1814 год
– Итак, вы навещали свою сестру в Лондоне, мисс Нэш. – Неприятный вкрадчивый голос отметил это уже второй раз за пять минут.
– Именно так, – согласилась Ребекка Нэш, сдерживая нетерпение в голосе и отрывая взгляд от чашки чая, чтобы взглянуть на тщедушного мужчину напротив. Желая привлечь ее внимание, Руперт Мэйхью откинулся на спинку потрепанного кожаного кресла.
Ребекка вежливо улыбнулась, стараясь не задерживать взгляда на длинных сальных прядях седых волос, скрывающих лысину на голове ее собеседника. Его злые, как у рыси, глаза впились в Ребекку, и стоило ей шевельнуться, как в них вспыхивали хищные огоньки.
– Как самочувствие вашей драгоценной сестрицы? И новорожденного? Надеюсь, все хорошо?
– Благодарю вас, да. – Ребекка почувствовала настоятельное желание отпрянуть от подавшегося к ней Руперта Мэйхью.
– Моя дорогая супруга тоже в интересном положении, я упоминал об этом в своем последнем письме вам, – напомнил он с самодовольной ухмылкой, – она гостит у своей сестры в Шорхеме в ожидании разрешения от бремени. – Взгляд его скользнул с лица Ребекки на обтянутую хлопчатобумажным платьем грудь.
Ребекку передернуло от отвращения, и изящная фарфоровая чашечка звякнула о блюдце.
Потянулось длительное молчание, нарушаемое мерным тиканьем старинных, в дубовом футляре часов, стоявших за креслом Руперта. У Ребекки окостенела спина, и, чтобы избавиться от его словно выслеживающего добычу взгляда хищника, она отчаянно начала разговор:
– В отсутствие жены общество ваших падчериц, должно быть, радует вас. Люси ведь уже пятнадцать, а младшей, Мэри…
– Временами и они бывают полезны, – многозначительно усмехнулся, оставив ее вопрос без внимания, Руперт.
Его манеры и слова окончательно смутили Ребекку.
– Благодарю за угощение, сэр, но мне пора возвращаться в Грэйвли, – деловито сообщила она. – Не могли бы вы узнать, готова ли ваша падчерица к отъезду? Уверена, эта жара сделает поездку после полудня невыносимой.
Она невольно взглянула на голову Руперта, но, спохватившись, быстро перевела взгляд на окно.
Этим поздним сентябрьским утром на небе не было ни облачка – верный признак жаркого, душного дня, – но не жара, а отчаянное желание избавиться от этого гнусного человека объясняло ее стремление поскорее отправиться в дорогу.
К счастью, все самое важное было оговорено в письме, но, знай она о его отвратительной наружности, ответила бы отказом на просьбу Руперта принять Люси в пансион. Увы, она не может быть слишком разборчивой в выборе учениц, горько усмехнулась Ребекка.
Руперт Мэйхью воспринял эту улыбку как знак дружеского расположения и улыбнулся во весь рот, показав дыру в передних зубах и спрятав глаза в хитром прищуре.
– Вы недостаточно стары, мисс Нэш, чтобы претендовать на роль опытной учительницы. – И, заметив ее реакцию, Мэйхью снова неприятно оскалился.
Прелестный румянец мгновенно окрасил молочную белизну лица Ребекки, подчеркнув, словно выточенную гениальным скульптором безупречную линию овала. Она гордо вскинула голову и гневно прищурилась.
Руперт Мэйхью продолжал оценивающе рассматривать ее. Его глаза впивались в красивые, чуть выпуклые губы, красноречиво говорившие о чувственной натуре их обладательницы. Скользнув равнодушно по прямому носику, он стал вглядываться в огромные глаза Ребекки, опушенные длинными темными ресницами, пытаясь проникнуть в их бездонные глубины. Наконец медленно перевел взгляд на густые темно-русые волосы, волнами струившиеся по плечам, подчеркивая строгость дорожного платья.
Руперт недоумевал, как эта хрупкая молодая женщина отважилась держать в маленькой деревушке графства Суссекс женский пансион. Он не раз бывал на фешенебельных курортах, но не мог припомнить ни одну девушку с подобными, классическими чертами лица. На его вкус Ребекка была слишком худа, но он знавал и не таких худышек, имевших богатых покровителей, окружавших их роскошью, о которой самостоятельно зарабатывавшие на жизнь молодые женщины не могли и мечтать.
