Рейна
Мы остаемся на ночь в моей квартире после того, как Ашер отказался от моей миллионной попытки заставить его уйти. Он даже позвонил Иззи, сообщив, что я проведу ночь с друзьями.
Друзья. Пф, неважно.
Ашер, наверное, последний человек, которого можно было бы считать моим другом.
Я шпионю за ним, когда он моет посуду на кухне — без использования посудомоечной машины. Затем он кладет остатки макарон с сыром в кастрюлю и убирает ее в холодильник.
Серьезно, почему он продолжает делать для меня подобные вещи? Это только заставляет меня чувствовать себя еще более тревожно.
Я ухожу туда, где проснулась, и закрываю дверь. Она так похожа на мою комнату в доме Алекса, только в этом шкафу полно кожаных юбок и брюк, последних модных сумок и обуви.
Со вздохом я ложусь на кровать и смотрю в потолок. Мой телефон и сумка лежат на тумбочке. Ашер, должно быть, принес их, когда привёл меня сюда.
Я открываю Инстаграм, а затем набираю сообщение.
Рейна Эллис: Ты здесь?
Его ответ следует незамедлительно.
Cloud003: Для тебя, всегда.
На моих губах появляется улыбка. Я сейчас так нуждаюсь в друге, и не хочу беспокоить Наоми или Люси длинной историей так поздно.
Конечно, я могла бы позвонить Джейсу, но эта анонимность придает мне много смелости.
Рейна Эллис: Сегодня я стояла на краю крыши и угрожала покончить с собой. Я не хотела, ты же знаешь. Только хотела поторговаться за что-то другое, но пока стояла там, что-то продолжало тянуть меня.
Cloud003: Ты поддалась этому?
Вот что мне в нем нравится. Он не осуждает меня, когда я говорю о подобных вещах.
Рейна Эллис: Нет, иначе я бы не переписывалась с тобой прямо сейчас *смайлик с высунутым языком*
Моя попытка пошутить проваливается.
Cloud003: Но ты думала об этом.
Рейна Эллис: Да, но в то же время нет.
Cloud003: Как так?
Рейна Эллис: Не могу этого объяснить. Со мной был кто-то еще, и, стоя там, я почувствовала странную свободу и рассказала ему то, что держала в секрете девять лет, то, чего больше никто не знает, то, что, я думаю, я бы никогда не сказала, если бы не стояла на краю. Есть что-то такое освобождающее в том, что тебе больше нечего терять.
У него уходит несколько секунд на ответ.
Cloud003: И какова была его реакция?
Я прикусываю нижнюю губу. Не хочу рассказывать ему об Ашере или о моей двойной личности, но в то же время хочу продолжить разговор с ним.
Он приносит мне спокойствие.
Рейна Эллис: Ему это не понравилось.
Cloud003:Что ему не понравилось?
Рейна Эллис: Что я стола на краю и угрожала спрыгнуть.
И тут меня осенило.
Гибель Арианны. О Боже мой — Арианна умерла точно так же, и я просто повторила сцену перед ним.
В глубине души я думала, что ему будет все равно, но тот взгляд, который он бросил на меня, был полной противоположностью равнодушию.
Он был на грани самого себя.
Рейна Эллис: Черт. Думаю, что причинила ему боль. Что мне делать?
Cloud003: Почему ты спрашиваешь меня?
Cloud003: Мне не нравится, что ты говоришь о других парнях, моя шлюха.
Я закатываю глаза.
Дверь с грохотом распахивается.
Я вздрагиваю, прижимая телефон к груди, как будто Ашер мог увидеть мою переписку с Джейсоном. Я имею в виду, это не измена. Мы друзья.
Так какого черта я прячу телефон?
Нет, я этого не скрываю.
Я просто не хочу, чтобы Ашер видел, что я писала о нем.
Он закрывает дверь, запирая нас обоих в комнате, и прислоняется к ней. Мягкий свет лампы отбрасывает тень на его потемневшие черты, делая их почти пугающими.
