Время тянулось бесконечно медленно. Просто катастрофически медленно! Я изо всех сил старалась держать глаза открытыми, но с каждой минутой становилось все сложнее контролировать свои непослушные веки. Это было просто ужасно, ничего хуже я еще в жизни не испытывала. И, казалось бы, ведь ничего не болит, лежи себе, отдыхай. Но нет! Когда дико хочется спать, и глаза закрываются сами, без твоего вмешательства, а перестать бороться – значит: получить обещанный болючий укол… пристрелите меня!
– Терпи, кисонька, – причитала Лизка, смачивая мои губы мокрой ваткой. Видимо, последние два слова я вслух сказала.
Кстати, вот еще одна проблема: пить хотелось адски. И еще сильнее хотелось есть, желудок скручивало в узел от урчания! С момента моего последнего приема еды и воды прошли уже целые сутки, ведь на операцию меня забрали в одиннадцать, а потом бедный Коршун чах надо мной целых пять часов, и теперь вот уже сколько времени я мучаюсь… вот и получилось, что сутки пролетели, и организм срочно требует питания. Уже даже Аня успела выписаться и умотать домой, а скоро и Лизка уедет, и мы останемся в палате втроем.
И вот, два часа после операции прошли, доктора все не было, поэтому Лизка категорически запрещала мне спать, пить и даже есть. Хотя насчет еды он ни слова не сказал, и я пыталась вымолить у сестры хотя бы кусочек… колбаски.
– Колбасы?! – восклицала Лизка. – Какая колбаса?! Тебе даже пить нельзя!
– Лизонька, пожалуйста! – молила я.
Голос уже почти пришел в норму, я даже в кровати теперь находилась в положении полусидя. Кстати, чем больше проходило времени, тем лучше меня слушалось тело, глаза почти не слипались, стало значительно легче. Только есть хотелось жутко, и я всем сердцем желала, чтобы Лиза поскорее свалила домой.
– Вот придет твой доктор, тогда и поешь! – сестра была непреклонна.
А мне вдруг стало себя так жалко, что из глаз потекли слезы. Мучаюсь тут, а сестра продолжает издеваться. Всем остальным можно было пить и спать после двух часов мучений, а мне – жди доктора!
– Но ведь прошло уже два часа! – плакала я.
– Алис, ну потерпи! Сказал же его дождаться!
– У меня колбаска есть, как можно тебе будет – покушаем, – пообещала Оля, тут же став в моих глазах лучшей среди присутствующих.
– Нет! – простонала Таня со своей кровати.
Бедняга тоже мучилась от голода, но уже намного дольше моего. Из-за операции ей теперь еще две недели нельзя нормально есть, а то, что ей давали в столовой, на еду было совсем не похоже. Повариха ласково назвала это «бульончик», но пахло это нечто… в общем, Таня уже два дня голодная, только молоко холодное пьет. А тут мы с колбасой… я бы на ее месте убила нас.
– Тань, а мороженое тебе нельзя? – с сочувствием поинтересовалась моя Лизка. – Мне в детстве гланды вырезали, и кроме молока я еще мороженку ела.
– Завтра можно, но толку от него… я тоже колбасы хочу!
– Ну, терпи… я принесу тебе завтра стаканчики! – пообещала сестра.
– Да мама тоже придет завтра, должна купить.
– Ничего, холодильник у вас тут большой, я тоже принесу!
– А мне колбасу! – влезла я.
– Так у меня же есть, – улыбаясь, напомнила Оля.
– Эту мы сегодня съедим! Лиз, еще сыра и хлеба! Много!!!
Лизка и Оля рассмеялись, а Таня застонала.
– Это же пахнуть будет на всю палату! Ну, хоть понюхаю.
Я вздохнула. Что ж, пора вставать.
– Лиз, пошли в туалет.
– А сможешь? – засомневалась сестра.
– Смогу. Или мне и это нельзя, пока доктор не придет?
– Пошли, – усмехнулась Лизка.
Под ручку, тихонько, мы стали продвигаться к двери. У меня получалось отлично, только пошатывало немного. Но, в принципе, сносно. И тут я увидела свое отражение в зеркале умывальника.
