Загадочная леди

Глава 12

В этот день в дверь Кэтрин стучали еще дважды, и она, ошеломленная случившимся, машинально открывала. К тому же ей нечего было бояться – большего унижения, чем она испытала, просто не существовало.

Но все же она невольно задрожала, увидев в дверях мисс Доунз. Из местных жителей мисс Доунз нравилась ей больше всех. Но ведь эта леди была дочерью прежнего пастора, старой девой средних лет, уважаемой всей общиной.

– Не нужно ничего говорить, – начала Кэтрин, подняв руку. – Кажется, мне все уже высказали. Всего хорошего, мисс Доунз. – И она прикрыла дверь, хотя за дверью оставался Тоби, обнюхивавший подол пасторской дочери. Песик любил мисс Доунз, потому что та всегда угощала его кусочками печенья, когда Кэтрин посещала ее и пила у нее чай.

– Нет, прошу вас… – Мисс Доунз тоже подняла руку.

Лицо у нее было бледное и утомленное. – Можно мне войти? – спросила она.

– Почему бы и нет? – Кэтрин раскрыла дверь пошире и направилась на кухню.

Мисс Доунз, последовав за ней, остановилась у порога. Кэтрин взяла кочергу и принялась разгребать угли.

– Я не знаю, что произошло на самом деле, – заговорила мисс Доунз. – Не знаю и знать не хочу. Это не мое дело. Но мое понимание веры – мое дело. Отец всегда учил меня: вера – интимное дело, и я не должна позволять даже духовному лицу, даже отцу, наставлять меня, если его слова противоречат моему пониманию веры. А истина – так всегда учили меня мама и папа, – истина заключается в том, что церковь существует для грешников. И только для них. Отец в шутку говорил: грешен – значит, он принадлежит церкви. Я принадлежу церкви, миссис Уинтерс. И этим все сказано.

Кэтрин поставила в угол кочергу и села в кресло, стиснув руки на коленях. Взгляд ее был устремлен в огонь.

– Мы с матушкой не осуждаем вас, дорогая, – продолжала мисс Доунз. – Нас не интересует, что именно вы сделали – или не сделали. Да, не интересует. Так что не беспокойтесь об этой связи… – Мисс Доунз залилась краской. – То есть я хочу сказать – в связи с этим.

– Я тоже принадлежу церкви, – проговорила Кэтрин. – Но этот грех за мной не числится, мисс Доунз.

– Так я и сказала матушке. И то же самое матушка сказала мне. Мы с ней совершенно согласны друг с другом. Миссис Уинтерс – леди, сказали мы друг другу. Но вам и не нужно ничего говорить, дорогая. Мне не нужно ничего знать. Я пришла не для того, чтобы любопытствовать. Я просто подумала – и матушка подумала, – что вам, вероятно, захочется немного поболтать и выпить чашку чаю. О Господи, да вы напекли на целую деревню! – Она взглянула на кексы, предназначавшиеся для стариков.

Кэтрин откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.

– Не могу выразить, мисс Доунз, как я вам благодарна за вашу доброту. Но вы не должны здесь оставаться. Наверное, кто-то уже заметил, как вы входили ко мне. Если вы пробудете у меня дольше и люди подумают, что вы пришли ко мне с визитом, то вы и сами останетесь без друзей.

Мисс Доунз подошла к очагу и подняла крышку котелка. Заглянув в него, повесила котелок над огнем. В другое время пасторская дочь, будучи прекрасно воспитанной, никогда бы не стала заниматься этим в чужом доме, даже если бы умирала от жажды. Однако сейчас она осматривалась в поисках заварочного чайника.

– Папа говорил, что мы всегда должны следовать своему пониманию истины. – Мисс Доунз щедрой рукой насыпала в чайник заварки. – Если другие отвернулись от вас, значит, они просто осуществляют свободу воли, которую Господь в своей мудрости даровал всем нам. Я, миссис Уинтерс, могу делать только то, что считаю правильным. Как поступают другие – их дело. Я вижу, вы испекли кексы. Я ни у кого не ела таких вкусных кексов. Даже мамины не так вкусны, хотя при ней я никогда бы не сказала этого, чтобы не обидеть ее. Положить несколько штук на тарелку?

