Высокие звезды

ГЛАВА 4

Имение семейства де Суэро располагалось в живописной местности. Здесь сходились скалистые горы и пологие степные холмы. Особенно красиво здесь было поздней осенью, когда лес на склонах гор становился пронзительно-жёлтым, а выгоревшие степные травы дурманили своим ароматом.

Дочь хозяина, сеньора Родриго, Марианна, выросла здесь и провела в этих краях все семнадцать лет своей жизни. Она ещё многого не знала, но порой в мечтах уносилась очень далеко от родимых мест, представляя себе будущую жизнь, которая казалась ей полной красок, веселья, словом — бесконечным карнавалом. Она и знать не хотела, чем занимаются её отец, мать. Её раздражали разговоры об урожае, о том, что следует сеять на полях, чтобы выгодно продать выращенное. Ей казалось, деньги в семье никогда не иссякнут, и её мало заботило, откуда они берутся.

Марианна была единственным ребёнком в семье. И отец, и мать очень любили её, но каждый — своей любовью. Если мать старалась спрятать свою любовь глубоко в душе, и мало чем выказывала её, то отец, наоборот, стремился всегда и во всём подчёркивать своё расположение. Он позволял Марианне буквально всё, будь это даже самый сумасбродный каприз, который приходил ей на ум, а Марианна была мастерицей на всякие выдумки.

А вот сеньора де Суэро, донна Мария, не забывала подчёркивать строгость в отношениях между собой и дочерью.

— Как тебе не стыдно, — говаривала мать, если Марианна позволяла себе очередную вольность, — ты не должна забывать, к какому роду принадлежишь. Ведь что тогда смогут позволить себе крестьяне, если даже их госпожа появляется на людях без шляпки, не удосужившись даже заколоть волосы.

— Мама, меня мало волнует то, что обо мне подумают люди. Я вольна поступать так, как мне хочется. К чему тогда знатное происхождение, деньги, если я поминутно должна себя одёргивать? Я свободна — и этим сказано всё.

— Да, ты свободна, — чуть иронично улыбалась донна Мария, в душе восхищаясь своей дочерью, — но только в определённых рамках, за которые выходить нельзя.

— Эти рамки, мама, слишком узки для меня.

— Не мы их придумали и не нам их нарушать.

— А я всё равно буду делать то, что хочу.

И неизвестно, чем бы кончались такие размолвки между матерью и дочерью, если бы в разговор не вмешивался отец, дон Родриго. Он всегда принимал в спорах сторону дочери, и матери ничего не оставалось, как говорить:

— Делайте, что хотите, моё дело — давать вам совет, а ваше — последовать ему или нет.

И тогда Марианна чувствовала себя виноватой. Она подходила к матери и, стыдясь своей вспыльчивости, просила прощения.

— В другой раз будь осмотрительнее, — говорила сеньора де Суэро, понимая, что и в следующий раз дочь поступит так, как ей заблагорассудится.

— Ну, к чему все ваши споры? — говорил дон Родриго, оставшись наедине с женой. — Всё равно Марианна живёт своим умом, мы своим. Не забывай, она принадлежит к другому поколению. Ведь ты тоже не всегда слушалась своих родителей.

— Я-то? — негодовала донна Мария. — Да я слова наперекор не позволяла себе сказать! Если родители говорили, что чего-то нельзя, значит, я и думать забывала об этом.

— Прибереги свои воспоминания для кого-то другого, только не для меня. Я помню, как ты вышла за меня замуж.

Эта страница жизни донны Марии являлась чёрным пятном на её совести. Её родители ни за что не хотели отдавать среднюю дочь замуж раньше старшей. И когда сеньор де Суэро посватался к Марии, ему предложили жениться на старшей дочери. Конечно же, дон Родриго поступил благородно, уговорив своего друга жениться на сестре Марии. Но сеньора де Суэро не любила вспоминать то, что сама была согласна выйти замуж после сестры, пренебрегая предложением сеньора де Суэро лишь для того, чтобы сохранить традицию, по которой младшие дочери никогда не выходили замуж раньше старших.

— Если бы не я, — смеялся дон Родриго, наливая себе ром в небольшую рюмку, — ты вышла бы замуж за какого-нибудь пьяницу, — и он опрокидывал спиртное себе в горло так, как будто это было всего лишь лёгкое вино.

— Я и так вышла замуж за пьяницу.

— Это ещё не самое худшее, дорогая, я тихий пьяница и не позволяю себе на людях прикладываться к спиртному. Ты единственный свидетель моих прегрешений.

— Я, да ещё Марианна, — зло отвечала донна Мария. — Девочке не стоит видеть своего отца пьяным.

— Ладно, — соглашался дон Родриго и закупоривал бутылку, — раньше завтрашнего утра я к ней не притронусь.

— Лучше бы ты сказал завтрашнего вечера.

— Что поделаешь, дорогая, такая у меня привычка: если с утра не выпью немного рома, целый день для меня потерян.

И сколько ни пыталась донна Мария прятать куда-нибудь крепкие напитки, ничего не помогало. Не помогали ни предупреждения слугам, ни собственные усилия.

Обычно к обеду сеньор де Суэро успевал изрядно выпить, и тогда в нём просыпалась сентиментальность, свойственная, обычно, юности.

Он становился ласков с женой, пытался её обнять, нимало не беспокоясь тем, одни они находятся или рядом кто-то есть.

Донна Мария сносила терпеливо эти ухаживания, но когда дон Родриго пытался её поцеловать, всегда останавливала его:

— Ты забываешься, дорогой, мы не одни.

— А что это меняет?

— Это неприлично.

— Ты, Мария, говоришь так, словно никто не знает, зачем женится или выходит замуж.

Тогда сеньора де Суэро напускала на себя вид предельной строгости и говорила мужу шёпотом:

— Лучше тебе отправиться отдохнуть.

— Отдохнуть от чего? — смеялся дон Родриго.

— От пьянства.

— У тебя, Мария, извращённое представление о мужчинах. Все они для тебя или развратники, или пьяницы, даже твой муж.

— К счастью, дорогой, ты являешься средоточием только одного порока, и только поэтому я сношу все твои безумные выходки.

— Так значит, ты не хочешь видеть меня развратником?

— Я не хочу видеть тебя и пьяницей.

— Тогда пойду, прикажу оседлать лошадь и проедусь верхом. Пусть хмель немного выветрится.

Прогулки верхом были одним из самых любимых занятий сеньора Родриго. С ними могли сравниться разве что охота да застолье.

И Марианна унаследовала от отца любовь к верховой езде. Она часами могла скакать на лошади, ничуть не чувствуя усталости. В свои семнадцать лет она изъездила владения своего отца вдоль и поперёк, знала все тропинки и дороги.

Крестьяне не раз пытались жаловаться помещику на то, что его дочь, не разбирая дороги, скачет по полям, губит посевы.

И даже терпеливый сеньор де Суэро не раз выговаривал за это дочери:

— Ты должна понимать, эта земля даёт нам деньги, и ты должна всегда помнить об этом.

— Прости меня, отец, иногда я так увлекаюсь, что сбиваюсь с дороги. Правда, вряд ли те несколько побегов, погибших под копытами моего коня, могут решить дело…

— Марианна, всё складывается из мелочей, вся наша жизнь. Если я, твоя мать, и ты перестанем обращать внимание на эти мелочи, то мы разоримся.

— Но не хочешь же ты, отец, чтобы я проводила время так, как моя мать.

Сеньор де Суэро боязливо оглядывался, нет ли где поблизости донны Марии, а затем тихо говорил:

— Конечно же, нет.

Чтобы понять эту фразу сеньора Родриго, следует сказать, что донна Мария находила единственное развлечение в том, чтобы беседовать со своими соседками, такими же чопорными и глубоко провинциальными дамами, как и она сама. Этих сборищ страшно не любил сеньор де Суэро. Лишь только соседки появлялись в доме, как он седлал коня и под каким-нибудь благовидным предлогом покидал пределы имения.

Напоминание о дамских посиделках приводило его в уныние. Вообще-то, сеньор де Суэро мало кому доверял, разве что самому себе, да Марианне.

А из чужих людей в число доверенных лиц входил Диего Кортес, управляющий делами имения.

Он происходил из довольно знатного рода, но поскольку дон Диего являлся, последним сыном в семье, то не мог рассчитывать на то, что унаследует землю или состояние. Ему в жизни всего приходилось добиваться самому, и делал он это очень искусно. Его преданность хозяину не знала границ, он готов был отдать жизнь за своего сеньора или членов его семьи. В нём сочеталась ужасная жестокость и в то же время сентиментальность. Воспитанный на романах середины века с одной стороны, на реалиях и жестоких отношениях между людьми конца века с другой, сеньор Кортес как бы разделился на двух разных людей. Одним он был для крестьян и арендаторов, другим являлся в дом сеньора де Суэро.

Он мог за неуплаченный вовремя долг сжечь дом должника, уничтожить его посевы, и в то же время мог часами играть с хозяйским котёнком. Оба истинных обличия управляющего имением одновременно не являлись никому. Он предпочитал разбираться во всех проблемах хозяйства подальше от дворца сеньора. Своей жестокости он всегда находил оправдания в том, что крестьяне и арендаторы всегда ленивы, скупы и не умеют работать. А раз так, значит, их надо заставлять это делать силой.

Его усердие, в общем-то, вознаграждалось. Никто не смел, задерживать положенную плату, никто не смел, дерзить сеньору. В имении все уже свыклись с тем, что жаловаться дону Родриго на управляющего — безумие. Тот мог на словах посочувствовать, но наказывать дона Диего за своеволие и за самосуд не решался. Он боялся изменить раз и навсегда заведённый порядок вещей, прекрасно понимая, что всяческие новшества обычно ведут к разрушению существующего благосостояния, пусть хрупкого, но всё-таки реального.

Лишь однажды Марианна спросила отца о том, как идут дела на его новых землях, доставшихся роду де Суэро в наследство.

В тот день сеньор де Суэро как раз вернулся из Санта-Риберры. Дон Родриго выглядел взволнованным, но больше всего Марианну удивило то, что отец, хоть и был, выпивши, хмель его не брал.

— Что-нибудь случилось? Как тебя встретили крестьяне?

Дон Родриго молча заскрежетал зубами, вытащил из кармана сюртука револьвер и перезарядил барабан. Пустые гильзы остались лежать на столе в гостиной.

Марианна присела и стала катать блестящий медный цилиндрик гильзы по блестящей поверхности стола.

— Оставь их! — закричал дон Родриго, сбрасывая гильзы на пол. — Эти хамы осмелились поднять на меня руку. Они бы убили меня, если бы не револьвер.

— Но ты утихомирил их? — не на шутку встревожилась Марианна.

— Не знаю. Испугавшись выстрелов, они бросились врассыпную, кажется, кого-то даже затоптали…

— Ты позволишь мне съездить в Санта-Риберру?

— Не смей и думать об этом.

— Почему?

— Они готовы были разорвать меня на куски.

— Тогда пошли туда дона Диего, и он наведёт порядок среди смутьянов.

— Они не желают платить мне аренду.

— Вот дон Диего и разберётся во всём.

Вот так и случилось, что сеньор де Суэро послал своего управляющего наводить порядок в окрестностях Санта-Риберры.

Марианна, сама не зная того, стала виновницей гибели дома семейства Ортего. Может, знай, она, чем обернётся её забота, о безопасности отца, она и не стала бы настаивать, чтобы управляющий ехал утихомиривать смутьянов. Но так уж случилось, дом был сожжён, семя вражды посеяно, и теперь роду де Суэро предстояло пожать плоды жестокости.

В то время, как Хуан Гонсало ехал по направлению к имению де Суэро, Марианна, ничего не подозревающая о надвигающейся беде, жила своей обычной жизнью…

Девушка спала дольше всех, она последней вставала по утрам. Сколько донна Мария ни ссорилась с ней по этому поводу, ничего не помогало. Даже завтракать вся семья садилась без Марианны.

Сеньор де Суэро как всегда пропустил утреннюю рюмку рома и уже собирался отправиться верхом, посмотреть, как идут дела на полях, но тут сверху спустилась его дочь. И он на время решил отложить задуманное.

— Доброе утро, милая, — поприветствовал он Марианну.

— Доброе утро, отец.

— Что-то ты слишком хитро смотришь на меня.

— Это тебе кажется.

— А вот и нет.

— Да, точно говорю тебе, отец.

— Ты, наверное, милая, что-то задумала.

— Да, я хотела бы проехаться верхом в Санта-Риберру.

— Сколько тебе можно повторять, туда не нужно соваться!

— Но там же побывал сеньор Кортес и надеюсь, меня встретят в селении с подобающим мне уважением.

— Нет, я тебе не позволю это сделать.

— Ну что ж, — вздохнула девушка, — придётся мне ограничиться поездкой по знакомым местам.

В гостиную вошла донна Мария.

— Ты всегда так долго спишь, это ужасно!

— Зато я поздно ложусь.

— Девушки из пристойных семейств себя так не ведут. Если ты хочешь удачно выйти замуж, то должна изменить свои привычки.

— А кто тебе сказал, мама, что я собираюсь выходить замуж?

Сеньора де Суэро пристально посмотрела на дочь.

— Все девушки рано или поздно выходят замуж.

— Но и мужья, мама, бывают разные.

— Конечно, я и не говорила, что они все одинаковые, но тебе нужен пристойный муж благородного происхождения.

— Мама, снова ты начинаешь то же, что и всегда. Вновь начнёшь говорить, как безалаберно отношусь я к собственной судьбе. Я найду себе мужа, можешь не беспокоиться.

— Я не говорила тебе, что ты сама должна искать мужа, об этом позаботимся мы с отцом.

Конечно, можно было, и поспорить с матерью, но Марианне не хотелось ссориться с самого утра.

Она забежала в столовую, где наспех позавтракала, и тут же отправилась в гардеробную облачаться в костюм для верховой езды.

Сеньор де Суэро уже успел покинуть дом, когда Марианна вновь появилась в гостиной.

Сеньора де Суэро встретила её недовольным взглядом.

— Ты снова собираешься ехать верхом одна?

— Что же мне делать, ведь у меня нет ни брата, ни сестры?

Донна Мария поморщилась. Она не очень-то любила, когда ей напоминали о том, что у неё всего лишь один ребёнок.

Марианна с ненавистью посмотрела на вещи, окружавшие её. С самого детства они раздражали её своей вычурностью: все эти фарфоровые вазы, бронзовые скульптуры… Всё такое тяжеловесное и безвкусное. Ей хотелось совсем другого, она желала, чтобы её окружали вещи лёгкие и необременительные. Ей куда больше по душе была обстановка простого деревенского дома, где у каждой вещи было своё определённое назначение, где никто не позволит себе поставить бесполезную скульптуру в самом удобном месте гостиной.

— Неужели ты хочешь, мама, запретить мне поехать верхом? .

— Нет, я этого не говорила, но одну я тебя не отпущу.

— Хорошо, кого же ты мне предлагаешь в спутники?

— Сеньор Кортес тебя устроит?

Марианна поморщилась. Она недолюбливала дона Диего за его высокомерие.

— Он довольно скучен, мама, но выбирать мне не приходится.

— Хорошо, иди, распорядись, чтобы лошадь готовили к выезду.

Марианна, довольная тем, что мать не утомила её долгим разговором, отправилась на конюшню. Она не любила, чтобы к её любимой лошади прикасались чужие руки, и поэтому сразу же отправила конюха отдыхать, а сама занялась упряжью.

Донна Мария попросила горничную разыскать сеньора Кортеса и попросить, чтобы тот незамедлительно пришёл в гостиную.

Поиски оказались недолгими. Дон Диего сидел в конторке и что-то писал в большой книге.

— Сеньор Кортес, вас просит зайти сеньора.

— Сейчас, только закончу работу.

— Она просила быть незамедлительно.

— Ну, что ж, — вздохнул дон Диего, захлопнул книгу и отправился на встречу с госпожой.

Он провел лучшую часть своей жизни здесь, в глуши, вдали от городов, от развлечений и было бы странно, если бы молодой человек, которому не так давно исполнилось двадцать шесть лет, влюбился в другую девушку, а не в Марианну. Он давно хотел признаться ей в своих чувствах, но понимал, последнее слово будет за её родителями. К тому же, куда большее расположение он чувствовал со стороны сеньора и сеньоры де Суэро, чем со стороны их дочери.

— Вы хотели меня видеть, сеньора? — спросил дон, Диего, входя в гостиную.

— Да, простите, если оторвала вас от дел.

— Можете располагать мною, как вам будет угодно.

— Марианна собралась ехать верхом, а мне бы не хотелось отпускать её одну.

— Вы хотите, чтобы я составил ей компанию?

— Это было бы неплохо.

В общем-то, после сказанного можно было бы отправляться на конюшню, но сеньор Кортес медлил.

— Вы ещё хотите что-то сказать мне? — осведомилась сеньора де Суэро.

— Да.

— Тогда говорите, — донна Мария уселась поудобнее и ласково посмотрела на управляющего.

Ей очень нравился этот молодой человек своей преданностью. Она, относилась к нему почти так же, как к своему сыну и, наверное, не было в этом мире вещи, в которой она могла бы отказать ему.

— Я не решаюсь начать, — замялся дон Диего.

— Говорите же, я вас слушаю. И, пожалуйста, не волнуйтесь.

— Я влюблён в вашу дочь, — на одном дыхании проговорил сеньор Кортес, опустив глаза.

Он ждал чего угодно — возмущения, радости, но только не молчания. Он боялся взглянуть в глаза сеньоре.

Наконец, после долгого молчания, донна Мария тихо произнесла:

— Почему только сейчас вы решились сказать мне об этом? Почему вы говорите об этом мне, а не самой Марианне?

— Я посчитал, будет бесчестным скрывать от вас мои чувства. Я не признаюсь Марианне в своей любви, если не получу на то вашего разрешения. А теперь, сеньора, можете делать со мной всё, что хотите. Можете меня уволить, и я соглашусь с вашим решением, можете сказать мне слова напутствия… Короче, я готов вас выслушать.

— Дорогой мой Диего, — после недолгого молчания произнесла донна Мария. — Я так счастлива, вы даже не можете себе представить.

— В самом деле, сеньора? Я не верю своим ушам…

— Да, я так долго ждала этого момента, — сеньора говорила так, словно управляющий признался, в любви ей, а не её дочери,

Это немного, и смутило молодого человека.

— Так вы не против, чтобы я признался вашей дочери в любви?

— Я была бы не против, если бы вы сделали ей предложение.

— Сеньора… я боюсь, всё это сон…

— Нет, дорогой дон Диего, я очень хорошо вас знаю и ни минуты не сомневаюсь в благородстве ваших намерений. Вы же знаете, Марианна довольно взбалмошная девушка и, может быть, вам придётся услышать в ответ какую-нибудь дерзость, так вот знайте, я на вашей стороне.

— А сеньор де Суэро?

— Если Марианна согласится, он не скажет и слова против. К тому же и он высоко ценит вашу преданность. Наша семья многим вам обязана.

— Ну что вы, сеньора…

— С мужем я поговорю сама, — скромно заметила донна Мария и улыбнулась.

— Так я могу идти?

— Да, и постарайтесь не дать Марианне понять, что уже говорили со мной.

— Благодарю вас, сеньора, — дон Диего склонился и поцеловал руку донне Марии.

Марианна, уже сидя верхом в седле, нетерпеливо дожидалась дона Диего во дворе.

«Какого чёрта он так долго разговаривает с матерью!»

Девушка в мыслях ничуть не стеснялась грубых выражений. Она считала, что извергать проклятья — это привилегия дворян, украденная у них простолюдинами, и таким образом она всего лишь хотела восстановить справедливость.

Но дон Диего в душе торжествовал. Наконец-то, после двух лет ожидания он сможет говорить с Марианной о своих чувствах.

Не помня себя от радости, он бросился на конюшню, и, не дожидаясь, пока неторопливый, конюх оседлает коня, сам стал надевать на него упряжь.

В последний момент он спохватился, подумав, что его наряд может показаться Марианне довольно скромным. Но потом успокоил себя, ведь девушка видела его не первый день, знала все его наряды наперечёт и корчить из себя более богатого сеньора, чем он был на самом деле, не имело смысла.

— Ну что, сеньорита, отправляемся в путь? — радостно воскликнул дон Диего, выезжая во двор.

Марианна, даже не удостоив его ответом, пришпорила лошадь и поскакала по кипарисовой аллее, ведущей к дороге.

Сеньор Диего Кортес последовал за ней, подгоняя своего коня гиканьем.

— Гей! Гей! — неслось над окрестными полями.

Марианна улыбалась. Она знала, её лошадь резвее коня сеньора Кортеса и тому придётся нелегко. Девушка неслась как ветер, подставляя солнцу своё лицо. Она даже не смотрела на дорогу, её лошадь прекрасно знала все привычки своей хозяйки.

Сеньор Кортес, как ни старался, не мог настигнуть Марианну, и ему, скрепя сердце, пришлось выкрикнуть:

— Сеньорита, подождите немного, мой конь не поспевает за вашей лошадью!

Девушка обернулась и кокетливо вскинула руку:

— А я-то думала, вы лихой наездник, дон Диего.

И уже почти вплотную подпустив к себе сеньора Кортеса, вновь тронула поводья. Её лошадь взяла с места галопом, и вновь расстояние между молодым мужчиной и девушкой стало увеличиваться.

— Сеньорита, подождите!

— Какой вы, право, неловкий!

Марианна, наконец, смилостивилась над управляющим и повела свою лошадь шагом.

Дон Диего поехал рядом.

— И так, куда мы направимся, сеньорита?

— А вы, куда бы хотели?

— Мне всё равно. Я почту за счастье сопровождать вас в любую сторону — вперёд, налево или направо.

Девушка, зажмурилась, покрутила пальцами и попыталась свести их вместе. Ничего не получилось.

— Значит так, вперёд, мы не поедем…

— Теперь направо? — спросил дон Диего.

— Попытаем счастье.

Марианна вновь поводила руками и вновь её пальцы не сошлись.

— Значит, отпадает и это. Остаётся налево.

— Давайте попробуем, может, что-нибудь получится.

Марианна прищурилась, подглядывая одним глазом, свела кончики своих пальцев вместе.

— Значит, налево.

Только тут сеньор Кортес понял, что попал впросак. Налево вела дорога в Санта-Риберру.

— Я не хотел бы туда ехать, — тихо сказал он, пряча от девушки свой взгляд.

— Почему?

— Там небезопасно.

— Неужели вы не смогли навести порядок в маленьком селении, и я не могу ездить по своей земле?

— Ещё несколько дней, сеньорита, и там всё утихомирится. Тогда можно, не опасаясь за вашу безопасность, ехать в Санта-Риберру.

— А я хочу туда немедленно.

— Вы поговорили с матерью? — через силу спросил дон Диего.

