Фиктивная помолвка

3

С приглушенным вскриком стоящая на коленях Одри обернулась и в лучах вспыхнувшего света увидела Филиппа. Босиком и с обнаженной грудью – на нем были только джинсы, плотно облегавшие длинные стройные ноги, – он с презрением смотрел на нее.

– Я просто хотела заморить червячка, – дрожащим голосом прошептала Одри. – Я не думала, что разбужу кого-нибудь!

– Ложась спать, я включаю сигнализацию. Если внизу происходит движение, мне сразу становится об этом известно.

Потирая ушибленный большой палец ноги, Одри отрешенно уставилась на Филиппа своими огромными голубыми глазами. Одетым он выглядел угрожающе, полураздетым – внушал… благоговейный страх. Одри покраснела от смущения и опустила голову из боязни, что по выражению лица он может догадаться о ее мыслях. Но Филипп по-прежнему стоял у нее перед глазами: его мощные загорелые плечи, прекрасно развитые бицепсы, плавно перекатывающиеся под гладкой кожей, великолепный торс с четким рельефом мышц брюшного пресса.

Одри вдруг почувствовала, как ее охватывает странный жар, распространяющийся болезненными, но одновременно сладостными толчками от живота все ниже и ниже, к самым сокровенным частям ее тела. Во рту пересохло, Одри не могла понять, что с ней творится. Напуганная внезапным появлением Филиппа и умирая от смущения, что оказалась застигнутой врасплох, когда попыталась нарушить диету, Одри чувствовала, что для ее и без того натянутых нервов этого вполне достаточно. Она открыла было рот, чтобы объяснить свое поведение, но, к ее невыразимому ужасу, у нее вырвался лишь сдавленный хрип.

– Черт побери! – недоверчиво глядя на нее, воскликнул Филипп. – Не может быть, чтобы ты испытывала столь сильный голод!

Одри с усилием выпрямилась и, отвернувшись, попыталась взять себя в руки. Она не уловила угрожающих признаков в наступившей после этого тишине, просто ей показалось, что риску довести ее до настоящей истерики Филипп предпочел молчание и придержал свой острый язык. Слезливостью она никогда не отличалась, но Филипп всегда заставлял ее чувствовать себя никчемной, неуклюжей и глупой.

– Бог мой! – послышался недоуменный возглас Филиппа. – Кто бы мог поверить? Да у тебя фигура фотомодели для мужского журнала!

Не веря своим ушам, что удостоилась подобного комплимента, Одри резко обернулась. И тут же столкнулась с пристальным взглядом темных глаз, без всякого смущения разглядывающих ее полуобнаженную фигуру. Полностью упустив до этого момента из виду, что на ней лишь пижама, Одри, вспомнив об этом, густо покраснела и скрестила на груди руки.

– Нет, не надо! – воскликнул Филипп, его оценивающий взгляд был прикован к полной, четко вырисовывающейся под плотно облегающей трикотажной тканью пижамы груди Одри.

Затем его пронизывающий взгляд замер на ее тонкой талии, и в этот момент самообладание, похоже, покинуло его. Филипп приблизился к Одри, резким движением повернул к себе спиной и оглядел женственный изгиб ее бедер и удивительно стройные ноги.

– Ради всего святого, что вы делаете?! – в ужасе от столь бесцеремонного обращения беспомощно воскликнула Одри и предприняла попытку вырваться.

– Я ошибочно полагал, что у тебя избыточный вес. Мне казалось, что под бесформенной, мешковатой одеждой ты скрываешь лишний жирок. Я даже не предполагал, что у тебя есть талия! И, Господи, все время… все это время, – медленно повторил Филипп тоном, от которого по спине Одри побежали мурашки, – ты скрывала великолепные формы!

– Не понимаю, о чем вы говорите! – Одри отскочила от него и скрестила на груди руки.

