Глава двадцать первая

Прошло два месяца. Стояла слякотная погода, с улицы доносилась барабанная дробь ледяных капель и вой набиравшего силу ветра, а дороги превратились в грязное месиво. А потом дождь неожиданно перешел в густой снег, и за одни сутки гавань сделалась похожей на огромную полынью, окруженную белоснежными льдами. Даже чайки, сидевшие на мачтах, напоминали большие снежные хлопья.

Все это возникало в воображении Кермита, пока он лежал, ожидая возвращения Миранды. Зачастую ему казалось, будто ее приход — всего-навсего некий повторяющийся рубеж в вечно текущем времени. Он все реже оглядывался назад и вдумывался в прошлое. Он жил унылым настоящим, в котором не осталось никакой радости.

Кермит ощущал проблеск волнения и предвкушения чего-то необычайного лишь вспоминая о приближении Рождества. Да и то он думал не о себе, а о Мойре. Как славно будет наблюдать за ней, впитывая ее изумление и восторг при виде подарков и елки!

Однажды вечером, за пару недель до праздника, Миранда не вошла, а буквально ворвалась в дом, разрумянившаяся, возбужденная, с воротником пальто, припорошенным снегом, и какими-то пакетами в руках.

Кермит смотрел на нее с изумлением. Все ее уныние, раздражение и мрачность словно сдуло ветром! Наверное, она тоже думала о Рождестве. Он сам хотел предложить, чтобы в один из праздничных дней она сходила на какую-нибудь вечеринку; разумеется, без него.

— Кермит, — сказала она, присаживаясь на постель прямо в пальто, — кажется, мы спасены!

Его ответный взгляд ясно говорил: «О чем ты?».

— Мы поедем в Европу, в Англию, в один хороший госпиталь, где тебя возьмутся лечить.

— Но это невозможно.

— Возможно. — Она накрыла его руку своей ладонью, чего уже давно не случалось. — У нас есть деньги.

— Откуда?

— Часть суммы выделило твое командование, а остальное — пожертвования. Галифакс не забывает своих героев! Я еду с тобой. А Мойру оставим Уэйнам.

Кермит закрыл глаза, словно от вспышки яркого света. Своим внутренним взором он видел приподнятый занавес, за которым таилось необозримое пространство его будущего. Он не удивился. В глубине души он всегда верил, что тьма отступит.

Вместе с тем Кермит улавливал в происходящем какую-то фальшь, за последние месяцы он стал слишком восприимчивым к ней. Притворялись все: неумело скрывавшая свое раздражение Миранда, Гордон и Хлоя со своими подчеркнуто радостными улыбками и ободряющими словами, бывшие сослуживцы, пытавшиеся как можно быстрее оправиться от шока при виде молодого мужчины, в одночасье ставшего инвалидом. Только Мойра вела себя искренне. Она не пыталась его утешить, она его просто любила.

Следующий день был выходным, и когда Миранда, ненадолго отлучившись к соседке, оставила девочку в комнате, Кермит обратился к дочери:

— Подай мне, пожалуйста, мамину сумочку.

Мойра живо отреагировала:

— Мама не разрешает трогать ее вещи!

— Ничего, мне можно.

— Она меня не накажет?

— Нет.

Мойра выполнила его просьбу, и они вместе принялись рассматривать содержимое сумки. Если девочку интересовали всякие женские принадлежности, то Кермита — нечто другое. Очень скоро он нашел то, что искал. Чек. На внушительную сумму. На имя Миранды Далтон. Увидев подпись, он все понял.

Его охватило мгновенное желание разорвать бумажку, но он сдержался и положил ее на место. В конце концов теперь это деньги Миранды. Пусть тратит их на что хочет. На все, кроме одного.

Когда Миранда вернулась в комнату, у мужа было чужое, незнакомое лицо и пугающий взгляд, но в тоне появилось что-то от прежнего Кермита. Он резко велел ей увести Мойру. Миранда хотела возразить, спросить, что случилось, но слова замерли у нее на губах. С этим человеком, пусть и беспомощно лежавшим в постели, было опасно спорить.

— Я никогда не приму этих денег, — сказал он, когда Миранда вернулась от Хлои.

— Почему?

— Потому что они от Макдаффа. Он дал их тебе, вот и трать, на что хочешь. Мне они не нужны.

Миранда сразу поняла, что отпираться бессмысленно. Он все знает.

— Дилан выписал чек на мое имя, потому что ты не можешь пойти в банк и получить деньги. Он просил меня солгать тебе, потому что чувствовал, что ты не захочешь принять его помощь. Но почему, Кермит!

— Тебе не понять.

