Вся Правда (Рина Кент) читать бесплатно онлайн полную версию книги

Глава 10

Рейна

У меня пересохло во рту.

Это первая мысль, которая приходит мне в голову, когда я открываю глаза. Все мысли о том, что я хочу пить, исчезают, когда я осматриваю свое окружение.

Я лежу в двуспальной кровати на чужих простынях. Белый свет на потолке тоже не из моей комнаты.

Я рывком принимаю сидячее положение и заглядываю под одеяло. На мне все еще моя прежняя одежда. Слава Богу.

Медленно я пододвигаюсь к краю, и мои пальцы ног тонут в плюшевом ковре.

Где находится это место? Разве я не была в коттедже всего две секунды назад?

Часы на прикроватной тумбочке показывают восемь вечера. Я хмурюсь. Прошло уже несколько часов. Сколько, черт возьми, прошло часов? Я стояла, совершая путешествие в прошлое и пытаясь вспомнить свою жизнь и…

Я ахаю, прикрывая рот руками.

Все воспоминания, которые поразили меня ранее, вновь поглощают. Смерть мамы. Жертва Рейны. Тот факт, что я конфисковала имя другого человека.

Должно быть, поэтому я не чувствовала себя комфортно с именем и фамилией Рейна Эллис, когда очнулась в больнице со стертыми воспоминаниями.

Я прожила как Рай Соколов двенадцать лет. Это имя резонировало со мной лучше, но мне пришлось стереть его. Я должна была стать Рейной, чтобы выжить.

Вот так просто я забрала ее жизнь и бросила ее в свою.

Русские охотились за мамой и мной. Или, скорее, они охотились за мной, так как у них не было проблем причинить вред маме, как только они нашли меня.

Слезы наполняют мои глаза, когда я падаю обратно на кровать, конечности дрожат, а сердце колотится все громче и сильнее с каждой секундой.

Мама.

Рейна.

Папа.

Теперь они все ушли, и я единственная, кто остался, маленький грязный монстр Рай, которая взяла личность и жизнь, которая никогда ей не принадлежала, которая обручилась с парнем, который никогда не должен был принадлежать ей.

Рай Соколова.

По-русски, как мамина фамилия и эти мужские акценты.

Мама учила меня немного русскому, говоря, что лучше понимать своих врагов, чтобы я знала, во что меня втянули.

Она считала их врагами и убегала от них. Она забрала Рейну и меня и планировала уехать из страны. У нас были поддельные паспорта, поддельные удостоверения личности и документы. Но в тот день они нашли нас, и все взорвалось.

Они убили маму и забрали Рейну.

Я ненавижу себя за то, что была чертовой трусихой тогда, за то, что позволила Рейне занять мое место, за то, что убежала. Я ненавижу то, что я никогда не оглядывалась назад, никогда не останавливалась.

В моем двенадцатилетнем сознании я так устала все время бегать, устала никогда не оставаться на одном месте дольше нескольких месяцев, никогда не иметь друзей, никогда не иметь достаточного количества еды.

Никогда никогда не иметь отца.

А еще я была так чертовски напугана, когда поняла, что мамы больше не существует. Она была единственной, кто заботился обо мне, и я понятия не имела, что, черт возьми, делать без нее.

Поэтому, когда Рейна отдала мне свою жизнь, я взяла ее.

Я не просила ее бежать со мной, потому что знала, что они никогда не остановятся, пока не получат дочь Мии Соколовой.

И они действительно остановились. Как только я начала жить с папой, они никогда не беспокоили меня — я думаю. Мои воспоминания об этом все еще расплывчаты.

Что я знаю точно, так это то, что в то время я думала, что папа попытается найти Рейну и вернуть ее.

Должно быть, он понял, что взял не того близнеца. И в каком-то смысле, возможно, отец искал ее. Не может быть совпадением, что он был замешан во всех этих опасных делах с мафией.

Потом они забрали и его тоже.

И они вернулись за Рейной и мной, когда мы воссоединились в коттедже. Хотя я точно не помню, что произошло, я уверена, что они это сделали.

Если они не убили ее после всех этих лет, то наверняка она нужна им живой, верно? Конечно, она все еще где-то там.

Человеческие останки.

Слеза скатывается по моей щеке, и я быстро вытираю ее.

Нет.

Я не поверю, что они отняли у нее жизнь. Она им в чем-то необходима. Она сумела выжить все это время и будет продолжать это делать.

Ты обещала, Рейна.

Дверь со щелчком открывается, и я вздрагиваю, чуть не сваливаясь с кровати. Во время моих беспорядочных мыслей о том, что произошло, я забыла о незнакомом месте, в котором нахожусь.