Ее потрясли слова Филиппа, хотя она пребывала в полной уверенности, что он иронизирует. Но, как бы ни обстояло все на самом деле, стало очевидным, что в его глазах она перестала быть страдающей избыточным весом особой.

Филипп бесшумно сделал шаг назад, взор его блестящих темных глаз был затуманен, легкий румянец играл на щеках. Он продолжал смотреть на Одри, но правильные черты его смуглого лица ничего не выражали.

– Я знаю, что тебе трудно меня понять. И коль скоро ты, по всей видимости, не представляешь, как воспользоваться тем, чем обладаешь, я представляю это четко. В ближайшие дни мы отправимся во Францию.

– В ближайшие дни? Но тогда у меня не будет времени…

– Оно тебе не нужно. Ты нуждаешься лишь в приличной одежде, да еще необходимо что-то сделать с твоей неухоженной гривой. – Филипп легкой походкой подошел к холодильнику, широко распахнул дверцу и бросил на Одри полный иронии взгляд. – Можешь есть все, что твоей душеньке угодно! И не увлекайся физическими упражнениями. Постарайся сохранить себя такой, какая есть. Я намерен любоваться каждым дюймом твоего восхитительного тела.

И Филипп удалился, источая флюиды абсолютного довольства собой, будто после заключения удачной сделки.

«Любоваться каждым дюймом твоего восхитительного тела…» Все еще не веря собственным ушам, Одри, скосила глаза на свою пышную грудь, доставившую ей кучу неприятностей в отрочестве и потому ненавистную. Обе, и Стелла, и Лидия, сухощавые от природы, особыми достоинствами в этом плане не отличались. Они-то и внушили Одри, что пышные формы просто неприличны и их необходимо скрывать.

Школьные годы превратились для Одри в кошмар. Ее фигура начала обретать зрелые очертания, когда большинство одноклассниц Одри еще оставались детьми. Жестокие издевки девчонок и грубоватые замечания ребят заставили Одри окончательно разочароваться в своей фигуре. Бесчисленное количество раз она возвращалась домой, бежала в свою комнату и рыдала.

Мачеха купила ей тогда длинный просторный свитер, прикрывавший бедра и делавший грудь не столь заметной. С тех самых пор Одри полюбила мешковатую одежду, потому что только в ней чувствовала себя комфортно.

И пусть это кажется невероятным, но Филипп Мэлори, увидев мою фигуру, в первую секунду был ошеломлен и чуть ли не восхищен. Нет-нет, его высказывание к возвышенным чувствам не имеет никакого отношения, поспешила внести поправку в ход своих размышлений Одри, он просто признал, что природа более чем щедро наделила меня. Но то, что я всегда считала своим большим недостатком, Филипп расценил как достоинство.

И он вдруг решил, что мне вовсе незачем худеть и изводить себя физическими упражнениями. Но неужели я действительно позволила ему разглядывать меня, будучи если и не полуобнаженной, то во всяком случае минимально одетой? Краска стыда с опозданием залила лицо Одри, и всякое желание подкрепиться по какой-то злой иронии исчезло. Захлопнув дверцу холодильника, она вернулась к себе в комнату, продолжая размышлять о разительной перемене мнения Филиппа о ее фигуре.

В конце концов Одри решила: видимо, Филипп относится ко мне просто как к куску мяса, который предстоит выставить в витрине мясной лавки и любоваться которым предстоит лишь одному человеку – Максимилиану Чезлвиту.

На следующее утро Филипп в сопровождении Дайаны вошел в залитый солнечным светом спортивный зал и остановился как вкопанный. Солнечные очки выпали у него из рук. Одетая в спортивное трико, Одри делала разминку.

На мгновение она замерла, и ее взгляд неожиданно столкнулся с глазами Филиппа. Сделав над собой усилие, Одри не обхватила себя руками, словно застенчивая школьница, вспомнив, что трико все же не столь открыто, как купальник. Не в силах отвести взгляда от сверливших ее глаз Филиппа, девушка ощутила странное головокружение и вдруг почувствовала, как наливаются тяжестью груди под облегающей их тканью, а каждый с трудом дающийся вдох вызывает боль в ставших чувствительными сосках.

