Свет невыносимо резал глаза. Бритт застонала и, вытянув руку, попыталась защититься от этой пытки. Мысли ее путались — Бритт никак не могла заставить себя сосредоточиться. Где она? И почему ничего не помнит? Последним отчетливым воспоминанием было то, что она сидит в автобусе, закрыв глаза. Так как же она очутилась здесь, на этой кровати?
Господи, неужели она в больнице?
Только тут Бритт начала ощущать и мягкую шелковистость простынь, и тяжесть одеяла, которым она была укрыта.
С опаской открыв глаза, она обвела глазами комнату — большую, добротно обставленную и какую-то безликую. Все в ней, начиная с дубовой мебели и стандартных натюрмортов на стене и кончая ключом с металлической биркой, лежавшим на тумбочке у кровати, указывало на то, что она в отеле.
Сквозь приоткрытую дверь шкафа она увидела свои костюм и пальто, аккуратно развешенные на плечиках. Под ними стояли туфли и лежала сумочка.
Приподнявшись на локте, Бритт увидела свое белье, брошенное на спинку стула. И тут неожиданно она все вспомнила.
Ну конечно! Она заснула в автобусе и спокойно проспала до конечной остановки. Там ее разбудил водитель и отвез в ближайший отель, где портье, лысоватый мужчина с острым взглядом, удивленный тем, что у Бритт нет багажа, заставил ее заплатить вперед.
Чувствуя слабость во всем теле, молодая женщина снова бессильно привалилась к подушке. Судя по свету, льющемуся из окна, уже давно рассвело. Наверняка она оставила у портье записку с просьбой разбудить ее — или болезнь так внезапно навалилась, что Бритт забыла это сделать? Впрочем, теперь это неважно.
Первым делом надо позвонить Линде — она наверняка уже волнуется, куда пропала подружка… Опомнись, глупышка, вспомни о разнице во времени! Линда наверняка еще спит или только что встала…
Взглянув на часы, лежавшие на тумбочке у кровати, Бритт увидела, что сейчас всего восьмой час. Отлично! Значит, на Мауи еще ночь, так что у нее масса времени и волноваться не о чем.
Бритт закрыла глаза, и перед ней начали возникать отрывочные воспоминания о прошедшем дне. Вот они едут по городу вместе с Крейгом. Они говорят о пустяках; оба изысканно вежливы, но за этой вежливостью скрывается нежелание говорить о вещах действительно серьезных.
Потом этот жуткий перелет на побережье, пересадка на другой самолет — тот, что должен доставить ее на Гавайи, задержка рейса, решение позвонить Крейгу, а в результате — неприятный разговор с Юнис, от которого у Бритт остался тяжелый осадок и мучительное чувство ревности.
То, что Крейг, не успев проводить жену, тут же пошел куда-то ужинать с любовницей, ясно доказывало, как эфемерны были надежды Бритт на то, что их брак еще можно спасти…
Где-то неподалеку с громким шипением открылась и затем снова закрылась дверь лифта. От неожиданности Бритт даже подскочила на кровати. Через несколько минут за дверью начал работать пылесос. В этом знакомом звуке было что-то такое домашнее и уютное, что Бритт, набравшись смелости, решила встать.
Она торопливо оделась, нервно дергая застежки и молнии, и, подхватив сумочку, направилась в ванную.
Похоже, что болезнь, отравившая Бритт вчерашний вечер и ночь, не оставила никаких следов, кроме кошмарного внешнего вида. Приглядевшись поближе, Бритт с отвращением увидела в зеркале расплывшийся по лицу макияж и чудовищно спутанные волосы. Зрелище было таким неприятным, что спазм сжал ее внутренности. Ее стошнило прямо в раковину.
Ей стало немного легче. Схватив бумажные салфетки, Бритт вытерла рот, а потом принялась яростно избавляться от туши и румян. Как жаль, что от остальных проблем нельзя избавиться так же легко, как смыть с губ старую помаду!
Доставая из сумочки косметичку, Бритт увидела баночку с таблетками. И тут в ее душу закралось подозрение. Может быть, это лекарство и впрямь вполне безобидно для большинства, но не для нее. Недаром же ей стало плохо именно после принятых двух таблеток. А в довершение всего она проглотила еще две уже в автобусе… Бритт вспомнила, что с детства плохо переносит некоторые лекарства, абсолютно безвредные для других людей.
