Когда он пришел за ней, она была уже готова.
Верити попросила Джеймса сопровождать ее вниз на завтрак. Ей хотелось быть с ним рядом и радоваться его удивлению при виде того, что его ожидает в большом зале.
Она надела новое платье из красного расшитого шелка с мягкой оборкой из французских кружев, прикрепленных к кромке узкой вышитой лентой. Рукава были длинные и пышные, сужающиеся к запястью и тоже украшенные вышивкой. Отложной воротник, обшитый французским кружевом, оставлял открытым уголок пониже шеи и позволял видеть золотую цепочку с крохотным крестиком, которая раньше принадлежала матери Верити.
В честь своего нового, хоть и временного, незамужнего состояния Верити была без головного убора.
Джеймс отступил назад и с восхищением посмотрел на нее.
– Ты прекрасна, любовь моя. Это новое платье?
– Да. – Верити повернулась перед Джеймсом, чтобы он мог рассмотреть ее наряд. – Оно стоило кучу денег... надеюсь, ты не возражаешь? Мне хотелось выглядеть сегодня особенно хорошо.
Джеймс взял лицо Верити в ладони и поцеловал.
– Почему я должен возражать? Перед первым замужеством тебе не пришлось побыть невестой. Мне хочется, чтобы ты почувствовала себя невестой сегодня. Ты выглядишь прекрасно!
Он и сам выглядел великолепно. На нем был синий фрак с зубчатым воротником и широкими лацканами, полосатый шелковый жилет и серые брюки по щиколотку. У него был вид франта.
– О, Джеймс, я так волнуюсь!
– Я тоже, любовь моя. Мы очень долго ждали этого дня. Теперь могу сознаться: я начал отчаиваться и уже почти не надеялся, что твое злосчастное замужество признают недействительным, но все получилось, и ты свободна. Может быть, ты изменила свое решение и предпочитаешь насладиться свободой?
Джеймс улыбался, поскольку знал, что Верити этого не хочет.
– Свобода меня не устраивает, – сказала она. – Я предпочитаю все-таки замужество.
– Хорошо. Тогда пойдем завтракать. Преподобный Чигвиддон уже, должно быть, пришел.
И не только викарий, подумала Верити, пряча улыбку.
Джеймс подал ей руку и повел вниз по ступеням в большой зал, где внезапно остановился.
– Что за чертовщина?
Старый зал был полон людей: фермеров-арендаторов, крестьян, их жен. Все оделись во все самое лучшее. В зале буквой «П» стояли три длинных стола, накрытых для завтрака. Вверху буквы «П», в центре, как трон, стоял старый, семнадцатого века, большой стул, на котором всегда сидел хозяин Пендургана.
Джеймс был ошеломлен. Верити возродила еще одну старую традицию Пендургана. Он повернулся к ней и улыбнулся.
– Я забыл, – сказал он. – Это ежегодный завтрак арендаторов, да?
– Конечно. В День святого Перрана.
– На который арендаторы всегда приходят с затуманенными глазами – следами пирушки в канун Дня святого Перрана. – Он сжал ей руку. – Прекрасная, давно забытая традиция. Спасибо, любовь моя!
Проходя к большому стулу, Джеймс останавливался поговорить с фермерами, рудокопами и их женами. Здесь были все, кто жил и работал на земле Пендургана. Долгое время существовал обычай раз в год угощать арендаторов обильным завтраком в благодарность за их работу, которая делает землю доходной. Завтраков арендаторов не было с тех пор, как умер его отец, но Джеймс постарается, чтобы эта традиция продолжала жить.
Джеймс разыскал преподобного Чигвиддона и отвел его в сторону. Они посмеялись над путаницей, которую создала записка Джеймса, потому что викарий получил приглашение на завтрак задолго до этого. Джеймс дал ему документы и сказал, что они с Верити хотят пожениться сегодня утром, здесь, в Пендургане, в присутствии его арендаторов. Викарий был рад оказать услугу, а невеста и жених согласились после завтрака пройти в церковь Сент-Перрана и поставить подписи в церковной книге, как это положено по закону.