Дайана подняла очки и подала их Филиппу. Поморщившись, он медленно отвел взгляд от Одри и начал недоуменно разглядывать очки, словно они принадлежали вовсе не ему.

– Я сегодня рано встала. – Одри, словно внезапно разбуженный лунатик, смущенно моргала.

– Вот это сила воли! – Дайана зааплодировала.

Не проронив ни слова, Филипп подошел к огромному окну. Взгляд Одри помимо ее воли следовал за ним, она завороженно разглядывала его напряженные сейчас широкие плечи и обращенное к ней в профиль лицо. Филиппа что-то сильно беспокоит, решила Одри. Скорее всего, его раздражает мое присутствие, нарушившее привычное для него течение времени, обычно посвящаемого им работе.

Два дня спустя Одри с восторгом рассматривала свою новую прическу. В руках опытного парикмахера ее грива действительно стала прической: изящно уложенные волосы с элегантной небрежностью струились по плечам. Избавленное от почти закрывавших его буйных кудрей, лицо Одри приобрело совершенно иное выражение.

В другой части салона ее поджидал стилист. Одри давно отказалась от косметики, ибо ей никогда не удавалось правильно подобрать цветовую гамму. Но опытный стилист, быстро подобравший нужные оттенки, несколькими легкими штрихами так изменил ее внешность, что Одри не могла не восхититься.

Она наконец вышла в зал, где посетительницы салона ожидали своей очереди, и изумилась, увидев Филиппа, который время от времени посматривал на часы и, казалось, не обращал никакого внимания на многочисленные восторженные взгляды окружающих его представительниц прекрасного пола.

Одри замедлила шаг. Взгляни на меня! – захотелось ей вдруг закричать. Посмотри, как я изменилась! На мгновение она опешила от неожиданного желания произвести на Филиппа впечатление, но вскоре ей удалось найти своему порыву объяснение. Ведь именно Филипп настоял на ее посещении салона, так разве ему не интересно увидеть результат, а ей этим результатом похвастаться?

Когда она оказалась почти рядом с ним, Филипп наконец поднял свою темноволосую голову. Он замер и начал разглядывать Одри, хотя глаза его при этом ничего не выражали. Следя за его реакцией, девушка затаила дыхание.

– Намного лучше, – коротко бросил Филипп и, удостоив ее еще одного недолгого взгляда, направился к выходу.

Одри поспешила за ним.

– Ведь правда, да?

– Что?

– Мне так лучше. Поверить не могу, что выгляжу столь элегантной, – щебетала приободрившаяся Одри, когда они оказались на оживленной улице.

– Не ты, а только твоя голова. Твой гардероб по-прежнему в весьма плачевном состоянии, – остудил возникший было у нее пыл Филипп и посторонился, чтобы пропустить Одри в лимузин.

– Нет, сначала вы, – по привычке все еще считая его своим боссом, запротестовала она.

– Одри, пошевеливайся! – рявкнул Филипп.

Она поспешно забралась на заднее сиденье, задев лежащую на нем папку. Находившиеся в папке документы рассыпались, и Одри, охнув, наклонилась и неуклюже стала их собирать.

– Я не ожидала, что вы приедете в салон, – призналась она, искоса поглядывая на документы и понимая, что у нее нет никакой надежды сложить их в надлежащем порядке, ибо написаны они на иностранном языке.