Сейчас он жалел, что не поехал взглянуть на ее заведение, представив, что увидит старую деву и синий чулок в этом лесу, под Грэйвли. И вдруг у него участился пульс, и даже пересохло во рту. Да она же проживает в поместье землевладельца Рэмсдена, уж этот ее не пропустил!
«Хитрый старина Рэм» не упускал возможности использовать свое право господина. Последнюю работницу, которую он обрюхатил, удалили из усадебного дома, пристроив в качестве второй жены одного вдовца. Закадычные друзья Руперта отпускали по этому случаю скабрезные шуточки, в особенности, когда дошли слухи, что «новобрачная» потихоньку вернулась в усадебный дом, оставив мужу двух сыновей, как две капли воды похожих на владельца поместья.
– Мне двадцать пять лет, мистер Мэйхью, как я сообщала вам в своем письме, – холодно отрезала Ребекка, сдержав негодование. – Я уверена, что дело свое знаю хорошо, с чем вы, помнится, согласились.
– Дорогая мисс Нэш! Не сердитесь на меня, прошу вас, – всплеснул он худыми руками. – У вас прекрасные рекомендации. Я связался с мистером Фриманом, по вашей просьбе, и он рассказал мне об успехах его дочери после вашего пансиона. Теперь она рассчитывает выйти замуж, по крайней мере, за виконта. Мистер Фриман был очень великодушен и дал высокую оценку вашему заведению.
– Рада слышать… – начала было Ребекка, но Руперт Мэйхью остановил ее решительным жестом.
– Если вы добьетесь таких же успехов с ленивой, угрюмой девицей, которая прячется наверху, я буду вам очень признателен.
Ребекка поднялась из-за стола, довольная беседой, поскольку, первое, ее ученица Александра Фриман, совершенно неспособная к обучению, является теперь наилучшей рекомендацией ее пансиона, а второе, этот противный тщедушный человек, видимо, совсем не ладит со своей старшей падчерицей, отчего Ребекка прониклась симпатией и невольным сочувствием к пятнадцатилетней девочке, которую ей предстояло увидеть.
– Что ж, чем скорее мы с вашей падчерицей тронемся в путь, тем быстрее сбудется ваше пожелание, – объявила Ребекка и, чтобы больше не смотреть на Руперта, снова повернулась к окну, за которым солнце палило, не задевая тенистого сада вокруг дома Мэйхью. Дом великолепный, но какой-то покинутый, подумала Ребекка.
Всего сорок минут назад, когда лондонский почтовый дилижанс доставил ее в деревню Кросби, фасад дома с классическим портиком показался доброжелательным, и она представила, как сердечно встретит свою новую ученицу, как обстоятельно обсудит с ее родителями особенности характера их дочери, привычки и увлечения, прежде чем та увидит своих новых подруг. А потом они уедут в «Саммер-Хауз», который служит ей домом вот уже пять лет.
Ребекка вспомнила, что в письме Руперт Мэйхью не сообщал, что его жена находится в интересном положении, и вообще в нем не было ничего, что подготовило бы ее к встрече с этим неприятным человеком. Прочитав его, она поняла только, что писавший его человек весьма напыщенная особа, вот и все. Ее не насторожило тогда, что родители девочки не приехали в пансион, чтобы увидеть все своими глазами, хотя от Грэйвли до Кросби ехать вдоль берега не более четырнадцати миль. И все-таки очевидно, что Руперт Мэйхью настроен обеспечить своей падчерице такое же успешное будущее, как у дочери его соседа. И низкая плата за обучение в ее маленьком, едва сводившем концы с концами пансионе – хорошо продуманный шаг, поскольку отцы ее учениц, как и Руперт Мэйхью, скупы не только на проявление отцовских чувств, но и на деньги.
Шум за спиной отвлек ее от созерцания тихого сада, и, обернувшись, забывшая о Руперте Мэйхью Ребекка, затаив дыхание, смотрела на полированную дверь красного дерева, из которой появилась юная леди в шапке темно-каштановых волос, чью красоту не портили ни агрессивный, негодующий взгляд, ни поджатые губы, ни лиловый синяк под глазом.