Мое сердце учащается, а на лбу выступают капельки пота. Мышцы напрягаются, как каждый раз, когда мама поднимала меня с кровати и говорила, что мы уходим.

Ни предупреждая, ничего.

Мои глаза обычно были закрыты, когда мы бежали посреди ночи Бог знает куда, а потом спали под стенами, когда у нас не было денег на отели. По крайней мере, я спала — но не мама. Она не спала всю ночь, присматривая за мной, отгоняя любого бездомного.

Или людей, преследующих нас.

Эти ублюдки, как она их называла. Они никогда не заберут тебя у меня, Рай. Не так долго, как я дышу.

Что, если они придут за мной сейчас? Что, если они разгадали подмену и решили исправить свою ошибку девять лет спустя?

Тень проскальзывает в комнату, и я отпрыгиваю назад, мои лопатки ударяются о стену.

Свет отбрасывает ореол, когда он становится ясным. Долгий вздох вырывается из моих губ, прежде чем они снова становятся неглубокими.

Ашер.

Понятия не имею, почему видеть его одновременно и облегчение, и удушье.

Наверное, потому что он пытался убить тебя, Рейна.

Нет, не Рейна. Рай. Я всегда была Рай. Рейна была временной. Ее жизнь никогда не принадлежала мне, чтобы я могла ее конфисковать.

Может, именно поэтому я была так холодна и отчуждена с ее личностью. Я не хотела, чтобы люди сближались, потому что не горела желанием заводить никаких привязанностей. Я была самозванкой и знала, что однажды настоящая Рейна вернется в свою жизнь.

Я была всего лишь сторожевым псом, и в своих попытках оставаться отстраненной я по-королевски облажалась.

Ашер держит тарелку в руках и приближается ко мне ровным шагом. Его темные джинсы низко сидят на бедрах, а футболка обтягивает развитые мышцы груди.

Я заставляю себя отвести взгляд, когда сильное чувство отвращения сжимает меня за горло.

Реальность того, что я сделала — и не могу исправить, — ударяет мне в лицо.

Я переспала с женихом своей сестры.

Я вожделела его и цеплялась за него, будто имела на это полное право. Мало того, я еще и сделала что-то настолько непростительное, что теперь он подумывает убить меня.

Что, черт возьми, я натворила?

Он садится на край кровати, ставя поднос рядом с собой.

— Ты не ела с утра.

Мой желудок сжимается, словно одобряя это заявление. И тут я понимаю, что все еще прижата к стене, отвернувшись, будто от этого зависит моя жизнь.

— Где я? — спрашиваю я, не встречаясь с ним взглядом.

— В твоей квартире. — его голос нейтрален, даже лишен эмоций. — А теперь садись и ешь.

Я направляюсь ко входу. Как только я найду свою сумочку и телефон, я уйду. Какого черта он вообще привел меня в квартиру? Мне с трудом удается избегать его в большом доме, где находятся все остальные.

— Остановись и повернись. — он говорит так тихо, что у меня по коже бегут мурашки. — Ты не хочешь, чтобы я сделал это за тебя.

Знаете что? Почему я должна продолжать убегать? Я сделала достаточно этого на всю жизнь, когда была ребенком.

На этот раз мир должен остановиться и посмотреть мне в лицо. Люди должны видеть меня, не Рай или Рейну, Соколову или Эллис, а меня.

Только меня.

Человека внутри, который едва держится на волоске.

Со смиренным вздохом я поворачиваюсь и иду туда, где Ашер сидит на кровати.

Моя кровать.

В этом есть что-то такое интимное, и не хочу признаваться в этом прямо сейчас.

Я опускаюсь напротив него, ставя тарелку, между нами. Кладу обе руки под бедра, чтобы они не разыгрывали какие-нибудь безумные идеи, например, протянуть руку, чтобы откинуть выбившуюся прядь с его лба.

— Теперь ешь, — приказывает он.

Боже, этот человек и его властная жилка. Хотела бы я ненавидеть это.

Если бы я ненавидела, быть может, все это было бы проще. Быть может, все мое тело не находилось бы в состоянии повышенной готовности с полным приливом адреналина.

— Я в порядке.

Мой желудок урчит, как только эти слова слетают с моих губ.

Проклятый предатель.

— Ты что-то сказала? — он приподнимает бровь.

— Я не голодна, хорошо? — я делаю паузу. — Зачем ты привел меня сюда? В любом случае, как ты меня нашел?

— Я последовал за тобой.