– Я тоже не собирался этого делать, – словно оправдываясь перед самим собой, признался Филипп, все его внимание сейчас поглощала стопка перепутанных листов, лежащих на сиденье между ними. – В самом разгаре заседания совета директоров мне вдруг пришло в голову, что тебя нельзя отпускать одну в такое место. Ты вполне могла такое с собой сотворить, что потом тебя вряд ли можно было бы узнать…

– Я всегда хотела быть блондинкой, – мечтательно произнесла Одри, поспешно заталкивая документы в папку, чтобы они не бросались в глаза. – Моя старшая сестра – блондинка…

– …или сидела бы разинув рот и позволила бы делать с собой, что им взбредет в голову. Риск был слишком велик.

– Мне жаль, что я доставила вам столько неудобств, – удрученно пробормотала Одри.

– Ты права. Осталось еще решить проблему с твоим гардеробом, и это мы сделаем тоже сегодня. Послезавтра мы вылетаем во Францию.

– Так скоро? – вздохнула Одри. – Альт будет скучать без меня.

– Я не видел твоего пса с того самого вечера, как ты переехала, – признался Филипп, с запозданием отметив столь удивительный факт.

– Вы просто его не замечали. Альт прячется от людей – прежний хозяин очень плохо с ним обращался. Обычно Альт оставался днем у моей знакомой, но теперь, пока я буду во Франции, ему придется побыть в вашем доме. Мне неудобно просить добрую женщину приютить его на столь длительный срок.

– А не мог бы… э-э-э… Келвин взять его?

– Альт боится мужчин. К тому же Келвин весь день работает, да и ночами частенько отсутствует. А долго ли я пробуду во Франции?

– Чем Келвин занимается? – оставив ее вопрос без ответа, поинтересовался Филипп.

– Он биржевой маклер или что-то в этом роде…

– Понятно.

– Что понятно?

– Что проныра, использующий тебя в качестве бесплатной домработницы, никем иным и не мог оказаться. Эти маклеры такие ловкачи… Он знал, что ты ему ни в чем не откажешь.

– Вы понятия не имеете, о чем говорите! Келвин вовсе не проныра! – Одри покраснела от возмущения, услышав столь нелестное мнение о предмете своей тайной страсти.

– Он знает о твоей привязанности к нему и пользуется этим.

– Я не просила вас высказывать свое мнение и ничего не хочу слышать! – Стиснув кулаки, Одри отвернулась к окну и стала наблюдать за проносящимися рядом автомобилями. – А как вы узнали, что я помогала Келвину по дому?

– Я случайно услышал беседу двух секретарш, обсуждавших, как глупо ты поступаешь.

Даже клеймо «бесплатной домработницы» не столь сильно унизило Одри, сколько последняя реплика Филиппа и тон, каким она была произнесена.

– Похоже, ты и понятия не имеешь об уловках, известных любой женщине с рождения. Мытьем посуды сердца мужчины не завоюешь! – язвительно бросил Филипп.

Одри резко повернулась и посмотрела на него. В ее голубых глазах застыл немой упрек.

– Знаете… я вас ненавижу.

– За то, что я сказал правду? Будь у тебя добрые друзья, они бы давно это сделали, да еще дали бы несколько полезных советов.

От его взгляда, в котором волшебным образом смешались грусть, жалость и что-то еще, трудноопределимое, Одри на мгновение утратила способность соображать. От смущения у нее задрожали ресницы, и она опустила глаза. Жадно хватая ртом воздух, девушка поспешно отвернулась, сердце было готово выскочить из груди. Взгляд Филиппа совершенно выбил ее из колеи, но она постаралась не показать этого и спокойно сказала:

– Вы считаете, что я напрасно трачу время, а между тем вы совершенно не знаете Келвина, да и обо мне вам мало что известно. И что это за полезные советы, в которых я якобы нуждаюсь?

Филипп, давая понять, что ему смертельно наскучил этот разговор, демонстративно вздохнул и буркнул:

– Я вовсе не милая тетушка, с помощью которой можно разработать тактику захвата зазевавшегося парня.

– Максимилиан ужасно вас избаловал, – не удержалась от замечания Одри, раздосадованная отповедью. – Вот поэтому он так и беспокоится за вас: чувствует себя ответственным за то, кем вы стали.

