Вслед за мечтой

13

После этого разговора с Эдвардом Мейером Кеннет больше не мог работать. Он сказал себе, что просто устал, и поехал домой. Но и там, сразу как вошел, он уловил аромат туалетной воды Эллен, которым пропитался весь дом, и понял, что не просто устал. Он умирал внутри себя. Он любил Эллен. Правда была в том, что он любил ее даже больше, чем Сэнди, но от этого только еще больше боялся потерять ее. Если Эллен тоже умрет, он не сможет жить дальше.

Он снял с себя пиджак и повесил его в гардеробе, затем порылся в буфете, решив поесть, но ничего не нашел. Он заглянул в холодильник, но там не было даже яиц. Вероятно, и морозильник тоже был пуст, он не стал этого проверять. Если он не найдет в себе сил съездить в магазин, то просто умрет с голода.

Потом он заметил в холодильнике кусок ростбифа и радостно потянулся за ним. Но он сказал себе, что должен сперва взять себя в руки. Это всего лишь ростбиф, а не знак свыше, не признание в любви и не знак признательности. Это всего лишь еда.

Кеннет все же вынул его, положил на сковородку и поставил ее на плиту. Потом нашел еще замороженный картофель для жарки и бросил туда же. Сначала ему почти удалось убедить себя самого, что он может есть остатки ростбифа с картошкой и читать газету, как будто ничего не случилось.

Но потом он отложил вилку и провел ладонью по лицу. Он скучал по Эллен. Скучал невыносимо. И он прекрасно понял, о чем говорил Мейер в конце своей речи. Ему уготовано одиночество. Если он не сделает чего-нибудь прямо сейчас, то останется одиноким на всю жизнь. Но он, черт возьми, так боялся довериться этой жизни, так опасался, что она снова его обманет, что просто не мог подумать о каком-либо решительном шаге. И даже если бы он смог что-то придумать, это было бы несправедливо по отношению к Эллен, потому что он никогда не сможет любить ее без оглядки. А она заслуживает того, чтобы ее любили без оглядки, безумно, истово и всегда.

Поэтому он лег на кровать с последними отчетами по исследованию рынка, но уже не надевая пижамы, как делал, когда в доме жила Эллен. На следующее утро, когда зазвонил будильник, бумаги все еще лежали у него на груди.

Попытавшись вспомнить, о чем он читал ночью, он обнаружил, что это его совершенно не интересует. Он умылся, оделся и спустился по лестнице, и в этот момент прозвучал дверной звонок.

Открыв дверь, он увидел Линду.

— Привет, — сказал Кеннет, недоумевая, что привело ее сюда.

Если она так хотела его видеть, то могла подождать час, и они бы встретились на работе.

Но прежде чем он задал ей свой вопрос, Линда вывела из-за спины маленькую девочку лет семи. У нее были пшеничные волосы, и, хотя ее глаза были не такими, как у Эллен, она выглядела почти так же, как Кеннет представлял себе ее будущую дочь.

— Это Луиза. Она продает печенья герлскаутов, и мой папа настоял, чтобы я привезла ее к тебе прямо сейчас, потому что решил, что ты захочешь купить немного печенья.

Кеннет сглотнул. Конечно же, дело было не в печенье. Просто Мейер намекал ему, что он упускает. Мейер прекрасно знал, что в тот момент, когда Кеннет поглядит на девочку, он увидит в ней ребенка Эллен.

Он вышел на крыльцо.

— Конечно, я с радостью куплю печенья. Заходите.

— Правда? — Линда была сражена. — Никогда не думала, что ты любишь печенье. Но папа так настаивал… Я решила, что он знает тебя лучше.

— Это он думает, что знает меня, — сказал Кеннет.

Он заполнил все бланки, заказав по целой коробке каждого вида печенья, тем самым извиняясь перед девочкой, что у нее отняли столько времени.

Продолжая удивляться, Линда пробормотала:

— Ничего не понимаю.

— Передай своему отцу, что я тоже ничего не понял, — пробормотал Кеннет, прежде чем закрыть за ними дверь.

Такой удар ниже пояса его разозлил, и он думал об этом все то время, что ехал на работу. Он просто не мог поверить в то, что такой разумный пожилой человек, как Эдвард Мейер, надеялся его убедить подобной простой демонстрацией. Рассчитывал, что он тут же растает. Но он гораздо сильнее, чем кажется, иначе бы не протянул эти пять лет.