Она в волнении сжала руки.

— Да, я не понимаю. Не понимаю многих твоих поступков, а больше всего — почему ты так поступаешь со мной, с нашей дочерью?! У тебя есть шанс подняться на ноги, но ты предпочтешь лежать, лелея свою глупую гордость! Да, я встречалась с Диланом и собиралась за него замуж, но какое это имеет значение!

— Дело не в этом. Я не могу требовать от него слишком многого.

— Но у него же есть деньги! Богатые люди часто занимаются благотворительностью. И потом… мы можем попытаться вернуть ему эту сумму, когда ты будешь здоров.

— Дело не в этом, — повторил Кермит. — Дилан Макдафф воспитывает моего сына.

Губы Миранды приоткрылись, но прошло не одно мгновение, пока она прошептала:

— Что?!

— Когда-то я встречался с Нелл, его теперешней женой. Даже больше — я снял для нее квартиру и, приезжая в отпуск, проводил с ней все свое время. Думая, что ты навсегда потеряна для меня, я собирался жениться на Нелл, но после бросил ее ради тебя, когда она ждала ребенка. Я велел ей избавиться от него, но она поступила иначе.

— Дилан знает?

— Даже если и знает, то не скажет мне ни слова.

— Ты говоришь мне это, чтобы оскорбить?

— Я говорю тебе это, чтобы все происходящее предстало перед тобой в истинном свете.

— Ты жалеешь о своей бывшей подружке, о ее сыне! — догадалась Миранда. — Ты думаешь, она повела бы себя лучше, чем я! Эти двое для тебя дороже, чем мы с Мойрой!

Кермит молчал, и Миранда пошла в атаку:

— Этой Нелл не пришлось возиться с инвалидом, кормить его с ложки и менять испачканное белье! Она все получила на блюдечке!

— Она приняла Дилана с его изуродованным лицом, а ты не смогла этого сделать.

— А куда ей было деваться с ребенком в животе? Без родных, без средств, когда город лежал в руинах! Нет ничего проще, чем переспать с уродом: надо просто закрыть глаза! Она же знала, что у него есть деньги!

— Деньги, — как эхо повторил Кермит. — Это напоминает клеймо. Иногда мне становилось жаль Дилана, ибо в глазах людей его состояние затмевало истинную сущность этого человека.

— Ах да, конечно, Дилан Макдафф — святой! Если сегодня день признаний и крушения иллюзий, тогда я тоже скажу тебе кое-что. Ты не был у меня первым. Я спала с Диланом еще до тебя.

— Разве?

— Да! — вскричала Миранда, войдя в раж и ощущая невероятный подъем от того, что отныне ей незачем что-то скрывать. — Я тебя обманула! Просто ты такой же самолюбивый дурак, как и все мужчины!

— Во всяком случае, — медленно произнес Кермит, — я виню в этом не его.

— Мужская солидарность? — усмехнулась Миранда. — Ты-то спал со всеми подряд, а меня выбрал лишь потому, что я была лучше всех.

— Да, я влюбился в тебя за твою красоту, не зная, какова ты на самом деле, не понимая, что главное в человеке — не внешность, так же, как ты до сих пор не поняла, что счастье — отнюдь не в богатстве.

— Вот как? Хочешь сказать, ты взял бы меня с чужим ребенком, с изуродованным лицом и остался бы со мной, если б я превратилась в инвалида?

— Ты знаешь, что это так.

— Я знаю лишь то, что тебе наплевать на меня и на Мойру. Так ты отказываешься принять деньги Дилана?

— Окончательно и бесповоротно.

— Тогда я забираю Мойру и навсегда покидаю Галифакс.

Миранда решила это в один миг, и ей тут же стало удивительно легко. Она ничего не должна этому человеку. Она ничего не должна никому.

Ощущая горячее желание уехать как можно дальше от Кермита, от Дилана, от всех сомнений, терзаний и горестей прежней жизни, Миранда заметалась по комнате, собирая какие-то вещи. Потом вышла за дверь и вернулась, ведя за руку Мойру.

Глядя на ее суету, Кермит не промолвил ни слова, но увидев дочь, твердо произнес:

— Ребенка ты не получишь.

Миранда сузила глаза и скривила губы.

— Зачем тебе Мойра? Что ты станешь с ней делать? Ты не в состоянии обслуживать самого себя!

— Это неважно. Ты можешь убираться отсюда. Отныне ты для меня — никто. Но она была и останется моей дочерью.

Подозвав малышку, он привлек ее к себе. Кермит не ожидал того, что случилось дальше: Миранда принялась яростно тянуть девочку за руку. Кермит не отпускал Мойру. Он ослабил хватку только тогда, когда ребенок расплакался.

