Загадочный пациент

Загадочный пациент

Элен Форс

Я птица в золотой клетке, запертая в частной клинике Швейцарии уже год. Кукла, которой хочет управлять отец, желая выдать меня замуж за своего престарелого партнёра, чтобы сохранить деньги и бизнес. Я лучше умру, чем стану его женой.

Мне казалось, что я сгнию в этой больнице, пока в ней не появился загадочный пациент…

Сущий демон, о власти и опасности которого шепчутся в темных углах. Мне просто хотелось узнать - может ли он помочь, спасти меня из этого места?

Я надеялась на его доброту, но попала в когтистые лапы из которых живой мне уже не выбраться, я стала пленницей страшного человека.

Продолжение цикла о Луке, но можно читать, как независимую историю.

Пролог.

Ничего не помню.

Я голая. В чужой постели. Лежу абсолютная голая, мать твою!

Непроизвольно под одеялом ощупываю руками своё тело, отказываясь верить своим глазам, продолжая надеяться, что это сон. На прикосновения тело отзывается жжением и болью. Сердце замирает от страха.

Стараюсь оглядеться, чтобы понять, где я?!

Ничего не помню. Вчера я легла спать пораньше, надевая на себя пижаму с овечками, а сейчас я голая в чужой постели. Как бы я не напрягала голову, память не возвращается, мой мозг не хочет отвечать на мои вопросы.

Простыни смяты и пропитаны запахом мужчины, который пользуется дорогим парфюмом с нотками цедры лиметты и ямайского рома. Я знаю этот парфюм, нюхала такой, когда выбирала подарок отцу на Новый год. Флакончик такого парфюма стоит пятьдесят тысяч, это эксклюзивный аромат, выпущено только сто таких флакончиков.

От этого запаха у меня кружится голова; все ходит из стороны в сторону, словно сейчас землетрясение. Не удерживаюсь, стон отчаянья вырывается из груди.

Только не это, только не так!

Все тело болит, как будто меня били палками. Трудно двигаться. Откидываю тяжелое одеяло, превозмогая боль в мышцах, чтобы осмотреться, и прихожу в дикий ужас. На ногах огромные засосы, только начинающие синеть, но на них уже больно смотреть. Я похожа на пятнистого леопарда. На моей груди еще остался след от зубов.

Прикладываю руку к груди, соски болезненно припухли.

Меня терзало животное? Пыталось оторвать от меня кусок плоти?

Ужасно мучает жажда, облизываю опухшие губы, провожу по ним подушечками пальцев.

Заворачиваюсь в одеяло, сползаю с кровати, удерживаясь одной рукой за спинку. Ноги отказываются меня держать, внутренняя сторона бёдер горит и слипается, словно я приседала со штангой всю ночь.

Нужно найти свои вещи, нужно бежать отсюда без оглядки.

Это не могло произойти со мной. Я ничего не помню. Бессмысленно отрицать, все симптомы на лицо, но я изо всех сил цепляюсь за угасающую надежду. Отказываюсь верить, что это произошло.

Слезы застилают глаза, а руки не слушаются, у меня ничего не получается. Нигде нет моих вещей. Я нахожу только рубашки, брюки, от которых исходит тот же запах, что и от простыней.

Позади раздаётся щелчок замка, я не слышу шаги, но затылком чувствую взгляд, чужое присутствие. Оборачиваюсь. Земля уходит из-под ног.

- Нет, нет, нет! – шепчу я, отказываясь признать очевидное, стараясь укутаться в одеяло, чтобы он не видел моё голое тело, хотя судя по всему он не только уже видел его, но и пометил своим запахом и зубами.

Он смотрит на меня насмешливо, немного выгибая брови, переводит взгляд на кровать. В его глазах вспыхивает нечто опасное, он вспоминает что было этой ночью. Он напоминает коршуна, который выследил добычу.

Я следую за его взглядом. На белой простыне небольшое красное пятно, которое трудно рассмотреть, но оно уничтожает меня, растаптывает.

Ошибки быть не может.

Этот человек взял меня. Лишил девственности против моей воли.

А я ничего не помню.

- Значит, не передумала?

Отцу на следующей неделе исполнится шестьдесят, но выглядит он намного моложе. Его темные волосы коротко подстрижены, он гладко выбрит и, как всегда, в угольно чёрном костюме и белоснежной рубашке. Он всегда в форме, годы его не берут. Тиран, который загнал мать в могилу своими бесконечными изменами.

- Нет. – я стараюсь быть убедительной больше для себя, чем для него. За долгое время прибывания в этом месте реальность стала размываться, трудно отличать чёрное от белого, плохое от хорошего. Иногда я сомневаюсь в своем решении, стоит ли бунт того?

Последние годы бизнес моего отца стал катиться в тартарары. Из успешного человека он превратился в должника, старающегося хоть как-то удержаться на плаву. Несмотря на лоск, который остался, он был беден, но успешно это скрывал последний год.

Его партнёр по бизнесу, человек с отвратительной репутацией и толстым кошельком, возжелал меня в качестве жены. Просто захотел приобрести, как машину, часы или любой другой аксессуар.

За одним из ужинов он обратил на меня внимание. Мне было всего семнадцать, несмотря на то, что тогда я уже сложилась, как девушка, я была еще ребенком, не способным различить влечение взрослого мужчины. Я ничего не заметила, он был очень милым и обходительным, друг отца - дядя, не больше. Для меня было шоком, когда отец заявил, что после окончания университета он выдаст меня замуж за него. Что его партнёр готов погасить все наши долги, когда я стану его женой, а если я останусь еще и девственницей при этом - он заплатит сверху.

Этот мужчина с животом и запахом изо рта должен стать моим мужем, потому что отец любит покер и продажных женщин. Можно ли продолжить любить отца после таких бездушных слов?

Я отказалась, пыталась сбежать… Отец нашёл меня и в качестве наказания поместил сюда, в чертовую клинику в Швейцарии. Тут не задают много вопросов, лечат здоровых людей от несуществующих болезней за деньги. А у меня к тому же есть недуг. Я курила марихуану, стараясь притупить душевную боль. Я наркоманка, заблудшая душа, не достойная уважения.

Я здесь уже год. Порой мне кажется, что я соглашусь на этот брак, только бы сбежать отсюда. От одного до десяти – насколько отвратителен секс с нелюбимым человеком? Отвратительнее жизни в заключении?

- Жаль. Ты разочаровываешь меня. – он вышел больше не говоря ни слова, захлопнув дверь и оставляя меня в палате, в моей камере, в которой я умру от одиночества. Мне нельзя пользоваться телефоном, планшетом, компьютером. У меня есть телевизор и книги. Я узница.

Через час ко мне приходит медсестра, единственная из всех с кем можно поговорить, она не намного старше меня. Я имитирую дружбу с ней, чтобы не сойти с ума, прекрасно понимая, что она передаёт все главврачу – главному злодею, Пьеру.

- Привет, Аня. – говорит она приветливо. Вообще, она очень хорошенькая, просто русская красавица. Большая часть врачей сходит по ней с ума, но как она утверждает – они все не в ее вкусе.

- Привет, Яна. – отвечаю я, готовясь к приему лекарства, ощущая себя амебой. – Как дела?

- Хорошо, сегодня очень насыщенный день. – сказала она, накладывая мне таблеток и наливая воды в стакан. – К нам сегодня ночью привезли загадочного пациента, никто его не видел, потому что перекрыли целый этаж, для него выделили VIP палату, в которую завезли новую мебель. На ресепшене в картотеке отсутствует его имя и анамнез. Просто человек-невидимка. Хотелось бы посмотреть на него хотя бы одним глазком.

Она просто светилась, когда это рассказывала. Яна любила мужское внимание и была уверена в своих чарующих силах. Зная, ее склонность к романтизму, она уже нарисовала себе принца, который увезёт ее из этой тюрьмы в горах.

Я разговаривала с ней просто для того, чтобы узнавать сплетни. Кроме нее со мной больше никто не общался, да мне и особо не хотелось.

Проглотив таблетки, я спросила:

- Неужели вообще никто ничего не знает о нем?

Удивительно, потому что про меня знали все и всё в этой больнице, обожая обсуждать меня.

- Ну, Пьер обмолвился мне по секрету, что это очень влиятельный русский, он очень ранен и ему нужно персональное лечение. – она говорила заговорщическим шепотом.

В этой больнице раньше было всего двое русских: я и Яна, остальные были европейцы или американцы, другие национальности почти не встречались. Появление еще одного русского меня заинтриговало. Очень влиятельный?

- Кстати, как встреча с папой?

- Как обычно, ничего нового. – я закусила губу, чувствуя сонливость, начинало действовать лекарство, меня стало морить в сон. – Я бы тоже взглянула на него одним глазком. Вдруг он любит спасать соотечественниц?

В обед я обязана была гулять, дышать свежим воздухом, как зек на прогулке – любимая часть моего распорядка. Натянув шапку, спрятав волосы, а сверху накинув ещё и капюшон от толстовки, я выползла на улицу, не желая ни с кем разговаривать. Я пряталась ото всех, особенно от мерзких мед братьев, от домогательств которых меня спасал только Пьер, которому платил мой отец, чтобы тот следил за моей девственностью, как зеница за оком.

У центрального входа в больницу стояло несколько внушительных джипов, которые окружала охрана. Даже на таком расстоянии я видела как топорщились их пиджаки от оружия, они были вооружены, а значит опасны. Все коротко стриженые с холодными лицами.

Значит, этот загадочный пациент и вправду очень влиятельный человек, если у него столько охраны.

На крыльце с главврачом Пьером или, как я его называю, фюрером, показался мужчина, при виде которого меня бросило в пот. При виде такого можно и обписаться. Нет, он не был страшным или уродливым, он был опасным, он убийца, это понятно с первого взгляда на него.

Человек – хищник был выше на три головы врача и шире в два раза, он был огромным, способным проломить голову одной своей ладонью. Даже его дорогой костюм и идеально уложенные волосы с бородой не придавали ему интеллигентности, ничто не могло скрыть его кровожадности. Его ледяные глаза, подчеркнутые тонким шрамом на лице, выворачивали твою душу, причиняли боль изнутри.

Мне даже стало трудно дышать. В каждом его движении я чувствовала мощь, способную меня покорежить, переломить как соломинку.

Мужчина что-то бросил Пьеру, который только и делал, что кланялся перед ним, следуя позади него. После чего он сел в машину, все его люди синхронно последовали его примеру.

Я провожала машину взглядом с разболевшимся сердцем. Этот человек был также опасен, как и партнёр моего отца. Он был из такого же теста, способен на все. Также ли опасен человек в палате или еще страшнее? Был бы ли он способен противостоять?

- Анна, у Вас занятие, почему Вы до сих пор гуляете? – Пьер, вечно недовольный мной, подошел вплотную, глядя на меня, как на мошку. Уверена, что он разозлился от того, что видела этого страшного человека.

