Ирэн выходила из зала за руку с ханом под взглядами девиц. Взгляды были разные, завистливые, злые, удивлённые, кто-то смотрел облегчённо.
— Интересно, — пришла мысль, — даже такие есть?
Ирэн лихорадочно думала, что делать, если хан сейчас поведёт её… куда? в специальную комнату, в её комнату?
Но вопреки всем опасениям хан повёл Ирэн в сад. В тот самый сад, который Ирэн рассматривала из окна выделенной ей комнаты.
Молча они прошли в самую глубину сада. Там стояла скамейка с мягкими подушками.
Уже почти стемнело, но рядом со скамейкой стояли фонари.
— Не бойтесь меня, — заговорил хан, — я хотел с вами поговорить. Только здесь я могу поговорить точно зная, что никто из мужчин не услышит, а здесь в саду ещё никто и из моих жён не сможет подобраться, чтобы подслушать.
— Вы, вероятно не знаете, но я спас вас. — продолжил Мустафа-хан после небольшой паузы, — Посол Бротты просил вас убить. И мне стало интересно — почему? — прямо и, похоже, что без всяких восточных хитростей, заявил Мустафа-хан
— Убить? — такого Ирэн не ожидала, она помнила, что было много попыток уговорить её уехать из Стоглавой, даже попытка выкрасть её, но… убить?
— Что вы такого сделали одной из сильнейших стран, что они не пожалели золота, чтобы только вы не выжили? — спрашивая, хан с интересом рассматривал Ирэн, будто бы пытаясь обнаружить у неё на лице какой-то знак, из-за которого она стала злейшим врагом Бротты.
— Я, конечно, не уверена, — начала Ирэн, — но возможно это из-за того, что те открытия, которые сделали я и мой отец, усилили Стоглавую империю и Бротта не хочет, чтобы это происходило и дальше.
— Нет, — произнёс хан, — открытия ваши уже несколько месяцев злят всех, но убить вас они решили после того, как вы появились в Горном княжестве. Что здесь такого? Зачем вы приехали?
Ирэн решила рассказать, она чувствовала, что хан знал «зачем» она приехала в Горное, но по какой-то причине хотел получить подтверждение именно от неё, и Ирэн не видела смысла молчать, она же не разведчик, готовый даже под пытками не выдавать большую тайну. Тем более, что рано или поздно о нефти станет известно и в этом регионе её тоже найдут.
— Я приехала искать «чёрную кровь», — ответила Ирэн
Хан расхохотался.
— Так это правда, император русов отправил женщину искать «чёрную кровь»?
— Вы знали, — сказала Ирэн
— Да, я знал, но мне хотелось услышать это от вас. Теперь я знаю, что вы говорите правду.
— А что было бы, если бы я не сказала? — спросила Ирэн
— Я бы выполнил просьбу Бротты, — сухо и коротко ответил Мустафа-хан и Ирэн поняла, что он тоже сказал правду и сглотнула, ставшую вдруг вязкой слюну.
— А у меня в ханстве есть «чёрная кровь»? — вдруг спросил хан
— Она есть везде, где есть вулканические горы и… — здесь Ирэн запнулась, пытаясь заменить сложный термин, о специальном залегании пород в прибрежных областях, — и в том месте, где когда-то было море, но потом оно ушло после землетрясений и извержений вулканов, — ответила Ирэн, — если надо я могу посмотреть, мне нужны карты и несколько человек в помощь, чтобы отобрали образцы пород и опросили местное население, — добавила Ирэн вспоминая, что рядом с Баку нефть иногда изливалась наружу, образуя нефтяные озерца.
— А как её достать? — видно было, что хану интересна эта тема
— Для этого нужно оборудование и инженеры, если «чёрная кровь» близко к поверхности, то можно строить… — здесь Ирэн снова задумалась, но нужное слово нашлось, — колодцы, — ответила Ирэн.