— Я не спрашивала её об этом. А что касается отца, — опередила вопрос девушка, — так он разрешает мне ездить где угодно, — она соврала, не моргнув и глазом.

В планы управляющего не входило сегодня ссориться с Марианной, и он решил закрыть на её безрассудства глаза.

— Будь что будет, — прошептал он, — значит, едем в Санта-Риберру.

— Ура! — закричала Марианна и тронула поводья.

Лошадь, послушная каждому движению своей хозяйки, рванулась вперёд.

Дон Диего гнал своего коня во весь опор, не желая отстать от сеньориты. Рядом с ним проносились большие деревья, дорога петляла так, словно её проложил в долине какой-то пугливый заяц.

— Боже, какие у нас ужасные дороги! — воскликнула Марианна. — Зачем нам столько поворотов? — и она пустила своего коня прямо по траве.

То и дело из-под копыт лошади вспархивали испуганные птицы. Но это только веселило девушку, и она кричала им вслед:

— Не бойтесь, не так уж часто я нарушаю ваш покой!

Наконец сеньорита де Суэро и дон Диего добрались до прежней границы владения дона Родриго.

Марианна остановила лошадь и с высоты холма осмотрела окрестности.

— Интересно, кто-нибудь ждёт нас в Санта-Риберре? — спросила она.

— Вряд ли там ждут именно вас, сеньорита.

— А вас, сеньор Кортес?

— Ждать-то ждут, но вряд ли обрадуются моему приезду.

— Отец говорил, вы как будто сожгли дом? — Марианна указала рукой на пепелище у самого берега океана.

— Да, тот, кто жил в нём, не хотел платить аренду за землю.

— А вы не в меру жестоки.

— Зато я справедлив, сеньорита.

— Ко всем?

— Прежде всего, к самому себе.

— Неужели нельзя обойтись без подобной жестокости?

— Я всего лишь беспокоюсь о благополучии вашей семьи, о вашей безопасности, сеньорита.

— Конечно же, теперь я понимаю, почему окрестные крестьяне так ненавидят вас и моего отца. Ну что ж, дон Диего, вы имели смелость повздорить с жителями Санта-Риберры, так имейте же смелость показаться им на глаза.

— Я предупреждаю вас, сеньорита, там небезопасно.

— А мне плевать.

Девушка направила свою лошадь к дороге и вскоре они уже въезжали в селение.

Сперва никто не обратил внимания на прибывших. Но когда Марианна и дон Диего выехали на главную площадь Санта-Риберры, их узнал старый Сальвадор.

Прошло каких-то полтора часа с того момента, как все провожали Хуана Гонсало, напутствовали его на месть сеньору де Суэро, и тут вдруг появилась его дочь вместе с управляющим.

Вначале старый Сальвадор испугался. Он подумал, что Хуан Гонсало уже успел застрелить сеньора де Суэро и селение ожидает страшная месть, но потом понял, что управляющий едет один, без своих людей — и немного успокоился.

Марианна с тревогой смотрела на старика, не спешившего приветствовать её. Она уже начинала раскаиваться в своём решении поехать в Санта-Риберру.

Но Сальвадор недолго томил девушку неопределённостью. Он снял с головы шляпу и поклонился:

— Добрый день, сеньорита, чем обязаны вашему визиту?

— Я хотела посмотреть селение, когда-то давно мне приходилось здесь бывать вместе с отцом. Но я мало что помню, я рада тому, что здесь так красиво.

Старый Сальвадор посмотрел на выцветшие фасады домов, на давно не ремонтировавшуюся церковь и усмехнулся:

— Да, у нас здесь красиво, сеньорита, у нас умеют ценить красоту хорошеньких девушек, но у нас умеют, и помнить обиды.

— Я не совсем понимаю вас, — произнесла девушка.

— Вам и не нужно понимать, сеньорита, меня должен понять ваш спутник.

Ещё несколько человек вышли из таверны и стали рядом с Сальвадором.

Дон Диего затравленно оглянулся.

Ещё пятеро мужчин остановились на перекрёстке.

— Поедем отсюда, — негромко обратился он к Марианне, — не стоит рисковать.

— Я ничего не боюсь, — беспечно сказала девушка, — ведь вы со мной.

— Именно поэтому я прошу вас покинуть селение.

Старый Сальвадор улыбнулся.

— Не такие уж мы страшные, сеньорита, чтобы нас бояться. Мы не воюем с женщинами и нам не нужно ничего чужого. Я не понимаю, почему беспокоится сеньор, если он не совершил ничего плохого.

— Молчи! — закричал дон Диего, сжимая кнутовище.

— Что-что, а молчать ты меня не заставишь! — зло закричал старый Сальвадор и поднял руку, чтобы на всякий случай защититься от удара.

Но дон Диего сдержал себя. Кнут опустился на луку седла.

— Если бы ты, — процедил старик, — приехал сюда один, без сеньориты, тебе бы несдобровать!

— Ты ответишь за свои слова! Я думаю, сеньорита, ваше любопытство удовлетворено, — обратился дон Диего к своей спутнице, — и мы можем возвращаться?

Марианна покачала головой.

— Мне, наверное, в самом деле, не следовало ехать сюда. Не стоит ссориться, — бросила она Сальвадору, — ведь нам теперь долго жить на одной земле.

— Я не хотел вас обидеть, — признался старик.

— Ну что ж, тогда до встречи.

Девушка развернула лошадь и медленно, словно издеваясь над собравшимися на площади мужчинами, поехала к церкви. Дон Диего ехал сзади, то и дело, оглядываясь, не собирается ли кто-нибудь сзади напасть на них.

— Ну, как ваше впечатление? — спросил дон Диего, когда они оказались за пределами селения.

— По-моему, вы, сеньор Кортес, сильно постарались, чтобы настроить местных жителей против моего отца.

— Иначе невозможно! — тут же запротестовал дон Диего. — Если дать им волю, то никто из них не станет работать, не станет платить деньги.

— Ну что ж, дон Диего, вам виднее, ведь вы же управляющий.

Слово «управляющий» Марианна произнесла с нескрываемым отвращением — так, словно это было слово «бандит» или «разбойник», словно дон Диего усердствовал не для того, чтобы семейство де Суэро могло жить безбедно.

Но сеньор Кортес безропотно проглотил обиду. В душе он чувствовал своё превосходство перед Марианной. Он заручился поддержкой со стороны донны Марии и не ожидал никаких противодействий со стороны сеньора де Суэро. Нужно было всего лишь выбрать подходящий момент и признаться ей в своих чувствах.

«Что же она мне ответит? — думал молодой мужчина. — Судя по её взгляду, она не любит меня. Да мне это и не нужно, лишь бы она меня не ненавидела. Если еёродители согласны, то они заставят девушку выйти замуж за меня. Кто ещё будет так печься об их имении?»

— Вы направляетесь домой? — спросил дон Диего.

— Нет, я собираюсь ещё покататься.

— Но если вы спешите…

— Я вас не держу, дон Диего.

— Я повсюду буду сопровождать вас, мне это не обременительно.

— Даже когда моя лошадь идёт во весь опор?:— улыбнулась Марианна.

— Надеюсь, вы уже убедились, одной странствовать небезопасно.

— Только это и не позволяет мне отослать вас домой, — не очень-то любезно ответила девушка.

Но дона Диего трудно было чем-нибудь смутить. За время своей службы он привык ко всякому. И к пьяной брани дона Суэро, и к размолвкам с сеньорой де Суэро. Эти люди являлись его хозяевами, они платили ему деньги, и он не мог позволить себе такой роскоши, как обида.

Дон Диего в душе радовался. Теперь ему представился шанс изменить эти отношения, из наёмника превратиться в члена семьи. И тогда все его усилия, все его старания, вложенные в имение, не пропадут даром. Они с Марианной станут хозяевами, у него появится своя земля, о которой молодой мужчина мечтал последние годы. Возможно, он и не так уж сильно любил Марианну, во всяком случае, в его любви не было ничего от сумасшествия, он всего лишь мечтал завладеть её землёй.

— Вы не голодны? — немного надменно спросила Марианна.

— Нет.

— Тогда почему у вас такой грустный вид? Может ‘быть, вы скучаете со мной, дон Диего?

— О, в вашем обществе я никогда не скучаю, сеньорита.

— Забавно. По-моему, я никогда не пыталась вас развеселить специально.

— Но вы всегда стремитесь меня огорчить и немного обидеть.

— Прошу прощения, сеньор, на такова моя натура. Мне всегда доставляет удовольствие почувствовать себя, немного выше других. Хоть в чём-то, будь то острый язык, верховая езда или же красота.

Девушка сняла шляпку, вытащила заколку, и её волосы рассыпались по плечам.

Дон Диего невольно отвернулся.

— Вы смущены?

— Я не привык, сеньорита, когда девушки поступают так.

— Но ведь мы с вами, дон Диего, знаем друг друга не первый год?

— Мы с вами почти что кузен и кузина.

— Так неужели вид моих распущенных волос так смутил, вас? Я этому не поверю.

Дон Диего молчал. А Марианна решила ещё немного поиздеваться над ним.

— Странное дело, сеньор Кортес, человек способен сжечь чужой дом и в то же время его смущают распущенные женские волосы. Это довольно непоследовательно.

Дон Диего сделал над собой усилие и взглянул на Марианну. Он почувствовал, как его сердце начинает биться сильнее. Ему безумно захотелось подъехать к Марианне, обнять её, поцеловать.

Но он, сделав над собой усилие, произнёс:

— Да, вы красивы, сеньорита.

— И это самый любезный комплимент, на который вы только способны?

— Нет, это не комплимент, это чистая правда. Я говорю от всего сердца.

— Может, вы осмелитесь сказать и кое-что другое? — Марианна засмеялась, запрокинув голову.

Дон Диего, не отрываясь, смотрел на тонкие голубые жилки на её шее.

«Боже, как она прекрасна и почему я никак не решаюсь сказать ей, что люблю её? Ведь это так просто, всего несколько слов, а потом… Вот именно, дон Диего, это потом тебя и сдерживает. Услышав твоё признание, она, скорее всего, точно так же засмеётся и беспечно махнёт рукой, мол, какие глупости, дон Диего, вы говорите. Никогда, мол, не ожидала, услышать подобное от вас, такого рассудительного и самоуверенного. Неужели вы не понимаете, дон Диего, мы люди разного круга? Мол, вы бедны, а я богата. И признайся себе, Диего, ты никогда не осмелишься напомнить, что её семья своим богатством обязана тебе, что ты за всё время службы ни разу не требовал повысить себе жалованье, никогда не посягнул взять что-то себе. Ты всё отдавал им, а её отец пропивал деньги, заработанные тобой, а Марианна бездумно спускала их на наряды. Ты не можешь позволить себе пары хороших костюмов…»

Марианна продолжала смеяться.

— Какой вы смешной, дон Диего, я никогда не видела вас таким растерянным.

— Не стоит смеяться надо мной, сеньорита.

— Простите, Диего, я смеялась не над вами, меня позабавил ваш вид, а я не привыкла скрывать своих чувств.

«Чувств… — подумал дон Диего, — неужели сегодня я так и не осмелюсь сказать ей, что люблю её?»

— Ну что ж, Диего, вы молчите, мне тоже остаётся только молчать или поговорить со своей лошадью, — девушка склонилась к уху лошади и зашептала, — каким ты находишь Диего? По-моему, он слишком сильно смущается, оставшись наедине с девушкой. Давай ещё немного позлим его.

— О чём вы шепчете?

— Это наши секреты, — Марианна выпрямилась и крикнула, — а теперь к ручью!

И вновь её лошадь понеслась, а Диего еле поспевал за ней. Девушка скакала, не разбирая дороги. Кое-где всадники проносились по полям, сминая посевы.

Крестьяне провожали их недовольными взглядами.

— Снова сеньорита выехала на прогулку!

Всадники миновали деревню и скрылись за холмами, где пробегал быстрый ручей, поросший по берегам густыми кустами.

Девушка остановила лошадь и спрыгнула на землю. После долгой скачки кружилась голова, а тут всё дышало спокойствием, шелестела листва, чуть слышно свистел в вышине ветер, журчал ручей. И не хотелось думать о плохом.

Марианна подошла к самой кромке воды и обмакнула туда два пальца. Пронзительный холод исходил от этого быстрого ручья.

Наконец приехал и дон Диего. Он тоже спешился и подошёл к Марианне.

— Вы, сеньорита, так и не научились ещё осторожности.

— А чего мне здесь опасаться?

— Повсюду могут прятаться наши враги.

— По-моему, сеньор Кортес, это вы постарались, чтобы у нашей семьи было как можно больше врагов.

Марианна хмуро посмотрела на управляющего. Тот смотрел на неё с нежностью.

— Но вы снова чем-то смущены, — девушка засмеялась.

— Я хотел вам сказать… — начал было дон Диего, но замолчал.

— Так продолжайте, я вас слушаю. Или вы боитесь говорить со мной? Я, ей богу, не укушу вас.

— Я хотел сказать, что вы очень красивы.

— Я это уже слышала.

— Вы очень привлекательны…

— И это знакомо мне.

— Тогда я хочу сказать…

— Наверное, не стоит этого говорить сейчас, — Марианна вскочила, подбежала к лошади и взяла поводья.

— Давайте переправимся на тот берег.

— Зачем?

Девушка пожала плечами.

— Так интереснее.

Она сбросила туфли, и, связав их ремешками, перебросила через седло.

— Только, Диего, я переправлюсь первой, — и она ступила в воду.

Вначале вода доходила ей до середины голени, а дальше идти, не замочив платье, было невозможно.

Марианна, обернувшись к сеньору Кортесу, немного приподняла подол.

Тот полу-прикрыл глаза.

«Ну и дурак же он», — подумала девушка и ступила ещё шаг вперёд.

Подол приподнялся ещё на ладонь. Ещё шаг — и вот уже оголились колени.

Диего стоял, скрежеща зубами.

«Она издевается надо мной, — думал он, — издевается, а я как идиот, стою и не могу проронить и слова».

— Ого, да тут глубоко! — воскликнула Марианна, и её руки, сжимавшие подол, замерли, выше она поднимать подол не решалась.

— Вам помочь, сеньорита?

— Каким образом? — прищурилась девушка.

— Я перенесу вас на ту сторону, — и дон Диего, не снимая сапог, ступил в воду.

Марианна стояла посреди ручья, дрожа от холода.

— Вы, дон Диего, подоспели вовремя, иначе я замёрзла бы.

Она дала взять себя на руки, и сеньор Кортес понёс её к другому берегу.

— Вы не боитесь, что ваши сапоги размокнут и развалятся?

— Я не успел подумать об этом.

Диего остановился, нащупывая ногой камень, на который можно было стать без опаски, ведь всё-таки он шёл не один, а нёс драгоценную ношу.

— Почему вы остановились? — поинтересовалась девушка, глядя в быстро несущиеся воды ручья.

Дон Диего еле удержался на ногах.

— Я люблю вас… — произнёс он и закрыл глаза.

— Вот этого не нужно было говорить, — прошептала Марианна. — Если думаете, что это для меня новость, то ошибаетесь.

— Я люблю вас, сеньорита, — повторил дон Диего.

— Я наслышана о ваших манерах, вы не можете пропустить в деревне ни одной смазливой простушки. И не прикасайтесь ко мне вашими руками!

Сеньор Кортес попробовал поцеловать Марианну, но та зло оттолкнула его и спрыгнула в воду. Подол её платья надулся колоколом и его, ещё окончательно не намокшее, подхватил ручей.

— Вы, Диего, дурак! — зло выкрикнула она. — И не рассчитывайте на то, что вам помогут моя мать и мой отец! Я ни за что не соглашусь, стать вашей женой, слышите? — и девушка, выкрикнув ещё немало обидных слов, разбрызгивая воду, вышла на другой берег.

Она стала на камень и попыталась улыбнуться управляющему.

— Простите, я наговорила вам всяких грубостей, вы, наверное, этого не заслуживаете. Ну, право же, ваше признание прозвучало не очень кстати.

— Я хотел сказать это раньше, сеньорита, но вы сами не давали мне открыть рта.

— По-моему, ваш рот во время нашей прогулки ни минуты не закрывался.

— Простите меня, — развёл руками дон Диего.

— Да чего уж там, вы сказали мне то, что хотели, а я ответила также искренне. Вот и всё, обиды ни к чему. Я, дон Диего, придерживаюсь современных взглядов на жизнь, и слова для меня ничего не значат.

— Если я обидел вас… — начал сеньор Кортес.

— Да-да, Диего, я вас накажу. Не могу же я в таком виде появиться на глаза матери! Я с ног до головы мокрая и продрогла. Теперь вам придётся сидеть, отвернувшись, а я развешу своё платье просушиться на ветру. Только ни в коем случае не оборачивайтесь, иначе… — девушка так и не придумала, что она сделает в случае, если сеньор Кортес обернётся.

— Я обещаю вам, — сказал Диего.

— Не обещайте. Ваши слова, если принять во внимание ваши чувства ко мне, ничего не значат. Итак, отворачивайтесь.

Дон Диего сел на камень и принялся смотреть в одну точку на горизонте. Он слышал позади шелест снимаемого платья и шёпот Марианны.

— Как же я промокла! Как же я озябла!

«Боже мой, как трудно не повернуться, когда тебе это запрещают! — думал сеньор Кортес. — Так можно просидеть, глядя в одну точку, сколько угодно. Но если знаешь, что у тебя за спиной нечто запретное, то избежать искушения и не повернуть голову чрезвычайно трудно.

— Сеньорита, — позвал он.

— Что?

— Как долго прикажете мне сидеть отвернувшись?

— Пока не высохнет моё платье.

— Но ведь это очень долго.

— Конечно, но вы сами виноваты, что оно намокло, так что потерпите.

— Вы, сеньорита, ничего не хотите сказать мне?

— Насчёт вашего признания?

— Да.

— Нет. Я хотела бы забыть об этом неприятном недоразумении.

— Как странно вы выражаете свои мысли: «неприятное недоразумение». Оно неприятно именно для вас?

— Для вас, по-моему, тоже. Это же глупо, признаться самому и ничего не услышать в ответ. Так что советую вам, дон Диего, забыть об этом.

— Я не могу, сеньорита.

— Тогда хотя бы не мучьте меня своими признаниями. Вы мне нравитесь, но и только. Хотите знать, почему?

— Да, — промолвил сеньор Кортес.

— Дело в том, что в округе не найдётся ни одного молодого человека, достойного моего благосклонного взгляда.

— Вы, сеньорита, считаете, у нас в округе мало красавцев, мало знатных молодых людей?

— Насчёт знатности, вы это сказали зря, дон Диего. Знатность меня абсолютно не интересует.

— Но ведь вы же из очень благородного рода…

— Вы, дон Диего, мыслите устаревшими категориями. Знатность, в общем-то, ничего не значит. Какая разница, были мои предки благородными рыцарями или землепашцами? Всё решают деньги.

— Я так не думаю, — пробормотал сеньор Кортес.

— А вот и зря. Может, именно поэтому вы и совершаете в жизни множество ошибок.

— Если я правильно вас понял… — дон Диего сделал попытку обернуться.

— Сидите и не двигайтесь! — строго приказала Марианна. — Я не одета и мне не хотелось бы запускать вам в голову камень, который я сейчас сжимаю в руке.

Конечно же, девушка не держала в руке никакого камня, она сидела на песчаном берегу и пальцем ноги чертила на мокром песке свою монограмму. Казалось, для неё это сейчас самое главное в жизни — вывести правильно и аккуратно пару заглавных букв.

— Хорошо, сеньорита, представим такую ситуацию. К вам посватается безродный, но очень богатый молодой мужчина.

— Молодого вы упомянули, чтобы сравнить его с собой? — рассмеялась девушка.

— Хорошо, пусть будет старый.

— Нет, ни за что, я выйду замуж только по любви.

Искра надежды зажглась в сердце дона Диего.

— Говорите, по любви…

— Конечно. Но я не имею в виду вас. Простите, сеньор Кортес, вряд ли я когда-нибудь смогу полюбить слишком самоуверенного человека.

— Я не вполне понимаю вас. Неужели самоуверенность — это плохая черта? И если вы захотите, я попытаюсь исправиться.

— Нет, — смех девушки оборвался, — я попытаюсь вам объяснить, что имела в виду. Есть люди, которые корчат из себя больше, чем представляют на самом деле. Это не значит, что они совсем никчёмные, но мне нравятся люди, которые преподносят себя чуть проще, чем они есть в душе.

— Теперь я, кажется, понимаю вас.

— Дон Диего, ваша шея ещё не занемела? — Марианна нагнулась, зачерпнула воды и плеснула её себе в лицо.

— Должен признаться, что сидеть, не оборачиваясь, довольно обременительно.

— Неужели, дон Диего, когда вы сидите за письменным столом в конторке, вам постоянно хочется обернуться?

— Нет.

— Так неужели сознание того, что у вас за спиной неодетая девушка, заставляет вас страдать?

— Вы забываете, сеньорита, я люблю вас.

— В данном случае это ничего не меняет.

— Как там ваше платье?

— Немного подсыхает.

— Долго ещё ждать?

— Думаю, около часа. Как я устала! — Марианна потянулась и сладко зевнула.

Её и в самом деле после переохлаждения клонило в сон, да к тому же представился хороший случай испытать благородство дона Диего.

— Я прилягу, усну, — сказала девушка, — а вы охраняйте мой сон.

— Ваши родители, наверное, уже волнуются.

— Вы расскажете им всё, как было, — засмеялась Марианна, — или кое-что утаите?

— Надеюсь, вы им не расскажете, — парировал сеньор Кортес.

— Так вот, я лягу спать, а вы не вздумайте оборачиваться, иначе вам несдобровать. Уж тогда я точно всё расскажу матери и отцу.

— Вы, сеньорита, сомневаетесь в моём благородстве?

— Нет, я его испытываю.

Марианна расстелила конскую попону, подложила под голову седло и стала смотреть на дона Диего, мысленно отсчитывая время, когда же иссякнет его терпение.

Сеньор Кортес негромко кашлянул:

— Гм…

— Вы что-то сказали?

— Проклятая холодная вода, я тоже насквозь промок.

— Признайтесь, вы хотели узнать, сплю я или нет?

— Да, — чистосердечно сказал дон Диего.

— И вы посмели бы посмотреть на меня?

— Я думаю, вы, сеньорита, хорошо накрылись.

— А вот и нет.

— Я вам не верю.

— Хотите удостовериться?

— Так я могу обернуться?

— Оборачивайтесь и убедитесь, что я в одной нижней рубашке.

Дону Диего, конечно же, хотелось обернуться, но он боялся показаться девушке смешным.

— Ну, смелее же, сеньор Кортес, поворачивайтесь.

— Вы сами меня просите об этом?

— Ну, конечно же, — смеялась Марианна, — вы столько ждали, чтобы увидеть меня в неглиже, а теперь чего-то боитесь.