Каждый день по два часа я должна общаться с психологом, который пытается вбить в мою голову, что нужно слушать папу и что мне нужно замуж. Я наркоманка, не способная принять самостоятельно правильное решение. Меня никто не спрашивает, почему я начала курить, это никому не интересно.

_____

Каждый вздох сопровождался болью. Легкие были повреждены на девяносто процентов, по предварительной оценке врача мне нужны минимум три недели, чтобы поправиться. Чудом живой в очередной раз. Я сойду с ума в этих четырёх стенах, но Лука настоял, чтобы я занялся своим здоровьем.

Эта клиника в Швейцарии самый подходящий вариант, здесь тихо и хороший персонал. Это мой отпуск. Но я бы чувствовал себя намного лучше дома среди близких.

Сердце разрывается при воспоминании взрыва, он унёс тридцать человек, превратил их в пыль, оставляя только меня. Лучше бы я умер.

Палата напоминала гостиничный номер, в принципе мне все нравилось здесь. У меня была своя терраса и доступ к тренажерам, так что у меня не было нужды пересекаться с другими пациентами.

Пока боль в легких не позволяла тренироваться, поэтому мне оставалось только спать целый день и набираться сил. Может и к лучшему.

В дверь тихонечко постучали, очень слабо и тихо. Кто так поздно? Сейчас уже почти ночь. Внутри меня сработала насторожённость, я достал пистолет и спрятал его позади джинс, прикрывая его футболкой.

Дверь специально распахнул резко, чтобы застать врасплох гостя, что у меня и получилось. Девушка в медицинском халате, широко распахнув свои голубые глаза, стояла бледная и напуганная. Она хлопала своими длинными ресницами, глядя на меня как на призрака.

Еще бы, вид у меня был шикарный. Вся голова в бинтах, только глаза и нос видно. Франкенштейн.

- Вы кто? – прохрипел я, каждое слово давалось с трудом.

- Яна. – ответила она очень низким грудным голосом. Она была очень тоненькая и аккуратная, ее волосы были собраны в тугой пучок. Даже захотелось распустить его, чтобы оценить – какой они длины. – Я принесла лекарство, могу войти?

Я отошёл, пропуская ее и наблюдая с интересом за аппетитной фигуркой. Девушка была больше похожа на медсестру из эротического фильма, чем на настоящую. В этом коротком халатике, открывающем ее стройные ноги и подчёркивающем тонкую талию и пышную жопу, хотелось трахнуть ее, даже не снимая его.

Сказывалось, что давно не было женщины. Пришлось отогнать наваждение.

Девушка достала лекарство и положила его в пластиковый коробок, после чего налила воды и протянула все это мне. У нее были очень изящные запястья.

- Вам нужно выпить лекарство. – она одарила меня белозубой улыбкой, подергивая забавно кончиком носа. У нее очень тихий голос, она боится меня.

Я заглотил таблетки, продолжая ее разглядывать, она под моим откровенным взглядом забавно краснела и смущалась, спотыкалась и постоянно пыталась поправить выбившуюся прядь. Только сейчас я понял, что она русская и говорим мы по-русски.

- Ты давно живешь в Швейцарии? – спрашиваю хрипло, мне еще нельзя много разговаривать, слизистая раздражена, но мне так не хочется ее отпускать.

- Несколько лет, я поступила в медицинский здесь, днем учусь, а ночью подрабатываю, чтобы оплачивать учёбу. – когда она говорит, опускает глаза, смущаясь. Ее румянец меня притягивает, она кажется мне чистой и искренней. Маленький бельчонок.

Она старается рассмотреть меня из-под густых ресниц, чтобы я не заметил ее интереса. Это вызывает улыбку.

- много здесь наших? – я придумываю повод для разговора, чтобы задержать ее.

- Нет. Есть девушка одна, ее лечат от наркотической зависимости. Аня. И все.

Меня даже передернуло от отвращения, никогда не привлекали распущенные женщины. Наркоманка… дочери богатеньких папочек сходят с ума от вседозволенности, даже не подозревая о существовании трудностей в жизни других людей. Такие девушки никогда не вызывали у меня сострадания и уважения.

- Я пойду. – тихо проговорила она, направляясь к двери. Я специально резко встал так, чтобы она обтерлась о меня всем телом, врезаясь в меня, касаясь своей грудью. Она становится красная как рак, понимая что впечаталась всем телом в меня, и теперь мои руки находятся на ее попе, приподнимая короткий халат и поглаживая податливое тело.

Не смог удержаться, уж слишком сладко она краснела.

- Отпустите. – она напомнила мне птичку, которая угодила в клетку и теперь отчаянно трепыхалась. Маленькая колибри. – Прошу Вас.

Такая тоненькая и скромная, так слабо и нерешительно пытается выскользнуть. Меня это умиляет. Стоп. Во мне говорят два месяца без женщины, так скоро и к пуделю кудрявому по имени Пьер пристану.

Выпустил и отошёл так резко, что она растерялась, замерла в нерешительности. Пучок на голове ей не шёл, безобразил, очень хотелось распустить ей волосы. На ней не было и грамма макияжа, но каждая черточка ее лица была выразительной и притягательной. Она смотрела в пол, напряженно дыша, так что ее грудь медленно поднималась и опускалась.

Я бы оставил ее в своей кровати до утра, чтобы она согрела простыни. Хотелось заставить колибри послушно повторять мои приказы в кровати. Интересно, у нее были мужчины?

- Иди. – приказываю ей, понимая, что желание может взять вверх и она уже не уйдёт отсюда,медсестра убегает, оставляя в комнате только воспоминание о ее присутствии. Закрываю за ней дверь и ложусь вдыхая. С тупой болью в теле я уже кое как свыкся, но вот с легкими… Есть реальный риск, что до конца поправиться так и не получится, это сильно ослабит меня, оставит инвалидом. Такая перспектива меня совсем не радовала.

С мыслью о немощности я сел, набирая полную грудь воздуха, легкие тут же заскрежетали, словно в них была тысяча осколков. Врачи советовали не делать резких движений и глубоких вздохов. Химический ожог легких – это не шутка.

Все удивлялись, как я вообще выжил после такого взрыва.

Не хочу лежать и сдыхать здесь, жизнь подарила мне шанс, нужно использовать его. Я резко встал и распахнул двери на террасу, у меня был свой выход в огороженный сад, где меня никто не должен был беспокоить. В этом крыле не было других пациентов.

___________________________

Меня разбудил шум. Сначала я подумала, что мне показалось, но потом звук повторился и я насторожилась. В месте, где большая часть людей предпочитает скрываться по палатам, обычно безлюдно и тихо.

Я подошла к окну, чтобы найти источник шума, всмотрелась в темноту, скудно освещенную небольшим количеством фонарей.

Был слышен только стрекот сверчков. Я выдохнула и хотела уже закрыть окно, когда звук повторился. Мимо меня пробежал мужчина в спортивных штанах и голым торсом, перемотанный бинтами. Если бы не они, я возможно и не заметила бы его. Когда он пробегал мимо моего окна, то наступал на люк и раздавался этот характерный звук.

Мое сердце забилось от поднятого адреналина. Это мог быть только загадочный пациент, о котором говорила Яна. Кто еще бы бегал в такое время? Все остальные в этом здании были либо слишком старые для такого мероприятия либо слишком ленивые, или же скрывались ото всех.

Я отошла от окна, возбужденно переминаясь с ноги на ногу. Он был русский и судя по всему крепкий малый, если уже, как минимум, минут пятнадцать бегал вокруг больницы не сбавляя темпа. Было трудно определить его возраст в темноте, но он был высок и спортивно сложен, не юн.

С самого утра меня не покидала навязчивая мысль – познакомиться с ним, что если он сможет помочь мне? В нашем мире не принято помогать чужим людям, но я могла бы дать ему денег, если бы он помог мне выбраться отсюда. Мама оставила мне небольшие накопления, о которых не знал отец, по счастливой случайности это осталось в тайне, иначе он бы уже потратил их – проиграл в карты.

Так или иначе, попытка не пытка. Кто не рискует, тот не пьёт шампанское. Что я потеряю? Я уже год тут и кроме Яны больше ни с кем не общаюсь.

Поверх пижамных штанов я быстро натянула широкую толстовку, пряча волосы и надевая шапку. Следуя необъяснимой логике, я распахнула окно и полезла на улицу, благо моя палата располагалась на первом этаже. Выходить из центрального входа было нельзя, меня мог бы увидеть охранник и сразу же доложить Пьеру.

Я ни раз выбиралась наружу через окно, чтобы покурить травку и посмотреть на звездное небо. Единственная блажь, которая не давала мне сойти здесь с ума. Потом я даже не помнила, как добралась обратно, как переоделась и легла спать. Вечер и ночь всегда выпадали из моей памяти. Это было мое любимое время суток.

Удерживаясь за подоконник и перемещая ногу на пожарную лестницу, я действовала машинально, как и каждый раз когда выбиралась. Только на этот раз меня напугал этот хлопок люка, раздавшийся у самого уха. Я вздрогнула и непроизвольно разжала руки, кренясь назад. Паника охватила меня с первых секунд, я судорожно пыталась схватиться хоть за что-нибудь, чтобы удержаться, но руки скользили, а гравитация тянула вниз. Исцарапав все ладони, я полетела вниз, представляя себя в инвалидном кресле. Перед глазами пролетели все счастливые моменты. Я упала на что-то и у меня болезненно заныли ноги, которые не удачно приземлились.

Ожидала я худшего. Сердце еще гулко билось, внутри все сжалось от страха. Неужели я цела?

- Пацан, ты цел? – жутко хриплый голос раздался у самого уха, от него у меня все тело покрылось мурашками. Я поняла, что не переломала себе все конечности только благодаря тому, что этот мужчина подхватил меня в последние минуты, смягчая падение.

Я сидела на нем, прижимаясь попой к его бёдрам. Он попытался помочь мне встать и разместил руки на самой груди, не ожидая ее найти там. Его ладони сжали мою грудь с двух сторон так резко, что я ахнула, не ожидая такого поворота событий. Ни один мужчина не трогал меня так, и я никогда не думала, что в первый раз будет именно такой. Видимо приняв меня за мальчика, он не предполагал, что может дотронуться до груди. На мне не было лифчика и острые соски проступали даже через толстовку, незнакомец непроизвольно сжимал их.

Попой я почувствовала, как что-то внушительное стало увеличиваться и упираться мне между ног.

Я постаралась побыстрее слезть и отползти от него, но даже на расстоянии продолжила чувствовать его член на моей внутренней части бедра.

