Вечером уложив сына спать, я лежала, скрутившись в клубок и плакала. Мне очень не хватало Сережки, его рук, его губ. Я тосковала по нему, по его ласковому хрипловатому шепоту, по жадным и страстным объятиям, по головокружительным лишающим дыхание поцелуям. Я завидовала подругам, когда они, отчаянно зевая по утрам, смущенно посмеиваясь говорили. – Неугомонный, опять всю ночь приставал…
Я прижимала к лицу его футболку, но она уже не хранила его запах, она уже больше пахла мной, чем им. Я шептала; я так хочу укутаться в твои объятья. Хочу проснуться на твоей руке. Хочу тебя до боли! И в исступленье, кусаю губы в кровь и господа молю! Дай силы мне, чтоб выдержать разлуку. Чтоб не сойти с ума, мне от тоски. Хочу тебя, Хочу в твои объятья....
Прошло всего пять месяцев.
Моей единственной отрадой был наш сынок. С ним становилось все интереснее общаться. Он рос любознательным, активным, шаловливым и хорошеньким мальчуганом. Для меня сигналом бедствия местного масштаба была внезапная тишина. Если стало тихо, бегом искать сына и слава богу, если он просто где-нибудь заснул.
Я с детства любила читать. У меня было хорошо развитое воображение и читая, я погружалась в книгу полностью. Я путешествовала, влюблялась, горевала и радовалась вместе с героями книг. Я рыдала над «Тихим Доном» и «Матерью человеческой». Замирала от ужаса, читая Эдгара По, негодовала поглощая страницу за страницей «Американской трагедии». Зачитывалась Жюль Верном и Александром Дюма.
И эта моя страстью не могла пройти бесследно и как только я начала получать зарплату у меня стала расти домашняя библиотека. Я покупала книги у букинистов, собирала макулатуру, отстаивала очереди, дежуря по ночам и покупала вожделенную новую книгу. Жадно вдыхая запах свежей типографской краски, открывала свое сокровище и окружающий мир пропадал для меня. Свои драгоценности я хранила в тумбочке, которую мне подарила подруга. Эту тумбочку своими руками сделал её отец, дядя Паша.
Так вот, с некоторых пор этот предмет мебели стал подвергаться вражеским нашествиям, а мои сокровища мне частенько удавалось спасти от уничтожения лишь в последний момент.
Внутренности тумбочки защищал мебельный шпингалет, который открывался нажатием на кнопочку. Мой сорванец довольно быстро научился его открывать, и тогда я варварски забила гвоздь ниже шпингалета и загнула его таким образом, чтобы он не давал открыться и застежке, и тумбе. Но Пашка решил эту загадку за пару вечеров. Мне пришлось забить еще один гвоздь. Теперь уже сверху, помогло. Но ненадолго. А потом еще и еще один. Но сынок с каждым разом все быстрее решал стоящую перед ним задачу. В результате я завязала тумбочку веревкой, спрятав узел между стеной и тумбой и задвинула все гвозди. Теперь то наконец я могла быть спокойна, мои сокровища были в безопасности.
А сынишка переключился на кухонный шкаф и холодильник. Стоит только этому озорнику притихнуть, я бежала его искать, а найдя не знала плакать или смеяться.
Сынишка был твердо намерен не давать маме скучать и то и дело превращал меня в Золушку, заставляя перебирать то крупы, то макароны. Постепенно кухонный шкаф опустел и все продукты перекочевали на холодильник от греха подальше, либо спрятались под крышки в трехлитровые банки. Открыть их у него пока не хватало силенок.
Видимо, подозревая о пользе яйца для роста волос, сынуля как – то разбил о свою головку практически весь десяток. Боже, как же он живописно смотрелся в потеках желтка и со скорлупой на голове. И ведь сумел успеть за время, пока я отжимала белье из машинки. И да, шевелюра у него всегда была великолепная, яичная маска похоже помогла.
А как-то вечером, готовя ужин, я внезапно поняла, что уже минут десять не слышу своего сына. Искать в однокомнатной хрущевке, где из мебели диван, кроватка, шифоньер и тумбочка - большого труда не составляет. Заглянув в комнату, я направилась в ванную и похолодела от страха. Сын сидел на полу и ел из банки синьку, что была засунута под ванну в самый дальний угол. Каким образом ему удалось снять крышку для меня до сих пор остается загадкой.
Я подхватила Пашку на руки, включила воду, вымыла ему ручонки. Теперь надо отмыть лицо. А главное рот. Сын яростно сопротивлялся, кусая меня за пальцы. Я поила его водой и пыталась вызвать рвоту, один раз даже получилось. Пашка ревел, ревела и горе-мамаша. Я не знала опасна ли для здоровья синька, и всю ночь просидела, наблюдая за ребенком. Боялась, что ему станет плохо. Слава богу, все обошлось. Только целых три дня содержимое горшка было яркого синего цвета.
А еще спустя какое-то время, пока я вещала на балконе белье, сын закрыл балконную дверь на шпингалет.
- Пашенька, сыночек, пусти маму – просила я. А этот сорванец, разводил руки в сторону и говорил – Никак.
Возможно, с тех пор у меня и появился страх высоты. Я не боявшаяся раньше ни каких высот и каруселей. Скакавшая с дерева на дерево по веткам, как обезьянка, ловившая кайф от высоты и адреналина, испытала однажды, чуть ли не панический ужас на самом обычном колесе обозрения.
А причиной тому, скорее всего, что я до жути боялась сорваться, когда поняв, что по-другому в квартиру не попасть, лезла в форточку на балконе пятого этажа. Что кстати было не так-то и легко, учитывая мой рост- метр пятьдесят два сантиметра. И думала я при этом совсем не о себе, а о том, что ребенок останется без мамы. Один в квартире! После этого случая я стала подставлять в двери какой-то упор, выходя на балкон. Мне хватило одного раза