Следующие два дня мы гуляем, смотрим на фейерверки в честь Дня Победы и занимаемся любовью. Кирилл шутит, что мне нужно навёрстывать три прошедших года, а я про себя думаю, что стоит запасаться на ближайшие тридцать.
Во вторник вечером живот тянет совсем сильно. Месячные у меня часто начинаются рано утром, поэтому я решаю надеть на ночь трусики и воспользоваться прокладкой. Когда выхожу из ванной и ложусь в кровать, Кирилл ещё не спит. Его рука моментально нащупывает трусики и пытается стянуть их. Я отстраняюсь.
— Ты чего? — удивляется мужчина. — Что произошло за пять минут, пока тебя не было?
— Ничего не произошло. Живот стало сильно тянуть. Вдруг, ночью начнётся… Ну, ты сам знаешь, что.
— Но пока же не началось?
— Пока нет.
— Может, и совсем не начнётся.
— Кирилл, не смешно!
— Я и не смеюсь. Давай, снимай, — он вновь тянет бельё вниз. — Хочу прижиматься к тебе голенькой.
— А испачкаться утром не хочешь?
— Всё равно ведь в душ, — пожимает плечами он. Встаёт и приносит из шкафа сложенную в несколько слоёв простынь. — Давай дополнительно расстелем, если ты так переживаешь.
— Воронцов, вот что с тобой делать?
— Любить, — шепчет он, стягивая с меня трусики. — Как можно чаще.
Утром просыпаюсь от резкого спазма в животе. Боль настолько сильная, что я почти сталкиваю с себя Кирилла и ложусь на бок, прижимая колени к животу. Так чуть лучше. Мужчина мгновенно просыпается и осторожно прижимается к моей спине, пытаясь через плечо заглянуть в моё лицо.
— Что случилось, солнышко, так больно? Может, врача?
— Нет, такое бывает. Сейчас станет лучше. Мне нужно в ванную, вернее в туалет.
Он тут же подхватывает меня на руки и опускает прямо на унитаз. Но сразу уходит. Через несколько минут становиться легче. Испачкаться я не успела, но по стенке унитаза уже течёт красная струйка. Мне нужно не только бельё, но и кое-какая упаковка. Понятно, что всё это в санузле само не материализуется. Приходиться звать Кирилла и объяснять, что мне нужно. Но, едва ручка двери поворачивается, я кричу, чтобы он не входил.
— Не буду. А как тебе отдать требуемое? Бросить на пол?
В последней фразе слышится смешок.
— Нет, не бросай. Входи.
Завтрак в меня не лезет от слова совсем. Я еле осиливаю половину чашки кофе, да и то, чтобы запить таблетку спазмолитика.
— Может, полетишь завтра? — с сомнением смотрит на меня Кирилл. — Созвонимся с твоим руководством, попросим за свой счёт.
— Нет. Завтра мне будет лучше. И я же не пешком пойду.
Вместе с водителем и охранником Кирилл провожает меня до окошка регистрации. Двое его сопровождающих отходят в сторону, и мужчина берёт мои ладони в свои.
— Мы так и не поговорили, Софи. Но время ещё будет. Я хочу, чтобы ты знала: мы ничего не испортили. Мне с тобой очень хорошо. Ты можешь прилететь ко мне в любое время. И обязательно напиши, когда будешь дома.
Кирилл говорит сумбурно, перескакивая с предложения на предложение. Он не лжёт, не говорит того, что не чувствует. Просто сама тема отношений для него непривычна. Мы оба не знаем, как нам себя вести в сложившейся ситуации. Да, между нами что-то есть. Только что с этим делать?
Уже сидя в самолёте я пытаюсь разложить всё то, что было между нами, по полочкам. Написать план, как нас учили в институте. Выделить самое важное. Общее. Но, кроме обоюдной симпатии ничего общего у нас и нет. Кирилл дал мне возможность заглянуть в свою жизнь, не приоткрыл дверцу, а распахнул широко. Мою он тоже видел. Наши жизни идут параллельно друг другу, но не как прямые, у которых могут появится точки пересечения, а как окружности, как космические орбиты. А нам, подобно спутникам, не покинуть не одну из них, не выйти за пределы замкнутой окружности.
Кирилл слишком самодостаточен, чтобы менять свою жизнь из-за кого-то. Он не будет подстраиваться и искать компромиссы. И, что здесь скрывать, он нравится мне именно таким. Но я не хочу быть в его жизни пусть и постоянной, но переменной, которую периодически можно заменять другой. Главное, как он сам утверждает — не менять правил. Я точно знаю, что и от меня он ждёт того же. Ни меньше, ни больше. Никаких исключений. Всё по установленным им правилам. И я не преувеличиваю. Отлично насмотрелась на примере Анжелики. Мне достаточно. Впрочем, мой собственный брак, как и брак Кирилла, опять же являются задачей, которая уже имеет своё решение. И самое последнее, что я могу сделать — это пытаться найти иное решение нашим с Кириллом отношениям. Его просто не существует. Да, учебники математики иногда пересдаются. Но меняется лишь обложка, не содержание. Мне ли, как преподавателю, этого не знать?