Он стоял на одном колене, из его груди вырывался хриплый свист, не похожий на отдышку после бега. Местами бинты окрасились в алый. Даже через них был виден его рельефный торс и высеченные бугристые кубики. Мужчина был очень крепок и силён. Часть лица покрывала повязка, его цепкие глаза лихорадочно блестели в темноте, они впились в меня и рассматривали теперь шелковые черные пижамные штаны и толстовку с черепом.

Он был опасен, я чувствовала исходящее от него безумие. Взгляд шарил слишком нагло, он не знал рамок приличия и границ дозволенного. Если он захочет, то отымеет прямо тут, не заботясь о последствиях. У меня не хватит сил справиться с ним.

- Простите. – промямлила я, коря себя, что вообще решила вылезти из палаты. О чем я только думала? Вряд ли он мне поможет, протянет руку. Такие люди, как он, безжалостны. Мой отец такой же.

Он встал, отряхиваясь, красные круги разрастались. Рана открылась и теперь обильно кровоточила, но он словно не замечал этого.

- Ты значит Анна, местная наркоманка. – он сказал это с таким отвращением и осуждением, что я вспыхнула, подскакивая и даже не чувствуя боли в ногах.

Меня жутко обижало, когда меня называли наркоманкой, задевало так сильно, что начинало сосать под ложечкой. Наркоманы ведь падшие существа, те кто готовы ради дозы отдать жизнь, у меня же трава приглушала боль от одиночества и отчаяния, она была моим лекарством. Я не курила каждый день. Только, до и после приезда отца, когда душу разрывало на миллион частей и жить больше не хотелось, смысл терялся.

Я бы обязательно огрызнулась, если бы меня не испугало, что он назвал меня по имени. Да и к чему приведёт, если я покажу характер? Только мне во вред. С мужчинами ночью лучше быть острожной и гладить только по шерстке.

- Откуда Вы меня знаете? – страшно, когда незнакомый человек знает о тебе больше, чем ты о нем. Эти машины с охраной, тот человек со шрамом и пациент в кровавых бинтах напоминали мне фильм из девяностых. Они все бандиты!

Он не ответил на мой вопрос, только скривился, непроизвольно прижимая руку к торсу, бинты на котором теперь были полностью красные. Представить трудно, как ему больно.

- Пойдёшь со мной, поможешь обработать и перебинтовать. – приказывает он хриплым голосом, не подразумевающим отказа. Он закашливается и мне начинает казаться, что сейчас на его ладони покажется кровь. Когда кашель проходит, он бросает: – Пискнешь – прибью.

А я не могу сдержать писк, куда я пойду с ним, когда у него такой стоят?

Он не церемонясь хватает меня за капюшон и не напрягаясь тащит за собой. Моя голова еле достаёт ему до подбородка, он крупнее и сильнее меня, у меня не хватает сил выбраться из его захвата. Сопротивление бесполезно, остается только послушно передвигать ногами и не привлекать внимания. Если охранник меня увидит – донесут отцу и тогда меня закроют в психиатрическом, а жить в комнате без окон и общения не выносимо.

Этот псих тащит меня через сад к противоположному крылу, которое закрыли специально для него. Затаскивает на очень уютную террасу, как в отеле, и закидывает в номер, после закрывает двери. При этом он не говорит мне и слова, тишину нарушают только хрипы из его груди.

Чувствую себя мышью, которую кинули в клетку с тигром, остается только забиться в угол и не шевелиться, может и не заметит моего присутствия, Страшно даже дышать.

В его палате, если ее так можно назвать, намного уютнее, чем у всех остальных. Мебель новая, от нее даже пахнет еще упаковкой. Ничего больничного, обстановка пятизвездочного отеля. К его приезду подготовились.

Он замирает и рассматривает меня, между его бровей залегает морщинка, что-то во мне его привело в замешательство. От такого хамства я теряюсь, уже открываю рот, чтобы сказать что-нибудь острое, как натыкаюсь на кобуру на комоде. Захлопываю рот с характерным стуком зубов. У него пистолет.

- В ванной над раковиной полка, там аптечка, принеси ее. – он командует мной словно, имеет на это право и я кидаюсь выполнять, у меня совсем нет желания играть с диким зверем, порвёт и не заметит.

К моему возвращению он уже стащил бинты, оголяя живот и спину. Раньше я никогда не видела молодых мужчин без рубашки, только брата и отца. От общения с другими представителями мужского пола меня ограждали всю жизнь, мне было запрещено с ними общаться.

Подозреваю, что отец всегда хотел меня выгодно для себя продать.

На его теле было множество бугристых шрамов, некоторые из этих рубцов были совсем свежие, они наслаивались друг на друга. Каждая мышца перекатывалась и бугрилась при его любом движении. Тело воина, закаленное битвами. Это зрелище вводит в транс, хотелось провести рукой по его коже, потрогать шрамы, узнать какие они.

- Я не могу достать некоторые участки. Залей раны йодом. – я послушно открываю баночку и стараюсь залить красные рваные раны не причиняя боли. Еще мне очень хочется узнать, как его зовут. У него же есть имя? – Теперь возьми хирургические лейкопластыри и наложи на раны.

Руки совсем не слушались, меня бросало то в жар, то в холод, когда он начинал говорить, мне становилось трудно дышать. Этот человек мог одной рукой переломить мой шейный позвонок, будто я соломинка.

- О Вас говорит вся больница. – внезапно говорю я, лишь бы что-нибудь сказать, нарушить давящую тишину. Он даже не шелохнулся, может он плохо слышит?

Я ловко справляюсь с пластырем, после чего накладываю фиксирующую повязку бинтом. Когда руки заняты делом мне спокойнее, озноб немного отступает, а вместе с ним притупляется страх.

- У тебя хорошо получается. – холодно констатирует он, когда я заканчиваю. Он поднимается, и теперь я могу рассмотреть его в полный рост при свете. Даже сквозь бинты видно, что он красив: колючие глаза испещрены тонкими морщинками, потому что он постоянно хмурится, волевой подбородок и острые скулы выдают сложный характер. Когда он смотрит на меня весь ощетинивается.

- Я училась на врача. – для чего-то говорю я, подсознательно мне хочется ему понравится. Хотелось доказать ему, что я не наркоманка, слух преувеличен моим же отцом, чтобы оттолкнуть от меня людей. И мне хотелось, чтобы он проникся ко мне симпатией и помог. На интуитивном уровне я чувствовала, что это в его власти.

- Зря не доучилась. – его голос холоднее льда. После моей помощи ему я не ожидала такой грубости.

- Я не сделала Вам ничего плохого, чтобы Вы так говорили со мной. – выдавливаю я, радуюсь, что на мне огромная толстовка, которая скрывает частично моё лицо и то, как меня трясёт. Я в шаге от того, чтобы мой ужин оказался на ковре перед ним. Его аура давит на меня.

- Иди уже. Я устал. – он говорит очень хрипло вздыхая. И на миг сквозь маску просачивается усталость. Он безумец. При таких ранениях бегать – самоубийство; судя по хрипам из груди, ранения не только на его теле, что-то страшное с его легкими.

У меня только один шанс, либо пан, либо пропал.

- Мне нужна помощь. – лихорадочно выпаливаю я, сжимая руками край толстовки. – Мне надо бежать отсюда, отец держит меня здесь силой… при том, что я здорова… Он хочет продать меня своему партнёру ради денег. Я не знаю, что Вас интересует, но у меня есть деньги. Сумма приличная, я заплачу Вам, если поможете.

Мои слова его удивляют, потому что брови взлетают вверх, но он смотрит на меня не глазами человека, который сожалеет, а как на обманщицу. Чувствую это и в затянувшейся паузе. Предприятие провалено.

- Куда угодно. Мама умерла, а брат пропал… Но я могу работать медсестрой… – обычно я не разговорчивая, но под его пристальным взглядом слова сами из меня льются потоком. Чтобы усилить эффект, я молю его, придавая своему лицу более жалобный вид. – Помогите мне, пожалуйста, если можете.

- Ты наркоманка. - устало выдыхает он.- Тебе здесь самое место, лечись, может на девушку станешь похожа… И деньги меня не интересуют.

Его слова бьют меня, унижают, втаптывают грязь. Попытаться стоило, чтобы потом не жалеть. Я разворачиваюсь, чтобы уйти через террасу, у меня даже не осталось слов, чтобы хоть что-нибудь сказать этому черствому мужлану. В этом состоянии даже не замечаю, что у меня развязался шнурок на кроссовке, я наступаю на него и путаюсь в своих же ногах.

За доли секунд я унизительно падаю перед ним на колени, цепляясь за спортивные штаны и приспускаю их вниз. Еще бы пару миллиметров вниз и я бы высвободила бы его член. От абсурдности всей ситуации я цепенею, теряюсь и затравленно поднимаю на него глаза. Его дыхание учащается и смотрит он на меня не добро, от этого взгляда во рту пересыхает и я провожу языком по губам.

- П-простите. – лепечу я, убирая от него руки, пытаясь подняться. Колени охватила жгучая боль, сводящая суставы в судороге. Он снова подхватывает меня и усаживает на кровать, задирая штаны и осматривая колени. При этом он не говорит ни слова и не издаёт ни звука. У меня нет большого опыта общения с мужчинами, но они все такие не разговорчивые и серьезные, грубые и не любезные?

Когда он дотрагивается до колена я вскрикиваю, там точно будут синяки, после такого не удачного приземления.

Его жаркое дыхание с запахом лекарства, судя по всему обезболивающего, обжигает кожу щёк. Краснею, как рак, мне невероятно жарко в шапке, хочется стянуть ее. Он проводит рукой по моей ноге уже нежно, обхватывает лодыжку и долго рассматривает ее. Большим пальцем обводит шрам.

Нужно уходить. Что-то нехорошее повисает воздухе. Пульс выбивает барабанную дробь.

Я даже не замечаю, как он подминает меня под себя на кровати, раскидывая мои ноги в разные стороны и размещаясь между ними. Его вздыбленная плоть упирается в мои складочки, даже через слои одежды я чувствую его. Он забирается руками под толстовку и двигается к груди, не защищённой лифчиком, он сжимает ее сильно до боли, но от его прикосновения все тело наполняется сладкой истомой.

Нет. Нет. Не так…

Я хватаю его руку и пытаюсь оттащить от меня, изо всех сил впиваюсь зубами в губу, чтобы причинить боль, оттолкнуть. Я не намерена расстаться со своей девственностью вот так, с человеком, которого не знаю и не люблю. Не ради этого я сижу в этом забытом Богом месте уже год.

- Решила построить из себя порядочную? – шипит он, хватая меня за подбородок и делая неприличное движение, имитирующее толчки. – Сначала спрыгнула на меня, потом просила помочь и СЛУЧАЙНО упала к ногам, предлагая минет? Так давай бартер, ты меня обслуживаешь, а я выпускаю тебя отсюда.

Он снова по-хозяйски стискивает мою грудь и медленно ведёт рукой по животу, приспуская ткань пижамных шорт. Все мои чувства обостряются, а мозг начинает хаотично работать в поисках вариантов спасения.

