Я их все забрал!
– Моих поцелуев хватит на всех, – заверила Брук, заметив, как Клаудиа надула губы от обиды.
– Приятно слышать, – прошептал Лео на ухо жене.
Брук почувствовала, как к ней возвращается внутреннее напряжение, как злость, смешиваясь с желанием отомстить, змеей заползает в сердце.
И снова он подтверждает мое предположение – ему нужен от меня только секс, терзалась она. Неужели Лео ни о чем другом не может думать? Или в нем проснулась страсть ко мне, поскольку предмет его желаний сейчас далеко?
– А могу я попросить еще и чашечку кофейку? – добавил Лео.
Брук поставила сына на пол и, выпрямившись, посмотрела в глаза мужу.
– Попросить можешь, – процедила она. – А вот получишь ли ты ее – не знаю.
Их взгляды встретились. В той, прошлой жизни, увидев жесткость в его глазах, она непременно испугалась бы. Но теперь все изменилось.
– Дети, пойдите помойте руки, – велела Брук, глядя на мужа. – А потом отправляйтесь в столовую и ждите завтрака.
Алессандро и Клаудиа убежали в ванную, оставив родителей одних.
– Господи, да что с тобой такое? – возмутился Лео.
– Не пойму, о чем ты, – с наигранным спокойствием ответила Брук и повернулась, чтобы пойти на кухню.
Муж последовал за ней.
– Ты прекрасно знаешь, что я имел в виду, – не унимался он. – Не строй из себя дурочку.
Брук резко оглянулась на Лео. На ее лице играла язвительная ухмылка.
– А что такое? Раньше ведь тебе это нравилось. Лео застыл на месте, словно пораженный молнией.
Она улыбнулась.
Боже, я веду себя как отвратительная стерва. И ничего не могу с собой поделать.
Брук подошла к холодильнику, но не успела его открыть – муж схватил се за руки и повернул к себе.
Она посмотрела на его яростно сжатые вокруг се запястий пальцы, потом подняла холодный взгляд.
– Убери… от меня… руки… – процедила она, отчетливо проговаривая каждое слово.
Лео тотчас же отпустил ее. На его лице было написано смятение. Брук никогда не видела его таким подавленным и растерянным. Но удовлетворение от его состояния она не получила.
– Прости, – пробормотал он. – Я не хотел делать тебе больно. Но нам нужно поговорить. Скажи наконец, что случилось.
В первую секунду Брук была готова выложить ему все, потому что жить дальше, зная о его связи с Франческой, казалось невозможным. Эта пытка была ей не по силам.
Я могла бы примириться с тем, что в прошлом у них случился роман, рассуждала Брук. Что было – то было. Но ведь он любит эту негодницу. И любил все эти годы!
Рано или поздно мне придется начать разговор о Франческе. Но только не сейчас. Сейчас неподходящее время. Дети могут войти в любую минуту. А спорить при них у меня нет ни малейшего желания.
Мысль о детях заставила ее прислушаться к голосу разума.
– Лео… прошу тебя… оставь меня в покое.
– Нет уж, – упрямо продолжал он. – Ты злишься на меня. И я должен знать, за что!
– Вот в чем проблема, – устало ответила Брук. – Ты непременно хочешь…
– Ты говоришь загадками, женщина! Зря он сказал последнее слово!
– Никогда – слышишь? – никогда не называй меня так! – вспылила она. – Меня зовут Брук. Брук! А не женщина!
– Ясно, – ухмыльнулся Лео. – Феминисткой заделалась? Поэтому так стремишься поехать к обожаемой мамочке? Так в чем дело, Брук? Ты не удовлетворена ролью матери и жены, да? Хочешь большего? Может быть, мечтаешь об успешной карьере? Или это мною ты недовольна? Я не слишком часто занимаюсь с тобой любовью и не насыщаю твой неожиданно проснувшийся голод? Если проблема в этом, то, поверь, родная, я подхожу тебе как никто другой. Надеюсь, ты не думаешь, что я в восторге от нашей интимной жизни в последний год. Твое притворство в постели меня достало! Учти, любой нормальный мужчина потерпит-потерпит да и найдет себе кого-нибудь на стороне.
Брук смотрела на мужа не отрываясь, ошеломленная его резкостью и возмущенная тем, как легко он оправдал свою измену. Да, подумала она, за последний год мне приходилось время от времени делать вид, что я получаю удовольствие в постели. Но ведь это лучше, чем просто бросить: «Извини, дорогой, что-то мне не хочется. Давай в другой раз». По крайней мере, он-то это удовольствие получал. А потом отворачивался и тут же засыпал.
Брук как раз открыла рот, чтобы высказать все это, но на кухню вбежала Клаудиа.
– Мамуля, смотри, какие у меня чистые ручки, – пролепетала она, снова дергая мать за юбку. – Я хочу кокосовых шариков и сока.
Брук наклонилась и взяла дочку на руки, заставив себя улыбнуться, как могут улыбаться только матери, далее когда их сердце плачет от боли.
– Тогда давай поищем твои шарики и сок, хорошо? А папе нужно сделать кофе, пока он не заработал гастрит, – с сочувствием добавила она.
– Что такое гастрит? – поинтересовался Алессандро, вбегая на кухню.
– Это то, что у меня уже есть, – пробормотал Лео холодным тоном. – Бог с ним, с кофе. Я пойду в спальню, позвоню родителям. Сообщу, что мы благополучно долетели.
– Хорошо, – ответила Брук, радуясь, что он уходит.
Когда Лео вернулся, она уже совладала со своими чувствами и успокоилась. Надолго ли? – мелькнуло у нее в голове.
– Я. поеду к маме, когда дети лягут спать, – спокойно сказала она, насыпая кофе в кофеварку. – Они не будут тебе досаждать.
Он стоял в дверях и смотрел на жену.
– Брук, ты должна сказать мне, что тебя беспокоит.
– Да, я знаю, – согласилась она. – Потом.
– Почему не теперь? Мы одни.
Они действительно остались одни. Дети уже позавтракали и убежали к себе смотреть мультики. Они очень устали во время перелета, поэтому вели себя тихо. Брук даже подумала, не уложить ли их спать, не дожидаясь обеда.
– Нет, – отрезала она.
– Когда?
– Вечером. Когда дети уснут.
– Вечером? Ладно, – кивнул Лео.