Конечно, приехав из аэропорта, я пишу Кириллу. Он отвечает. Но дальше у меня занятия, да и у него, наверное, накопилось очень много работы. Четверг, пятница и суббота также расписаны по минутам. В воскресенье приходит Алина. Я не скрываю, что жила у Кирилла, но то, что наши отношения перешли в горизонтальную плоскость — не сообщаю. Мы с подругой никогда не смаковали подробностей интимной жизни друг друга. Может, потому что у обоих были первыми мужья; может, потому что для обоих подобная тема являлась уж слишком личной. Но, на сегодняшний момент, я точно знаю, что подруга не поймёт моих эмоциональных переживаний. Когда-то и до сих пор она не поняла причин моего развода с Сашкой, теперь она не увидит причин, почему мы с Кириллом не можем встречаться. Мы оба свободные и достаточно взрослые, чтобы обоюдное сексуальное влечение как раз и являлось главным поводом для встреч.
— Как твой сосед? — спрашиваю я, чтобы увести разговор в другое направление.
— Нормально. Здороваемся, общаемся. Знаешь, а он другой.
— В каком смысле? — уточняю я.
— Во всех. Ну, кроме того, что у него две руки, две ноги, одна голова, — в своей манере отвечает Алина. — Он моложе за нас с тобой, да и за Виталичка на два года, а мне кажется, что это я рядом с ним — вчерашняя школьница. Знаешь, Софи, он стал бы хорошим отцом для Владика.
— Тормози, Алина, — пытаюсь остановить я подругу. — Марк тебе нравится или ты решила поставить на браке с Виталичком крест?
— Ничего я не решила, — вздыхает подруга. — И из ума не выжила. Понимаю, что Марку ни я не нужна, ни мой сын. Поняла, что он другой — и всё. Но это совсем ничего не значит. Я просто делюсь с тобой мыслями.
— Мы все разные, Алина. Я пыталась объяснить тебе это, когда разводилась с Сашкой. Очень разные.
Следующая неделя идёт по накатанной. Кирилл пишет с утра и несколько раз звонит. Мне нравится читать его утренние сообщения, а вот его звонков я элементарно боюсь, потому что, знаю, однажды придётся услышать о том, что он встретил женщину и провёл с ней ночь. Как мне на это реагировать? Спросить, было ли ему хорошо? Успел ли он выспаться? Планирует ли следующую встречу? Что в таких случаях спрашивают друзья.
— Прилетай, — говорит он мне в конце недели. — Мы уже десять дней не виделись. Я соскучился. Очень. Прилетай на несколько дней. Вечером в субботу или утром в воскресенье, а улетишь обратно в среду.
— Кирилл, я…
— Настолько страшно было в самолёте? — решает он.
— Терпимо. Кирилл, много работы, в конце мая тестирование, в колледже вычитываю последние часы.
Мы ещё о чём-то говорим, почти до одиннадцати ночи. Но и после я долго не могу уснуть. Мне удалось собрать и склеить разбитый сосуд внутри себя. И шипы уже не так царапают сердце. Но драгоценный мёд всё ещё сочиться прозрачными, как слёзы капельками, и я плачу в подушку. Кирилл даже представить не может, насколько мне не хватает тепла его тела рядом, золотистого блеска глаз, такого родного, чуть хриплого сразу после пробуждения голоса. И дело совсем не в физическом желании моего тела. Он хотел подарить мне изумруды, но я отказалась. От взятого в нагрузку одиночества, я отказаться не могу. Оно само пришло и без спроса улеглось на мою кровать. Просыпается со мной по утрам, варит кофе и ходит на работу. Наблюдает, как Васька метит машину соседа, а тот замахивается на кота палкой колбасы. За Ваську вступается престарелая Мария Ивановна и Игорь, погрозив дворовому хулигану всё той же колбасой, под строгим взором старушки, поспешно прячется в недрах подъезда. Наверное, скоро я даже разговаривать начну с одиночеством. Как жаль, что оно бесплотно и не принесёт мне с ванной влажное полотенце, чтобы утром я не проснулась с красными глазами. И Кирилл точно не подозревает о таком своём подарке. Конечно, ведь мы ничего не разрушили. Мы создали. Основали приют в моём сердце для ничейного, бездомного одиночества. Всё, что мне остаётся — холить его и лелеять. Как жаль, что в отличии от котов, на одиночество не бывает аллергии.