Я больше не люблю тебя

Пролог

Свернувшись клубочком рядом с Тэсс, Хэтти тихонько посапывала во сне. Малышка всегда чувствовала, когда Марка нет, и заползала в постель, стараясь не будить мать. И только вместе с лучами солнца, которые начинали пробиваться сквозь занавески, Тэсс вдруг ощущала на лице дыхание дочери. Рука Хэтти легко, будто бабочкино крыло, касалась плеча, и Тэсс просыпалась под шепот: «Уже утро?»

Для Хэтти это было самое надежное место в мире, и Тэсс, которой родители никогда не разрешали забираться к ним в кровать, ни за что на свете не прогнала бы ее. Вот и сегодня она повернулась и обняла дочку, улыбаясь в темноте. Это и есть мир в душе, подумала она, когда Хэтти дернула рукой в своем ярком детском сне о песке, море и воздушных змеях в голубом небе.

Мать и дочь проснулись одновременно. Глаза у Хэтти были круглые от изумления: они дома одни, без мальчиков, и Тэсс, наконец-то, принадлежит только ей.

— Пойдем купаться? — прошептала она.

Дом надо было освободить к десяти. Тэсс приподнялась на локте и посмотрела на часы. Еще только восьмой час, а солнечные лучи, пробиравшиеся в комнату сквозь тяжелые шторы, уже предвещали яркий день.

— Хорошо.

Хэтти радостно взвизгнула и выскочила из постели.

— Пойдем, пойдем! Вставай!

Голенькая и загорелая, как коричневый тюлень, дочь побежала в ванную. Тэсс подумала о том, каким совершенным, ладным и гибким было тело Хетти по сравнению с ее собственным. Всё, после каникул надо обязательно сесть на диету. А во всем виновата ее привычка фантазировать: в такие минуты она поглощает все подряд, не заботясь о последствиях. Почему-то мальчики постоянно жуют, будто жвачные животные, и на них это никак не отражается.

— Ты что, еще кофе пить будешь?

Хэтти стояла у подножия лестницы, с тревогой глядя наверх. Она никак не понимала, зачем взрослым вечно надо пить кофе и тратить на это столько времени, когда вокруг полно куда более интересных дел. Тэсс задержалась на покрытых циновкой ступенях, перекинула через руку купальные полотенца и улыбнулась.

— Ладно, сегодня не буду. Где твои сандалии?

Хэтти недоуменно огляделась. С обувью у нее были сложные отношения.

— А зачем?

— Там камни. А впрочем, ладно.

Чемоданы, упакованные еще вчера вечером, немым укором стояли у входной двери. Тэсс решительно отвела взгляд в другую сторону. У них было еще два часа! Два часа, словно взятые взаймы, прежде чем придется ехать домой и думать обо всех неприятных обязанностях, начиная со стирки и кончая банковским извещением, из которого наверняка станет ясно, что они не могли себе позволить эти каникулы и что они все глубже залезают в долги. Нет, об этом она подумает потом. У Марджи была любимая фразочка для подобных случаев. Она называла это «выпихивать тигров». Вещи, о которых думать не хотелось, следовало «выпихивать» обратно, в темные джунгли. Тэсс посмотрела на улыбающуюся мордашку дочери и «выпихнула тигров».

— Надень джемпер, — сказала она машинально.

Хэтти тяжело вздохнула. И почему родители вечно настаивают на джемперах и куртках? Она сама знает, когда холодно, а когда нет, но ей никто не верит. Хэтти больше всего на свете ненавидела, когда ей жарко. Даже больше, чем когда ей мыли голову, и шампунь попадал в глаза. И больше, чем постоянные напоминания пристегнуться в машине, и больше, чем капусту брокколи, есть которую было все равно, что жевать кусок дерева.

Тэсс натянула поверх купального костюма старый яхтсменский джемпер Марка. От него исходил его успокаивающий запах — слабый запах лосьона после бриться, сигаретного дыма и высохшей соленой воды. Потом она надела еще и шорты, на случай, если кто-нибудь попадется по дороге. Хотя это, конечно, вряд ли возможно, — все обитатели беленьких летних коттеджей, разбросанных по крошечному полуострову, уехали домой еще вчера. Лето кончалось, а с ним и сезон влажных полотенец и пляжных шлепанцев, тающего мороженого и свежих крабов, купленных с лотка в Полперро. Конец бесцельным утренним прогулкам по магазинам в Фоуи, когда делаешь покупки просто так, ради удовольствия, а не по необходимости. Книги, пара сережек, маленькая акварель в рамке, чтобы потом повесить возле телефона и вспоминать лето каждый раз, глядя на нее. Конец особому летнему возбужденному состоянию, когда все вокруг доставляет удовольствие.

— Ладно, не надо джемпер, — смилостивилась она.

Все равно вещи Хетти уже упакованы, и только футболка, джинсы, носки и туфли аккуратно лежат на краю постели. Марк говорил, что привычка Тэсс постоянно наводить порядок и складывать все аккуратными стопками — это навязчивая идея, которая ясно показывает, что ее подавляли в детстве. Он любил поддразнивать ее этим, показывая, как по-разному они воспитаны. Тэсс обычно отвечала, что манера Марка оставлять свои вещи где попало, это не столько выражение чувства свободы, сколько обыкновенные мужские лень и упрямство.

Она открыла дверь, заметив, что у подставки для шляп все еще стоит крикетная бита Джейка — очевидно, Тэсс ее не заметила, когда прошлым вечером последний раз проверяла, не оставила ли чего.