Но Кеннет все еще не мог изгнать из памяти лицо маленькой Луизы. Он понимал, что по крайней мере в отношении одной вещи Мейер был прав. Дочь Эллен будет выглядеть именно так. Если честно, у нее могли бы быть и чудесные светловолосые мальчики…

Это его неожиданно смутило. Чтобы завести чудесных светловолосых детей, Эллен надо будет выйти за кого-то замуж. А раз Кеннет не собирается брать ее в жены, это будет кто-то другой. Какой-то парень с пляжа, он будет завтракать с ней каждый день и спать с ней каждую ночь.

Каждый мускул в его теле напрягся при этой мысли. Он даже подумал, что кровь перестала течь по венам. Кто же он такой, если может спокойно сидеть здесь и ждать, пока она не станет женой другого мужчины, ждать и читать проклятые отчеты, питаясь яичницей с беконом? И не украшать дом по праздникам… За пять лет он даже еловой веточки не поставил. И его уже тошнит от яиц. А отчеты по рынку вряд ли доставят ему когда-нибудь такое удовольствие, как раньше.

Не реагируя на гудки машин, Кеннет пересек шоссе.

Он понял, о чем толковал ему Мейер. Эллен не собиралась причинять ему боль. Она — женщина, которая вернула его к жизни. Это он причинил ей боль.

Когда мать Эллен открыла дверь, Кеннет тут же вытащил из-за спины трехфунтовый клубок шерсти, который, по уверениям продавца из зоомагазина, был маленьким псом.

— Что это?

— Это щенок. Для Эллен.

— И этим вы хотите все исправить?

Элизабет Харт Бейли презрительно нахмурилась. Она была подобием Эллен в старости — с пшеничными волосами и такими же огромными зелеными глазами. Поэтому он и не испугался, когда она посмотрела на него с нескрываемой враждебностью.

— Не воображайте, что я не знаю, кто вы такой.

— Я знаю, что вы знаете, кто я такой. Мы уже встречались… Могу я поговорить с Эллен?

— Ладно, — сказала миссис Харт Бейли ворчливо.

Она повернулась к нему спиной и прокричала в глубь дома:

— Эллен! Здесь кое-кто хочет с тобой побеседовать!

Повернувшись обратно к Кеннету, она обожгла его резким взглядом.

— Если вы снова обидите ее, я сделаю нечто, что вам очень не понравится, так и знайте.

То, что она не уточнила, что это будет, такое страшное, Кеннета ужасно развеселило.

— В вас этого нет. И у Эллен тоже нет.

— Чего это у меня нет? — спросила Эллен, спускаясь к ним по ступенькам.

— Нет способности причинять кому-либо зло. Как и у твоей матери.

— И ты приехал сюда из Аризоны, чтобы рассказать нам об этом?

— Нет, я приехал, чтобы извиниться.

Эллен подошла к нему. В синих джинсах и футболке, но босая, она была на добрых двадцать сантиметров ниже Кеннета и поглядела на него снизу вверх.

— Тебе надо было позвонить.

— Зачем? Ты куда-то уходишь?

— Устраиваться на работу.

— В джинсах? — спросил он недоверчиво.

— А я решила, что уже достаточно побыла секретаршей, и теперь устроилась помощницей на одну рыболовную лодку.

Он изумленно уставился на нее.

— Ты шутишь?

— С чего ты взял? Я что, кажусь тебе недостаточно красивой или умной для того, чтобы работать на лодке? — спросила она и, скрестив руки на груди, посмотрела на него так, словно он был сам дьявол во плоти.

Кеннет подумал, что она права. Он действительно только и делал, что обижал ее, и теперь, по ее мнению, приехал за тем же.

— А мы можем поговорить где-нибудь с глазу на глаз?

— Можете устроиться в кабинете, — предложила ее мать, все еще глядя на него недоверчиво.

— А можно взять обратно мою собаку?

Эллен сразу же посветлела:

— Твою собаку?

— Да, я купил нам щенка.

— Нам?

Он вздохнул.

— Мы можем поговорить об этом в кабинете?

— Это здесь, — показала Элизабет, вручая пыхтящий комочек шерсти Кеннету.

— И это собака? — удивилась Эллен и звонко рассмеялась. — Это не собака. Это, скорее, игрушка-пищалка для настоящей собаки.

— Его зовут Монстр, и когда он вырастет, то займет половину нашего дома, — заявил Кеннет и пошел впереди Эллен по коридору, но она остановила его и забрала щенка.

— Ты вовсе не Монстр, — нежно сказала она и погладила щенку животик.