В Стоглавой есть обо-рудо-ва-ние? — снова спросил хан, стараясь правильно произнести, видимо, новое для него слово
— Есть, — ответила Ирэн, потом сделала паузу и добавила, — и у Бротты есть
И зевнула.
— Вы устали, — наконец-то заметил очевидное хан, — идите, отдыхайте пока, я пришлю за вами
Ирэн встала и поняла, что она не знает куда идти. Хан заметил её заминку и махнул рукой:
— Идите по тропе, там в конце вас встретят.
В конце освещённой тропы Ирэн действительно ждали. Сама Равшана-ханум.
На её вопросительный взгляд Ирэн только и выдавила из себя между зевками:
— Поговорили, отпустил отдыхать
Равшана-ханум кивнула и проводила Ирэн в комнату.
Как Ирэн помогли раздеться и наконец-то оказаться в кровати, она уже помнила слабо, видимо «заряд» кончился, и вся накопленная усталость разом навалилась, унося сознание в спасительный сон.
Утром Ирэн проснулась поздно, о чём свидетельствовало яркое солнце, которое пробивалось сквозь занавеси.
Сначала перепугалась, а потом вспомнила, что пока спешить некуда и позволила себе ещё поваляться в кровати.
После завтрака, который ей принесли прямо в комнату, попросила служанку отвести её к Равшане-ханум.
По пути, вот же удивительно, вчера, когда она ходила этими коридорами вместе с Равшаной, коридоры были пустыми, а сегодня словно по «Арбату» все прохаживались и норовили обязательно пройти мимо её комнаты.
Ирэн шла и улавливала шепотки, качала головой, удивляясь воображению жительниц гарема. Хотя, что удивляться, в отсутствие других новостей любая новость становится сенсацией.
Шептались, что вчера Ирэн принесли избитую и что служанки всю ночь сводили синяки, что хан её выгонял, но она его уговорила её оставить, что хан недоволен и поэтому у Ирэн нет никаких украшений.
— Столько версий, — подумала Ирэн, — и ни одной правильной, потому что иногда правда гораздо более невероятна, чем ложь.
Так, слушая про себя небылицы и сопровождаемая взглядами, Ирэн добралась до покоев Равшаны-ханум.
Эту женщину она знала всего второй день, но почему-то уже воспринимала как подругу.
Но характер у Равшаны, конечно, был непростой, даже сейчас увидев Ирэн, и явно ей обрадовавшись, она всё равно строго сказала:
— Ну и горазда ты спать, Ирэн-ханум, наши гаремные курочки уже дырки возле твоей комнаты протоптали, а ты всё спишь. Слышала, что обсуждают?
Ирэн улыбнулась:
— Слышала, но ни одна из них не права.
Равшана взглянула удивлённо, но Ирэн прошептала, показывая на дверь:
— Много ушей, пошли к Абу-Сине, там и расскажу
Женщины снова пошли в лабораторию. У Ирэн появился свой «никаб*», поэтому теперь она шла по коридорам дворца, разглядывая всё через узкие прорези в ткани.
(Ника́б (араб. «покрывало») — традиционный женский головной убор, закрывающий лицо, с узкой прорезью для глаз.)
Абу-Сина их уже ждал. В лаборатории, словно по волшебству появились все необходимые ингредиенты. Более того, основываясь только на вчерашнем разговоре, Абу Сина уже устроил всё для того, чтобы получить глицерин. Ирэн поразилась таланту и энергии старого учёного.
Прежде чем начать, Абу Сина предложить выпить кофе и чай. Когда Ирэн выбрала кофе или каффу, как его здесь называли, Абу Сина и Равшана сильно удивились. А ещё больше они удивились, когда Ирэн начала смаковать горький и чёрный кофе. Они же не знали, что Ирэн скучала по кофе, именно по такому, горькому и чёрному.
— А почему в гареме не предлагают ко… каффу, — спросила Ирэн.
— Женщины не пьют каффу, — ответила Равшана и Ирэн подумала, что она снова «отличилась» и перевела тему.