Кэтрин наконец открыла глаза и кивнула:

– Для себя. Я не голодна.

Мисс Доунз окинула ее критическим взглядом.

– Вы целый день ничего не ели, верно? Я разрежу один кексик для вас, миссис Уинтерс, на маленькие кусочки. Вот так, видите? – Отыскав нож, она разрезала кекс на крохотные кусочки. – Я делаю так для матушки, когда она отказывается от еды. Вот, дорогая. – Мисс Доунз протянула тарелку Кэтрин.

Каждый кусок напоминал вкусом солому. Каждый глоток чаю давался с трудом. Но Кэтрин старалась – в благодарность за доброту гостьи. Покончив с кексом, она вновь обнаружила у локтя чашку крепкого сладкого чая. Сколько же времени прошло с тех пор, как о ней кто-то заботился в ее собственном доме?

Хотя мисс Доунз и сочла возможным отступить от требований этикета, она все же пробыла у Кэтрин всего лишь полчаса, как и полагалось, если приходишь к чаю. Кэтрин проводила ее до прихожей.

– Я зайду завтра после службы, – сказала мисс Доунз. – Господь не виноват, что мои представления об истине не соответствуют представлениям пастора. Ах, миссис Уинтерс, нам с матушкой было очень трудно держаться любезно, беседуя с миссис Ловеринг – она заходила к нам сегодня. Действительно, необычайно трудно, но, кажется, нам это удалось. Ведь это совершенно непозволительно – невежливо разговаривать с людьми, особенно если они пришли к вам в гости, не правда ли?

– Мисс Доунз… – Во время ее визита Кэтрин не произнесла и десятка слов – говорила в основном гостья. – Мисс Доунз, благодарю вас. Мне очень жаль, но я не могу выразить словами свои чувства…

Худая, некрасивая, прямая, как шомпол, со строгим выражением лица, мисс Доунз отнюдь не относилась к людям, которых хочется обнять. Однако Кэтрин именно так и поступила.

– Ах, Господи… – Мисс Доунз вспыхнула. – Надеюсь, чай не показался вам слишком крепким, дорогая. Видите ли, мама любит очень крепкий чай, хотя я предпочитаю послабее. А после того как я положила вам две ложки сахара, я вспомнила, что вы обычно кладете одну.

Кэтрин немного постояла в дверях, глядя, как мисс Доунз решительно шагает по дороге. Неподалеку от коттеджа стояли какие-то люди. Наверное, еще кое-то смотрел из окон.

Мисс Доунз, суетливая старая дева, дочь бывшего пастора, только что совершила самый мужественный поступок в своей жизни.

Уже через пятнадцать минут снова раздался стук в дверь. Все-таки, подумала Кэтрин, устало направляясь к двери, ее общение с внешним миром сегодня вряд ли закончится на приятной ноте.

Неужели этот день будет длиться вечно? Ни на мгновение она не приняла этого человека за его брата. И все же сходство было столь поразительное, что у Кэтрин перехватило дыхание. К тому же это сходство еще более увеличилось. Обычно добродушный, сейчас мистер Адамс был бледен и угрюм. Как и леди Бэрд, стоявшая рядом с ним.

– Я полагаю, вам нечего больше добавить, не так ли? – с горечью проговорила Кэтрин. – Или вы пришли для того, чтобы велеть мне уехать не через неделю, а через день?

– Ах, Тоби, славная собака. – Леди Бэрд наклонилась и ухватила Тоби за морду. Пес заливался лаем. – Ты же меня знаешь. Мы же друзья, верно?

Тоби, похоже, согласился. Он замолчал и завилял хвостом.

– Миссис Уинтерс, – сказал мистер Адамс, – если позволите, мне бы хотелось поговорить с вами... не у порога. Сестра пришла вместе со мной, чтобы мой визит не показался неприличным.