Я замечаю на тумбочке у кровати массивные часы, не думая о последствиях, я хватаю их, сжимаю в руке и наношу удар по его голове. Он дергается, рычит, но выпускает грудь. Его немного ведёт, а макушка окрашивается в красный. Мне жаль его, скорее всего там тоже рана, но он виноват сам.

На адреналине выползаю из-под него и бросаюсь к незапертой двери, вываливаюсь в коридор и бегу в сторону главного входа, который связывает блоки. Я уже даже не забочусь, что скорее всего Пьер узнает о моих похождениях. Сейчас не это было главное.

В коридоре я налетаю на охранника, который грубо хватает меня.

- Ты что опять обсадилась, что носишься тут? – у старого Клода нет половины зубов и у него изо рта всегда неприятно пахнет. Я невольно кривлюсь и оглядываюсь, ожидая увидеть позади загадочного пациента, но никого нет.

Клод трясёт меня и, когда я пытаюсь вырваться из его рук, ударяет наотмашь по щеке ладонью, я дергаюсь и оседаю, колени все еще болят после падения.

Мне никогда не выбраться из этого ужасного места. Мой личный ад.

- Пьер, тут припадочная полуголая носится по закрытому крылу. Да. Хорошо. – он успел набрать по рации и сдать меня. Старый урод. - Ну все, пташка, доигралась.

Глава 2.

Телефон пищит, на экране высвечивается новое письмо.

Преодолевая головную боль и тяжесть в легких я дотянулся до телефона, чтобы изучить документы, которые мне скинуты. Запрос на девчонку.

Мне нужен секс в оздоровительных целях. От стресса и долгого воздержания мозг поплыл. Обезболивающее превратило мой мозг в тягучую жвачку, замедлило реакции, если бы не оно – я бы изнасиловал вчера девчонку. Эта хорошенькая медсестра с наивными глазками оленёнка и пухлыми губками не покидала мои мысли, от нее пахло инжиром и пряностью. Хотелось ее до скрежета в зубах, было в ней что-то чистое и свежее, не тронутое. Готов был поспорить, девчонка невинна и это пробуждало во мне особый голод. Хотелось сделать ее своей.

Когда наркоша свалилась мне на голову, даже не сразу понял, что это девчонка. В бесформенных штанах и кофте, натянутой шапке до носа, мальчишка лет четырнадцати с упругой грудью. До меня не сразу даже дошло – откуда у парнишки такие шикарные сиськи. Пришлось тормозить ее падение своим телом, от этого разошлись швы и раны снова закровоточили. Будить врачей и выслушивать о них, что я не соблюдаю режим – не хотелось, пришлось потащить девчонку к себе, чтобы могла обработать раны.

Под действием лёгкого наркотика, который есть в любом обезболивающее, и похоти в палате при желтом освещении ламп, глядя на нее, мне померещилась Яна: такой же маленький носик и пышные ресничнички, сладкие губки и невинные глазки, но это не она. Эта девка была колючая и настороженная, от нее пахло травой.

Медсестра произвела на меня неизгладимое впечатление, торкнула меня серьезно.

Девчонка не очень была похожа на наркоманку, но в этом и проблема – наркоманы очень старательно скрывают свою зависимость. Ее чушь о том, что отец хочет ее продать, меня повеселила. Не было логики в ее словах, зачем ложить в одну из самых дорогих клиник мира того, от кого хочешь избавиться?

Помутнение накрыло меня с головой, когда она встала передо мной на колени, облизывая губы, фантазия разыгралась не на шутку, а при виде ее тонких ног с шрамом в форме полумесяца - крышу сорвало напрочь. Девчонка могла бы быть красавицей, если бы нормально одевалась и следила за собой. У нее была бархатистая кожа, нежнее персика. Стройные ножки были созданы, чтобы обвивать мужской торс. Если ее вымыть, причесать и одеть – вполне ничего себе, а так шаболда чистой воды.

Когда она укусила меня и вылетела из палаты, туман начал рассеиваться и меня одолел стыд и отвращение, я мог ошибаться, опираясь только на то, что мне сказали, что она наркоманка. Я чуть не трахнул ее, а ведь я даже не знал сколько ей лет, она могла быть несовершеннолетней.

Дожил. Совсем скатился. От взрыва мозги раскроило.

Поэтому я попросил собрать о ней информацию, если ее отец чудовище – я помогу ей.

В почте была небольшая справка, небольшой абзац из пяти предложений, все что успели собрать, многого я и не просил – мне не нужна была ее биография.

Девчонка была пропащая, конченная наркоманка, которую выперли из университета. Довела мать до могилы своими выходками. Разбила машину отца.

Ну что ж, значит, ей здесь самое место. Она лгунья.

Мне было тесно в этой больнице, не хватало места, хотелось движения. Для человека, который никогда почти не спит и всегда кочует - находиться постоянно в одних и тех же стенах было невыносимо. Ничто не приносило удовлетворения и радости. Я даже прокручивал в голове, как отстрелю Пьеру его яйца – просто ради развлечения. Не нравится мне этот алчный докторишка.

Несмотря на запреты я тренировался каждый день, сдаться – значит проиграть.

Медсестра так и не появлялась, а я постоянно мысленно возвращался к ней. Хотел посмотреть на ее нежное личико, посмотреть как она краснеет. Давно я не видел таких юных и хрупких созданий. Колибри.

Приходилось пресекать эти мысли в своей голове, запрещать думать о ней. Яйца сводило так, будто их засовывали в дробилку при мысли о девчонке.

Только один раз мои мысли также принадлежали не мне, только однажды я только и мог думать об одной женщине. Это чувство запечатано, не для меня это.

Я не потащу никого на свидание, не буду дарить цветы и тянуться за звёздами. Кровать, физика – трение тел. Чистый секс, удовлетворение. Большего мне не нужно.

Может мне заказать женщину прямо сюда? Снять наваждение? Удовлетворить похоть…

___________________________

Высокий блондин с хищный выражением лица стоял напротив меня. Альбинос. Он напоминал мне белую крысу с красными глазами, а я боялась их с детства.

Если волосы на его голове еще имели цвет приближённый к пшеничному, то ресницы и брови были абсолютно белыми. Из него словно высосали жизнь, олицетворение холода и мрака. Его глаза с красными прожилками наводили на меня ужас, заставляли цепенеть.

- Можешь называть меня Альбо. – его голос скрежетал, словно кто-то пытался распилить металл. – Меня прислал проследить за тобой Арсен. Он уладит дела и приедет за тобой. Дата свадьбы назначена.

Терпение отца подошло к концу, а может быть его партнёр устал ждать. Арсен Алиев решил заполучить меня здесь и сейчас. И прислал своего пса следить за мной, чтобы я вела себя хорошо до его личного приезда. Неужели ему совсем безразлично, что я не люблю его, мне противны его прикосновения. Я предпочла это место его обществу, но он хочет меня в жены…

Альбинос одет во все белое, он словно кичится своей особенностью. От этого еще страшнее смотреть на него. Альбо напоминает героя фантастического фильма, человек-мутант из будущего.

Он подходит ко мне и берет прядь волос, наматывает вокруг руки и нюхает, глядя мне в глаза. Мне становится мерзко и страшно, страх парализует меня, трудно даже дышать. Этот страшный человек высасывает весь кислород из комнаты.

- Не советую баловаться, Анечка, у меня зелёный свет на любые наказания, если мне покажется, что ты себя плохо ведёшь. – он наклоняется и высовывает язык. Я пытаюсь отползти от него подальше, не смотреть на это мерзкое создание, но он удерживает меня своей худой рукой. Кончик языка раздвоен, как у змеи. Он смеется, упивается моей реакцией. – Сейчас тебе нужно пойти сходить к врачу, Арсен хочет убедиться, что ты еще девственница.

- Я никуда не пойду и не буду ничего доказывать. Мне противен ты и твой хозяин. - выплёвываю слова ему в лицо. Я неделю просидела в белой комнате, где была только койка для сна, меня кормили один раз в день. Чем они собираются меня напугать? Побьют?

Альбинос хищно улыбается и, вновь высунув свой язык, обводит овал моего лица, захватив подбородок, он не касается, только очерчивает в воздухе контур, но мне кажется, что я вся в его слюне. А еще я явно слышу змеиное шипение. Меня колотит от отвращения.

- Я умею причинять боль, не касаясь. – шепчет он. – Показать?

Мерзкий язык почти касается меня, я пытаясь отвернуться, шепчу одними губами:

- Отпусти.

- Хорошо, я приведу врача. – он выходит и закрывает меня на ключ. С каждым поворотом я чувствую себя все безнадежнее.

У меня мало времени, его почти нет. Альбинос может вернуться в любую минуту. Надеваю кроссовки и набрасываю ветровку с капюшоном. Нужно бежать отсюда без оглядки. До ближайшего населенного пункта несколько километров по серпантину, но я обязательно что-нибудь придумаю.

Я быстро, не думая о последствиях, сдерживая трепет внутри меня от страха и адреналина, пролажу в окно. Ноги дрожат, подгибаются. Стараюсь быть аккуратнее, если я упаду и сломаю ногу, то точно не смогу сбежать.

- Тебя не учили выходить через дверь? – знакомый хриплый голос позади меня переворачивает все, ломает и пугает больше, чем Альбинос со своим отвратительным языком. Оборачиваюсь к нему, глядя в испуге.

Между ног становится прохладно от влаги при воспоминании тяжести его тела на мне.

Внизу, подо мной стоит ОН, в его присутствии у меня потеют ладони и происходит дежавю, я срываюсь и лечу вниз. Внутри меня все сжимается и холодеет.

Уже знакомые, сильные руки с легкостью меня подхватывают и ставят на ноги. Он будто был готов, знал что произойдёт. За это время он стал сильнее, хрипов стало меньше, а движения стали более плавные и мощные.

С его головы сняли бинты и теперь можно было рассмотреть его полностью. Его лицо завораживало и пугало, он был божественно красив и жесток: шатен с волчьими глазами.

- Уберите руки от меня. – зло бросаю я и отворачиваюсь от него, застегивая молнию под подбородок, хочется укрыться от его глаз. Нужно бежать отсюда со всех ног.

Он хватает меня за руку, разворачивая к себе и утаскивая в кусты, скрывая в гуще зелени, притягивает и прижимает к своему бугру на штанах. У этого мужчина постоянный стояк? Пытаюсь высвободиться из его лап, шиплю и кусаюсь, его это только распаляет, он не замечает моих брыканий. Как вода разбивается о скалы, так и мои удары не причиняют ему никакого дискомфорта.

Он не умеет разговаривать, и слова мне не говорит, просто его руки накрывают мои ягодицы и ощупывают их. Нагло. Без спроса. Словно имеет право. Чем он лучше Арсена Алиева?