Несмотря на раннее утро, солнце уже сияло, и на мгновение Тэсс замерла на пороге, подставив лицо теплым лучам. В такой день невозможно возвращаться в Лондон, он просто создан для ленивого отдыха.

Хэтти бежала впереди, и босые ноги ей нисколько не мешали. За последние две недели она почти не носила обуви, так что подошвы у нее огрубели.

Тропинка вела к морю мимо норманнской каменной церкви и кладбища, полного загадочных и трагических историй. Многие могильные камни, треснувшие, покосившиеся и покрытые мхом, рассказывали об умерших в младенчестве детях, часто по двое-трое в одной и той же семье. Однажды утром, когда Марк с мальчиками ушли заниматься серфингом, они с Хэтти забрели сюда. Имена на могилах так взволновали ее, будто это были старые друзья, чью смерть она когда-то оплакивала. Хэтти, лишенная почтения к смерти, прыгала через обвалившиеся могильные камни, а потом потихоньку набрала цветов с разных могил, чтобы сделать букет для матери. Тэсс взяла букет с опаской, не желая обидеть дочь, но боясь, как бы местные жители их не обвинили в акте вандализма.

Несмотря на солнце, тропинка была еще сырая, напоминая о наступающей осени, и маленькие ручейки стекали с одного ее края, сливаясь в бегущий к морю настоящий поток. Через него был перекинут мостик, перила которого отшлифованы сотнями рук, бравшихся за них всякий раз, когда ящики со льдом, сумки с мокрыми полотенцами и объемистыми масками и ластами казались слишком тяжелыми. Девочка исчезла из виду, но Тэсс не тревожилась: Хэтти прекрасно знала, куда идти, на берегу моря она наверняка подождет мать.

Большая часть тропинки была в тени от нависающих ветвей, но примерно в двадцати метрах от берега вдруг открывался вид, от которого у Тэсс всегда перехватывало дыхание. А сегодня он показался еще лучше, потому что здесь никого больше не было, и никто не портил пейзаж пляжными сумками и тентами. Тэсс очень ревниво относилась к этой крошечной бухте. Хоть она и сама была отдыхающей, другие люди вызывали в ней раздражение, будто она одна понимала секрет ее красоты.

Впереди раскинулось зеленое поле, по нему петляла пыльная тропинка до самого перелаза, от которого начинался крутой спуск к берегу. На секунду Тэсс замерла и подумала, что если бы это и был весь мир, ей бы его вполне хватило. Полная внезапной радости, она побежала по тропинке, едва удерживаясь, чтобы не раскинуть руки и не закричать во все горло, как это делали Джейк и Хэтти. Миновав перелаз, она спрыгнула вниз и огляделась в поисках Хэтти.

Крошечная фигурка сидела у воды. Море этим утром было спокойное; волны лениво накатывались одна на другую, и на темно-зеленом фоне то тут, то там виднелись белые, будто иней, барашки.

Они приезжали сюда каждое лето, и море всегда выглядело по-разному. Иногда оно казалось мрачным и неспокойным, серым, но чаще — голубым. Правда, это была не такая глянцево-бирюзовая голубизна, как в Средиземном море, а тусклая, угрожавшая холодом в глубине. Тэсс скинула туфли и осторожно направилась к Хэтти, чувствуя, как крошечные камешки впиваются в ноги.

— Купаться пойдешь?

— Вода холоднющая! — ответила Хэтти, вздрогнув от восторга. Она вытащила несколько оливково-зеленых плетей и теперь тщательно раскладывала водоросли у себя на ногах. Вода до сих пор касалась только ее пальцев, но вдруг набежавшая волна залила ноги до колен, так что Хэтти с визгом вскочила.

— А ты будешь купаться? — спросила она у матери.

Тэсс помолчала, глядя на горизонт. Темно-синюю плоскость моря нарушала только рыбацкая лодочка, паруса которой трепал ветер.

— Пожалуй. Если ты будешь.

— Тогда наперегонки! — крикнула Хэтти и помчалась по мелководью, поднимая брызги. Тэсс скинула шорты и свитер на песок, но дочь к тому времени была уже в воде по колено. Она медленно шла по мелководью, время от времени останавливаясь, чтобы посмотреть то на островок водорослей, щекотавший ей ноги, то на стайку мелких серых рыбешек.

— Я победила! — в голосе дочери звучало торжество.

— Только далеко не заходи! — отозвалась Тэсс. — Я немного проплыву вперед.

От холода у нее сначала онемели колени, потом бедра, живот. Но через несколько секунд онемение прошло, и, глубоко вдохнув, она нырнула вперед, немедленно почувствовав новый прилив холода, от которого зашумело в ушах. Выплыв и привычным движением убрав воду с лица, она повернулась, чтобы посмотреть на Хэтти. Та рассеянно махнула ей в ответ и снова опустила голову, зачарованно разглядывая, словно драгоценность, лежащую у нее на ладони крошечную расколотую розовую раковину.

Заправив за уши светлые, до плеч, волосы, Тэсс повернулась и поплыла, чувствуя, как ее тело начинает воспринимать ледяную воду почти как теплую, наслаждаясь тревожным ощущением, когда не знаешь, что под тобой. Неспешно переворачиваясь на спину, она смотрела на чаек в небе. Птицы ловили воздушные потоки и падали со сложенными крыльями, чтобы поймать следующие, а потом легко взмывали вверх. Тэсс поплыла, качаясь на медленных тяжелых волнах, а потом повернулась, чтобы проверить, где дочь.

Хэтти на берегу не было.