Я последовал за тобой.

Именно так. Никаких объяснений, никаких попыток извиниться.

Кого я обманываю? Я начинаю думать, что Ашер ни в чем не извиняется.

Он по-своему нетипичен, не совсем социопат, но что-то в этом роде.

Временами кажется, что ему не все равно, но в другое время он полностью уничтожает эту часть.

— И почему мы здесь? — бормочу я.

— Потому что. — он берет ложку чего-то похожего на макароны с сыром и кладет мне в рот.

— В последний раз, ешь, блядь.

Я пристально смотрю на него, испытывая искушение швырнуть тарелку ему в лицо, но это не оправдание, чтобы тратить хорошую еду впустую.

Кроме того, я голодна.

Я пытаюсь забрать у него ложку, но он убирает ее подальше.

— Открой свой рот.

— Я не ребенок, Эш. Я могу есть сама.

— Ты потеряла свой выбор, когда вела себя как дитё. — он со вздохом качает головой. — И Ашер, черт возьми.

Мои глаза опускаются вниз. Он прав; я не имею права называть его так, давать ему какие-либо прозвища или позволять ему кормить меня.

Он не мой.

Он принадлежит Рейне.

Вот почему Старая Рейна всегда держала его на расстоянии вытянутой руки и отталкивала.

Теперь я могу более ясно понять ее мыслительный процесс.

— Ты собираешься открыть рот, или мне сделать это за тебя?

Его глаза темнеют от злобы, и я сглатываю от карающего обещания в них.

Он определенно заставит меня, и не сомневаюсь, что мне не понравится реакция на это.

Я медленно приоткрываю губы. Ложка звякает о зубы, когда он осторожно засовывает ее внутрь. Мой пульс учащается в горле, и я едва жую, прежде чем проглотить макароны с сыром. У них насыщенный и крепкий вкус, но я едва сосредотачиваюсь на этом.

О, Боже. Это так интимно. Я не должна делать это с Ашером.

Я тянусь за ложкой, но он держит ее вне досягаемости и заставляет меня есть с его рук.

Что-то изменилось в выражении его лица, что-то любопытное и новое.

Или, может, мой мозг интерпретирует это таким образом после всего, что я узнала о прошлом и своей личности.

Глаза Ашера темнеют каждый раз, когда я обхватываю губами ложку, чтобы проглотить пасту. Его челюсть дергается, и он кормит меня медленнее, будто наслаждается моментом.

Воздух сгущается от напряжения, сцена принимает совершенно другое направление. Словно он трахает мой рот вместо того, чтобы кормить меня. Сначала это будет с его большим пальцем, а потом с его членом.

Мои щеки пылают при этой мысли. Это неправильно представлять — все это.

И все же мои бедра сжимаются. Кожа юбки становится слишком жесткой против моей разгоряченной кожи, а топ туго натягивается на мои твердеющие соски.

Нет.

Мне нужно вывести себя из этого транса.

— Ты собираешься сказать мне, почему мы здесь? — спрашиваю я, проглотив еще одну ложку еды.

— Макароны с сыром были твоим любимым блюдом, когда ты была моложе, — говорит он, как будто это идеальный ответ на мой вопрос.

— Разве не многим детям нравятся макароны?

— Не тебе. — он поднимает бровь. — Раньше ты чувствовала себя раздраженной из-за этого, пока я однажды не осмелился тебя покормить, а потом ты тайно влюбилась.

На секунду мне кажется, что мое сердце покинет меня и перестанет биться. Он говорит о Рейне против меня?

— Когда это было? Сколько мне было лет?

— Прямо перед твоим тринадцатым днем рождения. — ложка звякает о тарелку, когда он наполняет ее. — Почему ты спрашиваешь?

— Ничего.

Так что это была я, а не Рейна. Странное чувство облегчения переполняет меня. Это так внезапно и сильно, что я ненадолго закрываю глаза, пока это не проходит.

Мое незнание макарон с сыром имеет смысл. Мама была Русской и никогда не готовила это блюдо. Я не была знакома с типичной американской жизнью, пока не стала жить с папой.

— Что ты делала в том коттедже, Рейна?

Его тон становится жестким, как в тот раз в больнице, когда он спросил меня, не убегаю ли я от него.

— Искала истину, — говорю я, опустив глаза.

Я не могу смотреть на него, не тогда, когда он думает, что я Рейна.

Ты самозванка.

Ты должна умереть.

Мрачное облако бродит вокруг моей головы, как нимб, пытаясь проглотить меня изнутри и высосать мою душу.