Ирэн рассказала и Равшане и Абу Сине о разговоре с ханом, о том, что она подтвердила хану что может помочь найти «чёрную кровь».
Спросила у Абу Сины и Равшаны сможет ли она получить от хана гарантии того, что её отпустят потом обратно в Стоглавую. У неё дети там и она не собирается жить вдали от них.
Абу Сина с жалостью на неё посмотрел. Ирэн крайне не понравился этот взгляд.
А Равшана сказала:
— Пусть тебя не вводят в заблуждения вежливое обращение и речи Мустафы-хана. Он настоящий правитель, сильный и жестокий, и, если ты начнёшь ставить ему условия, он этого не потерпит.
— Да, — подтвердил Абу Сина, — я живу в этом дворце уже сорок лет. Меня защищают, я сыт и в тепле, когда зимой приходят холодные ветра. Но моя жизнь посвящена службе Ширванскому ханству, хотя сам я из Ханидана.
— Но я не могу здесь оставаться, — проговорила Ирэн, — мне надо вернуться, я обещала сыну.
— Дай хану то, что он просит и когда он умоется «чёрной кровью» будь рядом в этот момент и на вопрос, что ты хочешь, ответь, как надо. Тогда есть шанс, что хан согласится тебя отпустить и сдержит слово.
После этого разговора Равшана ушла, а Ирэн и Абу Сина продолжили «творить».
Так прошло несколько дней. Ирэн просыпалась, шла на прогулку в сопровождении служанки. За эти несколько дней она исходила весь сад, он оказалась не такой уже и большой, но ходьба с утра её успокаивала, так как была привычна ещё со времён Никольского.
Правда пару раз ей попытались устроить «стычки», Ирэн полагала, что это по наущению от Эстер, но Ирэн оба раза удалось избежать «прямого столкновения». Вообще-то делить со «звездой» гарема Ирэн было нечего, и она собиралась наладить с ней отношения, когда будут готовы кримы и мыло.
Равшана рассказала, что для Эстер у броттских торговцев покупали ягодное и цветочное мыло, судя по тому, что Ирэн видела у Равшаны и по описанию, мыло точно было произведено на фабрике Ирэн. А ещё Равшана сказала, что Эстер такое чудесное мыло очень нравится и она его бережёт.
Наконец, к концу недели у Ирэн и Абу Сины получились первые образцы кримов и мыла. И Ирэн, сложив всё корзинку, которую несла за ней служанка, пошла в обратно гарем. Она уже спокойно перемещалась по коридорам дворца без Равшаны, просто в сопровождении служанки.
Ей оставалось немного пройти до перехода на женскую половину, как вдруг дорогу ей заступил крупный, даже немного грузный, одетый во всё чёрное мужчина. Он был выше Ирэн почти на голову, может быть даже больше и смотрел на неё как на муху. В чёрных глазах Ирэн «читала» пренебрежение.
Ирэн остановилась. Мужчина молчал. Ирэн коротко взглянула на него, но по лицу, наполовину, скрытому большой чёрной бородой мало что можно было понять.
Стало страшно. Ирэн подумала, — а что будет, если она закричит? И можно ли как-то его удивить и убежать? Может спросить его «как пройти в библиотеку»?
Ирэн даже улыбнулась, ей самой стало смешно от нервных мыслей.
Вдруг мужчина заговорил:
— Не думай, что твои аскеры* придут и освободят тебя, когда они придут я убью тебя у них на глазах. Это обещаю я, Ибрагим-Бек
(*Аске́р (эске́р) — в переводе с тюркских языков означает «армия»)
Ирэн вскинула на него глаза и продОлжила молчать. Так они сверлили друг друга несколько секунд, мужчина отступил первым, сделав шаг назад. Ирэн также молча не оборачиваясь медленно, хотя и хотелось бежать, прошла на женскую половину. Почему-то в голове была мысль, что нельзя хищнику показывать свой страх, а тем более бежать.
Только войдя в свою комнату, она поняла, что ноги её не держат и осела на ковёр.