Вычеркните. Они пугают.
Хотя я чувствую себя легче теперь, когда он знает, что я не Рейна, Ашер все еще один из злодеев в моей истории, если не самый опасный.
Меня не тянет к другим злодеям. Я не сжимаю бедра, увидев их, как какая-нибудь влюбленная старшеклассница.
— Что... — мой голос звучит хрипло, и я прочищаю горло. — Что ты здесь делаешь?
Он не отвечает и вместо этого направляется ко мне. Его шаги медленные, размеренные и наполнены такой сексуальной энергией, что она разливается в воздухе и затягивается петлей вокруг шеи.
Я крепче прижимаю телефон к груди, словно он может спасти меня от захвата Ашера и телепортировать меня отсюда.
— Что ты делала?
Его вопрос рассеивается, как дым без огня, непроницаемый и удушающий.
— Ничего.
Мой голос звучит оборонительно и слишком громко, даже для собственных ушей.
— Да?
Внезапно он оказывается рядом со мной, и мне приходится поднять глаза, чтобы посмотреть на него.
Его тепло волнами разливается по моей коже, и я не могу отвести взгляд. Я ничего не могу сделать, кроме как пялиться как идиотка.
Когда я погружаюсь в его транс, он протягивает руку и выхватывает у меня телефон. Его брови хмурятся, когда он изучает экран, но нет никаких других признаков его настроения.
Я, наконец, вытряхиваю себя из ступора и выдергиваю телефон обратно.
Но уже слишком поздно. Должно быть, он видел ник или, что еще хуже, последние несколько строк моей переписки с Джейсоном.
Мои уши и лицо пылают от стыда. Неужели это должно быть так мучительно?
— Ты мне изменяешь, Рейна?
Его вопрос подобен пощечине. Моя щека горячая и покалывает там, где его воображаемая рука ударила меня.
— Н-нет.
Мои губы дрожат при этом слове.
Хотя я, возможно, и изменяла раньше, сейчас я этого не делаю и никогда больше не сделаю.
Какого черта я изменяла? Был ли это еще один способ оставаться отстраненной и не сближаться с Ашером? Потому что я знаю — уверена — я что-то испытывала к нему в прошлом.
Эти сильные чувства не возникли из ниоткуда. Они увеличивались на протяжении многих лет, и когда я наконец освободилась от амнезии, я просто выпустила их на волю.
Я позволил им поглотить меня заживо.
Он наклоняется так, что все его тело наклоняется ко мне.
— Почему я думаю, что ты изменяешь?
— Что тогда насчет тебя? — я прикрываю свое невежество, выпячивая подбородок. — Разве ты мне не изменял?
— Нет.
— Думаешь, я поверю в это?
— Мне все равно, во что ты веришь. У меня нет ни времени, ни энергии, чтобы сосредоточиться на ком-то другом.
Мое сердцебиение учащается, когда до меня доходят его слова. Он только что признался, что у него есть время и энергия только для того, чтобы сосредоточиться на мне.
Даже если это самый ужасный тип фокуса.
— Даже не в Англии? — бормочу я.
— Даже не в Англии.
Ну, черт. Как у него хватает силы заставлять мой пульс биться так сильно и быстро? Это проклятие?
Или, может, это что-то более сильное, что я отказываюсь признавать.
— Так, а ты? — повторяет он. — Изменяешь мне, я имею в виду.
— Нет.
Я произношу это слово со странной убежденностью, будто я никогда ему не изменяла, будто эта мысль даже не приходила мне в голову.
— Хорошо, потому что я плохо реагирую на то, что другие прикасаются к тому, что принадлежит мне. — его палец скользит по моей щеке, оставляя мурашки, когда он проводит по моей нижней губе чувственной лаской. — Ты моя, не так ли, королева выпускного?
Королева выпускного.
Моя грудь трепещет то синхронно, то несинхронно.
Не знаю, почему мне так нравится, когда он так меня называет. Возможно, потому что это не Рейна и не Рай. Это не кража личных данных и не путаница.