Я пытаюсь вырваться, оттолкнуть его, ударить, укусить, сделать хоть что-нибудь, но ничего не удаётся. Время тикает. Альбинос скоро начнёт мои поиски. Он тискает, как одержимый, не выпуская меня. У меня из глаз даже сыпятся искры от его прикосновений. Тело горит, плавится в его руках.

Его руки тянутся к моим штанам, он приспускает их и проникает к складочкам, находит заветную точку и я впиваюсь зубами в его плечо, чтобы не закричать на всю больницу.

Страх, что он поимеет меня прямо в кустах, отрезвляет и я хватаю его за бок, там где была рана, надавливаю пальцами, причиняю боль, заставляю отпустить.

Он шипит, ослабляя хватку.

- Не попадайся мне на глаза… - хрипло мне на ухо говорит он. И прежде, чем я успеваю что либо понять, он скрывается, растворяется будто и не было, словно померещилось. У кустов раздаётся шум и я ощущаю присутствие Альбиноса, в своей белой одежде он похож на врача. Слышу его змеиное шипение.

Я только успеваю подтянуть штаны, чтобы предстать перед своим тюремщиком в приличном виде. На лице того ни одной эмоции, он не удивлён и не зол, просто выполняет свою работу. Он хватает меня, до боли в костях, оставляя синяки.

- Сегодня твоё окно заколотят. – спокойно говорит он и мое сердце ухает вниз.

________________________

Моя тяга к медсестре достигла такой маниакальной точки, что я вижу ее в любой женщине. Опять при виде этой наркоманки сорвался, чуть не трахнул в кустах, как мальчишка. Мне это не свойственно, я не беру женщин против воли, не схожу с ума.

Меня трясло. Завтра мне привезут профессионалку, пусть снимает с меня усталость.

Кто-то слабо поскребся в дверь, еле слышно. Даже на этот звук мой ствол отозвался, напрягся, настроился на нее. Мне хотелось вкусить невинность этой девчонки, а то, что она за дверью – я был уверен. Мой член улавливал ее, как радар.

Она стояла в дверях, опустив глазенки и переминаясь с ноги на ногу, в ее руках был поднос с лекарством. Медсестра боится меня и стесняется так, что забывает дышать, грудь почти не двигается.

Долго ее не было.

- Здравствуйте. – почтительно пролепетала она. Моя скромница. Волосы все также были собраны в тугой пучок учительницы. – Как Ваши легкие?

- Уже лучше. – честно ответил я. – Заходи.

Она вошла, осматриваясь и протягивая мне заготовленное обезболивающее. Ее огромные глазища проникали в самую душу, голубые озёра. Какие же они бездонные!

На ее носу была небольшая россыпь веснушек, в прошлый раз я не заметил их. Даже зажмурился. Нужно завязывать с обезболивающим, с ними я сам не свой. Глядя на Яну теперь я вижу наркоманку, они будто сливаются у меня в одну женщину.

Медсестра совсем подавленная, глаза на мокром месте.

- Примите, пожалуйста, и я пойду. – ее голос совсем глух, дрожит Колибри.

– Что случилось? Кто тебя обидел? – у меня даже глаза наливаются кровью при мысли что кто-то мог ее трогать, обидеть. Можно ли так проникнуться к женщине, которую видел один раз?

- Никто. – поспешно ответила она, но даже сейчас глаза мокрые. Еще немного и она разревётся. Я заводился. Сжав кулаки и делая несколько вздохов, спросил повторно:

- Кто?

Она задрожала, слезы потекли по ее щекам. Понимая, что плотина прорвалась, она прикрыла глаза рукой и рванула к двери, чтобы скрыться от меня. Преградив путь и поймав ее, нежно отвёл руки от лица и поднял лицо, чтобы посмотреть в ее глаза. Она тут же опустила их и задрожала, а мне хотелось заставить ее смотреть в глаза, упиваться ее эмоциями и светом, скрытым внутри нее.

Она была такая хрупкая, что было страшно ее обнимать, вдруг я сломаю ей что-нибудь? Яна прижалась ко мне всем телом, пытаясь найти утешение, ища поддержки. И мне хотелось ее защитить, сломать того, кто перечинил ей боль.

- Я задал вопрос. – я очень старался, чтобы голос был мягче.

- Я…- она запнулась. После чего прижалась к груди щекой и прошептала: - обнимите меня, пожалуйста.

Ее просьба ввела меня в некий транс, она не понимала о чем просит, какие последствия могут быть… Хотя, к черту все. Наклонившись, я накрыл ее губы…

Слаще мёда… Непорочная и чистая, такая маленькая. Сколько ей лет? Если она уже учится и работает, должно быть больше двадцати, но кажется подростком. Личико кукольное.

Она поднимает голову, глядя на меня своими наивными глазами полными слез и хлопая ресницами, на которых дрожат маленькие капельки, ее губы, раскрасневшиеся от поцелуя, томно приоткрыты.

- У тебя есть кто-то? – спрашиваю я, проводя рукой по ее пылающей щеке, продолжая прижимать. Таких красивых девочек мужчины хотят всегда. Глупо предполагать, что она живет в монастыре и хранит обет безбрачия. Спрашиваю не потому, что отступлюсь, если есть, а для того, чтобы прихлопну его – кто бы он ни был.

- У меня есть жених. – говорит она, всхлипывая. Не похожа на счастливую невесту и на пальце не вижу кольца. Я не тащил ее к себе и цепями не приковывал, выбор сделан и дороги назад нет. Не нужно залазить в клетку к зверю, если не осознаёшь риск и последствия.

- У тебя БЫЛ жених. – поправляю я, дёргая за волосы и заставляя смотреть мне в глаза Она бледнеет, от чего веснушки на носу становятся ярче.

- Вы очень добрый. – шепчет она, отстраняясь и поправляя халат, который задрался во время поцелуя. – Врачи шепчутся, что Вы убийца, способны убить любого просто так. Что если кто-то сделает Вам что-то не так на процедуре, Вы убьете его… но Вы не похожи на человека, который бездушно убивает…

- Ты ошибаешься. – усмехаюсь я. Снова становится трудно дышать, но не из-за боли в легких, а неудовлетворенного желания. Устал от прелюдии и разговора, хочу разодрать уже халат, узнать что скрывается под ним. Останавливают только ее глазища, размером с блюдца, которые смотрят на меня боготворяюще, послушно и преданно. – Я ни хрена не добрый, я хуже убийцы.

Она вздрагивает, сжимает крошечные ручки в кулачки, но не отстраняется.

- Вы сможете меня защитить? Вы похожи на человека, который может… – ее обращение ко мне на "Вы" забавляет. Она вторая уже в этой больнице, кто просит моей помощи. Может повесить табличку на дверь «Помощь нуждающимся»?

При воспоминании наркоманки меня немного передергивает, они похожи, Яна и Аня. Что-то есть в их внешности схожее, не могу понять что, но точно. Даже имена анаграммы друг друга.

Отгоняю от себя это наваждение, это от лекарства я становлюсь безумным.

- Да. – отвечаю я честно, усаживаясь на кровати и смыкая руки в замок. Самоконтроль начинает давать сбой, если она не уйдёт сейчас – не отпущу. – Только, что мне за это будет?

- А чего Вы хотите?– лопочет она, прикусывая губу. Знает же чего хочу. Она и пришла за этим. Да колибри не так проста, как кажется. Маленькая чертовка. Умело играет со мной, вертится передо мной соблазнительно.

- Ты знаешь чего я хочу.

- Мне страшно… У меня никогда не было ни с кем…

- Тогда закрой дверь за свой собой. – говорю я, чтобы проверить ее. Сбежит или останется. Делаю над собой усилие и размыкаю руки, хотя внутри меня решение уже принято. Даже если захочет уйти – не отпущу.

Не нужно было вертеть передо мной прелестями, я не пацан малолетний.

Яна подходит к двери, замирает у нее. Мне даже начинает казаться, что она выйдет, но она трясущимися руками прикрывает, раздаётся щелчок – сигнал, что теперь она моя.

Она так и остается стоять у двери.

- Не знаю почему, но только рядом с Вами я чувствую себя спокойно… - она напоминает мне ребенка. Моя крестница такая же, маленькая манипуляторша, но ей всего три, а этой должно быть двадцать три…

Меня тянуло к этой девчонке магнитом с первой встречи, она мне мерещилась на каждом углу. Может быть всему виной лекарство или долгое воздержание, все испытания которые выпали за последние месяцы на мою голову, а может быть мне просто хотелось эту женщину, как самец хочет самцу, но когда она захлопнула дверь – подписала себе приговор. Я не отпущу ее ни сегодня ни завтра, пока не удовлетворит все мои желания.

- Подойди ко мне. - медленно неуверенными шагами она подходит ко мне. Она послушная и ластится, как кошка, это подкупает и обезоруживает. Все ее действия не умелые и не решительные, но она внимает каждому моему слову и очень старается.

На ее ножках смешные туфельки, очень дешевые и потрепанные. Мне даже становится больно при виде их, эта девочка не должна носить такую ободранную обувь.

Притягиваю к себе, усаживаю на колени, распускаю ее мышиный пучок, который меня раздражал все это время. Зачем скрывать эти густые локоны? Шоколадные пряди тут же заструились по ее плечам и спине.

Она почти не дышит, цепляется за меня маленькими ручками, как за спасительный круг. Чувствую ее страх: им пропитано ее дыхание, каждое движение.

- Я не сделаю тебе больно, Веснушка. – шепчу я, пытаясь ее успокоить. Колибри дрожит, но не уходит, даже прижимается ко мне, непроизвольно елозит по моему члену, чем доводит меня до исступления. Еще чуть-чуть и я кончу прямо в штаны как мальчишка. Что она делает со мной? Никогда не испытывал такого безрассудного желания прежде.

Я кусаю ее за мочку уха, потом за шею, провожу языком по голубой венке, впитывая в себя ее запах и вкус. Теперь я всегда учую ее, найду ее где бы она не была. Ей не сбежать и не скрыться.

Тонкая синтетическая ткань трещит и идет стрелками, когда я тяну ее, снимаю не нужную вещь с девочки. Замираю и нервно сглатываю, не веря своим глазам.

На колибри нет белья, никакого… Она абсолютно голая сидит на мне, только тяжелые пряди непослушно спадают на тело, подчеркивая благородную белизну ее кожи. Красавица. И может быть не такая уж и скромница, если разгуливает по больнице без белья. Непроизвольно даже сжимаю ее, рычу, шлепаю по упругой ягодице.

Для кого она так разгуливает? Или заранее приготовилась, когда шла ко мне?

Злость испаряется, когда она касается пальчиками моих шрамов, потом начинает целовать каждый. Ее поцелуи такие чистые и не похожие ни на что, никто никогда не целовал так моё тело. Блядь. Колибри.