— Я чувствую подвох.

— Какой может быть подвох?

Наконец-то, дон Диего нашёл в себе силы обернуться.

Марианна засмеялась. Она лежала накрытая конской попоной так, что из-под неё виднелась только голова.

— Ну вот, я снова оказался в дураках, — вздохнул Дон Диего

— Вы всегда им были. А теперь, пожалуйста, дайте мне уснуть.

Марианна повернулась набок, подложила под щёку ладонь и в самом деле вскоре уснула.

Дон Диего сидел невдалеке от неё на камне и от нечего делать строгал палку острым длинным ножом с изогнутым лезвием. Стружка снималась легко и вскоре возле его сапог образовалась целая горка тонких как бумага срезов древесины.

«Наверное, когда она проснётся, я состругаю всю палку, и в руках у меня ничего не останется, — улыбнулся дон Диего. — Конечно же, стоило бы на неё разозлиться и возможно, даже проучить. Но я не могу сердиться на неё, уж слишком непосредственна Марианна в своих шутках и выходках».

Дон Диего привстал, чтобы заглянуть в лицо Марианне. Та безмятежно спала и шевелила во сне своими немного пухлыми губами.

«Кого она видит во сне, о ком мечтает? — задумался дон Диего. — Я не знаю в округе ни одного мужчины, способного сравниться со мной благородством и красотой. Не станет же она влюбляться в какого-то простолюдина, у которого за душой какая-то жалкая пара монет! Да и ты не очень-то богат, — тут же упрекнул себя сеньор Кортес. — Но зато ты умеешь делать деньги. Тебе всего лишь нужно заполучить землю, первоначальный капитал и тогда имение рода де Суэро превратится в цветущий уголок. Вот только бы крестьяне не были такими ленивыми, а арендаторы платили вовремя. А то знаю я этих бестий!»

И тут вновь дон Диего стал рассуждать, о том, какие нерадивые в здешних краях крестьяне, какие гнусные люди арендаторы.

Отец девушки, сеньор де Суэро никак, не мог понять, куда запропастилась его дочь.

Он выхаживал по гостиной, а жена с раздражением смотрела на него.

— Где же может быть Марианна? — в который раз спрашивал дон Родриго.

А донна Мария пробовала его успокоить.

— С ней ничего не случится, она с доном Диего.

— Мне, не хотелось бы думать об этом, но скорее всего, она поехала в Санта-Риберру.

— С чего ты взял?

— Дочь сама сказала мне об этом.

— И ты ей разрешил? — возмутилась донна Мария.

— Нет.

— Тогда чего же ты опасаешься?

— Неужели, Мария, ты думаешь, наша дочь всегда такая послушная? По-моему, она специально всё делает наоборот.

— Я не думаю, чтобы дон Диего позволил ей это сделать.

— А мне кажется, он пойдёт у неё на поводу. Тебе никогда не приходило в голову, Мария, что дон Диего влюблён в нашу дочь?

Тут же сладкая улыбка появилась на губах донны Марии.

— А что в этом плохого? Подумай сам, Родриго, он знатен…

— Да, — ухмыльнулся дон Родриго, — и к тому же он сказочно, богат.

— Деньги решают не всё, дорогой, — парировала сеньора де Суэро.

— Ты, Мария, говоришь о нём так, словно он уже муж нашей Марианны.

— Вообще-то, честно признаться, я не отказалась, бы видеть в нём будущего мужа нашей дочери.

— Меня беспокоит, что Марианны до сих пор нет.

— Ах, вот ты о чём, — рассмеялась донна Мария, — ты боишься, что они слишком долго пробудут вместе?

— Да.

— На этот счет я не беспокоюсь. Марианна пусть и сумасбродна, но она не подпустит к себе никого, будь тут сам наследный принц.

— Нет, дорогая, все родители заблуждаются насчёт собственных детей.

— Но только не я.

Сеньор де Суэро подошёл к столику, на котором стоял богатый набор выпивки, и наполнил рюмку средних размеров ромом. Не успела донна Мария сказать и слова, как содержимое рюмки исчезло, а дон Родриго кашлянул и бросил себе в рот цукат.

— Ты снова пьёшь?

— А что мне остаётся делать?

— Почему, дорогой, ты не хочешь отказаться от этой пагубной привычки?

— Это, наверное, единственное удовольствие, которое осталось у меня в жизни.

— Конечно, я не в счёт, — развела руками донна Мария.

Сеньор Суэро, как бы испытывая терпение жены, налил ещё одну рюмку, но пить не спешил.

— Если ты выпьешь и эту рюмку, то я не стану разговаривать с тобой до самого вечера.

— Это мы посмотрим, — и сеньор Родриго выпил ром залпом и съел ещё один цукат.

Донна Мария упрямо молчала. А сеньору де Суэро, казалось, только этого и не хватало. Он преспокойно уселся в кресло, развернул газету и стал читать.

Жена несколько раз зло посмотрела на него, несколько раз даже открыла рот, но так и не решилась, нарушить данное обещание.

— Ты неосмотрительна, — дон Родриго сложил газету и бросил её на каминную полку, — видишь, как получается, ты обещала молчать, а теперь сама страдаешь. Для женщины молчать — то же самое, что для мужчины не пить, — и дон Родриго расхохотался.

Этот смех переполнил чашу терпения донны Марии. Она зло хлопнула ладонью по подлокотнику кресла.

— Ты несносен, Родриго! Ты пьяница! — выкрикнула она.

— Потише, дорогая, нас могут услышать слуги.

— Почему я всегда должна обращать внимание на то, что о нас подумают другие? Ты сам провоцируешь меня на скандалы.

— А вот уж и нет, — дон Родриго пришёл в весёлое расположение духа, сказывались две выпитые рюмки рома.

— Ты лучше подумал бы, каким ты выглядишь в глазах слуг, какой пример ты им подаёшь! Скоро нас перестанут слушаться в доме, ты бы только знал, что о тебе говорят крестьяне и арендаторы! И ещё после этого ты требуешь к себе уважение…

Но благодушие дона Родриго, не проходило. Он задорно подмигнул своей супруге и вновь направился к столику со спиртным.

Лишь только его рука коснулась бутылки с ромом, как донна Мария бросилась к мужу и вырвала у него спиртное.

— Отдай! — негромко сказал дон Родриго.

— И не подумаю.

— Тогда я налью себе из этой бутылки, хоть и не в моих правилах смешивать разные сорта.

Донна Мария завладела и второй бутылкой.

— Я запрещаю тебе пить, запрещаю, слышишь?

— А кто ты такая? — резонно осведомился сеньор де Суэро, пытаясь завладеть одной из бутылок.

Его жена завизжала, словно муж собирался её убить, и одну за другой швырнула бутылки в камин. Послышался звон стекла, ром выплеснулся на угли, и яркое синее пламя полыхнуло в камине, словно туда бросили бомбу.

— Ну, вот ты и победила, — грустно произнёс дон Родриго, — добилась своего, мне нечего выпить в доме. Может, ты ещё спустишься в подвал и перебьёшь все бочки с вином? Может, ты распорядишься вырубить все виноградники и поломать прессы?

Дон Родриго чрезвычайно гордился новыми прессами, приобретёнными для его имения управляющим.

— Я запрещаю тебе пить, — ледяным тоном произнесла жена.

— Ты можешь запретить мне дома, — довольно спокойно отвечал дон Родриго, — ты можешь вырывать у меня бутылки из рук, разбивать их, выливать содержимое на землю, но не думаю, что подобное послужит миру и спокойствию в нашей семье.

— Ты подумал бы лучше о своей дочери.

— Кстати, Мария, с разговора о ней всё и началось.

Сеньор де Суэро пригладил бороду, выдвинул ящик комода и положил в карман револьвер.

— Ты собрался уходить?

— А что мне остаётся делать? Дома ты не позволяешь мне пить, пойду в таверну.

Донна Мария уже раскаивалась в своём поступке. Не хватало, чтобы её муж напивался в обществе простолюдинов. К тому же она знала, что выпив, дон Родриго становится, чрезвычайно болтлив, и расскажет посетителям таверны многое из того, о чём им не следовало бы знать.

— Ты никуда не пойдёшь! — жена загородила собой выход из гостиной.

Дон Родриго легко, словно та была лёгкой занавеской, отодвинул жену в сторону и покинул дом.

Донна Мария бросилась вслед. Но, оказавшись на крыльце, передумала просить своего мужа вернуться, теперь-то их разговор точно услышала бы прислуга.

Дон Родриго вывел под уздцы коня, вставил ногу в стремя и вскочил в седло. На прощание он помахал рукой жене и послал ей воздушный поцелуй.

— До скорого, моя дорогая, — это значит, до вечера, — прокричал он и сжал шпорами бока коня.

Выехав за ограду парка, дон Родриго самодовольно улыбнулся. Он всегда радовался, когда ему удавалось одержать верх над своей женой. И пусть сегодня победа была неполной, он вновь оказался на свободе. Никто не мог указывать ему, что следует делать.

— Хочу — напьюсь, — пробормотал сеньор де Суэро, — а хочу — останусь трезвым, назло ей. Представляю себе удивление Марии, когда вернусь домой абсолютно трезвым! Подойду и поцелую ей руку.

Но, мечтая, дон Суэро отдавал себе отчёт в несбыточности такой перспективы. Ещё ни разу ему не удавалось сдержать себя по части выпивки, хотя и горьким пьяницей его нельзя было назвать. Он всегда знал, сколько ему следует выпить, чтобы остаться на ногах, если он передвигался пешком. Или норма увеличивалась ещё на пару рюмок, если ему предстояло ехать верхом. Ещё две рюмки можно было добавить в случае, если дон Родриго приезжал в таверну в двуколке. Тогда он мог позволить себе и уснуть с вожжами в руках. Конь прекрасно знал дорогу.

— И всё-таки, нехорошо получилось, — признался дон Родриго самому себе в припадке искренности, — ну зачем мне ссориться с Марией, настраивать её против себя? Ну, нет, — тут же воскликнул он, — домой я просто так не вернусь, только поздно вечером и изрядно выпив. Пусть поймёт, что приказывать мне нельзя, я сам решаю свою судьбу.

И дон Родриго, привстав в стременах, посмотрел на далёкую таверну, приютившуюся у подножия холма среди старых деревьев. Её черепичная крыша живописно дополняла пейзаж.

— Нет, даже ради спокойствия семьи, я не брошу пить, — и конь понёс дона Родриго по направлению к таверне.

Пыль летела из-под копыт, подковы высекали искры. Можно было подумать, что престарелый сеньор спешит навстречу с любовницей, таким азартом и радостью горели его глаза в предвкушении выпивки.

Хуан Гонсало избегал ехать проторенными дорогами. Его ослик Ико, не спеша семенил по еле заметным тропинкам и каждый раз его хозяин прятался в заросли, завидев встречных путников.

В конце концов, юноша выехал на опушку леса и вновь увидел океан. Казалось, до него было рукой подать.

«Где это я очутился?» — задумался Хуан Гонсало.

Он не знал этой местности и не очень-то хорошо себе представлял, как должен выглядеть дом дона Родриго. Сколько он ни всматривался в окружавший его пейзаж, не мог заметить дворца. Большое строение пряталось в тени деревьев старого парка, казавшегося отсюда просто лесом.

Юноша почувствовал голод. В его кармане было несколько монет, и он мог позволить себе роскошь пообедать в таверне. К тому же первая решимость незамедлительно отомстить сеньору де Суэро улетучилась, и Хуану Гонсало хотелось оттянуть момент встречи с сеньором.

Он ещё раз проверил, хорошо ли замаскировал старинную винтовку, и остался доволен. Никому и в голову не могло прийти, что палки, закрученные в полотно — это грозное оружие.

— А вот это уже непременно таверна, — обрадовался Хуан Гонсало, заметив красную черепичную крышу.

Возле дома стояло несколько повозок, на лужайке паслись кони.

«Заеду туда и узнаю, что мне нужно. Уж тут-то мне непременно расскажут о том, каков он, сеньор де Суэро».

Юноша ещё раз хотел убедиться в том, что помещик отъявленный негодяй и заслуживает пули. Он рисовался ему эдаким извергом с нечеловеческим лицом.

— Поехали, Ико! — крикнул Хуан Гонсало и его ослик засеменил по тропинке.

Таверна представляла собой большое здание, сложенное из дикого камня. Швы кладки густо заросли мхом, крыша в некоторых местах провалилась. Но заделывать её, казалось, никто не собирался.

Юноша привязал ослика и толкнул дверь, сколоченную из грубо отёсанных досок. На него тут же пахнуло табачным дымом и запахом спиртного.

В таверне находилось человек десять местных крестьян и арендаторов. Пара небогатых дворян сидела в углу, не желая пить вместе с простолюдинами.

Хозяин таверны разливал в большие стеклянные кружки дешёвое вино, нахваливая его так, словно это было самое изысканное питьё.

Лишь только Хуан Гонсало переступил порог таверны, шум разговоров тут же стих и все присутствующие уставились на вновь вошедшего. Не так уж часто в здешних краях появлялись новые люди, и всем было интересно, кто же этот молодой человек.

— Да хранит господь всех в этом доме, — негромко произнёс юноша, направляясь к прилавку.

— Да хранит вас господь, — сразу же отозвалось несколько голосов.

Юноша устроился на высоком стуле возле прилавка и заказал себе полкружки вина и кусок холодного мяса с хлебом.

Хозяин немного подозрительно посмотрел на него, и Хуан Гонсало, чтобы развеять сомнение, положил на прилавок пару монет.

Лицо хозяина таверны просветлело, вино полилось в кружку, а девушка, прислуживавшая своему господину, тут же принесла мясо и хлеб.

Хуан Гонсало своим ножом отрезал ломоть мяса и не спеша отправлял его в рот. Вино оказалось кислым, и юноша морщился.

Все, находившиеся в таверне, пока ещё изучающе разглядывали пришельца.

Наконец, крестьянин в годах не выдержал и со своей кружкой подошёл к юноше. Он облокотился рукой на прилавок и, рискуя свернуть себе шею, взглянул в лицо Хуану Гонсало. Крестьянин смотрел, не мигая, и пока ещё молчал.

Юноша не выдержал этого пристального взгляда и поперхнулся.

— Что-то не доводилось мне видеть тебя в наших краях, — растягивая слова, произнёс крестьянин, — наверное, ты прибыл, издалека?

— В общем-то, да, — уклончиво ответил юноша.

Такой неопределённый ответ тут же насторожил всех присутствующих.

— Ты, наверное, с востока, — предположил крестьянин, сощурив глаза.

Хуан Гонсало пожал плечами.

— Нет.

— Тогда, наверное, с запада.

— Тоже не угадал.

— Ну, значит с юга.

Юноша отпил пару глотков вина и отставил кружку.

— Я с севера, — улыбнувшись, произнёс он.

Присутствующие захохотали.

— Ну, ты и хитёр, — тоже рассмеялся крестьянин.

Шутка смягчила души собравшихся в таверне. С севера здесь был только, океан.

— Ну что ж, не хочешь говорить, откуда ты, не надо. Нас это не интересует, — сказал крестьянин, хотя его лицо, на котором светилось нескрываемое любопытство, свидетельствовало об обратном.

— Да что вы к нему пристали? — вмешался в разговор хозяин таверны. — Может ему не хочется рассказывать о себе, Да, приятель?

— Я хотел бы оставить свои дела при себе.

— Мудрое решение.

Ещё один мужчина в годах, надвинув шляпу на глаза, подсел к Хуану Гонсало.

Следующий кусок мяса показался юноше уже не таким вкусным. Тяжело есть и пить, когда все смотрят на тебя.

— Да, многие из нас хотели бы держать свои дела при себе, да не у всех получается.

— Мне уйти? — спросил юноша.

— Да нет, раз уж пришёл, оставайся. Но у нас не принято иметь секретов от соседей. Согласись, нужно же знать о тебе хоть что-то, вдруг ты разбойник?

— Да отстаньте вы от парня! — возмутился хозяин таверны. — Он заплатил за угощение, и имеет право хранить своё инкогнито.

— Ты не прав, Санчо, — ответил крестьянин и ещё глубже натянул, шляпу, — в наших краях не так уж часто появляются незнакомцы, и я всего-навсего хочу удостовериться, что он пристойный человек. Хотя по его наряду об этом судить трудно.

— Ты здесь по делам? — спросил седоволосый, и вновь вытянул шею, чтобы заглянуть в глаза неразговорчивому собеседнику.

— Какие могут быть дела у человека с севера? — рассмеялся юноша.

Но на этот раз его смех прозвучал очень одиноко!

— Ты сам знаешь, куда направляешься?

— Я ищу работу, — соврал Хуан Гонсало, — не знаете, в имении сеньора де Суэро не нужны рабочие руки?

— Работа… — рассмеялся старик, — да тут многие из наших мечтают о ней. Кто тебя наймёт, не зная о тебе ничего, кроме того, что ты прибыл с севера. Согласись, такая рекомендация не из лучших.

— А может, мне попытать счастье, всё-таки?

— Как хочешь.

— А где находится само имение?

Старик подошёл к окну, отодвинул занавеску и указал рукой на парк, который Гонсало сперва принял за лес.

— Вон там и стоит дворец. Отыщешь управляющего, дона Диего, и он скажет тебе, что никакой работы для таких оборванцев, как ты, у нас нет.

Хуан Гонсало допил вино и заказал себе ещё полкружки. Он чувствовал, что у него ещё не хватает решимости отправиться к дому сеньора де Суэро.

«Всё равно не промахнусь, — пообещал себе в мыслях юноша. — Старый Сальвадор пообещал, эта винтовка, бьёт без промаха!»

На этот раз вино показалось юноше немного вкуснее.

— Да ты соришь деньгами, приятель.

Хуан Гонсало пожал плечами.

— Я же надеюсь немного подзаработать.

И тут один из пьянчужек выглянул в окно.

— Ого, смотрите, сам сеньор де Суэро пожаловал!

Все присутствующие приободрились. Появление сеньора де Суэро сулило бесплатное угощение.

— Тебе, парень, повезло, — прошептал крестьянин, — дон Родриго любит выпить, а самое главное, он любит угощать.

Дверь распахнулась, и на пороге показался владелец местных земель помещик дон Родриго. Его седые усы были, лихо подкручены, в глазах сиял пьяноватый огонёк веселья.

— Да хранит господь всех в этом доме! — воскликнул сеньор де Суэро и широко развёл руки, словно собирался обнять всех присутствующих.

Хуан Гонсало с ненавистью посмотрел на него.

«Так вот каков помещик, виновный в смерти моего отца!»

Хозяин таверны, не дожидаясь, пока сеньор подойдёт к прилавку, взял бутыль с ромом и заискивающе заглянул в глаза дону Родриго.

Тот кивнул.

— Наливай, и побольше. Кто пьёт вино, а кто ром? — громоподобным голосом осведомился он и рассмеялся. — Подставляйте свои кружки!

Хуан Гонсало сперва хотел отказаться от угощения, но, даже не спрашивая его, хозяин таверны налил кружку с вином до краёв.

— Пей, парень, я не возьму с тебя и монеты.

Дон Родриго выпил ром и уставился на юношу.

— А ты откуда взялся в наших краях?

Слова застряли в горле у Хуана Гонсало.

— Я… я…

— Да никак ты испугался? — рассмеялся дон Родриго и по-пьяному обнял юношу за плечи. — Не робей, я такой же пьяница, как и все остальные. Не смотри, что я богат и на мне дорогой наряд. Пей! — и дон Родриго силой заставил юношу выпить, после чего пригорюнился.

— Вас что-то беспокоит, дон Родриго? — участливо осведомился хозяин таверны.

— Как всегда, Санчо, как всегда.

— Что же случилось?

— Самое неприятное из того, что могло произойти. Жена запретила мне пить, — и дон Родриго расхохотался, — она запретила, а я пью, пью вместе с вами.

— Да здравствует дон Суэро! — выкрикнул один из крестьян, высоко поднимая кружку с вином.

Хуан Гонсало тоже вынужден был выпить.

Он смотрел на сеньора де Суэро уже немного другими глазами и не находил в своей душе прежней ненависти.

Помещик сидел рядом с ним, положив свою тяжёлую, руку на плечо юноши.

— Так откуда ты прибыл, парень?

Хуану Гонсало не дали ответить.

— А он предпочитает свои дела держать при себе.

— Мудрое решение, — похвалил юношу помещик, — я тоже люблю иметь свои секреты. Правда, когда выпью, обязательно проболтаюсь. Так что пей, парень, и тогда расскажешь нам, кто ты и откуда.

«Ну почему я не испытываю к нему прежней ненависти? — недоумевал Хуан Гонсало. — Он виновен в смерти моего отца, его управляющий сжёг наш дом, и я поклялся убить его при встрече».

И юноша представил себе, как улучив момент, отвяжет ружьё, освободит его от полотна и войдёт в таверну. Он представил себе, как выпадет кружка из дрожащей руки сеньора де Суэро, как он побледнеет и попятится. А он, Хуан Гонсало, вскинет винтовку и нажмёт на спусковой крючок. И пусть с ним делают потом всё, что угодно, он отомстит!

Юноша попытался подняться.

— Сиди! — властно надавил ему на плечо помещик. — Давай ещё выпьем. Не знаю, почему, но ты мне нравишься, — и дон Родриго указал большим пальцем левой руки в пустые кружки, стоявшие на стойке. — Санчо, налей ещё!

Трактирщик, зная, что сумасбродство помещика будет оплачено с лихвой, тут же наполнил кружки вином.

— Думаете, я счастлив? — с пьяной слезой в голосе проговорил дон Родриго. — Вы все считаете меня могущественным человеком, властным над судьбами людей, а я такой же, как и вы все, даже хуже, — дон Родриго поник головой.

— Что вы, сеньор де Суэро, о чём вы говорите? — тут же принялся льстить хозяин таверны.

— А я сказал, я такой же, как и вы все.

Сеньор де Суэро ударил кулаком по прилавку так, что зазвенели кружки.

— Дочь не хочет меня слушать, жена запрещает пить. Да какой же я к чёрту после этого помещик! Я такой же пьяница. Санчо, налей рому!

Дон Родриго, не дожидаясь, пока рюмка наполнится, выхватил её и выпил.

— Вот моё единственное счастье — выпивка. Вы, — обратился он к присутствующим, — большие хозяева в своих домах, чем я в своём дворце. Представьте, жена распорядилась, чтобы прислуга прятала от меня спиртное. Конечно, я мог бы послать её к чёрту, но, понимаете, воспитание… Мои родители хотели воспитать меня истинным дворянином, а получился размазня.

Дон Родриго подпёр голову рукой и стал указательным пальцем чесать бороду.

— Так кто ты, всё-таки? — обратился он к Хуану Гонсало. — Что-то твоё лицо мне немного знакомо…

— Вряд ли, сеньор, — пробормотал юноша, — мы никогда раньше не встречались.