– А-а-а!!!
– Что? Что такое!? – испугалась Лизка, а я остановилась и в ужасе уставилась на чудище в зеркале.
Бледная, под глазами синие круги, волосы спутались, а оба уха залеплены пластырем, который почти весь промок от крови. А еще губа почему-то ободрана. Мать моя женщина, и вот ЭТО видел Коршун?! Причем, сейчас я точно выгляжу даже лучше, чем сразу после операции. Уж боюсь представить, какой он видел меня во время…
– Господи, какое я чучело…, – я снова разревелась.
– Ты чего? Кисонька, ты красавица! – стала нагло врать мне Лизка, только лишь бы успокоить.
– Ага! Писанная! А с губой-то что?!
– Наверное, тебя Коршун страстно целовал, пока ты дрыхла! – пошутила Оля.
Девчонки засмеялись, мои слезы тоже прекратились.
– Черт, и я этого не помню!!! – шутливо взвыла я, в глубине души желая, чтобы предположения Оли оказались верными.
– Пошли уже в туалет, – Лизка потянула меня к двери.
– Халат! – вспомнила я, не желая больше быть объектом всеобщего внимания в коридоре.
Сестра вернулась к моей кровати, потом накинула на меня забытую вещь и тихонько хихикнула.
– Тебя и так уже в пижаме видели!
Поход в дамскую комнату прошел без приключений. По дороге назад мы встретили Колю из соседней палаты, который вчера, едва оклемавшись после наркоза, пытался со мной познакомиться. Сегодня Коля выглядел намного лучше, даже без бинта на носу. Посмотрел на меня с искренним сочувствием и даже пожелал скорейшего выздоровления.
Едва я устроилась на своей кровати, явился уставший Коршун.
– Ну как ты, страдалица?
– Уже лучше. Только есть хочу.
Он улыбнулся.
– Скоро перекусишь. А вам пора, – доктор посмотрел на Лизку. – А то там охрана скоро двери закроет. Завтра утром пропуск для вас будет.
Лизка стала собираться.
– Спасибо вам, Дмитрий Васильевич! – поблагодарила сестра и, чмокнув меня на прощание, направилась к двери. – До завтра, девочки! Тань, мороженку принесу!
– И колбасу с сыром! – напомнила я, рассмешив Коршуна.
– Поделишься вкуснятиной, Кузнецова?
– С вами? Конечно!
Сестра ушла. Доктор глянул на мои кровавые уши.
– Ходить уже пробовала?
– Угу.
– Тогда пошли в смотровую, пластыри сменю, – я стала потихоньку подниматься. – Танюша, у тебя как дела? А то с этими операциями даже не смотрел тебя сегодня.
Бедняга тяжело вздохнула.
– У меня уши болят!
– Пойдем, и тебя гляну, – он пошел на выход, мы с Таней, взявшись за руки, поплелись за доктором.
В смотровую он нас пригласил сразу обеих. Тане указал на стул для осмотра, мне помог присесть на кушетку рядом. Таня открыла рот, Коршун с серьезным видом стал исследовать больную. Потом осмотрел ее уши и пожал плечами.
– Танюш, все тут прекрасно у тебя.
– А почему тогда уши болят?
– Это возможно, я же говорил тебе. Сильно болят?
– Сильно, – простонала Таня. – Спать не могу.
– Иди в процедурную, пусть обезбольку тебе уколят, поспишь. Скажи, что я разрешил. Если будет все равно плохо – приходи в ординаторскую, я дежурю сегодня.
– Хорошо! – обрадовалась Таня. – Спасибо!
Меня, кстати говоря, эта новость тоже несказанно обрадовала. Нет, не та, что Тане сделают укол, а та, что сегодня он будет здесь! Жаль только, что не в нашей палате, у меня как раз кровать рядом пустует.
Таня, ослепленная счастьем от предстоящего укола и последующего долгожданного сна, умчалась, Коршун пригласил на стул меня.
– Ну, рассказывай.
– Что? – не поняла я.
– Болит что-нибудь?
– Нет.