Кэтрин невольно рассмеялась. Отступив в сторону, она провела визитеров в гостиную. Леди Бэрд подошла к окну. Мистер Адамс расположился перед потухшим очагом. Кэтрин, остановившись у порога, посмотрела ему в глаза.

Она не станет перед ним раболепствовать. И не отдаст на поругание “греховные” воспоминания о том, чем она занималась с его братом минувшей ночью в этом коридоре, ведущем к двери, у которой она теперь стоит. Неужели это действительно было минувшей ночью?

– Миссис Уинтерс, – проговорил мистер Адамс, – мне кажется, мой брат и моя жена... мы доставили вам слишком много огорчений за прошедшие сутки.

Слова эти оказались совершенно неожиданными; Кэтрин не нашлась с ответом.

– Я не знаю, что произошло между вами и Рексом вчера вечером, – продолжал мистер Адамс, – но полагаю, миссис Уинтерс, что вы совершеннолетняя, как и мой брат. Чем вы с ним занимаетесь наедине – это ваше дело. Меня это не интересует. Конечно, жаль, что люди видели брата, когда он выходил из вашего коттеджа. Люди будут говорить об этом, сплетничать. И осудят вас. И накажут. Моя жена действовала чересчур поспешно. Ей представили факты, и факты ее огорчили. Меня не было дома, и она не могла посоветоваться со мной. Она решила, что должна поступить так, как поступил бы, по ее мнению, я. Теперь она об этом сожалеет. Возможно, со временем вы простите ее... и меня. Надеюсь, вы забудете обо всем, что она вам наговорила. Ваш коттедж – он до конца года, и я буду весьма рад продлить договор после истечения этого срока.

– Миссис Уинтерс… – проговорила леди Бэрд; она по-прежнему смотрела в окно. – Миссис Уинтерс, я нарочно сводила вас с Рексом, и не один раз. Я знала, что он без ума от вас. Но... выходит, я плохо знала своего брата. Простите... простите меня!

Конечно, они считают ее виноватой. Но это не имеет для них значения. Они считают, что любовная связь между взрослыми людьми – личное дело этих людей. Мысль утешительная… Или станет таковой, когда она осознает то, что сейчас происходит. Миссис Адамс действовала не от имени мужа. Но очевидно, что он намерен как-то объяснить поступок жены.

– Лорд Роули проводил меня ночью домой, – сказала Кэтрин. – Я устала, а преподобный Ловеринг уже уехал. Я хотела уйти одна, но испугалась темноты. Лорд Роули нашел меня в музыкальной гостиной – в это время мы должны были с ним танцевать – и настоял на том, чтобы проводить меня. Тоби лаял, а час был очень поздний. Лорд Роули вошел в дом, чтобы успокоить его. Он ушел через несколько минут. – Пусть сами представят себе, что могло произойти за эти несколько минут. – Между нами ничего не произошло. – Ничего такого, за что ее стоило бы обвинять. Мистер Адамс кивнул:

– Может быть, и к лучшему, что Рекс уехал из Боудли сегодня утром. Уверен, что все эти события вынудили бы меня хорошенько отчитать его.

– А я помогла бы тебе, – добавила леди Бэрд.

– Ведь было бы крайне просто и к тому же гораздо приличнее, если бы он велел подать для вас экипаж, – продолжал мистер Адамс. – И если бы послал с вами горничную. Я прошу прощения за брата. Рекс всегда отличался несдержанностью и нередко совершал опрометчивые поступки, например, купил офицерский чин – а ведь он старший сын в семье.

– Он всегда говорил, что именно тебе, Клод, следовало бы стать носителем титула, – сказала леди Бэрд.

– Представляю, сколько вы пережили за сегодняшний день, – продолжал мистер Адамс. – Но сплетни стихнут, а моя жена лично принесет вам свои извинения. Вы – уважаемый член нашей общины. – Он улыбнулся. – Если вы уедете, Джули и Уилл не станут хорошими пианистами? Останетесь?

Уехать она не может. При мысли об отъезде ее охватила паника. Но и остаться невозможно… Как она останется?

– Я отверженная, – сказала Кэтрин. – Как мне остаться?