Одри с запозданием поняла, что позволила себе непростительно откровенное высказывание, затронув весьма щекотливую тему, и виновато подняла на Филиппа глаза. Он был явно возмущен и в то же время недоумевал.

– Прошу прощения, – извинилась Одри. – Я вмешиваюсь не в свое дело, но лишь потому, что вы позволяете себе грубить и, похоже, вам плевать, что у других людей тоже есть чувства – и их можно оскорбить.

– Да ну?

Филипп издевательски улыбнулся, показывая тем самым Одри, что ее красноречие пропало впустую. Однако ему не удалось ее провести, Одри знала, что задела этого самодовольного типа за живое.

Девушку смущало лишь то, что, пытаясь порицать Филиппа, она ненароком обмолвилась о беседах с его крестным отцом, носивших глубоко личный характер. Как я могла столь легкомысленно поступить? – ругала себя Одри. Как могла предать доверие Максимилиана?

Максимилиан рассказывал ей, что Филипп во всех отношениях был на голову выше своих сверстников. Благодаря блестящим способностям с самого раннего возраста он стоял особняком и проявлял нетерпимость к тем, кто был ниже его по уровню развития. Острый язык заставлял людей с опаской относиться к Филиппу. Если им не удавалось проявить крайнюю осмотрительность, они падали в его глазах, презрение становилось куда более унизительным, чем прямой упрек или критика.

– Мне не следовало вам этого говорить, – прошептала Одри, пытаясь исправить допущенный промах, способный нанести ущерб мнению Филиппа о крестном отце. – У вас не должно сложиться впечатление, что Максимилиан обсуждал со мной…

– А почему у меня должно сложиться иное впечатление? – возразил Филипп и с презрением посмотрел на нее.

– Все было совсем не так! – отчаянно запротестовала Одри. – Помните шумиху в прессе прошлым летом по поводу актрисы, с которой вы расстались? Ну, той, что попала в больницу, приняв чрезмерную дозу…

– И вовсе не дозу. У нее было алкогольное отравление.

– О-о-о… п-правда?

– Я бросил ее потому, что ни разу не видел трезвой, – ледяным тоном пояснил Филипп.

– Максимилиан ничего об этом не знал, его очень расстроила вся эта шумиха в газетах, – продолжала Одри. – Тогда-то он и сказал кое-что в сердцах по поводу того, каким воспитал вас, не будучи…

– Черт возьми! Я знал эту женщину всего несколько недель! Она начала пить задолго до того, как мы познакомились, и я постоянно уговаривал ее обратиться к врачу.

– Максимилиан испытал бы облегчение, узнав об этом, – пробормотала Одри.

Сейчас, не находя места от стыда за неуклюжую попытку осудить его поведение, Одри чувствовала себя еще хуже, чем раньше. Выбираясь из машины вслед за Филиппом, она в попытке вымолить прощение дрожащей рукой дотронулась до рукава его рубашки. С заоблачных высот он посмотрел на ее узкую ладонь с таким видом, будто Одри вторглась в святая святых принадлежащего ему одному пространства.

Словно обжегшись, Одри отдернула руку и с искренним раскаянием сказала:

– Я не хотела вас обидеть.

– Обидеть?! – недоуменно воскликнул Филипп. – С чего это ты, черт возьми, вообразила, что…

– Вы вовсе не тот человек, у которого легко просить прощения, не так ли? Я, похоже, все больше и больше роняю себя в ваших глазах. Стоит мне открыть рот, и я несу какую-то чепуху.

– Тогда тебе лучше дать обет молчания, – сухо посоветовал Филипп.

Видимо, я действую ему на нервы, решила Одри, и от отчаяния ее плечи поникли.

– Не сутулься. – Филипп звонко шлепнул ее ладонью по спине, заставляя выпрямиться.