— А я говорю, где-то тебя видел.

Хуан Гонсало вконец смутился.

Но, тут же, глаза дона Родриго по-пьяному сверкнули и он, сразу же, забыл, что хотел узнать.

Помещик соскочил со стула, вышел на середину таверны и, разведя руки в стороны, громко запел не очень-то пристойную народную песню.

Присутствующие принялись подпевать.

Лишь один Хуан Гонсало сидел, молча, до боли сжимая кулаки.

«Я должен его убить! — повторял себе юноша. — Но не сейчас. К чему рисковать своей жизнью? Я подкараулю его, когда он будет возвращаться домой. Никто не знает, откуда я появился и куда направляюсь, Один выстрел на пустынной дороге… Когда мы будем вдвоём, я окликну его: сеньор де Суэро, вы повинны в смерти моего отца! Один только выстрел, и мой долг будет исполнен. Я не должен расчувствоваться, я не имею на это права. Пусть он весел, пусть он угощал меня, это ничего не меняет. Я выстрелю, обязательно выстрелю…»

Успокоенный такими мыслями, юноша выпил ещё немного вина и почувствовал, что пьян.

«Всё, больше нельзя, иначе я промахнусь, — остановил себя Хуан Гонсало. — Ему запретила пить жена, а я запрещаю пить себе сам. Не могу же я уподобиться своим старшим братьям!»

Дон Родриго закончил песню и картинно поклонился.

Таверна наполнилась аплодисментами и криками:

— Браво, дон Родриго, браво!

— Ещё вина! — крикнул помещик и, конечно же, его возглас вызвал бурю восторгов.

Пока дон Родриго медленно напивался в таверне в обществе своего возможного убийцы Хуана Гонсало Ортего, его дочь, Марианна, наконец-то спохватилась.

Она глянула на высокое небо и попросила сеньора Кортеса подать ей платье.

Тот смущённо снял с кустов платье, сшитое из очень нежной на ощупь материи, подал его девушке.

Та вновь строго приказала:

— Отвернитесь, дон Диего.

Он выполнил её приказание, но хоть и смотрел на пустынный пейзаж, перед его глазами стояла следующая картинка: белоснежная рука девушки выскальзывает из-под конской попоны, и Марианна немного приподнимается на локте. Попона спадает с плеч, и дону Диего кажется, он сейчас ослепнет, такая изумительно белоснежная у неё кожа.

И вновь послышался этот проклятый шорох платья.

— И кто только придумал такие застёжки? — пробормотала Марианна, — одной их никак не застегнуть! Дон Диего, вы сможете, не глядя затянуть шнуровку на спине моего платья?

— Это затруднительно, сеньорита, но я попробую.

— Только не смотрите.

Девушка стояла, полуобернувшись, дон Диего зашёл к ней за спину и, зажмурив глаза, стал неумело зашнуровывать разрез платья.

— Какой вы неловкий, а ещё признаётесь в любви, — рассмеялась Марианна, — и думать об этом забудьте.

— Если бы я мог смотреть, — отвечал сеньор Кортес, — ваше платье было бы уже зашнуровано.

— Ничего, я не спешу, справитесь и так.

Наконец с одеванием было покончено, и Марианна и дон Диего оказались в сёдлах.

— Домой! — скомандовала девушка, трогая поводья.

На этот раз сеньор Кортес не стремился её опередить. Они ехали рядом, не спеша, то и дело, с подозрением поглядывая друг на друга. Марианна опасалась, что дон Диего вновь вернётся к выяснению отношений, а сеньор Кортес опасался, что Марианна вновь начнёт подшучивать над ним.

— Говорят, лучшего управляющего, чем вы, не сыщешь на всём побережье, — с улыбкой сказала Марианна.

— Возможно, — с улыбкой сказал дон Диего.

— Нет-нет, вы не уходите от вопроса. Каждый человек должен знать себе цену.

— Думаю, что да, — не без гордости ответил дон Диего.

— Ну, так вот, — вздохнула Марианна, — каждому человеку бог дал несколько талантов, и гениальный управляющий не может быть идеальным возлюбленным. Так что, простите, но я не могла вам ответить что-либо определённое.

— Но вы не сказали, что не любите меня, — с надеждой в голосе произнёс дон Диего.

— Чувство — слишком тонкая материя, чтобы её можно было выразить словами.

— Я согласен, сеньорита, но должны же, вы мне оставить хоть какой-то шанс.

— Шанс на что?

— Вы должны оставить мне надежду.

— Я не очень категорично запрещала вам говорить о любви.

— Это немного меня утешает.

— Но не стройте иллюзий, дон Диего, я сама не знаю, как поведу себя через полчаса, через день. И даже если хоть что-то вам пообещаю, то вряд ли выполню, — Марианна засмеялась, глядя на то, как смутился сеньор Кортес. — По-моему, вы слишком сентиментальны и, как я понимаю, по складу ума, по темпераменту вам лучше подойдёт какая-нибудь простушка, а не такая девушка, как я.

— Сеньорита, предоставьте решать мне самому.

— Я его и не забирала у вас. Но и вы должны меня понять, я не привыкла, чтобы мне указывали и, если мои родители боготворят вас, это ещё ничего не значит.

Вскоре показался и дворец семейства де Суэро. Вернее, самого дворца видно не было, лишь только огромный старый парк.

Марианна собственноручно отвела лошадь в конюшню, поставила её в стойло и проследила, чтобы та ни в чём не нуждалась. Она, не переодеваясь, направилась в гостиную.

Сеньора де Суэро сидела у стола перед чашкой остывшего кофе.

— Тебя долго не было, — с укором сказала мать.

— Ты же знаешь, я была не одна.

— Я всё равно волновалась.

— А разве дон Диего плохой защитник?

— Именно поэтому я и не отправила людей разыскивать тебя.

Марианне хотелось сказать матери, что дон Диего признался ей в любви, но лишь только она взглянула в глаза сеньоре де Суэро, как тут же, решила молчать. По глазам женщины можно было прочесть почти всё — и то, что дон Диего рассказал ей о любви к Марианне, и то, что просил её руки.

«Да, меня обложили со всех сторон, как дикого зверя, — подумала девушка, — но я так просто не сдамся. Я обязательно что-нибудь придумаю, не существует безвыходных ситуаций. Следует только хорошенько поискать, хорошенько подумать, и я вновь окажусь на свободе. Терпеть не могу самоуверенных болванов, таких, как наш дон Диего, возомнивших о себе, чёрт знает что».

И внезапно девушка вместо ненависти к матери, почувствовала нежность.

«Впрочем, — тут же сказала себе она, — мать желает мне добра, только не может понять, в чём оно для меня заключается. Я зря груба с ней, это ничего не меняет».

Она присела на подлокотник кресла и обняла мать за шею.

— Ты не сильно сердишься на меня?

— Сержусь, но не очень сильно.

— Тогда прости.

— Я уже простила, — призналась сеньора де Суэро.

— Когда?

— Я задумала, что если ты вернёшься живая и здоровая, то не стану упрекать тебя в безрассудстве. Надеюсь, ты не предлагала дону Диего ехать в Санта-Риберру?

Марианна прикинула в уме, расскажет ли сеньор Кортес своей госпоже о том, что они навещали селение.

«Нет, не расскажет», — решила девушка.

— Что ты, мама, мы поехали к ручью, а там я намочила платье. Мне пришлось повесить его сушиться, и поэтому вернулись так поздно.

Глаза сеньоры де Суэро округлились от удивления. И Марианна уже покаялась в душе, что так опрометчиво сообщила матери часть правды.

— И что вы там делали? — с дрожью в голосе осведомилась донна Мария.

— Я спала, а дон Диего рассматривал пейзажи.

— Твоё платье сушилось, а ты спала?

— Мама, неужели ты думаешь, я могла себе что-нибудь позволить с доном Диего? — Марианна рассмеялась, но тут же, поймала себя на том, что недостаточно точно выразила свою мысль. — Я вообще ни с кем себе ничего не позволяю.

— Меня волнует не это, меня волнует твоё поведение: как ты могла позволить себе такую вольность? Если бы не благородство дона Диего…

— Мама, перестань, — воскликнула Марианна, — мне уже надоели напоминания о благородстве нашего управляющего. Никакой он не рыцарь, а самый обыкновенный мужлан.

— Какие слова ты говоришь? — возмутилась донна Мария.

— Какие знаю, такие и говорю.

Сеньора де Суэро едва сдержала злость.

— Ну, почему мы с тобой ссоримся, дорогая? Неужели нельзя сказать друг другу пару ласковых слов и наконец-то понять, кто из нас чего хочет?

— Хорошо, я буду говорить спокойно, — Марианна несколько раз глубоко вздохнула, затем, и в самом деле спокойно произнесла, — я могу сказать тебе одно, мама: замуж в ближайшее время я не собираюсь. Пойми, я сама должна понять, что мне больше не стоит жить одной.

Донна Мария помолчала, затем произнесла:

— Хорошо, я не буду сама заводить об этом разговор.

— Но ты должна пообещать мне…

— Что, мама?

— Изменить своё поведение.

Марианна рассмеялась.

— Не могу же я, согласись, поменять цвет своих глаз, цвет волос… не могу же я стать выше или ниже, чем родилась? Ты сама, да и отец, виноваты в том, что я такая есть.

— Мне тоже иногда хочется чего-то другого, — улыбнулась донна Мария, — но каждый человек должен уметь сдерживать себя.

— Если бы я не сдерживала себя, — дочь сжала руку матери, — то на твоих глазах не высыхали бы слёзы.

И дочь, и мать рассмеялись.

— Ну вот, видишь, можно же поговорить вполне миролюбиво.

Донна Мария поднялась и прошлась по гостиной. Она взяла из высокой хрустальной вазы большое спелое яблоко и разрезала его ножом, но не как обычно — вдоль, а поперёк. А затем, сжав плод в руке, показала срез дочери.

— Что ты тут видишь?

— Звезду.

— Да, звезда с пятью лучами. В каждом из них находится по семечку. А теперь скажи мне, какой плод более человечен: слива, вишня, гранат или яблоко?

Марианна задумалась. Это напоминало ей детскую игру, и она вновь почувствовала себя маленькой.

— Наверное, всё-таки яблоко.

— Почему?

— О нём написано в Библии…

— И поэтому тоже, но есть что-то ещё. Подумай.

Марианна наморщила лоб, затем подошла к матери и взяла другую половинку плода.

— Не знаю, но мне как-то очень странно смотреть на этот срез яблока. Я никогда не резала их поперёк и даже не знала, сколько внутри косточек.

— Их ровно пять. Странное число, неправда, ли?

— Пять, пять, пять, — повторяла Марианна.

— Это, в самом деле, число человека. У него две руки, две ноги, голова…

— Да, мама, это маленький человечек. Он стоит, широко расставив ноги, воздев к небу руки, запрокинув голову.

— Так теперь ты понимаешь, дорогая, почему именно яблоня росла в райском саду?

— Да, — задумчиво промолвила Марианна, — я помню и про Адама, про Еву, про змея-искусителя. Это он научил праматерь попробовать плоды добра и зла. Она откусила и прозрела первой. А затем и Адам попросил кусочек. Она дала ему попробовать, и тут они поняли, что на них нет одежд.

— Вот-вот, — немного нравоучительно сказала донна Мария.

— И бог выгнал их из рая. И чтобы они не могли вернуться туда, поставил у ворот ангела с мечом. А люди, придя на землю, в память о прежней своей райской жизни посадили яблоню.

Марианна взяла обе половинки плода и сложила их.

— А теперь это целое яблоко и можно даже не заметить, что когда-то оно было разрезано.

Девушка, держа двумя руками яблоко, откусила от него.

— Теперь я совсем по-другому ощущаю его вкус.

— Так вот, дорогая, никогда не забывай о том, что яблоко — это самый человечный плод из всех растущих на земле. И каждый раз вспоминай о том, как люди из-за своего любопытства и неумения сдерживаться лишились рая.

— Хорошо, мама, — Марианна посмотрела в быстро темнеющее окно.

Вскоре мир за окном потерял свои краски, сделался серым, а затем, напоследок, внезапно вспыхнул глубоким ультрамарином.

Девушка, вздохнув, отошла от окна и только тут спохватилась:

— А где отец?

— Мы поссорились, — негромко ответила донна Мария, — и он куда-то уехал.

Девушка хотела было сказать, отец вновь вернётся пьяным, но сдержалась. В конце концов, это было не её дело.

— Да, я боюсь, он вновь вернётся пьяным, — вместо неё сказала эту фразу мать.

Дон Родриго пригубил очередную рюмку рома и только сейчас заметил, что стемнело.

— Ничего себе, — пробормотал сеньор де Суэро, всё— таки выпивая рюмку, — уже так поздно.

Хуан Гонсало мрачно сидел за прилавком и вертел в руках пустую рюмку.

Хозяин таверны хотел было наполнить её, но юноша отрицательно покачал головой:

— Нет, сегодня я больше пить не буду.

Хозяин подозрительно посмотрел на него. В здешних краях ему редко приходилось видеть, когда посетитель отказывался от дармовой выпивки.

— Может, ты не здоров? — спросил он у Хуана Гонсало.

— Нет-нет, — тут же поспешил успокоить его юноша, — мне ещё предстоит дальняя дорога.

— У меня в таверне есть чудесные комнаты, они сдаются, — хозяин не хотел упустить клиента.

— Нет, я и так засиделся и скоро поеду.

— Ночью? — изумился хозяин таверны.

— Да, я спешу.

Конечно, в словах юноши было много противоречивого.

«Если он спешит, то почему дотемна засиделся в таверне? Если ему предстоит дальняя дорога, то почему бы не провести ночь под крышей?»

Однако у хозяина таверны забот хватало, и он вскоре забыл о своих подозрениях.

Дон Родриго сладко потянулся и крикнул:

— Сколько я должен?

Хозяин, прижмурив один глаз, назвал сумму.

Конечно, её можно было, и оспорить, но сеньор де Суэро понял: он не будет в состоянии подсчитать всего выпитого и съеденного за этот вечер.

— Чёрт с тобой, Санчо.

Сеньор де Суэро положил на прилавок банковский билет и добавил:

— Сдачу оставь себе, — чем вызвал неописуемый восторг у собравшихся.

Настало время прощаться. Дон Родриго по очереди обнимал каждого из присутствующих и заверял его:

— Если тебе что-нибудь нужно, приходи ко мне, и мы решим все вопросы.

К счастью, посетители таверны были уже достаточно пьяны, чтобы воспользоваться такой благовидной возможностью поправить свои дела немедленно. Мало кому из них хотелось вспоминать о высокой плате за землю, о тех поборах, которые назначил управляющий.

Как бы там ни было, дон Родриго благополучно добрался до Хуана Гонсало, чтобы попрощаться с ним.

— Ну, молодой человек, — воскликнул сеньор де Суэро, — вряд ли мы когда-нибудь ещё свидимся, но ты мне понравился.

— Спасибо, сеньор, — затаив дыхание, отвечал Хуан Гонсало.

— Что-то ты мрачный, даже ром не веселит тебя.

— Я просто устал, сеньор.

— Тогда прощай, — сеньор де Суэро обнял Хуана Гонсало так, словно тот был его сыном, а он сам уезжал на долгие годы. — Прощайте все.

Дон Родриго нетвёрдой походкой добрался до двери и исчез в темноте.

Сквозь открытое окно ещё какое-то время слышались ругательства сеньора де Суэро, потом нежные слова, обращённые к лошади, а вскоре и цокот копыт.

Хуан Гонсало сидел, дрожа от возбуждения.

«Я должен сейчас же идти следом за ним! Но что подумают эти люди? Они же сразу поймут, после того, как прогремит выстрел, что дона Родриго убил я! Нет, нужно ещё немного выждать… Но я же не знаю, по какой дороге он поедет».

Превозмогая страх, юноша поднялся и пошёл к выходу.

— Куда ты, оставайся с нами! — закричал крестьянин в измятой шляпе. — Куда ты поедешь в такую темень?

— Я же сказал, — довольно кротко отвечал Хуан Гонсало, — свои дела я люблю держать при себе.

— А, теперь понятно, — сказал крестьянин, — наверное, ты дожидался темноты, чтобы залезть в дом к какой-нибудь красавице, да так, чтобы тебя никто не заметил.

Хуан Гонсало ухватился за эту спасительную версию.

— Возможно, вы и правы.

— Ну, конечно же, он едет к красотке, только почему-то очень мрачно смотрит на всех.

Хозяин таверны Санчо тут же нашёлся, что спросить у крестьянина в измятой шляпе.

— А что, твоя дочь одна осталась дома?

Крестьянин задумался.

— Эге, парень, а как зовут твою красотку? Может, ты и впрямь отправляешься к моей дочери?

Все захохотали.

— Нет, она живёт далеко отсюда, и я знаю, кто её отец. Да и он знает меня.

— Ну что ж, тогда счастливой дороги.

Хуан Гонсало попрощался и покинул таверну.

Он сел на своего ослика и прислушался. Издалека доносилось не очень-то мелодичное песнопение дона Родриго.

— Нам туда! — шепнул Хуан Гонсало Ико, и ослик засеменил по белеющей в темноте дорожке.

Вскоре пение сделалось громче, и Хуан Гонсало попридержал Ико.

«Почему он так медленно едет?» — подумалось юноше, и он попытался разглядеть в темноте сеньора де Суэро.

Наконец, он разглядел коня, но на нём не оказалось всадника. Сам дон Родриго вёл своего скакуна под уздцы, явно пытаясь оттянуть встречу со своей женой, да заодно проветрить голову после изрядной выпивки.

Дон Родриго вовсю горланил:

Хуан Гонсало, путаясь в узлах, принялся отвязывать винтовку от седла. Он старался действовать осторожно, чтобы предательски не звякнуло железо.

И вскоре винтовка оказалась в его руках, неудобная и тяжёлая.

Дон Родриго, медленно ведя коня под уздцы, поднимался в гору.

— Вот, чёрт, забыл слова, только и помню: пляшут пьяные у бочки. Нет, пьяные не пляшут, они обычно лежат или спят. Но ведь я же, иду? — задавал себе вопрос за вопросом дон Родриго, нимало не смущаясь тем, что его голос разлетается над всей округой. — Значит, пляшут пьяные у бочки… А может и мне сплясать? — и он попытался пригласить на танец своего коня.

Но тот явно не хотел слушаться пьяного хозяина.

— Ты тварь, — наконец догадался дон Родриго, — тварь, да к тому же упрямая. Ты настоящий осёл.

К счастью, конь не понимал, о чём говорит хозяин, иначе бы непременно обиделся.

А дон Родриго, пользуясь непонятливостью животного, называл его всеми словами, какие только приходили ему на пьяный ум.

— Вообще, ты ничего не понимаешь, — закончил свою тираду сеньор де Суэро, — ты даже спеть не можешь.

Дорога, извиваясь, уходила в рощу, и Хуан Гонсало потерял сеньора де Суэро из виду.

— Скорее! — он сжал пятками бока Ико и тот как мог быстро помчал своего хозяина.

Хуан Гонсало чуть не наткнулся в темноте на сеньора де Суэро. Тот привязал коня к дереву и никак не мог застегнуть штаны.

Юноша бесшумно соскользнул с Ико и, пристроив винтовку в развилке ветвей, начал старательно целиться. Практики стрельбы у него почти не было, но он не сомневался в успехе, уж очень близко от него стоял сеньор де Суэро.

Однако то, что казалось таким лёгким, осуществить было не так уж просто.

Дон Родриго, изрядно напившись, стоял, качаясь из стороны в сторону. И Хуану Гонсало приходилось водить стволом винтовки, чтобы держать его на прицеле. И каждый раз, когда юноша был готов нажать на спусковой крючок, дона Родриго, как, на зло, качало. Ещё бы немного — и Хуан Гонсало, возможно, выстрелил бы, но тут сеньору де Суэро пришла в голову очередная блажь.

Он опёрся о ствол дерева, чтобы крепче держаться на ногах, а правой рукой обхватил шею коня, склонил голову и чуть не заплакал.

— Какой же я несчастный человек, — запричитал дон Родриго, — никто меня не понимает, ни жена, ни Марианна, ни даже ты. А самый гнусный человек, который только может быть на свете — это Диего Кортес. Я подозреваю, крадёт он наши деньги, да и крестьян и арендаторов против нас настраивает.

Хуан Гонсало вспомнил слова старого Сальвадора: «Прежде чем выстрелить во врага, ты должен его окликнуть».

А дон Родриго говорил, не умолкая. И Хуан Гонсало подозревал, даже если он сейчас крикнет, сеньор де Суэро вряд ли его сейчас услышит.

— Я-то знаю, — хитро прищурился дон Родриго, — что ему от меня нужно — хочет получить в жёны мою дочь Марианну. А вот и не получит! — сеньор де Суэро поднёс сжатый кулак к своему носу и посмотрел на него так, словно это была не его рука. — Вот что ты увидишь у меня вместо дочери! Вот! Вот! Вот! — дон Родриго принялся топать ногами.

— Он виновен в смерти моего отца,— повторял Хуан Гонсало,— я должен выстрелить, я должен отомстить, он сжег наш дом!

Но тут же, юноша спохватился. Его дом сжёг управляющий, сеньор Кортес.

— Всё равно, он должен умереть!

А дон Родриго стоял так, что попасть в него было чрезвычайно сложно. Из-за крупа коня виднелись только ноги и правая сторона груди.

— И я ещё называюсь землевладельцем… Какой я к чёрту землевладелец, если тут хозяйничают чужие люди! Да не только на моей земле, они хозяйничают в моём доме.

Дон Родриго, не выпуская коня из своих объятий, попробовал двинуться дальше, но споткнулся и упал.

Хохот сеньора де Суэро наполнил лес.

— Вот так напился! Ни сплясать, ни спеть, ни даже идти. — Эй, есть тут кто-нибудь? — внезапно закричал дон Родриго. — Может быть, кто-нибудь хочет помочь мне подняться с земли? Эй, есть тут кто-нибудь?

Эхо протяжным гулом отвечало сеньору де Суэро.

— Один, совсем один, — повторил дон Родриго, — один на всём свете. Вот разве что Марианна скрашивает моё одиночество.

Дон Родриго, цепляясь за ноги коня, медленно поднялся и побрёл по дорожке. Попасть в него при всём желании было невозможно: он шёл впереди коня, под его надёжным прибытием. А отходить в сторону Хуан Гонсало не решался, его мог выдать хруст какой-нибудь сухой ветки, да и потерять помещика в темноте из виду было не так уж трудно.

— Ничего, — сказал юноша, отвязывая Ико, — по дороге я найду место, откуда можно выстрелить, — и он поплёлся вслед, за не в меру, развеселившимся, не в меру огорчённым сеньором де Суэро.

На равнине Хуану Гонсало пришлось отстать. Его белый ослик был слишком приметен.