Он знал, что у него отнимают последнее, и его железная выдержка дала трещину: по щекам потекли слезы. Видя это, Миранда рассмеялась.

— Пусть то, что ты сейчас услышишь, послужит тебе утешением. Твои подозрения не были напрасными. Мойра не твоя дочь. Я тебе не изменяла: я не настолько ветрена, как твои бывшие подружки! Во время взрыва в Галифаксе я была ранена, и доктора сказали, что у меня никогда не будет детей. Но ты был одержим мыслью иметь ребенка, ты шел напролом, и, желая тебе угодить, я притворилась беременной. Я хотела взять в приюте Торонто мальчика, но мне дали девочку. Ее настоящие родители погибли в автокатастрофе.

— Если ты призналась в этом, значит, тебе не нужна Мойра, — выдавил он.

— Может, и не нужна, но я смогу о ней позаботиться, а ты — нет.

Сердце Кермита билось странными неровными толчками. Теперь его мышцы обмякли, а в жилах вместо крови текла вода. Он задыхался под тяжелым одеялом, и ему чудилось, будто это — могильный холм. Он закрыл глаза, ожидая смерти, и лежал неподвижно и долго, пока не услышал тоненький голосок:

— Папочка, ты спишь?

Медленно приподняв веки, Кермит увидел перед собой личико дочери, ее растрепавшиеся светлые кудряшки, прозрачные голубые глаза. Миранда исчезла, рядом находилась только Мойра. В комнате было темно. С улицы доносились гудки автомобилей и шаги прохожих. За стеной комнаты кто-то кашлял, где-то бормотало радио.

Внезапно Кермит ощутил жизнь без границ и без прошлого, а главное — без страха перед будущим. А потом потерял сознание.


В это время Миранда плюхнулась на сиденье вагона, сжимая в руках сумочку с чеком, кошельком, щеткой для волос и кое-какими мелочами и остро ощущая чувство вины, внушенное ей Кермитом. Миранда знала, что, как всякая тяжелая болезнь, оно отступит не скоро, Она отрезала прошлое по живому, и из него торчали ошметки плоти. Когда-то она поклялась не иметь дела с человеческими страданиями, но ей досталось по полной. Самое страшное, что сейчас эти страдания принадлежали лично ей.

Увидев, как Мойра испуганно таращится на нее, отступая к кровати, на которой лежал Кермит, Миранда сорвалась: не выдержав, убежала, бросив всех и все.

Вдоволь наплакавшись, она уснула в уголке вагона под перестук колес, в неудобной позе, а когда проснулась, поезд тащился по необозримым заснеженным равнинам под бледным небом, волоча за собой шлейф дыма. Было светло, как бывает только на севере; всю темень, казалось, вобрала в себя полоса вечнозеленых лесов на горизонте.

Потянувшись негибким телом, Миранда умылась в тесном, замызганном туалете, где все дребезжало и грозило отвалиться, а потом решила заказать себе завтрак. У нее было немного денег, а выписанный Диланом чек она собиралась обналичить в Торонто.

Сознавая, как убого одета, Миранда вошла в вагон-ресторан. Хотя было утро, помимо тоста, рогалика, крутого яйца и чашки кофе, она спросила еще рюмку вишневки. Глядя в окно, Миранда медленно выпила наливку, а потом вдруг поняла, что совершенно свободна. Ей больше не надо было ни о ком заботиться, рано вставать, убирать испачканную постель, готовить завтрак, слушая хныканье не выспавшегося ребенка, спешить на работу. И все же она не ощущала радости: прошлое все еще крепко держало ее в тисках, а будущее представлялось туманным. Даже имея деньги, она не знала, что станет делать дальше. В целом мире у нее не осталось ни единого близкого человека, и это было страшнее, чем стоять на паперти, выпрашивая жалкие гроши.

В ресторане было мало народу. Через столик от Миранды сидел представительного вида мужчина лет пятидесяти с небольшим. Он хорошо выглядел, за исключение того, что его лицо было бледным, как зимнее небо. Встретившись взглядом с красивой молодой женщиной, он слабо улыбнулся, но Миранда сжала губы и уставилась мимо него. Что с того, если она с утра в одиночестве пьет вишневую наливку! Это вовсе не значит, что с ней можно свести знакомство накоротке.

Впрочем, возможно, не все в ее жизни было таким уж плохим. Поезд с грохотом мчался по мосту, и внезапно выглянувшее нежное утреннее солнце озаряло пейзаж. Деревья приветливо махали голыми ветками, на которых кое-где еще сохранились блеклые, тонкие, как папиросная бумага, листья.