– Заметь, живая. Зря боялась?
– Зря, – признала я.
– Слышишь как?
Я улыбнулась. Оказывается, это прекрасно – слышать без всяких аппаратов, да и когда такой красивый голос рядом…
– Слышу намного лучше, чем было.
Коршун улыбнулся мне в ответ.
– Я этому очень рад! А будешь слышать еще лучше!
– И смогу носить наушники?
– Это – главная мечта?
– Да. Я только об этом и мечтаю!
– Я учту, – опять улыбнулся он. – Сможешь. Не сразу, конечно. Через месяц примерно. Давай теперь перевязочку сделаем, и пойдешь отдыхать, – доктор принялся колдовать над моими ушами, а я – наслаждаться его таким близким присутствием и запахом сигарет. Никогда бы не подумала, что он мне будет так сильно нравиться! Ну, это я о запахе…
Нашу идиллию прервала вломившаяся в смотровую медсестра.
– Дмитрий Васильевич, там аварийников привезли. Мухин уже ушел, остальные тоже. Все экстренные, и все – ваши… Не факт, что оперировать всех придется, но там как всегда…
– Да с… б… твою… блин! – наконец, Коршун подобрал слово, чтобы не заматериться. – Я поем сегодня, или нет?!
– Видимо – нет, – сочувственно произнесла она. – Там анестезиолог тоже счастлив.
– Готовьте операционную, – обреченно вздохнул доктор. Медсестра кивнула и убежала, он доколдовал над моими ушами и снова вздохнул. – Все, Алиса Сергеевна. Если обезболька не нужна – можешь немного покушать, только так, чтобы плохо не стало, и отдыхай. Завтра утром я позову на осмотр.
– А кто такие «аварийники»? – робко поинтересовалась я, глядя на замученного Коршуна с жалостью. Бедный, он тут вообще без отдыха пашет! Даже поесть не успевает… Да нахрена б такая работа нужна!
– На скорой везут сюда тех, кто пострадал в автомобильных авариях. Там вечно носы переломаны.
– А почему вам их оперировать?
Он пожал плечами.
– А кому? Я же дежурю сегодня.
– А если там много народу?
– Если много – вызовут еще врачей. Пойдем, я помогу тебе до палаты дойти, – Коршун поднялся и протянул мне руку.
Я схватилась за него, мы поплелись к моему временному месту жительства.
– Мне так жалко вас, – не сдержалась я уже у дверей палаты.
Он усмехнулся и покачал головой.
– Еще чего, Кузнецова?! Отдыхай, ты умница.
– Вы лучше, – смущенно улыбнулась я. – Спасибо вам. Огроменное. И простите, что сомневалась. Вы – лучший доктор! И вовсе не козел. Я теперь ваша фанатка!
Коршун рассмеялся, а мне стало невероятно приятно от его смеха. Пусть хоть немного развеселится.
– Фанатка?! Поэтому у тебя коршун на шее? Тату свежее. Признавайся, кто тут у нас бизнес открыл и татуировки делает?!
Я, наверное, покраснела.
– Откуда вы знаете?
– На операции заметил, волосы ведь убирали. Красивая птичка!
– Еще какая красивая, – хитро улыбнулась я. – Это я сделала перед больницей. А можно еще вопрос?
– Давай, только бегом.
– Что у меня с губой?
– А варианты? – усмехнулся доктор.
– Ну… не знаю. У девчонок было предположение…
– Боюсь спросить, какое?
Ладно, пусть еще посмеется.
– Может, вы меня страстно целовали, пока я под наркозом была?
Коршун залился звонким смехом.
– Все может быть!
– А на самом деле? – с улыбкой спросила я, про себя печалясь, что вариант Оли точно не верен. К сожалению.
– А на самом деле это медсестра, пока трубку дыхательную вставляла – поцарапала. Такое бывает. И какой вариант лучше?
– Дмитрий Васильевич! – все, я начинаю ненавидеть эту медсестру. И, кажется, не я одна.
Коршун поджал губы.
– Иду. Отдыхай, Кузнецова, – он открыл мне дверь в палату и ушел.