— Ничего, впереди снова лес, — решил юноша, принимая за лес старый парк, окружавший дом помещика, — вот там я его и застрелю.

Чем ближе подходил к дому помещик, тем тише он пел. И у самой парковой ограды уже перешёл на шёпот:

Хуан Гонсало, словно выполняя его поручение, остановился и замер. Сквозь деревья сверкали ярко освещённые окна дворца. Кипарисовая аллея вела к большой клумбе перед самым крыльцом.

— Вот уж не хочется ссориться мне с женой, — пробормотал дон Родриго, — а придётся. Хотя почему придётся? А если мне притвориться смертельно пьяным? — помещик досадливо щёлкнул пальцами. — Тогда придётся ссориться завтра. Да и негоже хозяину при слугах приходить пьяному в дом. А не удастся ли мне сойти за трезвого? Нужно попробовать.

Дон Родриго, отпустив поводья коня и стараясь держаться прямо, пошёл по высыпанной песком аллее.

Хуан Гонсало вскинул ружьё, прижал приклад к плечу и старательно прицелился. Он уже было открыл рот, чтобы выкрикнуть:

— Сеньор де Суэро, обернитесь!

Но конь помещика, предоставленный самому себе, припустил по аллее к конюшне.

Чертыхаясь и изрыгая проклятья, дон Родриго побежал за ним.

Испугавшись, что ненароком и Ико может повторить такой финт, Хуан Гонсало схватил его за поводья и попытался прицелиться.

Голова помещика оказалась на самой мушке.

— Сеньор до Суэро! — как можно громче выкрикнул Хуан Гонсало.

Но дон Родриго, всецело занятый поимкой коня, даже не обернулся и, думая, что его зовёт кто-то из слуг, досадливо махнул рукой.

— Да помоги же ты! — только и крикнул он в темноту.

Конь рванулся в сторону, и исчез в зарослях. С хрустом ломая ветки, дон Родриго бросился следом.

Напуганный громким криком Хуана Гонсало, Ико рванулся в сторону, увлекая своего хозяина. Ведь стараясь надёжно удержать животное, юноша намотал поводья на руку. Винтовка упала на землю, а Ико, протянув несколько шагов Хуана Гонсало, остановился, как вкопанный.

— О, чёрт! — выругался юноша, растирая ушибленное колено. — Всегда мне не везёт, а сегодня особенно, — и он поспешил догнать помещика.

«Где тут может быть конюшня?» — остановился в тени кипарисов юноша.

И тут же понял: конюшня находится по левую сторону от дворца. Оттуда доносилось испуганное ржание коней и ругательства сеньора де Суэро.

Вскоре дон Родриго появился на площадке перед крыльцом. Он шёл в сопровождении двух конюхов. Стрелять было небезопасно, уйти от погони, даже в темноте, не представлялось возможным, ведь Хуан Гонсало не знал планировки парка, не знал, где можно перелезть через ограду. А в доме явно было много слуг.

Дон Родриго поднялся на крыльцо и гордо осмотрел свои владения. Но, тут же, поник головой.

Из глубины дома донёсся мелодичный голос донны Марии:

— Это ты, Родриго?

— Да, — недовольно пробурчал сеньор де Суэро и зашёл в дом.

— Ничего, завтра всё решится. Завтра, — вздохнул Хуан Гонсало, на этот раз уже не наматывая поводья Ико на руку. — Винтовка заряжена, цель определена. Я переночую в парке и подкараулю помещика.

Хуан Гонсало поёжился. Вечерний воздух обдавал его холодом. К тому же начинался дождь, и парню пришлось искать крышу над головой. Следовало найти и убежище для Ико.

Идеальным местом Хуану Гонсало показалась конюшня.

«Скорее всего, в доме подолгу спят, — решил Хуан Гонсало, — и до раннего утра никто не появится в конюшне. Я устроюсь спать на соломе, да и Ико сможет подкрепиться».

Держась в тени, он двинулся к левому крылу дворца.

И тут над его головой щёлкнула рама окна. Непроизвольно Хуан Гонсало посмотрел вверх и увидел девушку с распущенными волосами.

Она расчёсывала их гребнем и смотрела в темноту, словно кого-то разыскивала. Её лица юноша не мог увидеть, но зато на фоне ярко пылающих свечей он видел очертания её тела под ночной рубашкой.

Девушка вскинула руки, завела их под волосы и они рассыпались по её плечам.

Свет свечи показался юноше ореолом вокруг её головы, словно она была святой с фрески в приходском соборе в Санта-Риберре.

: Он несколько мгновений стоял, любуясь, но затем спохватился:

«Да она же может заметить меня!».

Юноша строго посмотрел на Ико, не вздумается ли тому закричать. Но тот, словно понимая всю опасность их положения, молчал.

Хуан Гонсало осторожно потянул его за поводья, пытаясь ещё глубже укрыться в зарослях. Тяжёлая винтовка оттягивала руку.

— Не так-то легко быть мстителем, как кажется с первого взгляда, — пробормотал Хуан Гонсало. — Но зато у меня есть красивое прозвище — идальго Лунный Свет. Только ты, парень, не оправдал его. Была луна, была ночь, был идальго, но выстрела не получилось.

Юноша, обдираясь о шипы дикой розы, пробрался к конюшне. Ворота запирались лишь на щеколду.

Хуан Гонсало поставил Ико в заброшенное стойло и, подостлав себе соломы, прилёг. Он лежал на спине, глядя вверх. Редкий дождь стучал по крыше, юноша чувствовал страшную усталость, но в тоже время, гордость не покидала его. Он вновь ощутил себя благородным мстителем.

Чтобы стать окончательно похожим на героев народных преданий, ему не хватало только прекрасной дамы, ради которой стоило бы совершать свои подвиги.

Дождь прошёл, небо вновь прояснилось, и луна заглянула в конюшню сквозь прореху в крыше. Тонкий лунный луч лёг на лицо спящего Хуана Гонсало, и тут же лёгкая улыбка появилась на его губах.

Ему снился быстрый прозрачный ручей, журчащий среди камней, спокойная затока в излучине. Он стоит на берегу и смотрит в воду. В ней отражение девушки. Белое платье, длинные, распущенные волосы…

Хуан Гонсало поднимает взгляд. Она должна стоять там, на берегу, но вокруг, ни души. Лишь лёгкий ветер доносит до него запах сухой травы, выжженной солнцем долины.

И вновь отражение в воде, прекрасное и таинственное. Юноша всматривается в него, пытаясь разглядеть черты лица незнакомки.

Но тут край берега, на котором он стоит, ползёт под ногами. Комья земли падают в воду, идёт рябь, отражение исчезает.

А он сам пытается выкарабкаться по постоянно осыпающемуся берегу. Пальцы захватывают песок, гребут его, но юноше не удаётся подняться, ни на йоту. А спокойная доселе вода в затоке бурлит от падающих в неё комьев земли.

И Хуану Гонсало кажется, он никогда не сможет выбраться оттуда. Лунный луч скользнул в сторону и упал на сено.

Улыбка исчезла с губ юноши. Видение исчезло. Он спал без сновидений.

Этим утром Марианна изменила своим привычкам. Она поднялась раньше всех в доме и выбежала во двор. Она не надеялась на то, что мать разрешит ей прогулку верхом и поэтому решила, пока все спят, немного проехаться в седле.

Девушка не обратила внимание на то, что щеколда на воротах конюшни отброшена и проскользнула внутрь. Длинное строение полнилось дыханием лошадей, тихим шорохом соломы и сена, в которых возились мыши.

Марианна вывела свою лошадь из стойла, оседлала её. Она двигалась так тихо, что Хуан Гонсало даже не проснулся.

И вот Марианна очутилась в седле. Ни с чем несравнимое ощущение полёта, ощущение власти над животным. Кажется, будто ты хозяин мира.

Марианна гнала свою лошадь во весь опор, нимало не задумываясь над тем, что подумают отец и мать, когда спохватятся, что она уехала одна без сопровождающего.

Так случалось всегда. Стоило Марианне очутиться на свободе, как она тут же забывала о своих обязательствах перед родителями и всецело предавалась чувствам, охватывавшим её. Ей чудилось, что она совершенно свободна, ни от кого не зависит, может делать всё, что угодно.

Ветер бил её в грудь, развевал волосы. Шляпка давно уже сбилась, а на затылке её удерживали лишь тонкие шёлковые ленточки. Воротничок душил девушку, и она расстегнула две верхние пуговки. Тут же прохладный ветер хлынул под одежду, наполняя душу Марианны восторгом.

Она и не заметила, как добралась до ручья, где вчера так долго сушила своё платье.

«Может, я слишком привередлива, — подумала девушка, — и дон Диего, в самом деле, подходящая для меня партия? Он довольно знатен, довольно умён, довольно благороден. Вот только это слово «довольно»… Оно не даёт мне покоя. Мне хотелось бы чего-то большего. А дон Диего делает всё с оглядкой, он хочет предстать в глазах других эдаким храбрецом, чрезвычайно решительным и независимым человеком. А на самом деле, всё в своей жизни делает с оглядкой на отца и на мою мать. Нет надежды, что он изменится после свадьбы. С одной стороны, конечно, удобно иметь мужа, которому легко приказывать и он без лишних слов подчинится тебе, но с другой стороны, такой муж уже не мужчина. Решительность и самостоятельность, храбрость без всяких оговорок — вот черты, которые я ценю в мужчинах».

Марианна спрыгнула с лошади и подошла к воде.

«Конечно, мои мать и отец, хорошие люди, желают мне добра, но с ними очень скучно. Они никогда не поймут моих истинных желаний, никогда не поймут, в чем заключено для меня счастье. А жить так, чтобы они думали, что я счастлива — это не для меня. Никто из них не понимает, что счастье — в настоящей свободе. Может быть, только отец, но он давно смирился со своим положением, старается во всём угодить матери. Лишь только пьянство — этот единственный его тихий протест, который с очень большой натяжкой можно назвать тягой к свободе. Я уже довольно взрослая и передо мной стоит выбор: или же я остаюсь в раю, но никогда ничего не узнаю о настоящей жизни, или же я должна покинуть рай, вкусив плоды добра и зла, поняв, что существует другая, свободная жизнь, в которой ты решаешь за себя буквально всё. Там никто не указывает тебе, какие шляпки носить, застёгивать или расстёгивать воротничок платья. Там никто насильно не выдаст тебя замуж, там… — Марианна засмеялась, — наверное, такие места есть на земле, вот только меня в них нет».

У неё была одна маленькая тайна от матери. Девушка тайком забирала газеты, которые получал её отец, вырезала оттуда запомнившиеся ей объявления, статьи, где говорилось о заселении новых земель в бывших и теперешних колониях. Ей эти земли теперь казались райским уголком, свободным от предрассудков и условностей прошлого.

Несмотря на свою гордость, Марианна никогда не считала себя выше других только потому, что она знатная дворянка, происходящая из старинного рода. Она ценила людей по их истинным достоинствам — по благородству, бесстрашию, умению выжить.

Девушка присела возле воды и задумалась.

«Если я останусь здесь в имении отца, ничего в моей жизни не переменится, и до самой старости меня будет окружать та же скука, что и теперь. Пока молода, я ещё нахожу силы бороться с ней, но с каждым годом это будет даваться мне всё сложнее и сложнее… Наконец, я опущу руки и превращусь в одну из подруг моей матери, в одну из соседок, которые квохчут как курицы о всякой ерунде, жалуются на здоровье, рассказывают о своих детях. И каждой из них не интересна жизнь другой. Они выслушивают друг друга только затем, чтобы потом выслушали их. Каждая уверена, что её муж негодяй и пьяница, хотя тут они недалеки от истины. Но при этом забывают добавить, что и сами виноваты в этом, виноваты постоянными упрёками. Да виноваты уже и тем, что вышли замуж не по любви, а потому, что так решили их родители. И при этом они страшно гордятся своей добродетелью, словно бы не уничтожили, не попрали данные им богом возможности. Кто-то из них был создан богом для великих дел, для счастливой жизни. Они променяли божий дар на то, что называют семейным уютом, хотя он более походит на тюрьму. Несчастные их мужья, несчастные дети! Да и сами они несчастные, хоть и не подозревают об этом. А ведь для счастья так мало надо — всего лишь свобода и немного денег… Я не могу понять своего отца, мать. Получая деньги за имение, они соглашаются с сеньором Кортесом и вновь вкладывают их для того, чтобы получить ещё больший урожай. И так до бесконечности. Вся их жизнь проходит в хлопотах, за которыми они не видят истинного света, света счастья, у которого, если и есть другое имя, то свобода».

Марианна провела на сыром песке каблуком тонкую линию.

«В наших краях даже земля пропитана предрассудками, так много поколений наших предков жило на ней. И тут я никогда не получу желанной свободы».

Девушка прикрыла глаза, представив, себе другую жизнь. Ей виделись бескрайние просторы пустой земли, на которой можно построить абсолютно новый, лишённый всяких недостатков дом, где уютно жить, где хозяевами являются не вещи, а люди. Этот дом должен обязательно стоять на берегу такого же ручья, как этот. Такая же долина должна окружать его, такие же горы возноситься к облакам. Только эта земля непременно должна находиться где-то далеко-далеко, так далеко, чтобы до её дома мечты не могли добраться ни отец, ни мать, ни дон Диего со своими глупыми ухаживаниями.

И девушка видела в мечтах этот дом так явственно, словно прожила в нём уже несколько лет. С самого детства она мечтала покинуть родные места, отправиться путешествовать. Наверное, это влияние океана, подступавшего к самым границам земель ее отца, сказалось таким образом.

Марианна знала, где-то там, за горизонтом, очень далеко, куда нужно плыть не один день, лежит целый материк, где люди живут совсем по-другому.

Сперва это были мечты, свойственные каждому ребёнку, а затем появилась и уверенность взрослеющего человека. Подтверждением тому являлись вырезки из газет, где рассказывалось о жизни на американском континенте.

Мексика… это слово звучало как музыка. Свободная страна, те же люди, те же испанцы, та же родная речь кругом, но абсолютно другой дух, как казалось Марианне, дух свободы, революции.

Она с детства привыкла не верить взрослым и поэтому, что бы плохого ей не говорили о Мексике, она пожимала плечами.

Не может быть плохо в стране, где много свободной земли, где случается, землю раздают даже даром, лишь бы только люди смогли её освоить.

Об этом Марианна узнала из последней газеты, унесённой тайком из кабинета отца. Там писалось, что на западе Мексики правительство готовится к раздаче свободной земли без денег. В это Марианна сперва не могла поверить, но потом её убедило то, что опасаясь за большой наплыв желающих, правительство Мексики решило организовать раздачу следующим образом. Готовились большие гонки и переселенцы, первыми достигнувшие свободных участков, становились их хозяевами.

Эта небольшая заметка так поразила девушку, что она не могла забыть о ней, то и дело доставала из папки. Ей казалось, что среди свободных участков обязательно должен отыскаться такой, о котором она мечтает с ручьём, с пейзажами, очень похожими на её родные места. Всё это были мечты, такие же несбыточные, как и все прошлые, детские.

Но тут, сидя на берегу ручья, Марианна внезапно, поняла: мечта может осуществиться. Для этого нужно не сидеть на месте.

«Жизнь пройдёт мимо, если сама не бросишься догонять её», — решила Марианна.

И девушка, наконец, решилась:

«Да, я покину родительский дом тайком. Потом, конечно же, напишу отцу. Он поймёт меня и попытается всё объяснить матери. Кое-какие деньги у меня есть, на дорогу в один конец хватит. Ещё я могу прихватить кое-что из драгоценностей на покупку лошади и повозки для участия в гонках. Вот тогда они все увидят, кто я такая, поймут, необязательно ждать, пока деньги и земля достанутся тебе по наследству. Можно всего этого добиться своей головой, своими руками. Только вот, одной отправляться небезопасно, — задумалась девушка, — хорошо бы взять с собой кого-нибудь из слуг».

Но она понимала, лишь только признается кому-то из людей, служащих в доме, те сразу же, предадут её и расскажут родителям.

И только отсутствие спутника удерживало её от опрометчивого шага.

— Ну что ж, мечты мечтами, — вздохнула девушка, — а позавтракать не помешает.

Она села в седло и поскакала к дому.

«Это же надо, — думала она по дороге, — посидела на берегу ручья самую малость, а солнце поднялось уже высоко. Скорее всего, мать и отец уже проснулись, и мне предстоит не очень-то приятный разговор».

Но к счастью, ей никто не встретился, ни в парке, ни во дворе. Она уже спрыгнула с лошади и повела её к конюшне, как услышала с крыльца раздражённый голос матери:

— Марианна, что ты себе позволяешь?

— А что такое, мама?

— Ты поехала кататься, даже не позавтракав.

— Я не хотела никого беспокоить, мне всего лишь не спалось.

— В каком виде ты позволяешь себе ездить верхом — распущенные волосы… хотя бы воротничок застегнула.

— Но он так душит меня, мама…

— Я не хочу ничего слышать! Или ты будешь вести себя прилично, или я запрещу тебе кататься верхом!

Спорить Марианне не хотелось, и она лишь бросила матери:

— Сейчас, я поставлю лошадь в конюшню.

Донна Мария недовольно поморщилась. Ей не нравилось, когда её дочь пыталась делать всё сама. Для того, чтобы ставить лошадей, существуют конюхи.

Марианна зашла в конюшню, завела лошадь в стойло и присела на перевёрнутую старую плетеную корзину. Она чувствовала себя уставшей и злой. Разогретая после быстрой езды, девушка никак не могла остыть.

Думая, что она находится в одиночестве, Марианна стала обмахиваться подолом платья.

А в это время разбуженный Хуан Гонсало уже припал глазом к щели между досками стойла, и, не отрываясь, смотрел на девушку. Его винтовка лежала на сене, Ико мирно жевал овёс.

Сердце юноши обмирало, когда он видел кружевное бельё, мелькавшее под подолом платья.

А Марианна, совсем не заботясь о приличиях, поднимала подол довольно высоко.

«Это её я вчера видел в окне, — догадался Хуан Гонсало, ощутив дрожь в коленях. — Боже, как она прекрасна, какое у неё великолепное лицо, какая талия и длинная шея!»

Щель между досками, выбранная юношей наугад, оказалась не очень-то удобной для подглядывания, и он решил перейти к другой стене стойла, чтобы получше рассмотреть девушку.

Хуан Гонсало беззвучно выдохнул и сел на пол. Даже переходя от одной стены к другой, он не отрывал взгляда от девушки. Её силуэт то и дело возникал между неплотно пригнанными досками.

И тут нога юноши зацепилась за ружьё. Зазвенела сталь.

Марианна быстро одёрнула подол платья и испуганно, вскрикнула:

— Кто здесь?

Хуан Гонсало прижался к стене и замер.

«Этого только ещё не хватало… Как глупо всё получилось!» — подумал он.

— Кто здесь? — уже более уверенно спросила Марианна и внимательным взглядом прошлась по загородкам для лошадей.

Она, конечно же, заметила сквозь щель юношу, притаившегося возле стены, но не подала виду.

— Странно, никого нет, — деланно беспечным голосом произнесла она.

Хуан Гончало беззвучно выдохнул и сел на пол. Отсюда он уже не мог видеть девушки.

Марианна поднялась и, заметив подкову, лежавшую у стены, схватила её, взвесив в руке.

А затем ещё раз крикнула:

— Кто там?

Хуан Гонсало напрягся и затаил дыхание.

Девушка размахнулась и швырнула подкову через перегородку в то стойло, где прятался Хуан Гонсало. Со звоном подкова упала у самых его ног.

Юноша нагнулся, чтобы её поднять.

Этого Марианне и нужно было. Во-первых, она понимала, привлечённый звоном подковы, человек, затаившийся в стойле, какое-то время не будет её видеть. А во-вторых, она уж точно убедилась: там кто-то прячется.

Девушка схватила в руки острые вилы, стоявшие у стены, и подобралась к дощатой перегородке.

Хуан Гонсало, стоял совсем близко и рассматривал подкову.

Девушка размахнулась и воткнула острия вил в щель между досками.

Хуан Гонсало вскрикнул и отскочил в сторону. Вилы его не достали.

Марианна с силой вырвала их, встала возле двери и крикнула:

— А ну-ка, выходите! Я знаю, вы там прячетесь!

Хуан Гонсало нагнулся, поднял ружьё за ствол и распахнул дверь.

— Выходите! — крикнула Марианна.

— Я выхожу, только тише, — попросил юноша.

— Что вы там делаете? — Марианна пятилась, держа перед собой вилы.

— Я сейчас всё объясню.

— Бросьте ружьё! — приказала девушка.

— Я держу его за ствол и не выстрелю.

— Что вам нужно? Кто вы? — сыпались вопрос за вопросом, на которые не так-то легко было ответить. — Отец! — закричала Марианна. — Отец!

— Тише, прошу вас, — прошептал Хуан Гонсало и неосторожно, не задумываясь о последствиях, попытался приблизиться к девушке.

Та тут же вонзила вилы всеми четырьмя остриями ему в ногу.

Хуан Гонсало, ещё не успев ощутить боль, с недоумением посмотрел на железные прутья, воткнувшиеся ему в бедро.

Марианна завизжала и выдернула вилы. Кровь тут же хлынула из ран и окрасила выцветшие штаны Хуана тёмно красным.

Юноша застонал, но удержался на ногах.

— Отец! Отец! — кричала Марианна, выбегая из конюшни. — Там злодей, он хотел меня изнасиловать!

Дон Родриго уже спешил из дому на помощь дочери. Выбежали слуги.

В воротах конюшни появился Хуан Гонсало. Его лицо было бледным, он еле держался на ногах.

Наконец-то Марианна почувствовала себя в относительной безопасности. Она спряталась за спину конюху и с любопытством выглядывала оттуда на молодого человека с ружьём в руках.

— Что произошло? — воскликнул дон Родриго, запахивая на груди халат.

Он прищурился и узнал Хуана Гонсало. На его лице появилось подобие улыбки.

— А, это тот молодой человек, который любит свои дела держать при себе?

— Да, но в то же время и нет, — выкрикнул Хуан Гонсало.

— Да я узнал тебя, — рассмеялся сеньор де Суэро.

— Вы дон Родриго из рода де Суэро? — грозно спросил юноша.

— Да, — ещё не понимая, к чему клонит юноша, ответил сеньор де Суэро.

— А я Хуан Гонсало из рода Ортего. Мой отец погиб из-за вас, вы сожгли мой дом, — юноша вскинул ружьё и прицелился.

Дон Родриго испуганно огляделся по сторонам, но никто не пришёл ему на помощь.

— Ты что? Что ты задумал, успокойся!

— Я должен убить вас, это святая месть!

— Остановись! — только и успел выкрикнуть сеньор де Суэро, как громыхнул выстрел.

Дон Родриго зажмурил глаза, ожидая неминуемой смерти, но к собственному удивлению, он не почувствовал боли и поэтому осторожно, один за другим, открыл глаза.

