Я – секретный агент в засаде,
Я в засаде на твое сердце.
Мои руки на курке и прикладе,
И в прицеле у меня твое сердце
Лучше сразу убегай или бейся,
Я в засаде на твое сердце
От меня спасенья нет, не надейся,
Все равно отдашь ты мне свое сердце.
Одна мысль не давала мне покоя все выходные, как я ни пыталась ее прогнать. Мысль о девственницах из Фишер-холла. Знаю, звучит как бред сумасшедшего. Но я все время об этом думала.
Может, Пэтти права, и ребята из общежития – прошу прошения, из резиденции – занимают в моем сердце то место, которое должна была бы занимать любовь к собственным детям, если бы, конечно, они у меня были? Потому что я непрестанно беспокоилась о студентах и ничего не могла с этим поделать.
Хотя вряд ли в здании осталось так уж много девственниц – это я по роду своей деятельности знаю. С тех пор как я заменила в конфетнице, стоящей на моем столе, «Поцелуйчики» Хершиз на презервативы в индивидуальной упаковке, я не раз видела, как студенты в пижамах шлепают в мой кабинет в девять утра (а если вы думаете, что девять утра – это не рано по студенческим меркам, значит, вы никогда не учились в колледже) и беззастенчиво тащат их из вазы.
Никакого смущения, никаких извинений. Больше того, когда презервативы кончились и ваза несколько дней оставалась пустой, детки на меня так и накинулись: «Эй, где презервативы? Они что, кончились? И что теперь делать?»
Короче говоря, я хорошо представляю, кто в нашем здании их берет. И, поверьте мне, таких много. Так что в Фишер-холле осталось мало девственниц.
Но неизвестный парень как-то исхитрился найти двоих и убить.
Я не могу допустить, чтобы погибли другие девушки. Но как этому помешать, если я понятия не имею, кто тот парень? Справочник мне не помог. Оказалось, что в нашем здании живут три Марка, но ни одного Тодда. Есть, правда, один Тад. Один из Марков – негр, он живет на этаже Джессики (я позвонила и узнала у нее), другой – кореец (про него я узнала от ассистента, отвечающего за этаж). Таким образом, эти два отпали, поскольку Лакейша сказала, что Марк – белый. Тад оказался геем, это было настолько очевидно, что когда он взял трубку, я извинилась и промямлила, что ошиблась номером.
Третий Марк, по словам его соседа по комнате, уехал на выходные домой, но к понедельнику должен вернуться. Однако, как я узнала у старшей по его этажу, ростом он всего пять футов семь дюймов – вряд ли его можно назвать высоким.
Мое расследование зашло в тупик. А попросить профессионального совета у Купера я не могла, потому что его все выходные не было дома. Уж не знаю, от меня ли он прятался, был занят работой или… чем-нибудь еще. С тех пор, как я поселилась в его доме, Купер ни разу не приводил на ночь женщину, что, если верить Джордану, для него рекордно длинный период воздержания. Но он часто уезжает из дома на несколько дней и вполне можно предположить, что он ночует у своей нынешней пассии, уж не знаю, кто она.
Это в его стиле: он не тычет мне в нос тот факт, что у него есть подружка, потому что у меня нет дружка.
В общем, время шло, а я ни на шаг не продвинулась в поисках убийцы девственниц Фишер-холла (если, конечно, убийца существовал), и мне становилось все труднее оценить тактичность Купера. Наверное, именно поэтому, когда наконец настал понедельник, я с утра пораньше уже сидела в кабинете, успев подкрепиться кофе с рогаликом, и изучала личное дело Роберты.
Содержимое папки с ее личным делом было очень похоже на личное дело Элизабет, хотя в Нью-Йорк девушки приехали с разных концов страны – Роберта была из Сиэтла. У обеих матери вмешивались в жизнь колледжа. Так, мать Роберты звонила Рейчел и требовала, чтобы ее дочь поселили с другой девушкой.
Меня это удивило: кому может не понравиться Лакейша?
Но из «отчета об инциденте» – он составляется всякий раз, когда кто-то из персонала официально беседует с жильцом, – следовало, что Рейчел, поговорив с Робертой, установила, что проблема с Лакейшей возникла не у самой девушки, а у ее матери, миссис Пейс. В отчет были занесены ее слова: «Я не желаю, чтобы моя дочь жила с одной из них».
Работая со студентами, с подобным сталкиваешься каждый день. Хорошо еще, что обычно такие проблемы возникают не с самими детьми, а с их родителями. Как только родители возвращаются домой, все налаживается. А плохо то, что люди, подобные миссис Пейс, вообще существуют.
Я сделала над собой усилие и стала читать дальше. В отчете говорилось, что Рейчел вызвала Роберту в свой кабинет и спросила, хочет ли она сменить комнату, как потребовала мать. Роберта сказала, что не хочет, потому что Лакейша ей нравится. Рейчел отпустила Роберту, перезвонила ее матери и произнесла стандартную речь как раз для таких случаев: мол, «студенты колледжа получают существенную часть образования за пределами классной комнаты, знакомясь с новыми для себя стилями жизни и культурами. Здесь, в Нью-Йорк-колледже, мы всячески поощряем осознание многообразия культур. Неужели вы не хотите, чтобы ваш сын/ваша дочь в будущем, выйдя на работу, умели находить общий язык с самыми разными людьми?»