А там Оля уже нарезала колбасу, а Таня смотрела на стол глазами печальной и очень голодной собаки. Да еще кусочки у Оли получились такие хозяйские!
– О, как пахнет! – восхитилась я.
– Вот именно! – заныла Таня, уткнувшись носом в подушку.
Мы с Олей затрепали колбаску в мгновение ока. Мне после такого перекуса заметно полегчало, теперь можно и спать. День был тяжелый, нужно отдохнуть и дать организму восстановить силы.
Но, оказавшись в кровати, в голову начали лезть мысли о бедном докторе. Интересно, сколько у него там еще операций на сегодня? Мне даже стыдно стало. Лежу тут сытая, отдыхаю, а он там трудится, голодный…
Проснулась я от того, что, положив руку на подушку, обнаружила ее мокрой. Глаза тут же распахнулись, я поднялась. За окном темно, на часах телефона – три ночи. Посветив на подушку экраном, я ужаснулась: кровь! Господи, мое левое ухо!!! Я бросилась к зеркалу, стала светить на пластырь. На правом было более-менее сухо, а левый уже совсем пропитался кровью, даже по шее стекало. Обтеревшись влажными салфетками, я вышла в коридор. Темно, тихо. Так, нужно найти медсестру. Мне необходима срочная перевязка!
Доковыляв до пустого поста, я чуть не расплакалась. Что делать? Я же до утра кровью истеку! Умру от потери! Сестринская была закрыта, на мои робкие стуки никто не отвечал. Вспомнив, что мой спаситель сегодня тут, я подкралась к ординаторской. Дверь была приоткрыта, мое сердце сжалось от сочувствия.
На небольшом кожаном диванчике, полусидя и точно очень неудобно, дремал мой бедный, уставший и большой для этого дивана Коршун. А как мне стало стыдно! Чего я приперлась?! Ну что я, до утра не потерплю?! Уж не помру, выживу!
Какой красивый… пожалеть бы его, приласкать…
Я с умилением уставилась на спящего доктора, мечтательно при этом вздыхая. Вот я набираюсь смелости и подхожу к дивану, наклоняюсь и провожу ладошкой по его щеке… А он открывает глаза и, узнав меня, набрасывается, словно коршун на добычу… а я не буду сопротивляться! Я…
Вдруг из открытого окна ординаторской подул ветер. Дверь от сквозняка пошатнулась, заскрипела. Коршун вздохнул, а я бросилась бежать, в панике обнаружив себя уже около его дивана. Вот это замечталась!
Ну, как «бежать»? Испуганно поковыляла в другую от своей палаты сторону, со страху потерявшись в пространстве. Главное – быстрее слинять отсюда.
– Кузнецова! – приглушенно позвали сзади.
Черт! Я не остановилась, продолжая свое черепашье бегство. Сейчас точно подумает, что я любовалась им, пока она спал. Не останавливаться, там впереди лифт.
– Ты лунатишь, что ли? – Коршун догнал меня за пару секунд и перегородил собой путь. – А нет. Не спишь. Ты чего тут бродишь? Куда собралась?
– Да я…
– Так! – он заметил мой кровавый пластырь и схватил меня за руку. – В смотровую, бегом!
Что ж, мы почти около нее. Как верно я выбрала дорогу!
– Бегом у меня не получится, – предупредила я.
И почему у него всегда руки такие холодные? Может, он вампир? Тут вам тогда и объяснение, как он живет в таком графике.
Коршун привел меня в смотровую, усадил на стул и занялся своим благородным делом, спасая меня от потери крови.
– Ты чего гуляешь? Болит что-то?
– Да я… нет, не болит… просто кровит…, – да что ж это такое?! Вот вижу его, и двух слов от волнения связать не могу!
– Почему меня не разбудила?
– Вы и так устали…
– Но ведь пришла же! Куда потом помчалась-то?! – сказал он, вытирая кровь на моей шее.
Черт, он меня там видел.
– Я медсестру искала.
– В другом отделении решила посмотреть? – усмехнулся он.
– Да нет… в нашем… а у них закрыто было, я потом вас увидела и решила, что потерплю до утра, – вряд ли в моем сбивчивом рассказе была логика.