Хуан Гонсало стоял на ногах, но уже готов был упасть. В руках он сжимал приклад винтовки, ствол которой разорвало выстрелом. Три металлические полосы, как лепестки цветка, причудливо изогнулись. Всё лицо молодого человека было черно от копоти. Из рассеченной взрывом щеки хлестала кровь.

— Я должен был убить вас, — прошептал юноша и рухнул на землю.

Марианна истошно завизжала и бросилась к дому. Слуги стояли в оцепенении.

— Да помогите же ему кто-нибудь! — выкрикнул дон Родриго, первым бросаясь к раненому.

Он перевернул Хуана Гонсало на спину и оттянул ему веко.

— Жив, — с облегчением воскликнул помещик и приказал, — несите его в дом.

Двое слуг подхватили юношу под руки и потащили к крыльцу. Старая искореженная винтовка осталась лежать на песке возле конюшни.

Марианна никак не могла опомниться, ей до сих пор слышался звук выстрела.

«Он мог убить моего отца, — пронеслась мысль, — но не убил же! А может, он и впрямь меня хотел изнасиловать? Но нет, этот молодой человек всё же, дворянин и вряд ли ему в голову могла прийти такая мысль, хотя он выглядит настоящим оборванцем. Что заставило его взять в руки ружьё?»

Марианна подошла к отцу.

— Ты знаешь этого молодого человека?

Тот неопределённо пожал плечами.

— Как-то один раз мы встречались.

— Где?

Сеньор де Суэро неохотно признался:

— Вчера, в таверне.

— Он тогда ничего не говорил тебе?

— Теперь-то я понимаю смысл некоторых его фраз, — задумался дон Родриго, а тогда они казались мне бессмысленными.

— Что ты собираешься с ним делать?

Сеньор де Суэро по плотнее запахнул халат.

— Не знаю, дочь, честно признаться, он мне чем-то нравится. В молодые годы и я, наверное, был таким же.

— Это правда, что ты сжёг его дом и ты виновен в смерти его отца?

— Вот этого я тебе сказать не могу, — признался сеньор де Суэро.

— Ты не хочешь?

— Нет, я попросту не знаю. Когда у тебя в руках власть и деньги, то иногда они начинают действовать без твоего ведома. Возможно, его отец разорился и умер.

— А дом? — спросила Марианна.

— Его, скорее всего, сжёг дон Диего. Он иногда так поступает с должниками для острастки других.

— Но ведь это ужасно, отец!

— Я тоже был против, но сеньор Кортес убедил меня, что другого пути нет.

На крыльцо вышел дворецкий.

— Дон Суэро, как вы распорядитесь поступить с раненым?

— Поместите его в спальню для гостей и окажите помощь.

На лице дворецкого не отразилось ровным счётом никаких чувств.

— Слушаюсь, сеньор.

Донна Мария с нескрываемым удивлением смотрела на своего мужа.

— Ты собираешься простить ему?

— Я ещё не решил.

Несомненным достоинством донны Марии было то, что она никогда не вмешивалась в чисто мужские дела. Вопросы чести, мести она предоставляла решать своему мужу самостоятельно.

— Чем-то он мне всё-таки симпатичен, — развёл руками дон Родриго и направился к дому.

Донна Мария в растерянности посмотрела на дочь.

— Как ты думаешь, — спросила она у Марианны, — мы должны ему помочь?

— Конечно же, мама.

— Но ведь ты говорила, он хотел тебя изнасиловать?

— Мне показалось. Мало ли что может прийти в голову с перепугу.

Донна Мария отправила кучера за врачом, а сама пошла в дом.

Хуана Гонсало отнесли в спальню для гостей на втором этаже и положили на кровать. Парня пришлось раздеть, и горничная промыла рану на ноге разведённым ромом.

Юноша ещё не приходил в сознание, но чувствуя боль, стонал и вскрикивал. Горничная стыдливо отворачивалась, избегая смотреть на обнажённое тело юноши. Ведь рядом с ней находилась её госпожа донна Мария.

А вот у той стеснения во взгляде не было. Она пристально осмотрела тело крепко сложенного парня и отметила про себя, что он недурён собой. Хоть и смотрится, как настоящий оборванец, всё же видно, что он — дворянин.

Рана на лице оказалась совсем неглубокой, и кровь скоро перестала идти из неё. Зато ранение в ногу выглядело куда более серьёзным.

До прибытия доктора донна Мария вместе с горничной туго перебинтовали бедро Хуану Гонсало.

И тут в комнату вошла Марианна. Не успела она толком сообразить, что происходит, как донна Мария набросила на тело Хуана простыню, прикрыв юношу.

— Ты могла бы, и постучать, — с укором сказала мать.

— Я стучала, но вы, наверное, меня не слышали.

— Значит, нужно было стучать сильнее, — ответила женщина, считавшая, что она всегда права. — Да не смотри ты на него так! — почти выкрикнула сеньора де Суэро.

— А в чём дело, мама?

— Да неприлично знатной девушке видеть подобное.

— Я хотела вам помочь.

— Хорошо, — смягчилась донна Мария, — побудь здесь, а мы принесём ещё воды.

Горничная и донна Мария удалились, и Марианна осталась одна в спальне для гостей. Она с интересом смотрела на юношу. Дверь в коридор осталась приоткрытой. Девушка осторожно выглянула. Голоса матери и горничной слышались откуда-то сверху.

Донна Мария негодовала по поводу того, что кухарка забыла нагреть воды.

«А если… — подумала Марианна и бросила беглый взгляд на Хуана, — а если приподнять простыню и заглянуть?»

Девушку буквально распирало любопытство. Никогда в жизни ей ещё не приходилось видеть голого мужчину.

На всякий случай она подбежала к балюстраде галереи и выглянула вниз. Мать и горничная стояли посреди кухни и ожидали, пока кухарка нагреет воду в трёх больших ведрах.

«Успею», — решила для себя Марианна.

Она крадучись подобралась к кровати, присела на корточки и взялась за край простыни. Руки девушки дрожали, она никак не могла заставить себя приподнять её.

«Всё же я поступаю нехорошо», — решила Марианна и разжала пальцы.

Но любопытство оказалось сильнее.

«Я только одним глазком, я же должна знать, как выглядит мужчина», — пальцы девушки вновь прикоснулись к простыне.

Но в эту минуту в коридоре послышался шум, и Марианна тут же, отбежала к окну. Мимо двери прошёл лакей и даже не заглянул в спальню.

«Ну и пугливая же я! Может, прикрыть дверь? Нет, так я не услышу шагов матери».

Марианна вновь опустилась на корточки возле кровати и чуть-чуть приподняла простынь. Увиденное заставило замереть её сердце.

— До чего же интересно! — прошептала она.

На этот раз девушке стоило большого труда опустить простынь. Но подняться с корточек было уже выше её сил.

«Я ещё раз, одним глазком», — пообещала себе Марианна.

На этот раз она отвернула простынь целиком и не отрываясь, смотрела на то, что видела уже второй раз в жизни.

Она протянула свою дрожащую руку и коснулась бедра юноши.

Тот тихо застонал.

Девушка пугливо отдёрнула пальцы, но убедившись, что Хуан Гонсало не приходит в сознание, провела пальцем по жёстким курчавым волосам.

— Всё-таки это неприлично, — вздохнула Марианна, прикрыв юношу простыней, но немного криво — так, чтобы слегка нагнувшись, можно было без труда разглядеть то, что находится под ней.

«Если зайдёт мать, я скажу ей, он ворочался, и простыня сползла, а я сама боялась поправить. Да она постесняется заводить об этом разговор».

Девушка наклонилась и взглянула в лицо раненого. Утончённые и вместе с тем суровые черты лица.

«Он молод, — подумала девушка, — наверное, чуть старше меня. Но он смел, в этом ему не откажешь. Вместо того, чтобы броситься бежать, он выстрелил. Смерть грозила моему отцу, но если быть честной до конца, парень имел право на месть».

И вдруг веки Хуана Гонсало дрогнули. Он встретился взглядом с Марианной. Сперва юноша не мог понять и вспомнить, где он находится и что произошло, но постепенно память возвращалась к нему. Он вспомнил тот момент, когда его палец лёг на спусковой крючок винтовки, вспомнил ослепительно яркий выстрел, блеск пламени, грохот, вспомнил, как зажмурил глаза и почувствовал липкую кровь на своём лице.

«Я убил его или нет?» — подумал юноша.

Он не знал, что случилось после того, как прогрохотал этот ослепительный выстрел. И только сейчас понял, что находится в комнате не один.

Он смотрел в глаза девушки, той, которую он видел в конюшне. И тут он почувствовал боль в бедре.

«Ах, да, вилы, — вспомнил, он — она вонзила мне вилы в ногу. Наверное, это его дочь»

— Вам лучше? — с дрожью в голосе спросила Марианна.

И тут ненависть заполнила душу Хуана Гонсало.

Девушка протянула руку, чтобы убрать прядь волос, прилипшую к вспотевшему лбу юноши, а тот внезапно сел, схватил её за руку и громко закричал:

— Отдайте мою землю! Слышите, отдайте мою землю!

Марианна испуганно закричала, пытаясь вырвать руку, но Хуан держал её крепко и тянул к себе.

— Землю! Отдайте землю!

— Я ничего не знаю, — пролепетала девушка, — вам нужно поговорить с моим отцом, с управляющим…

— Все вы такие, — зло прошипел Хуан Гонсало и сильно сжал пальцы.

Марианна почувствовала боль, ей даже показалось, что кости её хрустят под сильными пальцами юноши.

— Землю, отдайте землю!

— Мама! Отец! — закричала Марианна, пытаясь вырваться.

И тут юноша побледнел, его глаза закатились, и он бессильно опустился на подушки, потеряв сознание. Пальцы его сами собой разжались, и Марианна быстро отдёрнула руку.

— Уф, — вздохнула она, — надо же, как я напугалась!

Она размяла запястье, и тут в комнату вбежала донна Мария в сопровождении горничной.

— Что случилось? — с порога спросила мать.

— Ничего. Мне показалось, он приходит в сознание, и я испугалась.

Сеньора де Суэро с ужасом посмотрела на упавшую, на пол простыню.

— Сейчас же выйди из комнаты! — крикнула она дочери.

Та, не споря, вышла в коридор.

А донна Мария накрыла юношу.

Внизу, у входной двери, послышались голоса, это приехал доктор.

— Где раненый? — спросил седовласый старик, и дворецкий повёл его на второй этаж.

Марианна осталась ждать у дверей, спальни. Ей не терпелось узнать, сильно ли она повредила ногу юноше вилами.

Вскоре доктор вышел на галерею, и Марианна услышала, как он объяснял матери:

— Ничего серьёзного, артерия не задета, в общем, через пару недель он сможет ходить.

Донна Мария замялась.

— А теперь он сможет встать?

— Не думаю, — засмеялся доктор, — во всяком случае, я с такой раной не смог бы стоять на ногах.

— Да, но с этой же раной он сумел выйти из конюшни и попытался застрелить дона Родриго, — напомнила донна Мария.

— Тогда он, скорее всего, ещё не почувствовал боли и действовал под влиянием стресса.

Доктор и донна Мария спустились по лестнице.

«Значит, всё хорошо, — вздохнула Марианна, — и никакой моей вины в случившемся нет. Откуда я могла знать, что на уме у этого юноши? Да, в общем-то, я могу собой и гордиться, если бы не вилы, он мог застрелить отца. Хотя это старинное ружьё, наверное, висело без дела лет двадцать и всё равно бы не выстрелило».

Проводив доктора, донна Мария вернулась в гостиную, где застала своего мужа с рюмкой в руке. Рука дона Родриго дрогнула, и несколько капель спиртного пролилось на ковёр. На этот раз, правда, жена ничего не сказала своему мужу о вреде пьянства.

— Что ты, дорогой, собираешься делать со своим пленником?

— Я уже послал за управляющим. Думаю, его надо подлечить, а затем передать властям. Пусть суд решит, чего он заслуживает.

— Ты не боишься предать это дело огласке?

— Я об этом думал, дорогая, наверное, и сеньор Кортес действовал не совсем законно, поджигая дом этого бедняги. Так что с передачей его властям спешить не будем. Может, мы сумеем договориться.

— Да, Родриго, но держать его в своём доме опасно.

— Что сказал доктор?

— Ещё несколько дней юноша не сможет подняться с постели.

— Это вселяет надежды, — улыбнулся дон Родриго и, улучив момент, когда жена отвернётся, пропустил рюмочку рома, а затем попытался спрятать рюмку за тяжёлый графин.

Это не укрылось от донны Марии, но она сдержала справедливый гнев.

— Дело в том, дорогой, что ко мне сегодня приедут подруги, ты не забыл об этом?

— Как же, я помню, — недовольно скривился дон Родриго. — Может, стоит отменить приём?

— Нет, скрыть происшедшее всё равно не удастся, если о нём узнали слуги, и лучше будет, если мои подруги узнают о нём из первых уст.

Донна Мария уже представила себе, как она примется рассказывать соседкам о покушении на своего мужа. Обычно по вечерам им не о чем было поговорить, а теперь присутствие злодея дома могло придать вечеринке шарм.

— Да, я не буду отменять приглашение, — повторила донна Мария, радуясь тому, что всё внимание будет приковано к ней.

— На всякий случай, — успокоил жену дон Родриго, — мы закроем этого злодея на ключ.

— Что ж, это разумно, — согласилась донна Мария.

Лишь только сеньор де Суэро двинулся к выходу, как Марианна тут же отскочила от полу прикрытой двери, за которой она, притаившись, подслушивала разговор отца и матери.

Когда дон Родриго шёл по коридору, Марианна уже сидела возле камина в столовой.

— Ты не боишься? — спросил её отец.

— Чего?

— Всё-таки в доме злодей…

— Он не опасен, — улыбнулась девушка, — к тому же, если что, я смогу постоять за себя.

— Да, ты у меня молодец, — улыбнулся дон Родриго, — только не забудь переодеться к вечеру, сегодня у нас гости.

— Гости? — воскликнула девушка.

— Ну, не совсем те, о каких ты мечтаешь, — рассмеялся дон Суэро, — это будут гостьи, наши соседки.

— А-а, — не скрывая своего разочарования, вздохнула Марианна, — представляю себе, как они начнут кудахтать, услышав о покушении на твою жизнь.

— Ладно, всё могло быть и хуже, — улыбнулся дон Родриго, — я думаю, они попросят рассказать и тебя, ведь ты, можно сказать, спасла мою жизнь.

— Нет, я здесь ни при чём, — смутилась Марианна, — тебе спасло жизнь старое ружьё.

— Нет, мне спасло жизнь провидение, — поднял вверх указательный палец дон Родриго. — Значит, ещё не время мне умирать.

— И мне тоже, — добавила Марианна.

Отец и дочь расхохотались.

— Что-то не к добру мы смеёмся, дочь.

— Ещё бы, мы с тобой так переволновались…

— Хорошо то, что хорошо кончается, — глубокомысленно заметил дон Родриго, успевший к этому времени принять ещё одну рюмку рома, спрятанного за скульптурой в коридоре.

По всему дому он сделал множество тайников, в каждом из которых хранилась какая-нибудь ёмкость со спиртным и стояла пара рюмок. Поэтому, дон Родриго и любил прогуливаться по дому, зная, что всегда сможет промочить горло.

Взгляд дона де Суэро упал на большие напольные часы. Стрелка близилась к трём часам дня.

— Ну вот, времени осталось не так много, всего два часа, так что готовься к приёму гостей.

— Гостий, — напомнила Марианна и состроила кислую мину, чем повеселила своего отца.

— Только не вздумай с таким выражением на лице появиться перед соседками, иначе потом мать замучит нас упрёками.

— Я буду улыбаться вот так, — и девушка двумя пальцами растянула уголки своего рта так далеко, насколько это было возможно. — Такая я тебе нравлюсь?

— Главное, чтобы ты понравилась нашим соседкам, а тебя я люблю любой.

— Я тоже.

Дочь поцеловала отца в щёку и побежала наверх.

Проходя мимо спальни для гостей, она услышала постанывание и не преминула заглянуть в щелку. Хуан Гонсало сидел на кровати и ощупывал рану на бедре. При каждом прикосновении он болезненно морщился и беззвучно ругался.

Марианне захотелось войти и попросить у молодого человека прощение за нанесённую рану. Но заметив недобрый блеск в глазах юноши, она отказалась от прежних мыслей и отправилась в гардеробную подыскать подходящий наряд для вечеринки.

Девушка вертелась перед зеркалом, пытаясь заглянуть себе за спину, чтобы удостовериться, красиво ли завязан бант.

«А всё-таки он красив, — размышляла Марианна. — Пусть он негодяй, пусть хотел убить моего отца, но в красоте и смелости ему не откажешь. Я бы даже рискнула назвать его благородным».

И может быть, впервые в жизни, девушка очень внимательно всмотрелась в собственное отражение, пытаясь взглянуть на себя так, словно она человек со стороны.

— Немного курносый нос, — вынесла себе приговор Марианна, — несколько глупых веснушек и не очень ровные брови. А в остальном всё отлично. И чего это я так принаряжаюсь, какое мне дело до мнения наших соседок?

А тем временем гостьи прибывали одна за другой. Они приезжали вместе со своими служанками, каждая из женщин хотела блеснуть нарядами, экипажем, украшениями.

Но донна Мария достойно подготовилась к встрече. На ней было шикарное, правда, немного старомодное платье, в ушах сверкали серьги с большими бриллиантами.

Каждая из соседок считала своим долгом осведомиться.

— Это правда, что в вашего мужа стреляли?

Донна Мария делала большие глаза и спрашивала:

— А откуда вы знаете?

Затем шёл подробный пересказ всей истории покушения, к тому же, раз за разом он обрастал новыми подробностями. В глазах соседок Хуан Гонсало Ортего представал во всё более и более мрачных тонах.

Особую пикантность сегодняшней вечеринке придавало то, что злодей находится совсем рядом, на втором этаже. Гости время от времени прислушивались, не слышно ли стонов или бреда раненого.

Каждая из них готова была поклясться, что слышит возню наверху и в душе радовалась, что сможет похвастаться этим дома. На время разговоры уходили в сторону, женщины говорили о нарядах, о полевых работах, но неизменно возвращались к прежней теме.

— Скажите, а он, в самом деле, из дворян? — осведомлялась донна Сантана у хозяйки дома.

— Не знаю, — пожимала плечами донна Мария, — лицо у него не очень-то благородное. Да и стал бы дворянин стрелять в другого дворянина?

К всеобщему удовольствию по распоряжению сеньоры де Суэро дворецкий принёс искореженную винтовку, из которой стрелял Хуан Гонсало.

Женщины одна за другой подходили к оружию и с интересом рассматривали загнутые полосы металла, пробуя на ощупь, острые ли зазубрины.

— Это же надо, — изумлялась донна Сантана, — так разворотило ружьё, а он остался жив!

— Наверное, богу было угодно, — отвечала хозяйка дома, — чтобы негодяй предстал перед судом.

— А где ваш супруг? — поинтересовалась одна из гостей.

Донна Мария хотела ответить, но та не дала ей сказать и слова.

— Ах да, я понимаю, что он взволнован и, наверное, отдыхает.

Донна Мария усмехнулась, ей не очень-то хотелось, чтобы её муж предстал перед гостями. Дон Родриго уже прилично успел накачаться ромом и мог сморозить какую-нибудь глупость.

На время все наиболее интересные темы оказались исчерпанными, и хозяйка дома прибегла к своему обычному спасительному предложению:

— А, не хотите ли, послушать, как играет на фортепиано моя дочь Марианна?

— О, это будет великолепно! Я довольно долго не видела её, она прелестная девушка, — наперебой стали раздавать комплименты соседки.

Дворецкий был послан за Марианной, и вскоре появилась она сама. Её платье было вызывающе дорогим, и девушка держалась слишком самоуверенно для того, чтобы понравиться не очень-то искренним женщинам.

— Ты звала меня, мама?

— Да, я хотела, чтобы ты поиграла гостям.

— Я не буду, — ответила Марианна.

Зависло тягостное молчание. Никто из женщин не мог себе, и представить такой дерзости — дочь отказывается повиноваться матери. Да и просьба-то пустяковая — поиграть на фортепиано. Дело пошло на принцип.

Донна Мария процедила:

— Наверное, ты, Марианна, не совсем точно поняла меня?

Донна Сантана, чтобы хоть как-то приостановить ненужный спор, вставила:

— Я так хочу послушать, как ты научилась играть!

Девушке ничего не оставалось, как сесть к роялю. Но она не спешила притронуться к клавишам, все ждали, когда же, наконец, зазвучит музыка.

И тут дворецкий ввёл в гостиную управляющего сеньора Кортеса и сопровождавших его людей. Дон Диего остановился на пороге и с нежностью посмотрел, на Марианну.

Та вздрогнула, руки её застыли на крышке инструмента.

— Дон Диего, — обратилась к управляющему донна Мария, — Марианна как чувствовала, не начинала, пока не придёте вы.

— Я не буду играть, — вновь возразила ей дочь.

— Дон Диего, попросите её вы, — сказала донна Сантана.

Сеньор Кортес выступил вперёд и, картинно, поклонившись дочери хозяина, произнёс:

— Я очень хотел бы услышать, как вы играете.

— Вы это слышали сотни раз, дон Диего.

— Я прошу вас.

— Ну ладно, — вздохнула Марианна и с грохотом открыла крышку инструмента.

Она немного помедлила, занеся пальцы над клавишами, затем принялась играть фортепьянный этюд. Ей доставляло удовольствие на память воспроизводить замысловатые пассажи, пробегать ребром ладони по клавишам, извлекая из инструмента непрерывный каскад звуков.

Все заслушались, внимая её чудесной игре.

Прошло уже около получаса с того времени, как Хуан Гонсало осознал, где он и вспомнил, что с ним произошло в мельчайших подробностях. Досада и негодование на самого себя захлестнули юношу. Он понимал, что другого шанса отомстить дону Родриго ему, возможно, и не представится, понимал, пройдёт день или два и его отправят в тюрьму, где ему придётся дожидаться суда. И приговор, конечно же, не принесёт ему облегчения.

Он слышал шум голосов внизу, грохот подъезжающих экипажей. И вдруг внезапно всё стихло. Послышались звуки музыки, прозрачной и в то же время неистовой. Они подхлестнули Хуана Гонсало, заставили его напрячься и встать с кровати.

Он спустил ноги и, морщась от боли, поднялся. Раненая нога не желала слушаться. Вцепившись в спинку кровати, юноша пробрался к окну и выглянул на улицу.

На площадке перед дворцом собралась целая дюжина экипажей. Кучера, сбившись в кучку, курили и о чём-то оживлённо спорили. Один из мужчин поднял голову и взглянул в окно.

Хуан Гонсало отшатнулся, чтобы остаться незамеченным.