Люк Трилоуни обхватил голову руками, и его длинные пальцы стали ерошить густые, цвета воронова крыла волосы, бросив на влажный лоб непокорные пряди. Все его попытки устроиться поудобнее на жестком сиденье в карете ни к чему не приводили, и он тихо выругался. Бросив рассеянный взгляд в окно кареты и, увидев пожухлую траву на обочине дороги, он стал торопливо расстегивать перламутровые пуговицы, путаясь в белоснежных рюшах рубашки.
– Если ты хочешь ужинать в «Рыжем льве» обнаженным, не надейся на мою защиту. – Росс Трилоуни, сидевший напротив, усмехнулся, но последовал примеру своего старшего красавца брата.
– Черт бы побрал эту жару, – прорычал Люк. – И кучер явно сбился с дороги, мы уже давно должны быть в этом «Рыжем льве»! Если через несколько минут не появится этот трактир, я пойду пешком. Надо было взять мою карету… Хотя бы сиденья были удобными…
Росс виновато взглянул на старшего брата, сочувствуя его мучениям.
Люк Трилоуни был одним из самых богатых землевладельцев в Корнуолле, хозяином «Мелроуза», великолепного дома в живописном парке. Ему принадлежали внушительный торговый флот, рудники в графстве и конюшня с коллекцией чистопородных лошадей – гордость любого аристократа.
Говоря коротко, Люк был несметно богат, став единственным наследником Джаго и Димелзы Трилоуни, и в этом с ним не мог сравниться ни один корнуолльский землевладелец. К тому же он был необыкновенно красив, так что в свои тридцать два года считался самым завидным женихом в Корнуолле.
По характеру, как все Трилоуни, Люк был сдержан и никогда не терял самообладания, кроме того дня одиннадцать лет назад, когда умер их отец. Все семейные проблемы и деловые затруднения Люк решал спокойно и обстоятельно.
Но ему не было равных, когда дело касалось очередной гулянки с обильными возлияниями, которые были неотъемлемой частью его жизни, не мешая, однако, делу. Он всегда помнил, что его положение и богатство обязывают ко многому.
Письмо адвоката их семьи заставило Люка собраться в этот путь – правда, без всякого желания. Росс решил ехать с братом, считая себя правой рукой Люка. «Мелроуз» оставался в умелых руках их младшего, самого рассудительного брата Тристана, который в тридцать лет женился по любви и счастливо жил в родовом поместье.
Люк был уверен, что дело, ради которого они едут, решенное и они быстро возвратятся в Корнуолл, не задерживаясь в глухом сельском Брайтоне.
Люк достал из кармана полсоверена и несколько раз подбросил его на ладони.
– Через пять минут мы будем у цели, – сказал он.
– Через три минуты, – возразил ему Росс.
Пять минут спустя видавшая виды карета въезжала на пыльный двор трактира «Рыжий лев».
– Вели принести… – начал было Люк и замолчал, уставившись, как и Росс, на ярко-рыжую трактирную служанку, – холодного пива, – закончил наконец он. – Да узнай, чем здесь кормят, – добавил он, в сомнении разглядывая грязный, давно не беленный дом.
Люк огляделся. В тени огромного дуба стояла карета с гербом какого-то графа.
Две юные леди в элегантных, пастельных тонов муслиновых платьях сидели на клетчатом ковре под балдахином, жеманно вертя в руках зонтики от солнца и застенчиво взглядывая в их сторону. Девушки шептались и хихикали, и зонтики в их руках вертелись все быстрее. Люк посмотрел на Росса, теряя терпение. Похоже, брат в растерянности решает, кому отдать предпочтение – юным леди или огненно-рыжей служанке.
Его не удивило, что они привлекли к себе внимание слабого пола. Все Трилоуни были красавцами высокого роста, и женщинам трудно было устоять перед их мужским обаянием. Люк знал, что классически правильные черты лица в обрамлении иссиня-черных волос делают его неотразимым и что благодаря красоте, общественному положению и богатству он считается самым завидным женихом в Корнуолле.
В сердцах пнув попавшийся на пути камешек, он высокомерно посмотрел поверх темно-каштановой головы Росса и выругал всех Рэмсденов до седьмого колена, из-за которых пришлось в жару тащиться в такую глухомань, затем пощелкал пальцами, привлекая внимание Росса.