Вокзал Торонто показался Миранде чужим. Она не была здесь три года и после «рождения» Мойры не писала своим родственникам. Решив поехать в отель, она хотела взять такси, как вдруг увидела на скамейке мужчину, который улыбнулся ей в ресторане. Сейчас его лицо казалось еще бледнее, глаза были закрыты. Наверное, ему стало плохо, но люди спешили мимо, не обращая на него никакого внимания.

Миранда попыталась определить, кто он такой, но не смогла. Мужчина был одет в длинное шерстяное пальто и дорогие кожаные ботинки. Его волосы посеребрила седина, но на лице виднелось лишь несколько благородных морщинок. А еще Миранда обратила внимание на его ухоженные руки. Чуть поколебавшись, она подошла к скамейке и тронула незнакомца за плечо.

— Простите, вам нехорошо? Позвать врача?

— Лекарство, — прошептал он, — там, в кармане.

Достав пузырек, Миранда дала мужчине таблетку. Позже она досадовала на то, что не догадалась прочитать название лекарства. Но тогда она думала только о том, как помочь человеку.

Через несколько минут ему стало лучше, и он открыл глаза. Миранда отметила, что они светло-серые и очень прозрачные: казалось, она спокойно могла заглянуть в их глубину.

— Благодарю вас! Вы мне очень помогли.

— Я просто случайно оказалась рядом. Посадить вас в такси?

— Я немного посижу и дойду сам. Прошу вас, не задерживайтесь из-за меня.

Миранда пожала плечами.

— Я никуда не спешу.

Она посидела рядом с ним, пока он окончательно не пришел в себя.

— Простите, — он улыбнулся все той же легкой улыбкой, — такое со мной не часто случается. Позвольте отвезти вас домой, мисс…

— Миранда Фишер, — сказала она. Отчего-то ей не хотелось, чтобы незнакомец знал, что она замужем. — У меня нет жилья в Торонто. Я предполагала остановиться в отеле. Лучше вы отправляйтесь домой.

— Хорошо. Я так и сделаю. А вы… не согласились бы вы как-нибудь поужинать со мной? Мне было бы приятно произнести слова благодарности в другой обстановке.

Миранда не удержалась от мимолетной усмешки. Как бы ему ни было плохо, он успел оценить ее внешность. Даже то, что она плохо одета, что ее руки испорчены работой, не сыграло никакой роли. Хвала Небесам, она не утратила способности воспламенять мужские сердца!

— Может быть, — ответила она, искусно разыгрывая равнодушие, — но только я не могу дать вам свой адрес и номер, поскольку еще не знаю, где буду жить.

— Тогда, если это возможно, осчастливьте меня своим звонком, — сказал он, вынимая из кармана карточку и протягивая ей.

Миранда повертела в руках визитку, на которой было напечатано: «Малколм Олдридж, галерея «Северный ветер». Там же был адрес и телефон.

— Хорошо, мистер Олдридж, я обязательно поинтересуюсь, как вы себя чувствуете, — проговорила она тоном, не допускавшим мысли о легкомысленной интрижке.

Когда они простились, Миранда вдруг поняла, что в минуты общения с Малколмом Олдриджем она ни разу не вспомнила ни о дочери, ни о муже.


В это же самое время, не дождавшаяся привычного визита Миранды, Хлоя (у которой были запасные ключи) приоткрыла дверь ее квартиры. Молодую женщину поразила трогательная картина: Мойра спала на постели Кермита, крепко прижавшись к отцу. Миранды не было. Похоже, она не ночевала дома.

Проснувшись, Кермит коротко рассказал Хлое о том, что случилось.

— Я боюсь, что теперь меня отправят в богадельню, а Мойру — в приют, — сказал он под конец.

Кермит не только впервые произнес фразу «я боюсь» — в его глазах в самом деле отражался неприкрытый страх. Хлоя тоже не знала, что делать, однако сказала:

— Не беспокойся. Мы с Гордоном этого не допустим. А иначе зачем нужны друзья?

— У вас своя семья, свои дела. Зачем вам заботиться обо мне?

— Возможно, Миранда вернется? — неуверенно произнесла Хлоя, и Кермит твердо ответил:

— Я не хочу, чтобы она возвращалась.

— Мы что-нибудь придумаем, — сказала Хлоя. — Главное, что твоя дочь осталась с тобой.

Нелл давно не была так счастлива, как этой зимой. По утрам она просыпалась с чувством необыкновенной свободы, ощущением полноты грядущего дня, желанием что-то делать, петь и танцевать, жить полной жизнью.