- Вам было больно? – по ее щекам начинают течь слезы. Она прижимается щекой к моей, прислоняясь голой грудью. Либо это ангел, либо самая профессиональная соблазнительница из всех, кого я видел.

Касаюсь ладонью ее груди, провожу пальцем по красной горошинке, припадаю ртом и целую эту нежную кожу. Мне трудно сдерживаться, хочется войти в нее без прелюдии. Я так долго хотел этого, долго бредил.

- Вы не сказали, как Вас зовут… - лопочет она, нерешительно касаясь моей шеи. Ее ноги обвивают меня, образуя кольцо. Даже сейчас она не решается смотреть мне в глаза, щеки покрыл девичий румянец. Хочется пошутить, что меня не зовут, я сам прихожу, но так сильно свело челюсть, что из моего рта кроме рычания не вырывается ни звука.

Переворачиваю ее, укладываю на спину, рассматриваю. Она совершенна. Эта соблазнительная картина врезается в подкорку моего сознания. Маленькая колибри…

Кровь приливает к члену, заставляя его пульсировать в нетерпении. Быстро с военной точностью я избавляюсь от футболки и штанов, оставаясь голый. При виде возбужденного меня, у девчонки расширяются глаза в ужасе, она немного отползает, раскрывая рот и вскрикивая:

- ОХ.

У меня просто срывает крышу от ее «ох», впиваюсь руками и зубами в ее плоть, Целую. Ласкаю. Выпиваю ее. Ее стоны подстёгивают меня и говорят, что двигаюсь в правильном направлении. Девочка уже вся мокрая. Прикасаюсь к клитору и она выгибает спину, сжимает руками простыни и сама немного раздвигает ноги, поддаваясь инстинкту.

Женщина должна принадлежать мужчине. И Яна делает все правильно, послушно следует за мной.

Она очень узенькая, сладостно тесная, когда я проникаю в нее пальцем, она кусает меня за плечо, лихорадочно шепча:

- Мне больно…

В ответ лишь смеюсь и целую ее, шепчу что-то успокаивающее. У меня больше нет сил сдерживать себя.

Медленно приставляю головку к ее входу, провожу им, описывая круг, собирая влагу. Она стонет и просит остановиться, но не убедительно. Ее тело говорит обратное.

Начинаю входить медленно, чтобы она смогла привыкнуть и подстроиться. Такая горячая и тугая, ее стенки послушно сжимают меня, вибрируют. Колибри громко стонет и подаётся вперед, ее глаза закатываются от наслаждения. Она извивается и ее груди трутся, набухают еще больше.

Замерев на несколько секунд, осознаю, что упёрся в тонкую преграду, еле уловимую.

На меня накатывает жаркая волна удовольствия и собственническое ликование.

Яна тоже замирает и не двигается, только испуганно и тяжело дышит, находит мои губы и целует их.

Я делаю толчок тазом, разрывая плеву и проникая в ее рот языков, забирая себе ее крики и стоны, разделяя этот момент. Эта девочка стала женщиной, моей женщиной. Титаническим усилием заставляю себя двигаться медленно, не спеша. Даже не замечаю как, стискиваю ее ноги, оставляя отметины, клеймя ее синяками. Завтра она вся будет в синяках после таких захватов. Ну и пусть. Останется у меня в номере, ей придётся здесь жить теперь.

Когда Яна начинает стонать, царапать мою спину, я перестаю себя сдерживать и ускоряюсь, набирая темп. Она кричит, выгибается, ласково сжимает бедрами меня, притягивая к себе.

Чертова Колибри, что ты делаешь со мной?

________________________________

Ничего не помню.

Я голая. В чужой постели. Лежу абсолютная голая, мать твою!

Непроизвольно под одеялом ощупываю руками своё тело, отказываясь верить своим глазам, продолжая надеяться, что это сон. На прикосновения тело отзывается жжением и болью. Сердце замирает от страха.

Стараюсь оглядеться, чтобы понять, где я!?

Ничего не помню. Вчера я легла спать пораньше, надевая на себя пижаму с овечками, а сейчас я голая в чужой постели. Как бы я не напрягала голову, память не возвращается, мой мозг не хочет отвечать на мои вопросы.

Простыни смяты и пропитаны запахом мужчины, который пользуется дорогим парфюмом с нотками цедры лиметты и ямайского рома. Я знаю этот парфюм, нюхала такой, когда выбирала подарок отцу на Новый год. Флакончик такого парфюма стоит пятьдесят тысяч, это эксклюзивный аромат, выпущено только сто флакончиков.

От этого запаха у меня кружится голова; все ходит из стороны в сторону, словно сейчас землетрясение. Не удерживаюсь, стон отчаянья вырывается из груди.

Только не это, только не так!

Все тело болит, как будто меня били палками. Трудно двигаться. Откидываю тяжелое одеяло, превозмогая боль в мышцах, чтобы осмотреться, и прихожу в дикий ужас. На ногах огромные засосы, только начинающие синеть, но на них уже больно смотреть. Я похожа на пятнистого леопарда. На моей груди еще остался след от зубов.

Прикладываю руку к груди, соски болезненно припухли.

Меня терзало животное? Пыталось оторвать от меня кусок плоти?

Ужасно мучает жажда, облизываю опухшие губы, провожу по ним подушечками пальцев.

Заворачиваюсь в одеяло, сползаю с кровати, удерживаясь одной рукой за спинку. Ноги отказываются меня держать, внутренняя сторона бёдер горит и слипается, словно я приседала со штангой всю ночь.

Нужно найти свои вещи, нужно бежать отсюда без оглядки.

Это не могло произойти со мной. Я ничего не помню. Бессмысленно отрицать, все симптомы на лицо, но я изо всех сил цепляюсь за угасающую надежду. Отказываюсь верить, что это произошло.

Слезы застилают глаза, а руки не слушаются, у меня ничего не получается. Нигде нет моих вещи. Я нахожу только рубашки, брюки, от которых исходит тот же запах, что и от простыней.

Позади раздаётся щелчок замка, я не слышу шаги, но затылком чувствую взгляд, чужое присутствие. Оборачиваюсь. Земля уходит из-под ног.

- Нет, нет, нет! – шепчу я, отказываясь признать очевидное, стараясь укутаться в одеяло, чтобы он не видел моё голое тело, хотя судя по всему он не только уже видел его, но и пометил своим запахом и зубами.

Он смотрит на меня насмешливо, немного выгибая брови, переводит взгляд на кровать. В его глазах вспыхивает нечто опасное, он вспоминает что было этой ночью. Он напоминает коршуна, который выследил добычу.

Я следую за его взглядом. На белой простыне небольшое красное пятно, которое трудно рассмотреть, но оно уничтожает меня, растаптывает.

Ошибки быть не может.

Этот человек взял меня. Лишил девственности против моей воли.

А я ничего не помню.

- Веснушка, ложись обратно. – несмотря на командные нотки, голос все равно достаточно ласков. Он подходит ко мне и с легкостью поднимает, укладывая обратно на кровать. Все его движения такие собственнические, властные, будто у него есть право перекладывать меня, как игрушку, из одного места в другое.

Простыни пропитаны потом и похотью, я чувствую это и краснею, судорожно сглатывая. Меня лишил девственности мужчина, который сейчас нагло ощупывает мои ягодицы, а я ничего не помню. Судя по синякам и боли во всем теле, мне было больно.

На прикроватной тумбочке стоят те самые часы, которыми я ударила его в прошлый раз. Не придумываю ничего лучше, как схватить их нанести глухой удар. Он морщится, но не выпускает меня, только лицо приобретает недоброе выражение. Очень хищное.

- Какое-то дежавю. – с его губ еще срывается мат. Пользуясь его сменой настроения, я отскакиваю, продолжая кутаться в одеяло. Хватаю его рубашку и быстро натягиваю ее, чтобы не оставаться и дальше голой.

Он странно с интересом наблюдает за мной, словно выжидая.

- Веснушка, я бы не советовал играть со мной. – его голос способен разрезать острее ножа, в нем столько колкости и давления.

Стоп. Какая веснушка? Почему он называет меня этим прозвищем?

- Это я не советую трогать меня. – чеканю я. – Вы чудовище, которое воспользовалось невинностью девушки. Вы мне противны! Лучше бы Вас убили там, где Вы были. Прострелили Ваше каменное сердце!

- А если трону, тогда что? – чеканит он, выпрямляясь.

- Мой жених убьёт Вас.

Глава 3.

Ожидаю чего угодно, но не громкого смеха мне в лицо, которого сменяет хриплый кашель. Его грудь равномерно с каждым вздохом поднимается, демонстрируя стальные мышцы. При дневном свете рубцы на теле видны еще отчётливее. Сколько же раз по нему наносили удары?

- Ммм, значит сегодня так… - его лицо приобретает задумчивое выражение лица. – Какая же ты переменчивая, как все хорошо разыграно…

Между ног саднит, напоминая, что во мне побывал этот мужчина. Существуют фантомные боли, а фантомные чувство секса бывает, что стоишь и чувствуешь в себе толстую дубину, которая распирает тебя.

От этой мысли я вспыхиваю и закусываю губу, из меня вырывается стон. У меня было ощущение, что меня отымело грязное животное.

Сейчас уже утро, время приема лекарства, а я не у себя. Внутри меня зазвенел леденящий ужас. Если Альбинос не найдёт меня, то меня оскальпируют, этот мутант способен на скверные поступки. В нет ничего человеческого. Какое наказание он придумает мне?

Арсен Алиев не будет разбираться, изнасиловали меня или я пришла сама сюда, он просто убьёт этого загадочного пациента, а меня посадит уже на цепь. Женится или нет, это уже второй вопрос, он меня не особо волновал. Дикого желания стать женой нелюбимого пятидесяти летнего человека я точно не испытывала, но и стать его шлюхой – не билет в светлое будущее.

Я бросаюсь к двери на веранду, но мужчина в два шага преодолевает расстояние и оказывается рядом, заключая в стальные объятия из которых невозможно выбраться. С последней нашей встречи его раны затянулись и к нему вернулись все его силы.

- Да отпустите Вы! - в порыве гнева отпихиваю, толкаю изо всех сил, ударяю куда получится. Хочу сделать ему также больно, как сейчас, мне. Не уверена, что он умеет испытывать человеческие чувства. Не чувствует ни одного моего удара, не замечает даже, только ухмыляется. – Вы изнасиловали меня, а теперь удерживаете тут силой.

Его брови ползут вверх, он даже издаёт какой-то хриплый рык и вместе с этим задирает мою футболку, оголяя меня по грудь, собственнически прикасаясь. От его прикосновений у меня плавится кожа. Это невыносимо. Он проводит руками по отметинам, которые оставил ночью, причиняя мне слабую боль, напоминая, что он сделал меня своей, забрал мою девственность.