Она отправила баночку с таблетками вслед за бумажными салфетками в корзинку для мусора и принялась наводить красоту — причесываться и заново краситься. Выходя из ванной, Бритт была уверена, что теперь с ее внешностью все в порядке.
Ей захотелось глотнуть свежего воздуха, и Бритт решила, что лучше пойти прогуляться, чем сидеть в душном номере и ждать, пока можно будет позвонить Линде. В конце концов подружка еще спит. Нет смысла беспокоить ее в такую рань. Позвонить можно и позже, откуда-нибудь из города.
Надев пальто, Бритт вышла в коридор. Спустившись на лифте, она очутилась в небольшом элегантном вестибюле отеля. Хотя народу там было много, никто, казалось, не обратил внимания на молодую женщину. Бритт по ярко-красному ковру дошла до обитых медью дверей и шагнула в прохладное, свежее утро. Стоявший на посту швейцар был в этот момент занят тем, что помогал выйти из такси какому-то пожилому мужчине, и тоже не обратил внимания на Бритт.
Воздух, взметнувший ее волосы, был напоен влагой. Почувствовав его прохладное прикосновение, Бритт вдруг вспомнила, что до сих пор не представляет себе, где находится. Надпись на бирке гостиничного ключа гласила: «Отель „Клифтон“», но это ей ровным счетом ни о чем не говорило.
Она огляделась. По обеим сторонам улицы теснились небольшие магазинчики, а вдали виднелись контуры высотных зданий. По этим признакам Бритт догадалась, что находится неподалеку от центра какого-то крупного города. Но где — в Сан-Франциско или в каком-нибудь другом городе, куда ее привезли из аэропорта?
Как будто в ответ на свой вопрос Бритт услышала за спиной характерный клацающий звук и, даже не оборачиваясь, догадалась, что это фуникулер. Значит, она в Сан-Франциско.
Мимо проехало такси. Бритт хотела было остановить его, но вдруг поняла, что не знает, куда намерена ехать. Из ближайшего магазинчика вышли две пожилые женщины, нагруженные покупками. Одна из них уставилась на Бритт, а затем что-то сказала своей спутнице. Только тут Бритт поняла, что застыла прямо посередине тротуара.
Она двинулась дальше, спиной ощущая, что женщины по-прежнему наблюдают за ней. Чтобы избежать этого назойливого любопытства, Бритт решила свернуть в ближайший переулок.
Ее внимание привлекла вывеска маленького ресторанчика, и Бритт почувствовала, что очень проголодалась. Похоже, что болезнь, какова бы ни была ее причина, не лишила ее аппетита, а может быть, в этом виноват свежий, просоленный океаном ветер.
Толкнув дверь, Бритт вошла внутрь. Теплый влажный воздух, пропитанный запахами жареного бекона и кофе, звяканье тарелок и гул голосов — все внезапно навалилось на нее. Она огляделась в поисках свободного места, но все вокруг — отдельные кабинки, расположенные вдоль одной стены, маленькие столики в центре и даже высокие табуреты у круглой стойки — все было занято.
Бритт уже собиралась было уйти, но в это время ее окликнула пожилая женщина, сидевшая в кабинке недалеко от двери.
— Я уже заканчиваю, — сказала она. — Вы можете сесть здесь.
Поколебавшись, Бритт проскользнула в кабинку. Подошла официантка, и Бритт заказала яичницу, сдобные булочки и кофе. Сидевшая напротив женщина оторвалась от газеты и принялась изучать свою соседку с нескрываемым интересом.
— Спасибо, что позвали меня за ваш стол, — сказала Бритт, чувствуя, что молчать невежливо.
Женщина пожала плечами.
— Мне всегда неловко, что я занимаю целую кабину, но понимаете, я терпеть не могу сидеть на этих неудобных табуретах у стойки.
Она принялась объяснять, что у нее болит спина, и Бритт была рада, что соседка оказалась такой словоохотливой — это позволяло ей хоть на какое-то время отвлечься от собственных невеселых мыслей.
Принесли ее заказ. Женщина снова уткнулась в газету, оставив Бритт наедине с ее завтраком и проблемами.