«Чёрт, тут слишком высоко, чтобы прыгать. Да у меня даже не хватит сил взобраться на подоконник».

Хуан Гонсало подошёл к двери и прислушался.

«Вроде бы никого рядом нет».

На всякий случай он постучал костяшками пальцев по дверному косяку.

Ни звука в ответ.

«Наверное, они даже не выставили охрану», — подумал Хуан Гонсало и толкнул дверь.

Но та не поддавалась.

«Закрыли на ключ!».

Юноша, держась за дверную ручку, присел и заглянул в замочную скважину: так и есть, ключ торчал в ней.

«Я должен выбраться отсюда. Возможно, мне удастся выскользнуть чёрным ходом. Внизу гости и дай бог, чтобы за разговором никто не услышал того, как я попытаюсь покинуть спальню».

Хуан Гонсало обмотал руку полотенцем и изо всей силы ударил в дверную филенку.

Жалобно хрустнуло дерево, на глянцевой поверхности двери появилась трещина.

«Ещё несколько ударов и я выломаю филенку. А тогда открыть дверь не составит труда».

А в это время Марианна играла этюды. Её руки легко проносились по клавишам, девушка по памяти воспроизводила сложные по исполнению мелодии.

Но головы подруг её матери были заняты мыслями, далёкими от тонкостей музицирования.

Донна Сантана, не отрываясь, смотрела на сеньора Кортеса, управляющего имением.

Она наклонилась к своей соседке и прошептала ей на ухо:

— Какой красавец, дон Диего!

— Да, этого у него не отнимешь, — вздохнула другая женщина, — если бы ему ещё и богатство, вот завидная партия была бы для одной из наших дочерей.

— Я думаю, — прошептала донна Сантана, — не пройдёт и полгода, как он посватается к сеньорите де Суэро, и донна Мария не сможет ему отказать.

Марианна в пол уха прислушивалась к разговору женщин. Этюды она великолепно знала наизусть и могла играть, не задумываясь.

Но тут до чуткого слуха девушки долетел грохот.

«Кажется, это наверху, — подумала Марианна и тут же догадалась, — наверное, это наш пленник пытается покинуть спальню».

И ей тут же вспомнилось, как она не раз, будучи наказанной, ещё ребёнком, выбиралась из запертой комнаты. То спускалась по решёткам винограда со второго этажа, то подбирала ключи.

И ей нестерпимо захотелось, чтобы Хуану Гонсало тоже удалось выбраться так, как удавалось выбираться ей в детстве.

Она внимательно, но очень быстро пробежалась взглядом по лицам присутствующих.

«Нет, никто из них ещё ничего не услышал. Нужно заглушить звуки, доносящиеся сверху», — приняла решение Марианна и, сменив музыку, резко ударила пальцами по клавишам.

Раздались звуки жаркой неистовой румбы. Гостиница наполнилась неудержимо-весёлой, громкой мелодией.

— Что такое? — забеспокоилась донна Мария.

— Это румба, — перекрикивая звуки инструмента, прокричала Марианна, — чудесная музыка, такую любят в Мексике.

— В Мексике? — переспросила донна Сантана.

— Слушайте, слушайте, это великолепная мелодия.

Женщины с недоумением переглядывались, донна Мария покраснела.

Невозмутимым оставался лишь управляющий имением. Он стоял, подкручивая свои идеально подстриженные усики, и с нежностью смотрел на девушку. Казалось, что бы она ни сотворила, какую бы глупость ни совершила, нежности в его взгляде не убавится.

Дамы чувствовали себя чрезвычайно неловко. Донна Мария прокляла тот час, когда попросила Марианну сыграть на рояле.

Дон Родриго, находившийся в это время в коридоре и как раз, прикладывавшийся к рюмке, чуть было не поперхнулся, заслышав резкую смену мелодии.

— Ну и дочка, — пробормотал он, — ну и задаёт же она им жару! Так и продолжай, Марианна, — расчувствовавшись, дон Родриго налил себе ещё одну рюмку рома и надёжно спрятал её за бронзовой статуей.

Хуан Гонсало тем временем бил и бил кулаком в дверь. Он уже не обращал внимания на то, услышат его или нет. Единственным желанием было добраться до ключа и после этого оказаться на воле.

Конечно же, далеко парень уйти не мог, но так существовала хотя бы призрачная надежда избежать суда, избежать расправы над собой. Ему не было времени раздумывать, почему это хозяйская дочка вдруг сменила мелодию, достаточно было и того, что под такую неистовую музыку можно было спокойно ломать дверь.

Ещё пара ударов и доска, хрустнув, вывалилась.

Хуан Гонсало бросил ненужное теперь полотенце на пол, просунул руку в образовавшуюся дырку и, раздирая в кровь кожу о торчащие щепки, повернул ключ в замке.

Каждый шаг давался ему с неимоверным трудом. В коридоре не было за что ухватиться. Опираясь о стены, юноша брёл по направлению к галерее.

«Лишь бы никто не попался навстречу, лишь бы никто не перехватил меня прежде, чем я спущусь вниз. А там будь что будет».

Хуан Гонсало пробовал представить себе планировку дома. Но его принесли сюда без сознания, и оставалось надеяться только на везение.

Наконец его рука коснулась перил галереи. Лестница с высокими ступеньками резко уходила вниз, а затем сворачивала вправо. Снизу неслись неистовые звуки румбы.

Юноша приосанился, мелодия вливала в него новые силы. Скрепя зубами, он преодолел несколько ступенек, затем встал и отдышался.

«Чёртова девчонка, если бы не её вилы, я давно бы улизнул в окно. Но тогда тебя не положили бы в спальне, — спохватился юноша, — так что всё, что случается, случается по своим законам».

Одной рукой он упёрся в стену, другой в перила, и таким образом, смог снять тяжесть с раненой ноги.

Ступенька, ещё ступенька…

Так он добрёл до поворота. Перила кончались, а винтовая лестница казалась непреодолимым препятствием.

Нога юноши скользнула по ступеньке, он не удержался и с грохотом покатился вниз по лестнице. Он не успевал ничего ни разглядеть толком, ни сообразить, только понял, что музыка смолкла.

Наконец, ударившись головой о балюстраду, он перестал падать и с усилием открыл глаза. Мир перед ним вращался, он только видел его фрагменты: испуганное лицо пожилой женщины, ножка рояля, ряд стульев, тяжеловесные люстры с хрустальными подвесками, статуя с подносом в руках…

И тут к юноше вернулся слух.

Женщины истерично визжали:

— Убийца! Убийца! Он выбрался на волю! Сеньор Кортес, помогите! Родриго, сюда!

Хуан Гонсало попытался приподняться, но ему удалось только опереться на локоть и привалиться спиной к балюстраде.

Не спеша, вразвалку, к нему приближался дон Диего. Зловещая улыбка змеилась на губах управляющего.

— Ты сжёг мой дом! — с ненавистью выкрикнул Хуан Гонсало. — Ты! — и он указал на управляющего рукой.

В двери показался перепуганный дон Родриго. Он так растерялся, заслышав женские крики, что даже забыл оставить в коридоре бутылку и, стоял, сжимая её в руке.

Но донне Марии сейчас было не до пьянства мужа.

— Сделайте же что-нибудь! — закричала она.

Не доходя до поверженного юноши несколько шагов, дон Диего открыл встроенный шкаф, вынул из него ружьё и даже не удосужившись проверить, заряжено ли оно, навёл ствол на Хуана Гонсало.

— Может быть, ты, парень, и прав, возможно, я и сжёг твой дом.

— Это ты! — закричал юноша.

— Я и не спорю, очень много домов мне пришлось сжечь. Так что я даже не помню, был ли среди них твой.

Если бы не эти слова, Хуан Гонсало, возможно, и не предпринял бы отчаянной попытки напасть на своего обидчика. Но небрежно брошенная фраза подхлестнула его.

Он собрал все свои силы и, оттолкнувшись от балюстрады, ухитрился-таки перехватить ствол винтовки.

Дон Диего, не ожидая подобного от раненого, инстинктивно, боясь потерять оружие, вцепился в него, что было сил.

Хуан Гонсало рванул ствол винтовки на себя и дон Диего, не удержав равновесие, рухнул на пол.

Ещё мгновение, и Хуан Гонсало, опираясь на ружьё, поднялся на ноги, поставил ступню на шею управляющего и занёс приклад над головой.

— Я тебе покажу, мерзавец, кто из нас сильнее!

Дон Диего беззвучно шевелил бескровными губами, не зная, что и сказать.

Вновь завизжали женщины. К счастью, никто из них не мог взглянуть в этот момент на Марианну, всё внимание было приковано к сцене единоборства Хуана Гонсало и дона Диего.

Марианна с восхищением смотрела на юношу.

«Это же надо, — думала она, — раненый, а смог победить такого противника, как дон Диего! Вот это настоящий парень, настоящий мужчина!»

— Ты умрёшь! — прохрипел Хуан Гонсало.

Но, понимая, что не найдёт в себе сил ударить лежащего прикладом по голове, отбросил ружьё и, застонав, опустился на пол. Руки его дрожали, бескровное лицо исказила гримаса боли. Из-под повязки на ноге потекла кровь.

Только тут Хуан Гонсало понял, что выглядит не лучшим образом: надетая наизнанку рубашка, штаны с отрезанной штаниной.

— Чёрт с вами, — пробормотал он, — ваша взяла, — и, привалившись к стене, тяжело задышал.

Дон Диего, избегая смотреть в глаза собравшимся, поднялся, отряхнулся и, подойдя к Хуану Гонсало, негромко сказал:

— Теперь я вижу, ты и впрямь настоящий дворянин, простолюдин, убил бы меня. И чтобы выяснить, кто из нас прав, а кто виноват, я предлагаю тебе завтра утром стреляться. Пусть всё решит бог.

Хуан Гонсало кивнул и силы покинули его.

Очнулся молодой человек в той же спальне для гостей. Дырка в двери оказалась заколоченной, в коридоре явственно слышались шаги охранника.

«Ну, вот и всё, — подумал юноша, — завтра мне предстоит стреляться с управляющим. Один раз я уже выстрелил в дона Родриго, надеюсь на то, что пистолеты у них чистят регулярно и мне не придётся погибнуть от собственного выстрела. Стрелок из меня никудышный».

В это время внизу Марианна и дон Родриго пытались утешить донну Марию. Соседки, перепуганные случившимся, поспешили покинуть дом семейства де Суэро.

И теперь донна Мария рыдала навзрыд.

— Да успокойся ты, мама, — пыталась утешить её Марианна.

— Не нужно плакать, — шептал сеньор де Суэро.

А донна Мария между всхлипами, втягивая воздух, ощущала явственный запах рома.

— Может, ты выпьешь рюмочку? — предложил дон Родриго своей жене.

Не дожидаясь согласия, он бросился к столику, налил две рюмки и одну из них предложил жене.

— Крепкое спиртное всегда успокаивает, дорогая, — и он вылил содержимое рюмки себе в рот.

Марианна осуждающе посмотрела на отца, а донна Мария так и не притронулась к предложенному ей спиртному.

— Боже мой, — шептала женщина, — за что эти несчастья на мою голову? Почему я не могу жить спокойно так, как живут наши соседи?

— Я же говорил тебе, — в сердцах воскликнул дон Родриго, нужно было продать наследство, отказаться от этих земель. Теперь мы никогда не наведём там порядка. Крестьяне и арендаторы ненавидят нас, и виноват в этом… — дон Родриго немного с опозданием огляделся вокруг.

Управляющий стоял в двери.

— …а, виноват в этом… — дон Родриго замялся, — в общем-то, никто не виноват, — зло выкрикнул он и покинул гостиную.

Но добраться до очередной рюмки рома сеньору де Суэро помешал управляющий. Он догнал его в самом конце коридора, когда хозяин дома уже подходил к заветному месту, и обратился:

— Сеньор…

— Что, дон Диего?

— Я попросил бы вас быть завтра моим секундантом.

— А кто же тогда будет секундантом юноши? — дон Родриго задумался, не в силах вспомнить имя неудавшегося убийцы.

— Вы, сеньор, собираетесь, стать его секундантом? — удивлению дона Диего не было границ.

— Да, должен же кто-то быть и на его стороне. У вас, сеньор Кортес, есть друзья и не думаю, что кто-нибудь откажется стать вашим секундантом.

— Я понял вас, сеньор, простите меня за неуместное предложение.

— Что ж, прощаю, — засмеялся дон Родриго.

— Я прошу вас, сеньор, не сообщать властям пока о случившемся.

— Вы так уверены в своей меткости? — немного погрустнел сеньор де Суэро.

— Да, я сумею расквитаться за себя, и, простите, за вас, сеньор.

— Я предоставлю вам эту возможность, — глубоко вздохнул дон Родриго, и его рука потянулась к тайнику со спиртным, но затем хозяин дома передумал, — я сам подготовлю пистолеты.

— Я благодарен вам, сеньор.

Дон Родриго, уединился у себя в кабинете, но его одиночество вновь оказалось непродолжительным.

В дверь постучали.

— Кого там ещё несёт? — не очень-то любезно осведомился хозяин имения.

Дверь открылась и вошла Марианна. Лицо её казалось задумчивым, а пальцы подрагивали.

— Ты так перепугалась, дорогая? — спросил дон Родриго.

— Дело не только в этом, отец…

— А что тебя волнует?

— Я не хотела бы завтрашнего поединка.

— Почему?

— Это будет самое обыкновенное убийство.

— Почему?

— Ты же знаешь, как хорошо стреляет наш управляющий, а парень ещё не оправился после ранения, так что, виновницей его смерти стану я.

— Каким же образом, Марианна?

— Я же пропорола ему ногу вилами.

— Не беспокойся, Марианна, всё будет по правилам, я согласился стать секундантом этого юноши.

— Неужели, отец? — глаза Марианны блеснули радостью.

— Правда, я ещё не сказал ему об этом, — замялся дон Родриго, — но, думаю, ему выбирать, особенно не придётся. Я единственный человек, с кем он был знаком до того, как появился в моём доме.

— И всё равно, это убийство, — улыбка исчезла с лица девушки.

— Я ничего не могу поделать, это вопрос чести и пусть его решают сеньор Кортес и этот юноша. Согласись, Марианна, я не могу никому из них приказать.

— Он твой управляющий, — упрямо сказала девушка.

— Я могу приказать ему вывести крестьян на поля, могу приказать произвести прополку, но в вопросах чести у меня нет над ним власти, на то, мы и дворяне.

— И, конечно же, — зло добавила девушка, — только поэтому мы можем безнаказанно убивать друг друга.

— Не лезь, пожалуйста, в мужские дела, — не очень-то уверенно приказал дочери дон Родриго.

— Так ты не вмешаешься?

— Я сделал всё, что мог, я буду его секундантом и прослежу, чтобы всё произошло по правилам.

— Тогда, отец, можешь больше не рассчитывать на мою поддержку.

Дон Родриго пожал плечами. Если дочь имела в виду пристрастие к спиртному, то она и до сих пор не слишком-то поддерживала сеньора де Суэро в его начинаниях, а в остальном он справлялся со своей женой сам.

— Ты ещё глупая, — как можно ласковее произнёс дон Родриго, — и многого не понимаешь.

— Я уже не ребёнок.

— Тем более, тогда тебя следует учить.

— Ты ещё пожалеешь об этом, отец, — в глазах девушки блеснули грусть и разочарование.

— Давай не будем ссориться, — предложил дон Родриго.

— Я всё равно люблю тебя, отец, каким бы ты ни был, ты добрый в душе.

— Не только в душе, — улыбнулся сеньор де Суэро и обнял Марианну.

Но та не очень обрадовалась такому знаку расположения.

— Иди, отдохни.

— Хорошо, — девушка вышла из кабинета.

Но вместо того, чтобы отправиться отдыхать, она занялась немного странным для дочери хозяина делом.

Она вышла в парк и, отыскав сынишку садовника, шустрого мальчугана лет двенадцати, взяла его за плечи и пристально посмотрела в глаза.

— Ты меня не выдашь?

— Нет, что вы, сеньорита, — пробормотал мальчуган.

Девушка дала ему серебряную монету.

— Это тебе за то, что ты будешь молчать.

— Хорошо, а о чём молчать?

— Что бы у тебя ни спрашивали, чем бы ни угрожали, ты не должен выдать меня. И запомни, если ты расскажешь, тебе придётся несладко.

— Хорошо, сеньорита, я же пообещал вам.

— Вот деньги, — девушка протянула ему свёрнутые в трубку купюры.

Мальчуган с ужасом посмотрел на огромную, по его понятиям, сумму.

— Сейчас ты отправишься, — Марианна огляделась, не подслушивает ли кто, склонилась над ухом мальчугана и что-то прошептала ему.

Глаза мальчишки расширились от удивления.

— Я правильно вас понял, сеньорита, вы…

Но Марианна тут же, прижала ему палец к губам.

— Молчи, и делай то, что я тебе сказала.

— Буду нем, как могила, — пообещал мальчишка и бросился со всех ног к воротам парка.

— Надеюсь, он сдержит своё слово.

За ужином Марианна не проронила ни слова. Она с грустью смотрела на мать, с нежностью на отца. За столом никто и словом не обмолвился о предстоящем завтра поединке.

Дождавшись, когда все лягут спать, Марианна выскользнула из своей спальни и спустилась в столовую. Стараясь не греметь, она вытащила ящик со столовыми приборами и выложила на полотенце старинные серебряные ложки с монограммами на ручках.

Как воришка, Марианна завернула добычу в полотенце и, спрятав её под платье, поднялась в свою спальню.

Возле двери прохаживался один из людей управляющего с короткоствольным револьвером в небольшой кобуре.

Его взгляд казался рассеянным, но стоило Марианне миновать его, как мужчина с вожделением посмотрел ей в спину.

— Эх, не была бы она хозяйской дочерью… — пробормотал он, — и зло посмотрел на запертую дверь. — Вот и придётся мне торчать здесь всю ночь из-за этого мерзавца. Пропало моё свидание.

Марианна, оставшись одна, закрыла дверь на задвижку и аккуратно уложила завёрнутые в полотенце серебряные ложки на дно дорожного саквояжа. Туда же полетели платья, пара туфель.

Сборы оказались не очень-то долгими и, защёлкнув замочек саквояжа, Марианна села на кровать.

Девушка явно волновалась, то и дело, поглядывая на тёмный прямоугольник окна.

Внезапно лёгкий звон стекла нарушил тишину погружённого в полудрёму дома. Девушка подбежала к окну, приподняла раму и выглянула во двор. Внизу стоял сынишка садовника и готовился запустить в окно другим камешком.

Марианна тут же приложила указательный палец к губам.

— Тише! Ты сделал всё, как я просила?

— Да, сеньорита, два билета…

— Да замолчи ты! — прошипела сеньорита де Суэро. — Сейчас спущусь.

Она выбежала на крыльцо, схватила мальчишку за руку и отвела в тень деревьев.

Тот передал ей картонки билетов и пообещал:

— С экипажем я тоже договорился. Всё будет в лучшем виде, сеньорита. Вот сдача, — и он вынул из кармана штанов несколько скомканных купюр и пригоршню монет.

Марианна, не скупясь, отдала сыну садовника целых три новеньких монетки, и строго-настрого приказала:

— Если скажешь, навечно будешь гореть в аду.

— Не скажу, сеньорита, даже если меня попросит священник!

Девушка улыбнулась.

— Ты верный друг. А теперь сослужи мне ещё одну службу…

— Какую, сеньорита?

— Принеси садовую лестницу, самую длинную.

Мальчишка недоумённо посмотрел на дочь своего хозяина.

— Куда вы хотите залезть, сеньорита?

— На второй этаж, через окно.

— А разве нельзя туда зайти по лестнице?

— Бывают случаи, когда даже в собственном доме нужно действовать тайком.

— А, понимаю.

Мальчишка скрылся в темноте и вскоре приволок самую длинную лестницу, какую только нашёл в сарае своего отца.

— Её должно хватить, сеньорита. Только сам я поставить не смогу, сил не хватит.

Вдвоём они приставили лестницу к самому окну спальни для гостей.

— А теперь уходи.

— А как вы уберёте лестницу, сеньорита?

— Ладно, можешь подождать.

— Я придержу лестницу внизу, — предложил мальчуган и ухватился руками за перекладину.

Марианна, подобрав подол платья, стала взбираться по неустойчивой приставной лестнице.

Достигнув окна спальни для гостей, в которой горел неяркий свет газовой лампы, она попыталась сама приподнять раму. Но та не поддавалась.

Сквозь волнистое стекло девушка увидела Хуана Гонсало, сидящего на кровати. Парень обхватил голову руками и смотрел в одну точку.

Она постучала костяшками пальцев по стеклу.

Юноша тут же вскинул голову и с недоумением посмотрел на дочь хозяина, неизвестно откуда взявшуюся за стеклом окна второго этажа.

Девушка знаком показала ему, чтобы тот поднял раму.

Ещё ничего не понимая, юноша добрался до окна и со скрежетом приподнял раму.

— Что такое? — спросил Хуан Гонсало.

— Не спрашивайте, и помогите мне войти.

Марианна, судорожно вцепившись в руку Хуана Гонсало, поднялась на подоконник и опустила ноги на козетку, стоявшую под окном.

— Ну почему… — начал, было, Хуан Гонсало, но Марианна тут же, приложила палец к губам.

— Молчите, и ни о чём не спрашивайте.

— Я хотел извиниться перед вами, сеньорита, за то, что напугал вас, когда…

— А, это дело прошлое.

— Как там мой ослик Ико? — не к месту поинтересовался юноша.

— Он ни в чём не нуждается, — беспечно махнула рукой Марианна, вновь почувствовав себя увереннее. — Ни о чём не спрашивайте, не задавайте лишних вопросов. Меня зовут Марианна де Суэро.

— А меня Хуан Гонсало Ортего, — юноша спохватился, что ему следовало представиться первым.

— Не подумайте ничего такого… — не очень-то внятно объяснила цель своего визита девушка, но я в этой комнате держу кое-какие вещи и должна их забрать.

Она подбежала к шкафу, распахнула дверцы и стала шарить рукой на верхней полке. Вскоре она извлекла оттуда небольшую картонную коробку, в которой оказалось немного денег.

Хуан Гонсало, как и просила его Марианна, не задавал вопросов. Он лишь прислушивался к шагам охранника за дверью.

Но тот, скорее всего, ни о чём не догадывался, иначе уже давно зашёл бы в спальню.

— Вас не интересует, — спросила Марианна, — почему я беру эти деньги?

— Каждый имеет право на тайну, сеньорита.

— Я убегаю из дому, — гордо заявила девушка.

— Зачем?

— Меня третируют родители.

— Я не так уж много времени провёл в вашем доме, но, по-моему, вы с ними в очень хороших отношениях, сеньорита.

— Нет, они не позволяют мне ездить верхом, где я хочу и когда я хочу.