- Веснушка, нельзя играть с взрослыми дядями. Сначала соблазнять их, а потом угрожать. – удивительно, но его грубые, животные прикосновения не вызывают во мне отвращения. Только стыд. Впервые меня щупает мужчина. – Кто тебя подложил под меня?

От его слов мне становится тошно, он сравнил меня со шлюхой, которую ему подложили. Может быть я ничего не помню, но я никогда бы не переспала бы с ним добровольно, лучше бы себе вены вскрыла. Он насыщенный, наделённый властью урод, я насмотрелась на таких, с меня хватит этих снобов, играющих в богов.

- Хватит называть меня Веснушкой! – продолжаю вырываться, впиваюсь зубами в его тело, но ему все не почем. Словно не замечает. Чудовище бесчувственное. – Отпустите! Вы мне противны, меня стошнит сейчас!

Я значит его еще соблазнила? Меня подложили?

От отчаяния во мне просыпается сила, которую я за собой не замечала. Я ударяю, хватаю его пальцы на руках и вытягиваю их в обратную сторону, раздаётся страшный хруст, от которого даже мне становится не по себе.

Пациент меня выпускает и я бегу к дверям, вылетаю в коридор и буквально сразу же врезаюсь в Пьера, почти сбиваю его с ног. Становится больно от столкновения, все синяки начинают ныть.

Главврач смотрит на меня шокировано, у него даже не сразу находятся слова. Конечно, видок у меня еще тот. Волосы растрепались, все тело в засосах и отпечатках зубов, а я сама в мужской футболке. Картина маслом.

Придя в себя, Пьер хватает меня и тащит подальше от палаты пациента, в эту минуту я очень рада его видеть. Пудель побелел и не церемонится со мной, хотя обычно он всегда вежлив и учтив до остервенения. Его седые кудри смешно подергиваются в такт тику на правой щеке. Это немного устрашающе, но я послушно резво передвигала ногами, чтобы не отставать от него, испуганно оглядываясь.

В коридоре показался пациент, он прижимал к себе руку, как ребенка, выражение его лица было не просто устрашающим, оно было демоническим, звериным. Завидев нас он спокойным шагом направился в наше направление.

Мои внутренности все покрылись коркой леденящего ужаса.

- Ваши ночные похождения у меня уже в печенках сидят! – мы успеваем подойти к моей палате в ту самую секунду, когда пациент окончательно сокращает дистанцию и становится позади Пьера, запихивающего меня в палату.

Я готова сама за собой захлопнуть дверь, чтобы укрыться от этого страшного человека, но мужчина предусмотрительно кладёт руку на дверь, не давая ее закрыть. Он выглядит спокойным, даже расслабленным, но я чувствую исходящее от него негодование.

- Пьер! Мне нужно поговорить с Вашей медсестрой Яной. – его любезный голос не обманывает ни меня ни Пьера. Мы напрягаемся оба от скрытой опасности. Я даже немного теряюсь, зачем ему Яна?

- Простите, но у нас нет медсестры по имени Яна… К сожалению, у нас вообще нет русских среди работников. - мужчина переводит взгляд на меня, желваки на его лице напрягаются, а ноздри широко раздуваются. Он словно выжидает от меня чего-то, хочет посмотреть на мою реакцию. Под действием его пристально взгляда я даже открываю рот, чтобы сказать, что Пьер лжёт и я знаю Яну, она тут работает, но я не успеваю вставить слово, потому что Пьер тут же выговаривает: - Уберите руку, молодой человек, это медицинское учреждение и Вы нарушаете распорядок. Мешаете мне работать.

Пациент даже не шелохнулся, не оторвал меня взгляда. Он возвышается надо мной и Пьером, чувствуя себя хозяином этого места. То, как он смотрит на меня, как на свою вещь, меня пугает. Я из лап одного извращенка попала в другие. Меня окатывает нехорошее предчувствие.

- Как тебя зовут? – хлестко спрашивает он, игнорируя присутствие врача, которые уже слабо пытается его оттолкнуть. Я знаю, чего боится Пудель: что объявится Альбинос, и тогда эти два зверя вцепятся в друг друга. Пока они будут отдирать от тела друг друга куски мяса, пострадают все вокруг. Такие всё сносят на своем пути. – Я задал вопрос.

- Аня. - выдавливаю я непослушным голосом, который предательски подрагивает. Ноги не удерживают меня, приходится держаться за стену. Как же отвратительно стоять в футболке мужчины, пропитанной его терпким запахом, покрытой его отметинами, и осознавать, что он даже не помнит моего имени, я была лишь инструментом удовлетворения похоти.

Сердце кровоточит, унося меня на чёрное дно, ощущаю себя ничтожной и никому не нужной. Червем, вылезшим после дождя, на которого может наступить каждый, раздавить и не заметить даже…

- Собирайся. – он рывком заходит в мою палату, осматривая обстановку. Она не такая богатая, как в его палате. Он даже удивлён увиденным, наверное, он ожидал, что у наркоманки будет грязно и валяться будут только шприцы, такое у него представление обо мне.

Небольшая кровать, застланным белыми простынями, в центре с прикроватной тумбочкой, у которой сломалась дверца, шкаф и письменный стол со стулом. На столе только книги, часть из них по медицине, остальные художественные. Мне больше ничего нельзя было хранить. Все мои вещи тщательно проверялись Пьером и другими работниками.

- Ты хотела, чтобы я тебя забрал? Я тебя забираю… себе… - резюмирует он и смотрит на мои голые ноги, пальцы на которых посинели от холода. Мне даже становится неловко. – Собирать, как вижу нечего, так пойдёшь.

Он подхватывает меня и усаживает себе на руку, как обычно, берут детей. От шока я замираю, даже не сопротивляюсь, потому что не осознаю, что происходящее реально.

Он забирает меня себя? Разве можно человека взять себе? Как котёнка уличного?

- Ааа… Аня больна, ей нужно лечение. – Пьер почти переходит на визг, половина его лица нервно дергается. Позади него собрался персонал больницы, которых из любопытства захотел посмотреть на происходящее. – И за ней завтра приедет отец и муж, что мне сказать ему?

Чувствую, как от заявления Пьера, напрягается все тело пациента, мышцы будто становятся больше. От него исходит давящая энергетика, он начинает уставать от этого разговора. Пьер тоже это чувствует и делает несколько шагов назад.

- Скажи, что ее забрал Майлз, и все вопросы они могут теперь задавать ему.

Майлз

Отбрасываю Пьера, стоящего у меня на пути, не жалея силы. Пожилой врач отлетает в сторону и впечатывается в стену, издавая жалобный стон. Меня мало интересуют его чувства. Этот седой проныра любит только деньги, за моё прибывание здесь ему заплатили бешеныое бабло. Пусть отрабатывает.

Меня развели, как идиота. Кто-то знал, как я отношусь к алкоголикам и наркоманам и поэтому подсунули мне эту чёртову Колибри с ее веснушками! Обхлопала меня глазами! Развела как идиота, медсестра из Москвы. И я поверил, даже сомнения не возникло, сперма ударила в голову, отключая напрочь мозги. Второй раз не поведусь на ее детское личико.

Правда, меня шокировала ее палата, очень бедная, почти спартанская. Я видел фотографии этой больницы, здесь все было обустроено, как в гостинице – дорого и богато, дизайнерский ремонт, все как полагается в таких местах, сутки проживания здесь стоят более ста тысяч рублей. Не дешевое удовольствие, которое предполагает роскошное убранство, а не вот это… Я же попал словно в психбольницу: стены, мебель и шторы, все белое. Может быть это была часть спектакля для меня, чтобы разжалобить и подкупить еще больше.

Больше всего злился на себя самого. Ответ у меня был под носом, я сам постоянно ходил вокруг него, мысленно задавался вопросом, а что если… но никак не мог сообразить подвоха, что Аня и Яна – один человек!

Я думал, что у меня галлюцинации из-за лекарства, поэтому мне эти девушки казались такими похожими. Думал, что схожу с ума, помешался, не поверил своим инстинктам. Слепой дебил.

Гнев внутри меня клокочет. Я не бью женщин, но эту хочется отшлепать до синяков на попе. Успокаиваю себя тем, что я накажу ее по-своему, прогну под себя.

Аня-Яна не шевелится, кажется, будто не дышит. Ее глаза полны ужаса. Когда я отпускаю ее, она отбегает от меня и залетает в ванну, закрывая за собой дверь. Наивная. Думает, что это хлипкая дверь может ее защитить от меня.

Выбиваю ее с плеча одним ударом. Девчонка сидит на полу с бритвой в руках, по ее щекам текут слезы. Вчера они меня умиляли, даже сейчас моё сердце екает при виде ее подрагивающих губ и ресничек. До чего же она милая в этом образе, профессиональная актриса.

Одёргиваю себя, запрещаю ее жалеть. Она лгунья и актриса, которая пришла соблазнить меня, только пока не известно – какую цель она преследовала. Втереться в доверие? Следить за мной? Слишком глупо она попалась, сама себя выдала с потрохами, что-то тут явно не чисто.

Она вытягивает худенькую ручку, которая подрагивает, с лезвием, угрожая мне. Я сажусь на корточки рядом с ней, с легкостью отбирая у нее острый предмет и откладывая его в сторону на раковину, чтобы она сама же себя не поранила.

- Тебе повезло, мне понравилось тебя трахать, поэтому я не сверну тебе шею. Оставлю себе. Но тебе придётся рассказать мне правду. – внутри меня противоречивые чувства. С одной стороны мне хочется прижать девчушку к себе, успокоить и собрать все слезинки с ее лица, а с другой я продолжаю злиться на себя за свою слабость. Ее глаза оленёнка Бэмби постоянно вызывают во мне жалость, она выглядит непорочной, но ее поступки говорят об обратном. – Кто тебя ко мне подослал?

- Я не понимаю о чем Вы. – она закрывает лицо руками, натягивает футболку на колени. – Я даже не помню этой ночи, ничего! Это Вы чуть не изнасиловали меня сначала в кустах, а ночью завершили начатое! У меня болит все тело, мне больно! Оставьте меня!

- Не переигрывай! – холодно говорю я, выпрямляясь и раздражаясь уже от ее лжи, отдать должное играет она правдоподобно. Ей нужно было не в медицинский, а в ГИТИС поступать, как профессионально она сыграла роль непорочной девы в поисках утешения.

Анна.

На полу в ванной холодно, ноги и попа закоченели от неудобной позы, но мне страшно даже пошевелиться. Этот человек забрал меня силой, заявил, что оставит себе как вещь, что ему понравилось потешаться надо мной.

Я не определилась чего я боюсь больше, что он снова воспользуется моим телом или что он ударит, причинит физическую боль. Глядя на него я вижу безумие, которое его охватило.

И он – мой первый мужчина.

Кажется, я съела свои губы, изжевала их на нервной почве.