— Какую истину? — он запихивает мне в рот еще одну ложку. — И когда я говорю с тобой, смотри на меня.

Я качаю головой, желудок сжимается, когда я сглатываю.

— Я наелась. Могу я теперь вернуться?

— Ответь на вопрос и посмотри на меня, — невозмутимо произносит он.

Я остаюсь прикованном к месту, ничего не говоря.

— Не испытывай меня, блядь, или клянусь...

— Или что? — я вскидываю голову, полностью встречаясь с этим лесным взглядом, в котором больше глубины, чем должно быть позволено любому человеку. — Попытаешься убить меня, например, на крыше, в классе или в раздевалке? Я знаю, что это был ты. Я слышала, что ты сказал Арианне в годовщину ее смерти. Знаю, ты заставишь меня заплатить за то, что я, черт возьми, сделала. Так что перестань притворяться, что я тебе небезразлична, буду ли я есть или умру с голоду, запрусь ли я в своей комнате и умру, или исчезну в лесу и никогда не вернусь. Просто перестань, блядь, притворяться!

Потому что это морочит мне голову больше, чем все остальное, что он сделал, и я не в том положении, чтобы мне морочили голову.

Я ожидала, что Ашер удивится после моей внезапной вспышки гнева, но он ничего не показывает. Выражение его лица остается совершенно пустым, когда он опускает ложку в тарелку на подносе, между нами.

Потом он смеется. Смех длинный и без чувства юмора, и у меня по спине пробегает что-то похожее на необузданный страх.

Это Ашер без купюр.

Это Ашер, ни капли не сдерживающийся.

— Притворяюсь. — его смех наконец стихает, сменяясь замкнутым выражением лица. — Чертово притворство.

— Ну, разве нет? — я складываю руки на груди, мои ногти впиваются в кожу. — Ты только притворялся, чтобы приблизиться ко мне и облапошить. Заставил меня поверить, что ты мой спаситель, когда все это время был злодеем.

— Опусти руки, — рычит он.

— Что?

— Не изображай из себя высокомерную и могущественную Королеву. Я не такой, как все, так что не смей возводить со мной свои стены и опускать свои чертовы руки, когда разговариваешь со мной.

— Нет. — я выпячиваю подбородок.

Мне нужны мои руки на груди. Мне нужна защита и стены. Мне нужно все, что я могу получить, когда имею дело с Ашером.

— Нет? — повторяет он.

— Нет.

Он отодвигает поднос в сторону и хватает меня за предплечье, толкая. Его нос почти касается моего, когда он говорит, его тон низкий и угрожающий.

— Ты можешь сделать это легким или трудным, мой ужасный монстр.

— Какое это имеет значение, когда ты собираешься убить меня?

Хотела бы я, чтобы мой голос был полон презрения и гнева или колющего предательства. Вместо этого это почти похоже на покорность жестокой судьбе.

Это карма кусает меня за задницу за то, что я украла жизнь Рейны и бросила ее под автобус.

Я должна была влюбиться в ее сумасшедшего жениха только для того, чтобы он планировал убить меня.

Подождите...нет . Я не влюбилась в Ашера. Я могу полностью забыть его.

Верно?

— С каких это пор ты стала такой трусихой?

Он все еще смотрит мне в лицо, поэтому, когда он говорит, я чувствую запах сандалового дерева и цитрусовых и чувствую, как его пульс вот-вот присоединится к моему неровному.

Его слова задели меня сильнее, чем следовало бы. Мои уши горят, и все во мне восстает против этого.

Я не трусиха, я боец.

Я боролась все это время, не так ли? С мамой и с Рейной, а потом с папой и без него. Я все еще борюсь. Я все еще пытаюсь прогнать мрачное облако прочь.

Трусы так не поступают.

Никогда.

— Пошел ты.

Я отталкиваю его и спрыгиваю с кровати, а затем бросаюсь к балконной двери.

В тот момент, когда я открываю ее, порыв сильного ветра бьет меня по лицу. Ветер хороший. Ветер так же зол, как и я, и так же растерян, никогда не зная, где остановиться и как это сделать.

В дальнем конце балкона есть два стула и стол. Я запрыгиваю на стул, а затем на стол у края как раз в тот момент, когда Ашер выходит вслед за мной.

Я стою лицом к нему, одна нога поставлена на край перил, а другая на стол. У нас по меньшей мере тридцать этажей в высоту. Если я упаду, я умру.

Все, блядь, закончится.

Я отгоняю мрачные мысли и смотрю Ашеру в лицо.

Он замирает в дверях, засовывая обе руки в карманы, и я почти могу поклясться, что он сжимает их в кулаки.