– Ах, милочка, – проговорила леди Бэрд, – люди бывают так злы! Они могут поверить чему-то, не имея никаких доказательств. И даже если бы и имелись доказательства…

– Завтра утром мы заедем за вами, – вмешался мистер Адамс; – Вы отправитесь в церковь вместе с нами, моя милая, и сядете на нашу скамью. Все поймут, что это значит.

Кэтрин на мгновение закрыла глаза.

– Мне запретили посещать церковь.

– Кто? – Брови его взметнулись. Никогда еще не был он так похож на своего брата.

– Преподобный Ловеринг.

Какое-то время мистер Адамс смотрел на Кэтрин, онемев от удивления.

– Я вижу, вы не преувеличивали, называя себя отверженной, – проговорил он наконец. – Я все улажу, миссис Уинтерс. Все это совершенно никуда не годится.

– Я все равно уеду, – возразила она. – Дайте мне только неделю-другую.

– Но куда вы уедете? – Леди Бэрд отвернулась от окна. Лицо ее выражало озабоченность. – У вас есть родственники?

– Да. – Кэтрин была тронута сочувствием мистера Адамса и леди Бэрд, но ей не хотелось, чтобы ее жалели. Она не станет играть роль беспомощной жертвы в этой игре. – Да, я знаю, куда ехать. Мне только нужно написать письмо – предупредить, что я еду. Я должна уехать. Я больше не смогу здесь спокойно жить.

– Я очень сожалею… – пробормотал мистер Адамс. – Но это произойдет не раньше чем через неделю?

– Не раньше. – Кэтрин почувствовала, что ее вот-вот опять охватит паника. Что ей делать? Куда она поедет? У нее ничего нет, и ехать ей некуда. Она глубоко вздохнула.

Леди Бэрд и мистер Адамс собирались уходить. Но перед уходом он снова заверил Кэтрин, что зайдет к ней еще раз и все уладит.

Разве он Господь Бог? Он ничего не сможет уладить. Никогда. Есть раны, которые не заживают.

Леди Бэрд в дверях задержалась и после некоторого колебания обняла Кэтрин.

– Будь моя воля, устроила бы хорошую взбучку, – сказала она.

Они сели в экипаж, стоявший у калитки, и уехали.

Кэтрин закрыла дверь и прислонилась к ней. Уж теперь-то, думала она, ничего больше не произойдет. Уж теперь-то ее оставят в покое.

Если она вообще когда-либо сумеет обрести покой.

Лорд Пелхэм и мистер Гаскойн отправились в Данбертон – навестить графа Хэверфорда. Они чувствовали себя ничем не связанными и не пожелали отправиться ни в Лондон, ни в Стрэттон. Совсем недавно они уже обременяли лорда Роули своим присутствием в Стрэттоне. Друзья попытались уговорить Рекса поехать с ними, но когда он отказался, никто не настаивал – мрачный и угрюмый, лорд Роули был сейчас не самым приятным попутчиком.

Друзья понимали, что нынешнее настроение Рекса не предмет для шуток. Поэтому они беседовали только на нейтральные темы, то есть никак не связанные с Боудли и с событиями последних двух недель.

Виконт и сам не знал, почему отказался ехать в Данбертон. Возможно, именно в этом он и нуждался – нуждался в перемене обстановки и в общении с самыми близкими друзьями.

Но его тянуло домой, в Стрэттон, где он мог бы в полном одиночестве зализывать раны. Впрочем, виконт скрывал свои чувства даже от себя самого. Он прекрасно проживет без таких женщин, как Кэтрин Уинтерс. Она – соблазнительница, и не важно, сознает она это или нет.

Кэтрин вынудила его играть жалкую роль, унизила его.

В Стрэттоне он о ней забудет. Забудет об унижении. К тому же весной в имении всегда много дел – если, конечно, он проводит весну в имении. Разумеется, у него прекрасный управляющий, но…

После того как лорд Роули продал свой офицерский патент, жизнь временами казалась ему пугающе пустой и бессмысленной.