Затем Рейчел сказала миссис Пейс, что Роберта не будет переселена в другую комнату, и повесила трубку.
Вот и все, что было в личном деле Роберты. Единственный признак того, что у нее возникали хоть какие-то проблемы с адаптацией к жизни колледжа.
Я услышала треньканье лифта, потом по мраморному полу застучали каблучки Рейчел. Через секунду в дверях появилась она сама с чашкой дымящегося кофе в одной руке и утренним выпуском «Таймс» в другой. Она удивилась, обнаружив меня в такую рань на рабочем месте. Я почти всегда опаздываю минут на пять, хотя живу в пяти минутах ходьбы от работы.
– О боже! – обрадовалась Рейчел. – Ты так рано! Хорошо провела выходные?
– Да.
Я закрыла папку с делом Роберты и украдкой подсунула ее под другие бумаги, лежавшие на моем столе. Не то, чтобы я не имела права его читать, просто мне почему-то не хотелось делиться с Рейчел своими подозрениями. Формально мне, наверное, полагалось рассказать ей о ключе, о презервативе, или, по крайней мере, о том, что обе девушки недавно познакомились с парнями. Но я не могла забыть слова Купера. Вдруг он прав? Вдруг и Элизабет, и Роберта действительно упали случайно, а я поднимаю шум только на основании собственных домыслов? Вдруг Рейчел запишет в моем личном деле, что у меня есть параноидальные наклонности? И это помешает мне успешно пройти испытательный срок? Вдруг меня даже уволят за это, ведь уволили же Джастин, хотя, конечно, я не прикарманиваю керамические обогреватели?
Я не хотела рисковать, и решила оставить свои подозрения при себе.
– А как прошли твои выходные?
– Ужасно! – Рейчел покачала головой.
Для человека, который провел «ужасные» выходные, она выглядела на редкость хорошо в новом, замечательно сшитом костюме. Черный цвет выгодно оттенял ее кожу цвета слоновой кости, и темно-каштановые волосы смотрелись более выигрышно.
– Родители Роберты приезжали за ее вещами, – продолжала Рейчел. – Это был просто кошмар. Бедные, мне их так жаль.
– Да, – сказала я, – это ужасно.
На столе зазвонил телефон. Рейчел сняла трубку.
– Алло? Здравствуйте, Стэн. О, большое спасибо, но я в порядке, правда. Да, это было просто ужасно…
«Стэн». Вот это да! Выходит, Рейчел теперь обращается к доктору Джессапу по имени. Ну да, наверное, если в твоем общежитии – то есть, пардон, в резиденции – погибнет пара жильцов, то ты очень хорошо познакомишься со своим руководством.
Я стала просматривать краткие отчеты, которые оставили сменщики, дежурившие в выходные. Обычно мне удается закончить с бюджетом, платежными ведомостями и всеми распечатками часам к одиннадцати. А потом до конца дня я могу бродить по Интернету, сплетничать с Магдой или Пэтти, или пытаться разобраться, кто мог убить девушек. Я уже решила, что этот понедельник на рабочем месте посвящу последнему пункту.
Только я пока не придумала как.
Я только-только закончила платежную ведомость, когда в поле моего зрения появились две ноги в кроссовках «Найк». Я подняла голову, ожидая увидеть студента с более или менее разборчивой запиской, которую я смогу добавить к своей коллекции. Но вместо этого увидела Купера.
– Привет, – сказал он.
Разве я виновата, что мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди? У меня есть уважительная причина: я его довольно давно не видела. Почти семьдесят два часа. Ну, и к тому же я вообще изголодалась по мужчинам. Наверное, только поэтому я никак не могла отвести взгляд от его джинсов. Под потертой кожаной курткой на Купере была голубая рубашка точь-в-точь такого же цвета, как его глаза в лучиках морщинок.
– Что…
Больше я не могла произнести ни одного связного слова, а все из-за его джинсов и из-за того, что я – неудачница, которую угораздило по уши в него влюбиться. Я смотрела, как он достает из-под мышки газету. Разворачивает ее и кладет передо мной.
– Что… – опять пролепетала я.
Во всяком случае, мне казалось, что я произнесла именно это.
– Вот, хотел убедиться, что ты об этом знаешь. Во всяком случае, узнаешь до того, как тебе начнут названивать из «Ю Эс Уикли» и застанут врасплох своими вопросами.
Я посмотрела на газету. «Нью-Йорк пост». На первой странице была помещена огромная фотография моего бывшего жениха и Тани Трейс, обедающих вместе в каком-то уличном кафе в Сохо. Под фотографией шла подпись огромными буквами:
Они обручились!