Должно быть, она настолько погрузилась в собственные мысли, что даже вздрогнула, услышав голос соседки по столику.
— Уже второй за этот месяц, — покачала головой женщина. — Так и ждешь, когда следующий, верно?
Бритт удивленно заморгала.
— Простите?..
Женщина ткнула в газету, лежавшую рядом с ее чашкой.
— Да самолет, что разбился сегодня ночью. Я говорю — это уже второй такой случай за месяц… А ведь недаром говорится, что Бог любит троицу!
Бритт попыталась прочесть заголовок, но газета лежала вверх ногами.
— Катастрофа? — без особого интереса спросила она, чтобы только поддержать разговор. — Разбился военный самолет?
— Да нет, пассажирский. Вылетел вчера вечером из международного аэропорта Сан-Франциско в… я не запомнила, куда он направлялся. Да вот вам газета, если интересно — прочитайте! Мне она больше не нужна. Я всегда читаю только первую страницу и астрологический прогноз.
Она подозвала официантку, чтобы расплатиться. Бритт молча ждала, пока соседка уйдет, и тут же, схватив газету, пробежала глазами заголовки:
«Вблизи Оаху потерпел катастрофу самолет рейса 608. Пока найдено несколько тел. Предполагается, что все пассажиры, находившиеся на борту, погибли».
Как завороженная, она принялась водить пальцем по опубликованному списку пассажиров и вскоре наткнулась на свое имя: «Миссис Крейг Дуглас, Дуглас-Гроув, Огайо».
Бритт закрыла глаза, стараясь отогнать навязчивое видение. Перед ее мысленным взором возникла семья, сидевшая рядом с ней в самолете. Молодая женщина беспокоилась, что слишком тепло одела детей — ведь на Гавайях сейчас жара. Теперь она никогда не узнает, оправданно ли было это беспокойство… Супружеские пары, так беззаботно подшучивавшие друг над другом, так и не проведут отпуск у моря… И дружок рыжеволосой стюардессы напрасно будет ждать свою пассию… Будет ли он опечален, когда узнает, что ее жизнь оборвалась так рано и так нелепо?
А Крейг? Что, интересно знать, почувствует он, узнав о катастрофе? Печаль или облегчение?
Бритт отодвинула тарелку и, опустив голову на руки, предалась размышлениям. Неизвестно почему она чувствовала себя немного виноватой, хотя и понимала, что это нелепо. Так много людей погибло, а вот она осталась жива! Что это — чудо или, может быть, чья-то грандиозная шутка, что она, которой не на что надеяться, чья жизнь превратилась в клубок неразрешимых проблем, оказалась единственной пассажиркой этого рейса, оставшейся в живых?..
Увидев официантку, подошедшую убрать со стола, Бритт очнулась. Расплатившись, она вышла на улицу. Было тепло — солнце стояло почти в зените.
Она долго бесцельно брела по улице, стараясь отогнать от себя мысли о катастрофе. Наконец, добредя до небольшого парка — зеленого оазиса в центре шумного города, — Бритт опустилась на свободную скамейку и уставилась прямо перед собой.
Поскольку ее имя значилось в газете в списке пассажиров, значит, никто не заметил, как она покинула самолет. Очевидно, стюардессы, раздосадованные задержкой, даже не удосужились пересчитать людей перед вылетом. Так это было или нет, она, по всей вероятности, никогда не узнает. Да и вряд ли это меняет дело. Впрочем, как и бесцельное сидение в парке, и бесплодные размышления на эту грустную тему.
Что ей действительно нужно сделать, так это отыскать телефон и позвонить в Огайо. Ну а после того, как она объявит Крейгу, что жива — что делать дальше? Как ни в чем не бывало продолжать путь на Мауи?
Позвонить нужно обязательно. И нечего откладывать! Тогда почему она продолжает сидеть на скамейке, как изваяние? Неужели потому, что мысль о чудесном избавлении не дает ей покоя? То, что ей, со всеми ее проблемами, единственной из всех пассажиров этого злосчастного самолета, удалось уцелеть… Что это — перст судьбы? А ее радость по этому поводу — чудовищный эгоизм или нормальная человеческая реакция?
Бритт глубоко вздохнула и снова мысленно приказала себе встать, однако не двинулась с места.