– Поверьте мне, мистер Чигвиддон, я сейчас знаю о брачном законодательстве больше, чем мне этого хотелось бы, – сказал Джеймс, – и не рискну допустить ни малейшей ошибки. Подписи в книге будут поставлены как полагается. Я даже приведу с собой двух свидетелей, потому что знаю, что этого требует закон.
Джеймс сделал знак Верити, которая разговаривала с Боррой Нанпин, и она подошла к нему. Тогда Джеймс взял пустой кубок и постучал по нему лезвием ножа. Раздался мелодичный звон, и в большом зале установилась тишина.
– Дорогие друзья, – начал Джеймс и вынужден был немного помолчать, потому что голос его прервался.
Джеймс так долго жил в изоляции, что не надеялся назвать кого-то своим другом. За исключением Алана Полдреннана, который на поверку оказался вовсе не другом. Однако в ту роковую ночь накануне Иванова дня он узнал, что собравшиеся здесь сегодня люди в самом деле его друзья. Перевернулось еще одно старое представление.
– Перед там как мы начнем пиршество, – продолжал он, – я хотел бы обратиться к вам с одной просьбой. Как некоторые из вас знают – вообще-то я подозреваю, что об этом знают все, – мисс Верити Озборн, – он выделил слово «мисс»: давать объяснения относительно признания ее брака недействительным не было необходимости, – согласилась стать моей женой.
В зале раздались одобрительные возгласы и аплодисменты. Они еще больше подняли праздничное настроение, остававшееся со вчерашнего вечера.
Джеймс снова поднял руку, призывая к тишине.
– Мистер Чигвиддон согласился провести церемонию прямо сейчас, здесь, в этом прекрасном старом зале. Для меня было бы большой честью, если бы вы все присутствовали на церемонии, а потом на свадебном пиршестве.
Крики в зале стали еще громче, но на время короткой церемонии, которую его преподобие вел по памяти, толпа затихла. После того как были произнесены клятвы, а Джеймс надел на палец Верити кольцо с сапфиром, он поразил всех тем, что взял Верити на руки и поцеловал. Старый зал потрясли оглушительные аплодисменты.
Когда все сели и приготовились начать пир, Джеймс встал около большого стула бок о бок с Верити.
– За последние несколько лет в этом старом доме было много горя и печали, – сказал он. – Поддерживать эту традицию я не намерен. За свою жизнь я любил двух женщин. Первую я потерял в огне. – Он на миг опустил глаза и коснулся плеча сидящей по другую сторону от него Агнес. – Я чуть не потерял вторую точно так же. – Джеймс протянул руку и провел пальцем по отметине на брови Верити, которая так и не заросла. – Но трагические дни остались позади. Семью Харкнессов слишком сильно опалило огнем, но нас спасла любовь, любовь женщины, которая даже не из Корнуолла.
Все засмеялись, а Джеймс продолжал:
– Так пусть это станет началом новой жизни для Пендургана, и будем надеяться, что скоро по этому прекрасному старому дому будут бегать дети, рожденные от любви, в честь которой мы сегодня пируем. А теперь давайте угощаться, все до одного!
Когда Джеймс сел, он поднес руку Верити к губам.
– Спасибо тебе за то, что вылечила мой дух, моя дорогая, за то, что вернула меня к жизни, вернула мне эту землю и этих людей. – Он вынул из жилетного кармана сложенный пергамент. – И я намерен вставить эту купчую в рамочку и повесить ее в этом зале на самом видном месте, потому что это была лучшая из всех сделок, которые когда-либо заключал житель Корнуолла.
Лорд и леди Харкнесс улыбнулись, глядя друг другу в глаза, затем повернулись к гостям и начали праздновать первый день своей новой совместной жизни.