– Потерпит она! На подушке крови много?
– Угу.
– Скажу, завтра новую тебе дадут.
– Так я выживу?
– Кузнецова! – рассмеялся он. – Куда ж ты у меня денешься?!
– Почему я «Кузнецова», а остальные «Танюши» и «зайчики? – вырвалось у меня с обидой. Я видела, как он говорит и с другими, у него даже медсестры «лапочки», а я «Кузнецова»!
Вопрос насмешил доктора сильнее.
– А как надо?
Я смущенно пожала плечами.
– Не знаю. Мне «заинька» понравилось.
Он заклеил мое ухо новым пластырем.
– Так не бредила, значит? Все помнишь?
– Не все! – быстро соврала я. Блин, я ж там говорила, какой он красивый… надеюсь, в настоящем наркозе я не ляпнула ему ничего лишнего?
– Иди спать, заинька, – улыбнулся доктор.
– Много было этих «аварийников»?
– Операционных двое, – Коршун поднялся и открыл дверь. Наверное, дает понять, что мне, действительно, пора. Ладно, он устал.
Пришлось тоже подняться.
– Простите меня…
– За что? – не понял доктор.
– Что не дала поспать.
– Во-первых, это не так, во-вторых, я не должен был спать, я ведь на дежурстве, в-третьих, мы сейчас тут не просто поболтать встретились. Если нужна будет помощь – не бойся обращаться. И не вздумай больше убегать, еще плохо станет…. Пойдем.
Он снова проводил меня до палаты, а мне жутко не хотелось с ним расставаться. И спать тоже не хотелось. Единственным моим желанием оказался Коршун. Я хочу с ним просто говорить, хотя бы. И не важно – о чем, он может мне даже что-нибудь про операции рассказывать. Не хочу, чтобы он уходил! Но, конечно, я все понимаю. Он устал. А я ужасно выгляжу и, наверное, кроме жалости, больше не вызываю никаких чувств. А еще, дома Коршуна наверняка кто-то ждет. Какая-нибудь коршуниха, и возможно даже с коршуненком. Ну, я бы такого ждала…
– Спокойной ночи, Дмитрий Васильевич…, – горестно вздохнула я, коря себя за то, что не могу набраться смелости и сказать ему, что не хочу уходить.
– Спокойной ночи, заинька, – улыбнулся доктор.
Девчонки, конечно, спали, даже бедняге Тане сегодня удалось уснуть. А мне вот было совсем не до сна. Вспомнив, что в холодильнике у меня лежит плитка шоколадки, которую мне через Лизку передал Гоша, я достала вкусность и уселась на свою кровать. Чайку бы сейчас…
Хм, а если… он же сказал, что не должен был спать, значит, и сейчас не станет? А в ординаторской точно есть чайник, и мне очень хочется угостить доктора шоколадкой. Что Коршун обо мне подумает, если я снова туда заявлюсь? Да, он мне очень нравится, и он это тоже прекрасно понимает, уж он-то мужик не глупый, да и точно привык, что девки на него слюни пускают. Понятное дело, что в больнице никаких отношений быть не может, тем более у доктора с пациенткой, его могут наказать за такое. Но ведь зародиться эти самые отношения вполне могут и в больнице. И пусть, даже если только дружеские. Если Коршун женат – лезть в семью я ни за что не посмею, но ведь он может быть и свободным! В общем, что я время тут зря теряю?
Я решительно поднялась и, не забыв прихватить шоколадку, снова выпорхнула в коридор. А потом, чувствуя себя Джеймсом Бондом, стала красться в сторону ординаторской, тенью мелькая мимо некоторых палат, у которых дверь была открыта.
Теперь Коршун дверь за собой в ординаторской прикрыл, я тихонько поскреблась.
– Входите! – донеслось с той стороны.
Собравшись с силами, я выдохнула и приоткрыла дверь.
– Не спите?
– Другое ушко тоже? – готова поклясться, что он рад снова меня видеть!
Я засияла улыбкой.
– Нет. Я на чай! У меня вот шоколадка есть, а чая нет…