Вернувшись домой, он обнаружил письмо из Боудли. Адрес был выведен твердой рукой Клода. Письмо лежало на серебряном подносе, который он заметил, едва переступив порог. Виконт решил, что брат в своем послании выражает от имени Клариссы негодование: мол, Рекс завлек Эллен Хадсон и бросил. Но разве он ее завлекал, с раздражением подумал виконт. Это Кларисса вообразила, что он ухаживал за ее сестрой. На самом же деле Эллен вгоняла его в тоску, так что едва ли он стал бы за ней ухаживать. А уж о браке и речи быть не могло.

Но Клод, человек чрезвычайно щепетильный, конечно же, подробнейшим образом излагает все соображения Клариссы, хотя сам, возможно, придерживается другой точки зрения.

Лорд Роули не стал читать письмо. Удалившись к себе, он с удовольствием принял горячую ванну, подремал с полчаса, лежа в постели, и оделся к обеду. Письмо же захватил с собой в столовую и время от времени с раздражением поглядывал на него, пока ел.

Виконт считал, что уж Клод-то должен был его понять. Понять, почему брат так внезапно уехал из Боудли, покинув своих родственников. Так зачем же еще и писать об этой истории? Господи, да ведь Клод, судя по всему, писал сразу же после того, как они с Нэтом и Иденом выехали с подъездной аллеи на дорогу.

Наконец, когда перед виконтом на столе остался только стакан портвейна, он взялся за письмо. Пусть только Клод попробует убедить его, что он обязан из соображений чести сделать этой девице предложение. Пусть только попробует!

Но спустя несколько минут Рекс судорожно смял вскрытое письмо и, откинувшись на спинку стула, закрыл глаза. Он долго просидел в оцепенении, с письмом в руке. Когда же лакей подошел на цыпочках к столу, чтобы убрать грязную посуду, дворецкий поманил его пальцем и оба тихонько вышли из столовой.

Боже!

Мысли его путались.

Да и о чем тут думать?

Но он еще долго сидел за столом, пытаясь убедить себя в том, что ему есть о чем подумать – надо только собраться с мыслями.

Когда виконт вышел из столовой, он сразу же увидел дворецкого – тот с озабоченным видом топтался у дверей.

– Завтра, как только рассветет, я уезжаю в Лондон, Хоррокс, – сказал лорд Роули. – Оттуда проеду прямо в Дербишир. Проследите, чтобы все было готово, пожалуйста.

– Да, милорд. – Дворецкий поклонился. На его бесстрастном лице не выразилось ни малейшего удивления по поводу отъезда хозяина, приехавшего всего несколько часов назад.

– Я возьму экипаж, – добавил виконт, направляясь к лестнице.

– Да, милорд.

Прошло более недели. Кэтрин понимала, что дольше медлить нельзя. Она делала вид, что строит планы, что написала письма и теперь ждет ответа. Она притворялась, что выбирает наилучший из вариантов, что у нее голова идет кругом из-за необходимости обдумывать множество заманчивых предложений.

На самом деле никто ничего ей не предлагал.

В те долгие часы, когда Кэтрин была одна, она просто сидела, глядя прямо перед собой, думая о том, что в конце концов ей придется уехать из Боудли – уехать куда-то.

Но куда?

Просто ткни пальцем в карту и поезжай туда, говорила она себе. Но это невозможно… Что она будет делать, когда доберется до этого места? Каждые три месяца она получает небольшую сумму денег. От денег, полученных в последний раз, почти ничего не осталось. Их не хватит на дальнюю дорогу. Во всяком случае, к концу поездки денег совсем не останется. Не с чем будет начинать новую жизнь.

Наверное, она сумеет найти работу. В конце концов, многие женщины оказываются в подобных обстоятельствах. Она может учить детей, может стряпать, может выполнять различные поручения. Но как находят работу? Дают объявления? Она понятия не имеет, как за это взяться. Отправиться в контору по найму? Для этого нужно ехать в большой город. Ходить в поисках места от двери к двери?