Я ему и впрямь ненавистна, мрачно подумала Одри. Любой мой поступок или фраза раздражают его, а я не привыкла, чтобы ко мне относились с неприязнью. Моя легкая натура не в силах мириться с его мрачным характером. Мы абсолютно разные люди. Его холодность и бесчувственность заставляет меня нервничать и совершать одну ошибку за другой. Мне никогда не удавалось собраться в присутствии Филиппа Мэлори, мозг просто отказывался мне подчиняться…

Заметив, что Филипп бросил опасливый взгляд на ее дрожащие губы, Одри поспешила заверить:

– Я не стану плакать… нет!

– Тебе не удалось меня убедить. – В ее широко раскрытых глазах блеснули слезы, и Филипп неожиданно довольно грубо воскликнул: – У тебя поразительные глаза!

Одри показалось, что окружающий мир перестал существовать. Она утратила способность двигаться, в ее затуманенном мозгу не осталось места мыслям. И в то же время девушка смутно ощутила необъяснимое томление, подобно голодному дикому зверю начавшее терзать ее. От этого ей стало еще хуже, но она не могла пошевелиться, не могла произнести ни слова, не в силах была противиться волшебным чарам.

– Мне и впрямь что-то немного не по себе, – заставив себя наконец отвести взгляд, беспомощно пробормотала Одри и, ничего не замечая вокруг, попыталась отойти от Филиппа.

– Не по себе? – безразлично повторил он и, вытянув руку, вернул Одри на место.

– Я себя не очень хорошо чувствую. – Ее действительно бросало то в жар, то в холод, голова кружилась, а ноги подкашивались. – Надеюсь, это не грипп… Возможно, я расстроилась, что теперь вряд ли скоро увижу Келвина. Да, а как понимать вашу фразу о моих глазах?

Филипп усмехнулся.

– Я пытался отвлечь тебя, и мне это вполне удалось.

Отвлечь? От чего? Ах да, слезы. Он решил, что я на людях собираюсь разрыдаться и этим скомпрометировать его. Конечно, его замечание насчет моих «поразительных глаз» не что иное, как чудовищная ложь. Удивительно, что ему еще удалось не скорчить при этом гримасу.

Филипп подтолкнул Одри к дверям огромного магазина, перед которым они стояли, и, едва преступив порог, тут же куда-то исчез. Оказавшись в царстве дорогих товаров, Одри растерялась и могла лишь беспомощно вертеть головой по сторонам.

Наконец в поле ее зрения попал Филипп. Он чувствовал себя в этом роскошном магазине как рыба в воде и явно выделялся на фоне богатой публики, среди которой, возможно, были и более состоятельные, чем он, люди. Так, словно он имел дело с заразным больным, Филипп остановился на расстоянии добрых четырех футов от Одри.

– Сейчас тебе подберут одежду. Рассматривай это как необходимый реквизит и не спрашивай мнения продавщицы. Она знает, чего я хочу.

Не проронив больше ни слова, он с холодным достоинством удалился. Одри растерянно смотрела ему вслед, гадая, чем заслужила такое безразличное отношение. Видимо, она сама во всем виновата. Без чувства такта, неуклюжая и мешающая другим своей впечатлительностью. Три недостатка, которыми никогда не страдал Филипп Мэлори.

Вечером следующего дня Одри придирчиво рассматривала себя в зеркале. Неужели это действительно она? Голубая юбка из крепа и жакет из той же ткани делали заметными все особенности ее фигуры, что было для Одри непривычно. Что же касается шелковой блузки, то всякий раз взгляд Одри натыкался на глубокий вырез. Каблуки изящных босоножек были такими высокими, что она с трудом передвигалась.

Прозвучал звонок стоящего рядом с ее кроватью телефона, и Одри сняла трубку.

– Я хочу, чтобы через десять минут ты была в гостиной, – сказал Филипп.