Дилан много работал, но по выходным дням нередко принимался рисовать — теперь уже не Галифакс, а различные утолки природы, из-за чего они часто выезжали за город. Нелл любила дышать морозным воздухом, глядя на темно-зеленые пирамиды елей, унизанные гирляндами снега, неподвижную пелену облаков, слушая посвист одинокой птицы и шум далекого ветра.

В их с Диланом отношениях царила полная гармония. Они никогда не ссорились. Когда муж возвращался с фабрики, Нелл всегда спешила к нему с улыбкой, и они заключали друг друга в объятия. Аннели хорошо училась, вдобавок она стала заниматься музыкой, а непоседа Ред приносил родителям только радость. Летом следующего года ему должно было исполниться четыре, и Нелл подумывала о втором ребенке. Дилан это заслужил. Они оба заслуживали безграничного счастья.

Иногда Нелл хотелось выйти в сад, упасть прямо в снег и, заложив руки за голову, смотреть в Небо, которое даровало им так много хорошего. Она почти не вспоминала о прошлом. Нелл знала, что изменилась, но не думала, что в худшую сторону. Она больше не робела в том обществе, какое порой посещала с мужем. Дилан женился на ней, они прожили в браке четыре года, и этим было все сказано — по крайней мере, на данный момент.

Нелл понимала, что ведет себя иначе, чем любая другая хозяйка богатого дома, но не собиралась волноваться по этому поводу. Зачастую она советовалась со слугами, как и что лучше сделать, да и сама не сидела сложа руки: сажала цветы, занималась рукоделием, перестановкой в доме. Сьюзен еще не ушла, но она работала у Макдаффов всего полдня, а остальное время посвящала медицинским курсам и практике в больнице. Она больше не выглядела жеманной, она стала сосредоточенной и серьезной, и это шло ей куда больше, чем наигранный образ Мэри Пикфорд.

Помня об очередной годовщине галифакской трагедии, они всей семьей отправились на набережную. С ясного неба светило солнце. Улицы были окутаны дымкой тающего снега. Ред бегал взад-вперед, ломая серебристое кружево наста.

Послушав речь мэра и почтив память погибших, Дилан и Нелл решили немного прогуляться вдоль гавани. На белесой глади воды теснилось множество кораблей, лишь немногие из которых имели военное оснащение. Нелл не уставала благодарить Бога за мирную жизнь, в которой, казалось, не было места несчастьям.

А потом ее взгляд случайно упал на лицо идущей навстречу женщины. Хлоя! Подруги давно не общались. Нелл узнала от Сьюзен о дружбе Хлои с Мирандой, и эта весть не доставила ей удовольствия. Поздоровавшись с бывшей подругой, она собиралась пройти мимо, но потом увидела, что спутник Хлои, мужчина в военной форме, очевидно, ее муж, катит перед собой инвалидную коляску. Посмотрев на сидящего в ней человека, Нелл узнала… Кермита Далтона!

Она пошатнулась от неожиданности. Между ними словно пронеслась гигантская волна, отбросившая их друг от друга и вместе с тем всколыхнувшая былые чувства.

Нелл знала, что горячее, пылкое счастье минувших лет смыло с ее души налет жестокого отчаяния и затаенной ненависти. Лицо Кермита выглядело осунувшимся и замкнутым. Лежащие на коленях руки были тяжелы и неподвижны. И он смотрел не вперед, а вниз, словно чего-то стыдясь или пытаясь отгородиться от мира.

Нелл испытала настоящее потрясение. Что произошло? Ведь он вернулся с войны целым и невредимым!

Хлоя вела за руки двух девочек, ровесниц Реда. Насколько знала Нелл, у подруги была только одна дочь. Наверное, это ребенок Кермита? А где же Миранда?

Нелл и Хлоя встретились взглядом, и первая прочитала в глазах второй желание встретиться и поговорить. Галифакс был маленьким городом, и Нелл вполне могла узнать адрес подруги, но стоило ли?

Не успев подумать об этом, Нелл почувствовала, как пальцы Дилана больно вцепились ей в руку. Остановившись, он оглянулся вслед Кермиту и его спутникам.

Нелл видела его изумление, волнение и тревогу, но Дилан ничего ей не сказал.

На обратном пути оба молчали. Впервые их разделяло что-то, чему было трудно подобрать название.

Нелл страдала от противоречивых чувств, а Дилан ломал голову над тем, почему Кермит до сих пор в Галифаксе, тогда как Миранда ушла с фабрики две недели назад? Он выписал чек и дал ей бумагу, где было подробно описано, как добраться до клиники. Что происходит? Почему с Кермитом только его друзья?

Загрузка...