Это всего лишь я.
Его большой и указательный пальцы сжимают мой подбородок.
— Ответь мне.
— Я не принадлежу тому, кто хочет причинить мне боль.
Возможно, меня необъяснимо влечет к Ашеру, но я никогда, ни разу, не забывала, что он сделал со мной. Этот страх был диким и необузданным, и я почти чувствую, как повисла на крыше или как, те же самые пальцы душили меня с намерением покончить с моей жизнью.
Люди думают, что когда у вас возникают мрачные мысли о том, чтобы покончить с собственной жизнью, вы почувствуете облегчение, когда кто-то другой снимет с вас это бремя и закончит за вас.
Это неправда, по крайней мере, не для меня.
Тот ужас, который я испытала тогда, все еще пульсирует у меня под кожей, в крови. Это были одни из редких моментов, когда я думала, что не хочу умирать, что не могу уйти просто так.
Не думаю, что когда-нибудь забуду этот тип ужаса.
— О, но ты принадлежишь. — рука Ашера опускается вниз, пока не обхватывает мое горло. — Ты, блядь, принадлежишь.
— Но...
Он сжимает, перекрывая мне доступ воздуха и мои слова.
— Заткнись, не говори об этом. Не сегодня.
Не сегодня? Что, черт возьми, это должно означать?
Все еще сжимая мою шею, его большой палец поглаживает вверх и вниз точку моего пульса, будто успокаивая ее, ощущая ее, убеждаясь, что она там.
Есть что-то в том, как он держит мое горло в плену. Иногда это жестко, доминирующе и призвано доказать свою точку зрения. В других случаях, как сейчас, это почти... нежно, предназначено для установления связи.
— Ты никогда больше не провернёшь подобное дерьмо на балконе, поняла?
Он не сверлит меня взглядом. Вместо этого все его внимание сосредоточено на моей шее.
В чем именно его проблема? Он ведет себя странно для того, кто активно пытался покончить с моей жизнью.
Когда я не отвечаю — отчасти потому, что он едва позволяет мне дышать, не говоря уже о том, чтобы говорить, — он кладет другую руку мне на затылок и заставляет меня кивнуть ю.
— Это означает «да». То есть: я больше никогда этого не сделаю, Ашер. Я не позволю людям увидеть меня такой. — затем он отпускает меня, убирая от меня обе руки.
Странный тип пустоты покалывает мою кожу, как будто я не хочу, чтобы он уходил.
Почему, черт возьми, я не хочу, чтобы он уходил?
Он подходит к кровати, и я наблюдаю за каждым его движением. Слово «останься» вертится у меня на кончике языка, но я его не произношу.
Очнись, Рейна, или Рай, или кем бы ты ни была, черт возьми.
Я ожидаю, что он уйдет, но он оборачивается. Опасная похоть на его лице застает меня врасплох, когда он тянется ко мне.
— Что...
Слова замирают у меня в горле, когда он хватает обе мои лодыжки в своей сильной, безжалостной хватке и притягивает меня к себе одним безжалостным рывком.
Телефон выпадает из моей руки и с грохотом падает на пол. Мои ноги раздвигаются, и кожаная юбка задирается до бедер, едва прикрывая ягодицы.
Ашер опускается коленями на пол, а обе мои ноги беспомощно повисают на его широких плечах.
— Что ты делаешь? — я задыхаюсь, мой голос хриплый и прерывистый, будто я бежала.
— Ты уже поужинала. Пришло время моей трапезы.
Я едва перевариваю его слова, когда он задирает мою юбку вокруг талии и стягивает трусики. Порыв воздуха накрывает меня изнутри, и мой позвоночник дергается.
Из него вырывается стон, когда он раздвигает мои ноги, рассматривая меня поближе.
— Ты мокрая. Какого черта ты промокла, королева выпускного?
Я не знаю. Я действительно не знаю. Это сбивает с толку даже мой собственный мозг. Что-то во мне не так, и я понятия не имею, что именно.