— Какого черта ты делаешь, Рейна?

— В том-то и дело, Эш. Я никогда не была Рейной.

— Что?

— Меня зовут Рай Соколова, и я сестра-близнец Рейны. Я поменялась с ней местами, когда нам было по двенадцать. После того, как мама похитила ее, мы присвоили личность друг друга. Она ушла с Русской мафией, которая преследовала меня, а я переехала жить к папе.

Не знаю, почему я рассказываю ему все это, но теперь, когда я начала, я не могу остановиться.

— Я не из твоего мира. Я просто беглянка, ничтожество, которая не смогла спасти собственную сестру. Так что, если ты хочешь убить меня за то, что, черт возьми, я тебе сделала, перестань играть в игры и сделай это уже. Или позволь мне сделать это за тебя — мне все равно.

Все время, пока я говорила, Ашер медленно приближался ко мне, постепенно вынимая обе руки из карманов.

Мне следовало сосредоточиться на этом и на том факте, что он, вероятно, придет, чтобы воплотить то, о чем я просила, в реальность.

Мои конечности дрожат, и моя нога продолжает приближаться к краю. Сильный ветер пробирает меня до костей, зубы стучат, и меня охватывает дрожь во всем теле.

— Спускайся оттуда, Рейна. — приказ Ашера медленный, но достаточно твердый, чтобы заставить мое сердце подпрыгнуть.

— Ты что, не слышал ни слова из того, что я сказала? Я сказала тебе, что я не Рейна. Я самозванка.

— Мне плевать на твое имя. Ты единственная Рейна, которую я знаю. — он протягивает руку. — Спускайся, блядь, вниз.

Я подозрительно смотрю на него.

— Разве ты не хочешь моей смерти?

— Спускайся. Сейчас.

Его лицо становится замкнутым, будто он совершенно другой человек, будто он что-то скрывает.

Затем я узнаю этот мрачный взгляд в его глазах.

Страх.

Чистый, необузданный страх.

Он не хочет, чтобы я прыгала.

Почему, черт возьми, мое сердце колотится при этом?

Прекрати это. Не празднуй. Не смей праздновать.

— Если... — я прочищаю горло. — Если ты пока не хочешь моей смерти, не мог бы ты позволить мне сначала найти мою сестру? Я сделаю все, что ты захочешь, как только найду ее.

Он ничего не говорит.

— Пожалуйста... — я смягчаю свой голос.

Он хватает меня за запястье и тянет вниз так сильно, что я вскрикиваю, думая, что свалюсь с края.

Вместо этого я приземляюсь посреди сильных рук. Стальные конечности прижимают меня к его груди, его объятия почти душат и все же они такие... теплые.

Ашер теплый, когда он этого хочет. Просто он редко позволяет этой части просвечивать насквозь.

Моя щека прижимается к мышцам его груди, и я вдыхаю его, сандаловое дерево и цитрусовые, тепло и безопасность.

Потребность заплакать возникает у меня из ниоткуда.

Но почему?

Почему, Ашер, просто почему?

Он кладет обе руки мне на щеки и отрывает меня от своего тепла, держа на расстоянии вытянутой руки.

— Не смей, блядь, делать это снова, поняла?

Мои губы дрожат, но я ничего не говорю.

— Что произошло с тем, что ты сказала? Частью о том, что я не заслуживаю, чтобы ты жертвовала собой ради меня или кого-то еще? — он сильно трясет меня, будто засовывает эти слова внутрь меня. — Прекрати это к чертям.

Потребность снова броситься в его объятия становится непреодолимой, как реальное присутствие с мыслями и чувствами, но так как я не могу этого сделать, я сосредотачиваюсь на своей другой цели.

— Ты позволишь мне найти мою сестру?

— Ради всего святого.

Он вырывается, и я отступаю назад, когда он поворачивается лицом к бесконечным зданиям и их огням.

Его плечи горбятся от напряжения, и я не знаю, как улучшить ситуацию — не то чтобы я должна.

— И? — вместо этого я выдаю.

— Хорошо.

У меня вырывается вздох, когда я пытаюсь обуздать свои хаотические чувства. Если он оставит меня в покое, я смогу сосредоточиться на поисках Рейны.

Потом, когда я верну ей жизнь, я заплачу любую цену, которую Ашер потребует от меня.

— Но ты делаешь это не в одиночку, — продолжает он.

— Что?

Он оборачивается, выражение его лица менее взволнованное, чем раньше. Все напряжение покинуло его, сменившись расчетливой жилкой.

— Мы в этом вместе.