— Ему придется стать Монстром, чтобы защищать наших детей от разных незнакомцев. Этот мир такой ненадежный, и я хочу, чтобы у наших детей были все шансы на выживание.

Они прошли в коридор, и только там Эллен спросила:

— Зачем ты все это говоришь? Зачем ты вообще приехал? Ты ведь дал мне абсолютно ясно понять, что не желаешь иметь со мной никаких личных отношений… Со мной или любой другой женщиной…

Он остановил ее тираду, схватив за руку. Потом подтянул Эллен к себе и жарко поцеловал в губы. И тут же ощутил все те прекрасные переживания, которые чувствовал, когда целовал ее раньше, но теперь уже ни в чем не сомневаясь. Он любил ее. Если это зависит от него, то он женится. Его жизнь наконец-то может стать нормальной.

Он отстранился и взял Эллен за плечи, чтобы поглядеть в ее глаза и увидеть, что она не только понимает, но также и верит в то, что он хотел ей сказать.

— Ты — самое важное, что произошло в моей жизни. Ты держала меня на плаву все эти пять лет, хотя я даже не догадывался об этом. Но Мейер догадывался. Вот почему он так старался тебя задержать. Он знал, что я без тебя умру.

— Но ведь ты не умер.

— Я уже доел последний кусок ростбифа и пока еще не готов поехать и купить себе новый запас яиц и бекона. Если никто меня не спасет, я, скорее всего, умру с голода.

Ее губы дрогнули.

— Я переехал через пятиполосное шоссе, даже не включив сигнала о повороте.

Теперь ее губы окончательно сложились в улыбку.

— Да, должно быть, ты действительно проголодался.

— И я заснул в обнимку с отчетами вчера вечером. Две сотни страниц от Грейт-Грин Гросерис приникли к моей груди. Вместо одеяла, вместо женщины… Вместо тебя. Я хочу тебя.

Внезапно Эллен наклонилась и посадила щенка на пол. А потом выпрямилась и обхватила руками шею Кеннета. Повисла на нем и разревелась.

— Боже, Кен, я так волновалась за тебя.

— Я тоже немного о себе волновался, пока не понял окончательно, что не хочу спать с кем-либо еще и заводить детей с кем-либо еще, кроме тебя. И я чудовищно ревновал, но не так, как это делают безумцы. Я сказал сам себе что-то вроде того, что я не могу просто сидеть и ждать, что произойдет, а потом я вдруг понял…

Она отстранилась от него достаточно, чтобы видеть его лицо:

— Понял что?

— Понял, что я люблю тебя и что я не допущу, чтобы у тебя был роман с кем-то, кто не сможет все устроить, как надо. Я смогу. Я с самим сатаной готов за тебя сражаться.

Она состроила гримаску.

— Давай надеяться, что до этого дело не дойдет.

— А куда оно дойдет?

— Я хочу выйти замуж и завести детей… Я хочу собаку, но мы не будем звать ее Монстр. Я хочу, чтобы ее звали, например, Джордж или Джош.

— Что? Джордж? Это вовсе не имя для собаки!

— Ну, на самом деле, это вообще не такое уж оригинальное имя, но Джордж Харрисон, например, носит его и не жалуется.

— Ладно, тогда я согласен.

— Да. Но скорее Джош, чем Джордж.

Кеннет поглядел на нее, удивляясь, как он мог прожить четыре года, даже не замечая, как он ее любит.

— Слушай, а выбор имен для наших детей тоже вызовет такие трудности?

— Еще бы! А что, ты уже поменял свои планы? Тебя опять напугали грядущие трудности?

Он улыбнулся. Ничто теперь не могло заставить его изменить свои планы. Он так и сказал Эллен.

— Интересно, — заметила она.

— А знаешь, почему? Потому что ничто не способно изменить мои чувства к тебе.

— Это хорошо.

— Потому что я люблю тебя.

— Это очень хорошо, — заметила она удовлетворенно, — потому что, представь себе, я тоже тебя люблю.

— Боже, как я люблю тебя! — возгласил он счастливо, а потом прошептал: — Слушай, а мы будем спать вместе сегодня?

— Ни за что!

— Нет?

— Ты ни разу не дарил мне цветов или хотя бы конфет. У нас не было ни одного романтического свидания. Ты даже в кино меня ни разу не сводил. Надо все по порядку, Кеннет. Ты мне много чего задолжал, помнишь?

— Да, — согласился он, а потом рассмеялся. — Я должен тебе целых четыре года.