Есть женщины, которые, даже испытывая удовольствие в чувственном диалоге, никогда не отдаются всеми своими фибрами, всей глубиной души. Они скорее присутствуют при соединении, полном наслаждения и неясных ощущений, и остаются пассивными, не получая за это вознаграждения.
Другие, напротив, созданы для плотского наслаждения. Независимо от опыта они умеют брать и дарить. Тела их предназначены для этого. У них формы, жар в крови, инстинкт сладострастия составляют науку, которой нельзя обучиться. Они обладают даром, милостью Божьей.
К их племени относилась и Флоранс. Мужчины это прекрасно в ней угадывали, ее присутствие имело власть, которая одной только красотой не объяснялась. Боб, так же, как и я, испытал это.
Как только я снова оказался с метиской, я забыл о рассказе сэра Арчибальда и обязательствах, под которыми только что подписался.
Ночь, тайна, желтый туман, трагедия старого англичанина, угрозы Ван Бека, нависшие над прекрасной головой Флоранс, — все растаяло в прогнувшемся примитивном ложе, узком, как походная кровать, не позволявшем лечь двоим.
Даже в этом возрасте я редко испытывал такое острое, такое ненасытное физическое удовольствие.
Флоранс разделяла это с каким-то стыдливым неистовством, с изумлением радостных открытий.
Иногда в момент коротких передышек в эту ночь, где секунды, казалось, проживались вдесятеро быстрее и полнее, чем в другие ночи, иногда я думал, что вот эту свежую прелесть Ван Бек готовил и хранил для себя пятнадцать лет. И я понимал опасения сэра Арчибальда.
Какой мужчина, лишенный своих надежд и такой добычи, даже не обладающий инстинктами Ван Бека, какой мужчина не почувствовал бы жажду убить?
Но разве я не был здесь для того, чтобы защитить Флоранс и похитить ее у монстра?
И новая вспышка страсти толкала меня к Флоранс, вспышка гордости двадцатилетнего возраста, вызова, победы, мести.
И поскольку в эти минуты в ней я любил себя, то мне казалось в эту ночь, что я любил и Флоранс.
Машины „Яванской розы" заработали, но этого оказалось недостаточно, чтобы наши объятия разжались, — потребовалось, чтобы жаркое солнце засветило в иллюминатор. Только тогда Флоранс покинула мою каюту, сказав:
— Не волнуйся, любовь моя Я сумею пройти незаметно за спиной у Сяо. — Китайская кровь Флоранс вселяла в нее абсолютную уверенность, что хитрость удастся.
Я подставил лицо и тело под холодную воду: этого было достаточно, чтобы смыть следы ночной усталости. Я наспех закрыл свой чемодан и открыл дверь. В коридоре ждал Боб.
Я был радостен, мир представлялся мне большим праздником. Почему я вдруг вспомнил об унижении, которое мне нанес Боб, когда мы вместе обманывали сэра Арчибальда?
Ко всем своим победам мне захотелось присоединить последнюю.
— Знаешь, — сказал я своему товарищу, — Флоранс была девственница.
Боб смотрел, смотрел на меня и вдруг ударил по лицу.
В то время за подобную выходку я убил бы, не колеблясь. Однако я ничего не сделал, ничего не сказал, и щека моя еще горела, когда я увидел, как приближались причалы Шанхая.