– Пойду взгляну, нет ли у хозяина трактира подходящего коня. Ехать верхом куда приятнее, чем трястись в этой старой колымаге.
– С места не сдвинется, хоть умри, – пробрюзжал старик, глядя на лошадь с некоторым удовлетворением.
– Попробуйте уговорить ее, – предложила Ребекка, глядя на старого конюха с просительной улыбкой и отирая пот со лба белоснежным носовым платком.
– Лучше отлупи это глупое животное, – посоветовала бессердечная Люси Мэйхью.
Берт Моррис задумался над столь неожиданным предложением расшевелить его старушку Бесси. Он вынул глиняную трубку изо рта и стал набивать ее чем-то похожим на сено.
Ребекка сошла с двуколки и стала прохаживаться вдоль дороги, разминая затекшие ноги и с сочувствием глядя на старую кобылу, которая отказывалась продолжать путь в «Саммер-Хауз». Почувствовав внимание к себе, лошадь повернула голову в сторону Ребекки. Какие печальные, извиняющиеся глаза, подумала Ребекка. Легкое дуновение ветерка приятно освежало лицо и слегка шевелило золотистые волосы. Она посмотрела на конюха, в глубокой задумчивости курившего свою трубку, на двуколку и поймала угрюмый взгляд Люси Мэйхью.
– Отсюда уже можно дойти пешком, – улыбаясь, сказала Ребекка. – Здесь всего-то четверть мили лесом. – И Ребекка облегченно вздохнула, увидев, что вместо возражений девочка подобрала широкую цветастую юбку платья и спрыгнула с двуколки.
Ребекка вынула из двуколки дорожные сумки, предложив Люси взять ее сумку за ручку с одной стороны.
– А свою сумку вы тоже понесете? – удивилась Люси.
– Не волнуйся, она легкая, – успокоила ее Ребекка, приятно удивленная заботой девочки.
– Вы всегда забираете своих учениц сами? – спросила Люси.
– Нет, я делаю это довольно редко. Как правило, их привозят в пансион родители. Но этим летом он был закрыт, все разъехались на каникулы. Ты будешь пока одна, но у меня есть и приходящие девочки, – поспешила она успокоить Люси. – Я два месяца гостила в Лондоне, у своей старшей сестры Элизабет. У нее родился первенец, и она просила меня приехать помочь ей на первых порах. Из Лондона я возвращалась через Кросби, поэтому решила сообщить твоему отчиму, что могу заехать и забрать тебя по дороге.
Люси вертела головой по сторонам и слушала невнимательно.
– Как здесь тихо, – таинственно произнесла она.
– И прохладно, – добавила Ребекка. – Давай отдохнем.
Через некоторое время они поднялись и пошли дальше вдоль журчащего ручейка. Вскоре деревья закончились, и они вышли на берег сказочно красивого озера, на зеркальной глади которого плавали чудесные водяные лилии.
Люси вскрикнула от восторга, выпустила сумку из рук, скинула туфельки и побежала к воде.
– Люси… вернись сейчас же! – крикнула Ребекка, когда та, подобрав юбки, вошла в воду.
– Смотрите: жаба! Там, на листе кувшинки! – смеясь, крикнула Люси.
Жаба, почувствовав опасность, нырнула в глубину лесного озера.
– Выходи, Люси, сию же минуту! – Ее начинала пугать затея девочки: она знала, что озеро очень глубокое.
Внезапно девочка вскрикнула и забарахталась в воде, беспорядочно размахивая руками.
Не раздумывая ни минуты, Ребекка бросилась на помощь, но Люси перестала барахтаться и рассмеялась.
– Убедились? Озеро намного приятнее, чем море в Брайтоне! Вы когда-нибудь ездили отдыхать в Брайтон? – беззаботно спросила Люси и плеснула водой в лицо Ребекке.
Подобрав одной рукой юбки, Ребекка ополоснула лицо кристально чистой водой. Лицо ее пылало от возмущения, и она едва удерживалась от желания проучить дерзкую, чтобы той было впредь неповадно так глупо и жестоко шутить.
Неожиданно раздался насмешливый голос:
– Эй! Вы кто? Русалки? Лесные эльфы? Приятное развлечение!