— Боже мой, — вздохнул Хуан Гонсало, усаживаясь на кровати, — мне бы ваши проблемы.

— Я современная девушка, — заявила Марианна, садясь на козетку, забрасывая ногу за ногу.

— Я в этом не сомневаюсь.

— А меня заставляют жить по старым законам.

— Ну что ж, вы, сеньорита, наследница всего имения, и вам придётся смириться.

— Нет, завтра же я убегаю из дому.

— Одумайтесь, — Хуан Гонсало и сам не понимал, почему так близко принимает к сердцу судьбу этой девушки. Ему бы в самое время позаботиться о своей, ведь завтра, скорее всего, ему, суждено погибнуть.

Но безрассудство других иногда пугает нас больше собственного.

— Одумайтесь! — повторил Хуан Гонсало, — ваш отец владеет землями и всё это будет вашим, оно уже ваше. Чего вам куда-то убегать?

— Испания — слишком старая страна, — безапеляционно заявила Марианна, и мне в ней нет места. Существуют другие, более молодые страны, где никто не станет указывать девушке, как ей следует себя вести.

— Да вы сами не понимаете, сеньорита, что творите! У вас есть земля, деньги, а вы бежите от них в поисках, как считаете, лучшей жизни. Если бы у меня была земля, я бы никогда и не подумал бы о том, чтобы покинуть родину.

— Но я хочу всего в жизни добиться сама, — гордо сказала Марианна и добавила, — есть такая страна — Мексика, там земли столько, что её раздают бесплатно.

Хуан Гонсало рассмеялся:

— Такого не бывает, сеньорита, чтобы землю раздавали бесплатно.

— А вот и бывает, я сама прочла об этом в газете.

— И вы не боитесь одна отправляться в такую дорогу? — юноша посмотрел на изнеженную девушку.

— Поэтому я и зашла к вам, вернее, залезла, — смутилась Марианна. — Вы смелый юноша, это же надо, не побояться нашего управляющего, раненый, еле живой, вы свалили его с ног и наступили ему на горло.

— Что было, то было, — смутился в свою очередь юноша.

— Такой спутник мне и нужен.

— Что вы предлагаете, сеньорита?

— Я предлагаю вам бежать вместе со мной. Не могу же я одна ступить на палубу корабля и отправиться в такой далёкий путь!

— Завтра у меня поединок, — вздохнул Хуан Гонсало, — и неизвестно, чем он закончится.

— Он закончится вашей смертью, — горячо заговорила девушка, — вы не можете себе представить, как метко стреляет наш управляющий! Он каждый день по полтора часа проводит в тире, который оборудовал в дальнем углу парка. Он попадёт в вас даже с закрытыми глазами, тем более, я даже не смогу вам помочь, я убегаю утром, на рассвете. Вот, — девушка вытащила картонки, — два билета, мы поплывём на пароходе, он отплывает завтра утром.

— Погодите, сеньорита, вы предлагаете мне бежать, не сразившись с вашим управляющим?

— Да забудьте же вы о дворянских предрассудках! Вам грозит смерть, значит, вам нужно её избежать. Удираем вместе! Я восхищаюсь вашим мужеством и смелостью, такой человек мне пригодится в дороге. Я предоставляю вам возможность бесплатно добраться до Мексики, обещаю кормить вас в дороге.

— А после? — спросил Хуан Гонсало.

— После прибытия в Америку вы свободны, делайте, что хотите.

— А вы? — задал вопрос Хуан сеньорите.

— Я получу землю, кстати, бесплатно, для этого нужно лишь победить в гонках, и заведу собственное имение. Вот тогда уже никто не посмеет меня учить, как нужно вести себя девушке, может ли она по утрам скакать на лошади по своей земле или нет.

— И в каком же качестве я буду выступать на корабле? — поинтересовался Хуан Гонсало.

— Вы будете моим слугой и таким образом честно отработаете деньги, потраченные мной на билет.

— Я — слугой?! — переспросил юноша.

— Да, а что в этом зазорного?

— Ну, конечно же, вы сеньорита, будете богатой госпожой, а я незаметным слугой при вас.

— По-моему, вполне завидная участь, — гордо подняв голову, сказала девушка.

— Так вот, сеньорита, этому не бывать. Или мы с вами на равных, или же плывите одна.

— Завтра вас застрелят, — напомнила Марианна.

— Ну и пусть.

— Вы мне нужны.

— Зато вы, сеньорита, не нужны мне.

— Дурак, — Просто сказала девушка.

— Дура, — не задумываясь, ответил Хуан Гонсало.

Марианна вспыхнула и вскочила.

— Можете ударить меня по лицу, — улыбнулся юноша, — но, чтобы вы мне, ни говорили, я не согласен на роль слуги.

— Ты дурак! Не понимаешь собственной выгоды!

— Не забывай, ты дочь, моего врага.

— Ты же получишь свободу, глупец!

— Мне нужно отомстить. И это ты сама ничего не понимаешь: ей не нравится, когда учат, как следует себя вести! Да будь у меня столько земли, я бы… — Хуан Гонсало, увлёкшись, встал и тут же опустился, схватившись за рану.

— Я помогу! — Марианна подбежала к нему.

— Уходи прочь! — почти, что выкрикнул Хуан Гонсало, но тут же, спохватился, что его может услышать охранник. — Уходи скорее, не хочу видеть тебя, не хочу слышать!

— Ты пожалеешь об этом, — холодно сказала девушка.

— Ну и что?

— Думаешь, я пропаду одна? Я сумею добраться до Мексики и жалею лишь об одном, завтра тебя убьют, и ты никогда не узнаешь, как мне повезло.

— Счастливого пути!

Марианна зло глянула на пленника своего отца и села на подоконник.

— Последний раз тебе предлагаю.

— Нет, быть слугой я не согласен.

— Я бы могла оказать тебе ещё одну услугу — заказать гроб, но, к сожалению, у меня нет времени.

Марианна тряхнула головой, её волосы рассыпались по плечам.

Юноша тяжело вздохнул. Предложение было очень соблазнительным, но согласиться на него ему не позволяла гордость. Мало того, что отец этой нахалки отнял у него землю, так ещё он, Хуан Гонсало, должен пойти к ней в услужение.

«Этого не будет! — твёрдо пообещал себе юноша. — Завтра стреляюсь с управляющим, будь что будет».

— Спокойной ночи, — с издёвкой произнесла девушка, исчезая за окном.

Хуан Гонсало со злостью опустил раму и, добравшись до кровати, упал на неё. Теперь оставалось только ждать рассвета.

Утро выдалось чрезвычайно туманным — таким, какое редко бывает в этих краях. Сам дон Родриго пришёл разбудить Хуана Гонсало. Но тот не спал.

— Ты всё ещё зол на меня? — спросил помещик.

Хуан Гонсало зло поджал губы.

— Я готов простить вам, сеньор, но никогда не прощу обиды дону Диего.

— Такова жизнь, — вздохнул дон Родриго, — я буду сегодня твоим секундантом.

— Вы, сеньор?

— Да.

— Я как-то не подумал об этом, — растерялся Хуан Гонсало, имевший очень слабое представление о дуэльном кодексе.

— Сеньор Кортес уже ждёт внизу, собирайся.

Хуан Гонсало, пытаясь скрыть свою слабость, оделся и вышел с доном Родриго в коридор.

— Для начала ты умоешься и позавтракаешь.

— А как же дон Диего?

— Подождёт.

Завтрак оказался чрезвычайно вкусным. Кофе был приготовлен великолепно. Вдобавок дон Родриго не преминул выпить со своим пленником по рюмке рома.

— Это бодрит, — сказал помещик, глядя в окно, за которым стлался туман. — Конечно, утро для поединка не очень подходящее, но, к сожалению, у нас нет времени.

Занятый приготовлениями к дуэли, дон Родриго и не задавался вопросом, дома ли его дочь.

— Ну что ж, пойдём, — сеньор де Суэро положил свою тяжёлую руку на плечо Хуана Гонсало. — Да поможет тебе бог!

— Спасибо, сеньор.

Они вышли на крыльцо. Следом за доном Родриго слуга нёс коробку с дуэльными пистолетами.

Дон Диего уже поджидал своего противника на площадке перед крыльцом. Холодно поприветствовав его, дон Диего развернулся и направился по аллее к окраине парка.

Дон Родриго и Хуан. Гонсало шли не спеша.

— Главное, попробуй прикрыть сердце пистолетом, — посоветовал дон Родриго.

— Что это даст?

— Конечно, он может выстрелить и в голову, одна надежда на туман.

— Но тогда никто из нас не сможет попасть в своего противника.

— Я постараюсь остановить поединок после первых выстрелов, — пообещал дон Родриго.

Мужчины вышли на лужайку, утопавшую в тумане.

Сеньор де Суэро принял от слуги коробку с дуэльными пистолетами и поднял крышку.

— Выбирай любой, парень, но тот, что ближе к тебе — лучше, — шёпотом добавил сеньор Родриго.

Хуан Гонсало немного неверной рукой взял пистолет и ощутил всю его тяжесть.

На небольшом столике под старым дубом, лежали порох и пули. Каждый собственноручно зарядил своё оружие.

— В этом есть что-то увлекательное, — беспечно промолвил сеньор Кортес, загоняя литую пулю в ствол при помощи шомпола, — старинные пистолеты, дуэль, утренний туман… Вот так же стрелялись наши предки.

Хуан Гонсало заряжал свой пистолет, молча. Ему вспомнилось, как старый Сальвадор заряжал старинную винтовку.

— Ну что ж, на всякий случай, прощай, — сказал дон Родриго, кладя руку на плечо Хуана Гонсало.

Мужчины стали спинами друг к другу, и дон Родриго скомандовал:

— Расходитесь по моей команде на пятнадцать шагов и после моей команды можно стрелять. Пошли!

«Один, два, три, четыре…» — считал Хуан Гонсало шаги, мысленно вторя голосу сеньора де Суэро.

— …тринадцать, четырнадцать, пятнадцать. Поворачивайтесь! — прозвучал из тумана голос дона Родриго.

Хуан Гонсало обернулся и понял, что не видит даже силуэта своего противника. Лужайка утопала в тумане, в котором маячила лишь фигура помещика да секунданта дона Диего.

— Можете стрелять! — прозвучал не очень-то уверенный голос дона Родриго.

— Эй, где вы? — выкрикнул Хуан Гонсало, поводя стволом пистолета.

Из тумана раздался злорадный голос сеньора Кортеса.

— Сейчас, я сумею попасть и на голос!

Хуан Гонсало уже готов был выстрелить, как вдруг услышал какой-то странный шум — то ли грохот колёс экипажа, то ли кто-то тащил большую сломанную ветвь дерева.

В тумане возникли силуэты коней. Кучер испуганно натянул вожжи, и открытое ландо замерло возле Хуана Гонсало. Дверца распахнулась.

Марианна, сидевшая на сидении, крикнула юноше:

— Последний раз предлагаю, убегай! Другого шанса спастись, у тебя нет!

— Эй, что там происходит? — закричал из тумана дон Диего.

— Скорее же, залезай! — И девушка схватила Хуана Гонсало за плечо. — Ещё немного, и они нас схватят!

— Это ты, Марианна? — закричал дон Родриго, и Хуан Гонсало увидел, что тот уже бежит к ним.

— Скорее же!

Ещё окончательно не сообразив, что делает, юноша выстрелил в воздух и стал здоровой ногой на подножку.

Засвистел кнут, лошади рванули вперёд, и экипаж растворился в тумане.

— Что?! Где?! — кричал дон Родриго. — Эй, Марианна! — нёсся вдогонку его голос.

Дон Диего, чертыхнувшись, тоже разрядил свой пистолет в воздух.

— Убежал, мерзавец, трус!

— Моя дочь… — убивался дон Родриго.

Через несколько минут была снаряжена погоня. Но куда отправились беглецы, никто не имел понятия. Туман скрыл их, и они растворились в нём без следа…

Не доехав до портового города Эль-Ферроля совсем немного, Марианна распорядилась остановить экипаж.

— Ты должен переодеться, — приказала она Хуану Гонсало так, словно тот уже согласился быть её слугой.

— А чем тебе не нравится мой наряд?

— Ты выглядишь как оборванец.

Марианна раскрыла дорожный саквояж и извлекла из него ливрею.

— Значит, всё-таки слуга?

— У тебя не остаётся выбора, — улыбнулась девушка, — и, пожалуйста, поспеши, иначе нас могут догнать.

— Когда отплывает пароход?

— Скоро.

Юноша колебался. Но теперь ему ничего не оставалось делать. После побега от поединка, он уже не мог себе позволить появиться в имении сеньора де Суэро. Суда ему теперь было не миновать. Единственный союзник, дон Родриго, не простил бы ему побега с Марианной.

— Ты не боишься, что твои родители подумают…

— Что они подумают?

— Ну, парень и девушка, убежали вместе… — улыбнулся юноша.

— Такого обо мне никто не посмеет подумать, — Марианна повысила голос. — Так одевайся же скорее!

— Отвернись, — наконец решился Хуан Гонсало.

Марианна зло фыркнула и отвернулась.

Путаясь в незнакомой одежде, Хуан Гонсало надел ливрею. Он чувствовал себя в ней скованным, вся его уверенность куда-то исчезла.

— Можешь поворачиваться.

Марианна осмотрела своего спутника с ног до головы.

— Теперь надевай фуражку и с этого момента ты становишься моим слугой.

— Только с одним условием…

— С каким же?

— Я буду твоим слугой только на людях, в остальное же время мы на равных.

— Я не согласна.

— Тогда я пошёл, — Хуан Гонсало поставил здоровую ногу на подножку ландо.

— Оставайся! — прикрикнула на него девушка, и уже, совсем зло бросила кучеру. — В Эль-Ферроль!

В порту всё прошло благополучно, и сеньорита де Суэро вместе со своим спутником поднялась на борт парохода «Мадрид», отправлявшегося в Мексику.

Пока пароход готовился к отплытию, Марианна всё время смотрела на берег, не видно ли погони.

Но дон Родриго и его управляющий не могли и подумать, что Марианна собирается удирать морем в Мексику. Их поиски ограничивались пределами имения.

Швартовые были отданы, и пароход медленно отошёл от причала.

— Ну вот, теперь мы свободны, — сказала Марианна.

Хуан Гонсало стоял рядом с ней, облокотившись о поручни.

— Ты не выглядишь слугой, — прошептала девушка.

— Выгляжу, как могу…

— Ты должен смотреть на меня так, будто каждую минуту ожидаешь приказание.

— И не подумаю! И Хуан Гонсало смотрел на удаляющуюся землю.

Сеньорита де Суэро на пароходе «Мадрид» занимала довольно обширную каюту, состоящую из спальни и туалетной комнаты.

Хуан Гонсало расположился в помещении, скорее напоминавшем встроенный шкаф, от которого его отличало только небольшое, размером с две ладони стекло — иллюминатор.

Несколько дней прошли вполне благополучно. Марианна уже привыкла к своему новому положению и не требовала от юноши беспрекословного повиновения, когда они оставались вдвоём.

Вечерами они играли в карты, рассказывали друг другу о своей жизни. А днём на пару часов Марианна де Суэро выходила на палубу в сопровождении юноши. Только для этого случая тот и надевал ливрею слуги.

Но одежда сама по себе ничего не значит. Девушке постоянно приходилось напоминать своему спутнику о том, что когда они идут по солнцу, тот должен держать над ней раскрытый зонтик, что угощения на столик обязан приносить он.

Рана бедра уже не так докучала юноше, и он ходил, лишь немного прихрамывая. Шрам на щеке зарубцевался.

Никто не приставал к Марианне с расспросами, кто она такая и куда направляется, что устраивало её. Но только, в первые дни. Потом она стала скучать, и ей хотелось не столько рассказать о себе другим, сколько узнать что-нибудь новое.

И вот, однажды утром, она вместе с Хуаном Гонсало вышла на палубу. Марианна заняла столик на верхней палубе и распорядилась принести ей пирожное и кофе. Для своего слуги она заказала тоже чашечку кофе, но уже более дешёвого, а также недорогую булочку.

— А почему это мы едим с тобой разную пищу? — возмутился Хуан Гонсало.

— Потому что я твоя госпожа, а ты слуга.

— Это мы для других госпожа и слуга, а между собой всё должны делить поровну, — Хуан Гонсало потянулся к блюдечку с пирожным.

Марианна ударила его по руке.

— Оставь!

— Ладно, я неприхотлив.

За этой сценой с любопытством наблюдал высокий мужчина в тёмном костюме. Мрачное выражение его лица, казалось, не способна была изменить даже улыбка.

— Интересно, — пробормотал он, — странная парочка. Он ведёт себя так, словно не эта девушка платит ему деньги.

Мужчина немного подождал, а затем, заложив руки за спину, двинулся вперёд. Проходя мимо столика, он специально зацепил ножку стола и тут же принялся извиняться перед Марианной.

— Простите, сеньорита, я так неловок.

— Да что вы, сеньор, не стоит извиняться.

Мужчина улыбнулся, обнажив редкие зубы, а его короткая борода натопорщилась.

— Разрешите преставиться: сеньор Сикейрос.

— Сеньорита де Суэро, — назвалась Марианна.

Мужчина стоял, ожидая приглашения.

— Присаживайтесь, сеньор Сикейрос, — предложила девушка.

Тот поспешно опустился в пустое кресло.

— Могу я поинтересоваться, сеньорита, к кому вы направляетесь?

— У меня родственники в Мексике, — тут же соврала девушка.

— Дело в том, — засмеялся сеньор Сикейрос, — что я занимаюсь торговлей между Европой и Америкой и всегда стремлюсь использовать новые знакомства для налаживания деловых связей. Если не секрет, то могу я узнать, чем занимаются ваши родственники?

Хуан Гонсало хмуро посмотрел на собеседника своей спутницы, чем окончательно уверил того, что ливрея слуги — это всего лишь маскировка.

— Я направляюсь в Мексику, — Марианна обрадовалась, что может поговорить с новым человеком, в надежде получить землю. Ведь она там дешёвая.

Сеньор Сикейрос не стал настаивать, чтобы Марианна рассказала о своих родственниках, его вполне удовлетворило то, как повернулся разговор.

— О, да, сеньорита, в Мексике много свободной земли и её можно приобрести за бесценок.

— Я слыхала, сеньор Сикейрос, бывают случаи, когда землю раздают даром.

— Да, но желающих находится больше, чем есть свободных участков, и тогда правительство организует гонки.

— Да, я читала об этом в газетах.

— Сеньорита читает газеты, — похвалил свою собеседницу сеньор Сикейрос.

— Я современная девушка и интересуюсь жизнью.

— Так вот, правительство, устраивает гонки. Первыми такую систему раздачи земли придумали англосаксы, а затем уже мексиканцы переняли опыт Соединённых Штатов.

Я бы тоже хотела участвовать в гонках.

— Тогда, сеньорита, по приезде в Мексику я смогу предложить вам чудесных коней, и вы непременно первой придёте к финишу.

Марианна почувствовала, как Хуан Гонсало наступил под столом ей на ногу, и зло толкнула его в бок.

— Я бы не стал все свои секреты выбалтывать незнакомому человеку, — нимало не заботясь о том, что её слышит сеньор Сикейрос, сказал Хуан Гонсало.

Девушка с раздражением посмотрела на юношу.

— Простите, сеньор Сикейрос, но я хотела бы поговорить с вами наедине.

— Пожалуйста, — мужчина поднялся и подал даме руку.

Вместе они отправились к парапету.

Хуан Гонсало посмотрел им вслед.

— Не нравится мне этот сеньор Сикейрос, — пробормотал он, но тут же нашёл себе утешение и, нимало не заботясь о том, что подумают о нём другие, подвинул к себе блюдечко с пирожным Марианны, завладел её чашкой кофе и стал есть.

А сеньор Сикейрос и Марианна в это время беседовали.

— Дело в том, сеньор, — немного покраснев, начала Марианна, — что у меня нет наличных денег.

— У вас счёт в Испанском банке? — осторожно поинтересовался сеньор Сикейрос.

— Нет, дело в том, что моё состояние заключено в ценностях.

— Что же это такое, если будет позволено, мне узнать?

— Это серебряные ложки старинной и очень искусной работы.

И тут Марианна, совершенно забыв о том, что соврала насчёт родственников в Мексике, добавила:

— У меня по приезде не будет к кому обратиться, чтобы обратить эти ценности в деньги. Если бы вы, сеньор Сикейрос, согласились мне помочь…

Глаза её собеседника алчно сверкнули.

— Конечно же, я не откажусь помочь такой красивой сеньорите.

Этот неумелый комплимент, тем не менее, польстил Марианне.

— Я боюсь, мне предложат цену значительно меньше, чем в действительности стоит моё серебро.

— Не беспокойтесь, сеньорита, я знаю покупателей, которые предложат хорошую цену. И если можно, хотел бы ознакомиться с вашими замечательными ложками.

Договорившись о встрече после обеда и о том, что сеньор Сикейрос возьмёт ложки с собой, чтобы пронести их через таможню, где, как он заверил, у него большие связи, Марианна вернулась к столику.

Хуан Гонсало уже доедал её пирожное.

— Как ты посмел? — возмутилась девушка.

— Мне очень хотелось, есть, — развёл руками юноша, — а ты так увлеклась разговором, что я не мог спросить у тебя разрешения.

— Ты несносен, как я рада, что мы скоро расстанемся.

— Ты мне тоже порядком надоела.

— Ну, вот и договорились. Нам осталось потерпеть пару дней, и тогда каждый из нас пойдёт своей дорогой. Ты уже придумал, Хуан, чем будешь заниматься в Мексике?

— Если там даром раздают землю, то значит, мы встретимся на гонках!

— Ты придёшь последним, — язвительно произнесла Марианна. — Но я не оставлю тебя в беде, если захочешь, можешь устроиться конюхом в моём имении.

— Ещё посмотрим.

— Ладно, давай не будем ссориться, — немного поумерила свой пыл девушка.

— Хорошо, — согласился Хуан Гонсало, — если не хочешь ссориться, то не стоит выходить на палубу, лучше поиграем в карты в каюте.

— Пойдём, — согласилась Марианна.

Уже зайдя в каюту, Хуан Гонсало поинтересовался:

— А о чём это ты говорила с сеньором Сикейросом?

— Я договорилась с ним, что он продаст мои ложки.

— Мне он не понравился.

— А, по-моему, он вполне приличный человек и ему можно доверять.

— Нет, Марианна, на твоём месте я не поступал бы так неосмотрительно.

— Другого выхода у меня нет, — девушка присела на стул.

— Но всё ещё можно изменить, — напомнил юноша.

— Свои дела я хочу решать сама, и не стоит тебе в них соваться.

— Ты права, в общем-то, — пожал плечами Хуан Гонсало, — но всё равно, этот сеньор Сикейрос мне очень не понравился.