Или, может, я знаю, но не хочу признаваться в этом даже самой себе.
Он проводит средним пальцем по моему входу, вырывая у меня стон.
— Ты почти не была мокрой раньше, если вообще была. Ты также никогда не издавала стоны и не дрожала от желания, как сейчас.
Признание не уменьшает моей реакции. Во всяком случае, это заставляет мои конечности дрожать сильнее, как лист на ветру за окнами.
Он повторно скользит средним пальцем вверх и вниз, прежде чем погружает его в меня и бормочет в мои скользкие складки.
— Ты изменилась.
Поначалу я тоже думала, что изменилась, но теперь понимаю, что нет.
Потеря воспоминаний позволила мне расслабиться, не думать о том, чтобы лишить Рейну жизни, и по этой причине кажется, что я изменилась, хотя на самом деле я просто высвобождала свои сдерживаемые чувства.
— Мне нравится новая ты.
Его голос грохочет, когда он скользит языком от нижней части моего клитора вверх.
О, Боже.
Его признание вместе с его прикосновением захватывает мое тело, как одержимость, почти сталкивая меня с края.
— Просто чтобы было понятно. — он покусывает мою чувствительную кожу зубами, посылая волну удовольствия в мой живот. — Эта. Киска. Принадлежит. Мне. — с каждым словом он кусается, заставляя меня корчиться и извиваться на кровати. — Ты принадлежишь мне, королева выпускного. Теперь скажи это.
Он приникает своим языком в меня, и мои бедра дрожат от нарастающего удовольствия, свернувшегося кольцом внизу живота.
Он входит и выходит из меня, будто наполняет меня своим членом, будто он наказывает меня, учит меня месту и поглощает заживо.
Посреди всего этого он доставляет мне сокрушительное удовольствие, которое делает меня лишенной разума и слепой. Здесь слишком много интенсивности, слишком много контроля.
Просто слишком.
Он дразнит мой набухший клитор большим пальцем, продолжая свое безжалостное нападение.
Искры заполняют мое зрение, когда голова откидывается назад, а ногти впиваются в простыни по обе стороны от меня.
— О... о...
— Не то слово. — он шлепает по внутренней поверхности моего бедра таким эротичным способом, что я заглатываю ртом воздух. — А теперь скажи это.
Я сглатываю, пытаясь собрать достаточно энергии, чтобы заговорить.
На этот раз он шлепает меня по заднице, и мой рот открывается в бессловесном крике. Дерьмо. Почему, черт возьми, это так заводит?
— Последний. — шлепок. — Шанс.
Мое тело соскальзывает с кровати, когда я выдавливаю слова.
— Я... я принадлежу тебе. Только тебе.
— Повтори.
Он снова шлепает меня, сильнее, чем когда-либо, звук эхом разносится в густом воздухе.
Я выкрикиваю эти слова, когда за моими веками образуются звезды. Его язык и пальцы не останавливаются, доставляя мне такое дикое удовольствие, что оно лишает меня всех мыслей и «что, если».
Все, что я могу делать, это ощущать — его легкую щетину, его злой рот и его неприкрытую интенсивность.
Только он.
Мой злодей и мой спаситель.
Мое проклятие и мое спасение.
Единственный человек, которому я когда-либо раскрыла свой секрет.
Его голова приподнимается между моих бедер, так что его глаза встречаются с моими. Они полны неприкрытой похоти и озорного садизма.
— Только я.
Я киваю, едва переводя дыхание. Кожа, по которой он шлепнул меня раньше, пылает и пульсирует от желания положить его руку мне на задницу.
Как я могу так сильно хотеть этого парня? Это так ужасно.
Он снова исчезает у меня между ног, его дыхание щекочет мою сверхчувствительную кожу.
— Эш...? Что ты делаешь?
— Я только начал свой ужин. — я чувствую его ухмылку, не видя ее. — Я собираюсь трахать тебя языком до тех пор, пока ты больше не сможешь двигаться, королева выпускного.
И тогда он выполняет свое обещание.