Жизнь продолжалась, и ей как никогда хотелось наслаждаться ею. На соседнюю скамейку села дородная хорошо одетая женщина и начала кормить голубей, бросая им крошки из коричневого бумажного пакета. Неподалеку два пожилых человека играли в криббедж. Доска лежала между ними на скамейке. Патлатый юнец плюхнулся на скамейку рядом с Бритт и принялся пощипывать струны гитары. Хотя он не смотрел на нее, Бритт чувствовала, что он заинтересовался ею. Ей вдруг захотелось вернуться в беззаботную молодость, когда можно себе позволить провести пару часов в парке, наслаждаясь ласковым солнцем и играя на гитаре.
Наконец она поднялась и отправилась разыскивать телефон. Примерно через квартал от парка ей на глаза попалась будка. Зайдя внутрь, Бритт вытащила из сумочки всю мелочь, положила ее на полочку под телефоном и принялась раскладывать монетки на ровные столбики — неизвестно зачем, скорее всего чтобы оттянуть момент, когда придется набрать одиннадцать цифр, которые соединят ее с Крейгом…
Она снова напомнила себе, что обязана это сделать. Обязана? А собственно говоря, почему? И тут ей пришла в голову мысль, должно быть, давно тлевшая в подсознании, возникшая, очевидно, уже тогда, когда она в первый раз увидела в газете свое имя среди других, погибших пассажиров самолета.
А что если она не станет звонить Крейгу? И вообще никому… Что если она не вернется в Огайо? Разве это не решит разом все ее проблемы?
Овдовевший Крейг будет свободен в своих действиях. Более того, в его безупречном прошлом не будет развода, что, несомненно, очень важно, если он хочет добиться высокой должности. А ей, Бритт, не придется страдать от боли, выслушивая его признания в том, что он ее больше не любит и хотел бы развестись…
В конце концов Крейг уже пережил страшную весть о ее гибели, и что бы она сейчас ни сделала, этого не изменишь. Со временем он свыкнется с этой мыслью, и его упорядоченная, размеренная жизнь снова вернется в привычную колею. Ну конечно, как всякий нормальный человек, которому не чуждо сострадание, он искренне и сильно огорчен вестью о безвременной кончине жены, но нельзя сбрасывать со счетов и то, что таким образом решаются все его матримониальные проблемы…
Кто-то нетерпеливо забарабанил монеткой по стеклу. Бритт вышла из кабины и снова направилась в парк. Когда она вернулась к скамейке, на которой только что сидела, то увидела, что лохматый юноша уже ушел, а его место заняла женщина, читавшая любовный роман в яркой обложке.
Не имея желания вступать в беседу с соседкой, Бритт закрыла глаза и откинулась на спинку скамьи. На мгновение из-за туч показалось солнце, согревшее ее своими лучами, но тут же опять спряталось. Даже когда холодный ветер с залива прогнал ее соседку, Бритт осталась сидеть. Она знала, что должна наконец принять какое-то решение, но не находила в себе сил сделать это.
Неожиданно ей пришло в голову, что в такой же ситуации она была четыре года назад, когда встретила Крейга, правда, в другом парке, в Сиэтле. Она снова свободна; жизнь дает ей шанс начать все сначала. Но, в отличие от тех дней, у нее нет работы — есть только та одежда, что сейчас на ней, да в бумажнике всего пара сотен долларов. И еще воля и огромное желание выжить.
Но главное — она свободна. Она вольна начать жизнь сначала, принимать во внимание только собственные интересы, испытать, на что она способна, и в конечном итоге выиграть или проиграть. Все зависит только от нее самой. Она вольна выбирать знакомых по своему вкусу, вместо того чтобы общаться с людьми, нужными для карьеры Крейга или потому, что она замужем за человеком, имя которого слишком известно в этом городе.
Имея при себе так мало денег, она непременно должна найти способ содержать себя, но при этом не может предъявить диплом, подтверждающий ее образование, и не вправе рассчитывать на рекомендации с прежней работы. Она будет вынуждена скрывать даже собственное имя…
«Я могу рассчитывать только на себя, — подумала Бритт, ежась под сильными порывами холодного ветра. — Боже, помоги мне! Мне так страшно…»