– Еще немного, и вы меня бы не застали. Я уже собиралась уходить к Келвину, – бодро сообщила Одри. – Черт, потребуется время, чтобы привыкнуть к этим каблукам! – воскликнула она, споткнувшись на пороге гостиной и схватившись за дверную ручку, чтобы устоять на ногах.

Филипп, поднесший к губам бокал с коньяком, замер. Одри тоже превратилась в соляной столб: в смокинге Филипп выглядел убийственно привлекательным. Но и Филипп почему-то тоже уставился на нее, и, смущенная этим обстоятельством, Одри покраснела и забеспокоилась.

– Это надолго? Я не хотела бы разминуться с Келвином.

– Маловероятно, что он тебя ждет. – Глаза Филиппа скользили по блузке Одри, затем переместились на юбку, подчеркивавшую тонкость талии, после чего остановились на изящных щиколотках стройных ног. – Вот ведь дура! – вырвалось вдруг у Филиппа. – Я же ей объяснил, что от нее требовалось! Ты выглядишь черт знает как! Вырез на блузке чересчур глубокий. Юбка слишком короткая.

В явном замешательстве Одри уставилась на него.

– Юбка всего на три дюйма выше колена…

– Совершенно неприемлемо для Максимилиана, и уж совсем не годится, чтобы в таком виде заниматься стиркой барахла Келвина, – с издевкой объяснил свое недовольство Филипп.

– Я хотела похвастаться перед ним обновками…

Филипп недоуменно поднял брови, и Одри, устыдившись своего мелочного тщеславия, густо покраснела. Почувствовав себя безвкусно вырядившейся и в то же время полураздетой, она отбросила ярко рисуемую воображением картину того, как Келвин, увидев ее в новом обличии, тут же поймет, что она именно та женщина, которая нужна ему. Одри вдруг почувствовала, что даже благодарна Филиппу за критику. Она наденет свою обычную одежду и удалит с лица косметику – вовсе незачем показывать Келвину, что она старается ему понравиться. Это может отпугнуть его и нанести непоправимый ущерб их дружбе.

– Сейчас должен появиться ювелир, и ты выберешь обручальное кольцо.

– О!

– Потом можешь оставить его себе.

– Нет. Я хочу, чтобы у меня было настоящее обручальное кольцо, а это буду считать взятым напрокат.

Вскоре появился ювелир. Одри жалела, что не успела переодеться: Филипп прекрасно знает, о чем говорит, и если он считает, что в этом наряде она чрезмерно демонстрирует свое тело, то, видимо, он прав. Ей стало стыдно, что она сама не догадалась об этом.

– Итак, можешь выбирать, – нарушил гнетущее молчание Филипп.

– Бриллианты смотрятся слишком холодными, – вздохнула Одри. – Жемчуг и опалы приносят несчастье. Кое-кто утверждает, что и зеленые камни к неудаче. А вот рубины…

– Вот и возьми рубин.

– Считается, что рубины символизируют собой страстную любовь, – виновато закончила Одри. – Возможно, все же бриллиант более подходит.

Филипп ухмыльнулся и указал на одно из самых роскошных колец.

– Мы возьмем вот это.

Камень был таким большим, что казался поддельным. Одри почувствовала облегчение оттого, что кольцо ей не нравится.

– Теперь я могу идти?

– Я тебя больше не задерживаю.

Через полчаса Одри звонила в дверь Келвина. Она опешила, увидев в дверях совершенно незнакомого мужчину.

– Вы к Келвину? – спросил он.

Одри утвердительно кивнула.

– Видите ли, мисс, Келвин сказал, что я могу здесь пожить, пока он будет в Токио. Мы вместе работаем и…

– В Токио? – переспросила Одри, уверенная, что ослышалась.

– Временный перевод. Келвину только вчера предложили. Грех было не воспользоваться таким шансом. Он улетел сегодня утром.

Одри была потрясена.

– Как долго он будет отсутствовать?

– Думаю, пару месяцев.