Она никогда не работала по найму, у нее нет никаких рекомендаций. Наверное, мистер Адамс дал бы ей рекомендацию. И леди Бэрд. Но Кэтрин не могла заставить себя обратиться к ним. Она уже рассказала им о большой семье, где ее якобы примут с радостью. И теперь нельзя признаться во лжи.

Конечно, можно остаться. После своего субботнего визита мистер Адамс неоднократно говорил ей об этом. Если она останется, ежегодная аренда коттеджа будет оплачиваться, и ей по-прежнему будут регулярно приходить деньги. Таковы условия – ей помогают до тех пор, пока она остается жить там, где сама решила обосноваться. Вот если она уедет…

Кэтрин знала: ее переезд в подобных обстоятельствах вызовет неодобрение. Она должна вести жизнь тихую и незаметную. Не должна привлекать к себе внимание. Должна жить так, будто вовсе не существует. Только в этом случае ей будут помогать.

Если же она уедет, то станет нищей.

Но и остаться невозможно. Мисс Доунз, помоги ей Боже, заходит к ней каждый день и приглашает в гости. Но она отклоняет приглашения. Не следует усложнять жизнь своих друзей, им и без того трудно. Мистер Адамс и леди Бэрд, а иногда леди Бэрд с мужем – они тоже заходят каждый день. Сэр Клейтон и леди Бэрд даже приглашали ее несколько раз на прогулку. Сэр Клейтон шел, держа дам под руку. Один раз они так прошли целую милю. Впереди бежал веселый Тоби – бедняга, ему в последние дни не часто приходилось гулять. В другой раз по настоянию леди Бэрд они прошли через всю деревню и постояли немного на мосту, любуясь окрестностями, а потом неторопливо прошествовали обратно. Деревня при этом, казалось, обезлюдела.

Но все это ни к чему. Она не может остаться. Как можно жить здесь, если не решаешься выйти из дому одна? Как закупать провизию? Как жить среди людей, которые шарахаются от нее, словно она зачумленная?

Как-то в дверь к ней постучал мистер Ловеринг. Пастор принес ей свои извинения, держался же он официально. Он сказал, что допустил ошибку, неверно истолковав события той роковой ночи. Но было очевидно, что преподобный делает это только из страха утратить покровительство мистера Адамса. Больше он не заходил. Миссис Ловеринг вообще не зашла ни разу.

Кэтрин не пошла в церковь в воскресенье. И пропустила две службы подряд.

Она должна уехать.

Но она не знала, как это осуществить. Не знала, как выйдет из дому, закроет за собой дверь – и уйдет навстречу неведомому.

Вот она и тянет с отъездом.

Утром к ней заходила леди Бэрд в сопровождении горничной. Заходила и мисс Доунз, принесла ей сборник проповедей, которые очень любил ее отец и которые он советовал дочери читать для утешения. Может быть, они утешат миссис Уинтерс?

Других гостей Кэтрин не ждала. Но ближе к вечеру в дверь снова постучали. Может быть, это мистер Адамс? Он необыкновенно добрый джентльмен, хотя ему и не удалось сотворить в деревне обещанное чудо. Кэтрин с каждым днем все больше его уважала.

Открыв дверь, Кэтрин поначалу решила, что перед ней действительно мистер Адамс. Однако тотчас же поняла, что не он. Она пыталась закрыть дверь, но он успел придержать ее. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга.

– Что вы здесь делаете? – спросила она наконец. И только тогда поняла, что за спиной лорда Роули стоит леди Бэрд.

– Пытаюсь не дать вам закрыть дверь, – ответил он со своим обычным видом. – Так что, Кэтрин, может быть, мы войдем?

Она перевела взгляд на леди Бэрд; та в смущении покусывала губу.

Тоби прыгал вокруг, но не тявкал – радовался приходу симпатичных ему людей.

Кэтрин повернулась и направилась в гостиную. Но леди Бэрд остановила ее.

– Нет, – сказала она, – я знаю, что вам будет удобнее на кухне, миссис Уинтерс. А мне удобнее в гостиной, так что идите с Рексом на кухню.

Кэтрин молча повиновалась.

Когда кухонная дверь тихо закрылась у нее за спиной, она стояла, пристально глядя в огонь.