Он огромен и очень силён, в коридоре он отшвырнул Пьера одной рукой, как какую-то букашку. Если решит трахнуть меня вновь – я не смогу отбиться, не хватит сил с ним справиться, а защитить меня некому. Лучше ли его Арсен Алиев?

Если выбирать из двух зол, какое лучше? Безумный пациент с множеством шрамов или старый диктатор?

В дверь стучат и я попадаю словно в центрифугу, меня раскручивает на бешеной скорости, начинает тошнить. В висках стучит кровь, которая закипает от резко возросшего адреналина, я отползаю еще дальше, скользя голой попой по плитке.

За дверью вряд ли Пьер, он не рискнёт идти против этого человека.

Пациент, не успевает открыть дверь, потому что она слетает с петель, падает на середину комнаты. Я не вижу гостя, но чувствую всеми фибрами своей души, что это он… Альбо. От страха мне не просто становится трудно дышать, меня охватывает паника, начинаю синеть от нехватки кислорода.

- Ты взял то, что тебе не принадлежит, Майлз. – голос Альбо очень спокоен, леденит душу. Он проходит внутрь палаты, наступая на выбитую дверь, которая под его весом издаёт жалобный скрип.

Майлз… Так зовут пациента, странное имя для русского…

- Эта девочка теперь принадлежит мне. – Пациент с интересом осматривает Альбиноса, уголки его губ даже немного приподнимаются, слегка напоминая улыбку.

- Ты самонадеян. – Альбо приближается к нему почти вплотную. Сегодня он снова весь в белом. Его руки сцеплены в замок перед собой. Он переводит взгляд на меня, пробегаясь глазами по рукам и ногам, после чего шипит, как змея, демонстрируя свой омерзительный язык. Даже на таком расстоянии чувствую его дыхание.

- Занятный фрик. – Майлз хрипло смеется, раздражая своей реакцией Альбо. Он поворачивается к нему, делая глубокий вздох и скалясь, не закрывая рот. Я замечаю, что его клыки искусственно подточены. Господи, как еще он трансформировал своё тело? – Проваливай отсюда, пока у тебя есть красивые зубки и язык.

- Не рыпайся, ты ещё не восстановился после ранения, любое неосторожное движение может привести к необратимым последствиям. – Альбо похож на маньяка, психически не здорового человека. Его нельзя выпускать в Общество. – Мой хозяин купил ее, когда ей было шестнадцать, каждый волос на ее голове принадлежит ему. Его лучше не расстраивать, он очень жестокий человек.

- И кто же твой хозяин?

Альбо улыбается, не говорит ни слова. Между мужчинами сгущаются тучи, я практически вижу блики вспыхивающей молнии. Воздух становится горячим и вязким, пахнет адреналином и презрением. На губах мужчин играют вежливые улыбки, но глаза совсем недобрые, они готовы убить друг друга, разодрать тела в клочья.

Я прикидываю расстояние до лезвия, которое лежит на раковине, сколько мне нужно будет времени, чтобы взять его. Альбинос прав, у пациента еще не пропали хрипы, он не восстановился до конца, но что-то мне подсказывает, что этот мужчина не отступит.

Альбо резко разъединяет руки и тянется к пациенту, движение такое молниеносное, что не сразу понимаю, что происходит. Даже не сразу различаю, что было в его руке. Мужчина успевает отбить удар, выбить нож. Брызги крови окропляют стену, оставляя на ней некое подобие картины современного искусства. Альбо ранил его…

Кровь меня не пугает, в институте я присутствовала на вскрытии тел.

Но при виде крови этого малознакомого мне мужчины, с которым у меня теперь невидимая связь, у меня холодеют руки и кружится голова. Высшие силы заставляют меня сделать над собой усилие и встать, схватить лезвие на раковине, мужчинам все равно нет до меня дела в это время.

Я неуверенно подаюсь вперед, чтобы помочь Пациенту, нанести удар по альбиносу, но встречаюсь с ним глазами, он останавливает меня, приказывает без слов и я послушно замираю.

Альбинос чувствуя меня за своей спиной, ощущая что взгляд Майлза сместился, косится в мою сторону и теряет драгоценные секунды. Хищник наносит удар ему по голове, сбивая с ног, следующий удар отключает его.

Два удара. Точных, почти хирургических.

Мне становится дурно от небольшой лужицы крови, которая растекается вокруг его головы. Я машинально наклоняюсь и проверяю его пульс. Жив. Но почему-то меня не охватывает облегчение, только страх, что он придёт в себя. Я словно жажду его смерти.

Все это время Майлз смотрит на меня, не отрываясь, изучая. Сглатываю, пытаясь смочить пересохшее горло. Мне не по себе от такого внимания, такое чувство, что меня загнали на рентген, и теперь изучают каждый сантиметр моих внутренностей, считывают мысли.

Мы теперь сообщники, повязаны этой кровью, и его это никак не смущает. На лице нет ни страха ни жалости, для этого человека пробить голову – мелочь, обычное событие.

- У тебя есть нормальные вещи? – спрашивает он, в ответ я сразу киваю, не желая его злить. Оказаться рядом с Альбиносом на полу мне совсем не хочется. – Сейчас я собираюсь, и мы идём в твою палату, быстро переодеваешься и мы валим из этой больницы.

Несколько дней назад после такой фразы я бы взлетела в небо к облакам от счастья, а сейчас я готова описаться от страха. Куда я поеду с этим незнакомым человеком? Здесь мне не причиняли физической боли, у меня оставалась Надежда, что отец передумает и смилостивится надо мной.

Не двигаюсь с места, смотрю на происходящее со стороны. Хочется ущипнуть себя и проснуться.

На сборы у него уходит минут пять, не больше, каждое его действие продумано, он не мечется бесцельно. Я думала, что он будет собирать сумку, возьмёт личные вещи, но он берет лишь рюкзак, закидывает в него планшет, зарядки, телефон и еще какие-то непонятные мне штучки. Быстро переодевается в удобные вещи и пристёгивает кобуру.

Последняя на меня действует магическим способом, сглатываю подступивший ком тошноты.

Страшно до чертиков.

- пошли. – командует он, не оставляя мне шанса сопротивляться или сказать хоть слово. Когда я подхожу к нему, он опускает взгляд на мои босые ноги, делает вздох и вновь подхватывает. В его жесте нет ничего романтичного, но я благодарна ему за этот жест. Я промёрзла до костей, все пальцы на ногах синие от холода.

В коридоре мертвая тишина, все попрятались, не желая попадаться этому страшному человеку на глаза, даже Пьера не видно, что странно. Ни охраны, ни уборщиков, никого. Здесь всегда мало людей, но не на столько. Становится страшно.

Он усаживает меня на кровать в палате, распахивает шкаф и сам выбирает одежду. Он двигается все также быстро и слаженно.

- Можете выйти, я переоденусь? Я не убегу, честное слово.

Он лишь насмешливо выгибает бровь, не двигаясь с места, весь его вид говорит «Что я не видел?»

Мне жутко стыдно. Неловко переодеваться, когда он стоит и смотрит на меня не мигая. Кровь приливает к шее и щекам, становится трудно дышать, а перед глазами все плывет. Я путаюсь в одежде, не могу даже стащить с себя его футболку. В конце концов он отворачивается, чтобы не смущать меня.

Пальцы все равно меня подводят, я не сразу справляюсь со шнурками на кроссовках, со стороны напоминаю человека с церебральным параличом, тело меня не слушает, трясусь и туплю во всем. Стоит Майлзу на меня посмотреть, как я чуть не падаю в обморок.

Когда я выпрямляюсь, он хватает меня за капюшон и тащит за собой. Майлз не говорит со мной, просто изредка приказывает и направляет в какую сторону идти. К моему удивлению в фойе у ресепшена, мы поворачиваемся к лестнице, чтобы подняться на второй этаж. Я не решаюсь спросить зачем, просто повинуюсь, послушно переставляю ноги.

Майлз с ноги вышибает дверь в кабинет Пьера, сам врач быстро кладёт трубку телефона и отскакиваем от своего стола. Он только шумно дышит и смотрит на нас, боится.

- Медицинскую карту давай. – мужчина вытягивает руку и щёлкает пальцами, его наружное спокойствие обманчиво. Любое движение Пьера и он вцепится в него. – Ее карту.

Я удивленно смотрю на него, не понимая, зачем ему моя медицинская карта. Что он хочет там увидеть? Я здорова, даже в детстве ничем не болела серьезным. Мне тут давали только снотворное и витамины.

Пьер несколько секунд мнётся, но когда глаза гостя наливаются кровью, он кидается к сейфу и ищет папочку. Она оказывается достаточно пухлой, Майлз тут же ее принимает и убирает в рюкзак.

- И ключи от своего Мерина тоже на стол. – командует он, ухмыляясь. Пьер сглатывает, покрывается пятнами и смотрит почему-то на меня с нескрываемым отвращением и ненавистью. – Если я повторю просьбу во второй раз, то салон в машине будет перетянут твоей кожей.

До этого я не осознавала на сколько опасен этот загадочный пациент. Мне казалось, что он среднестатистический бандит, каких много в России. Ну может, ворует деньги из бюджета или крышует небольшой город, какие еще бывают бандиты в наше время?

Но сейчас меня просто парализовало от осознания, что я влипла в коричневую субстанцию по самые уши. Он кому-то звонил и давал поручения:

- Мне нужно, чтобы в Берне меня встретил кто-то из наших, организовал жилье на одну ночь. Ориентировочно буду через три часа в городе.- его голос был сух, из разговора трудно было разобрать эмоций. – И еще, нужно сделать паспорт девчонке, она со мной, по приезду сфотографируем на документы… Я потом объясню. В больнице был ассасин и сейчас, если он не сдох, он может ехать за мной.

Он решал мою судьбу, не спрашивая, не просвещал в свои в планы. Еще в разговоре он упомянул Ассасина, я слыша кто это, знаю, что есть такая компьютерная игра. Но разве Ассасины не выдумка?

Если вспомнить, как Альбинос выглядел, то можно предположить, что он входил в секту или еще какое-то общество больных с головой, но Ассасин?

Майлз пристегнул меня наручниками к ручке, когда мы садились в машину Пьера, неохотно бросая:

- Чтобы без выкрутасов. – я бы, итак, не решилась ему сопротивляться. Холодный металл впился в нежную кожу рук, оставляя отметины. Хотелось плакать. Навзрыд.

Когда он тронулся, оставил позади нас постройку викторианской эпохи, внутри меня все сжалось, бросило в холодный пот. Я и сейчас отчетливо помнила, как отец привёз меня сюда после аварии, тогда я еще называла его «Папочкой», тогда я еще была полна надежд и не напоминала тень заброшенного замка.

- Я прожила там год, ни разу не покидала больницу. – прошептала я одними губами, больше самой себе, чем ему. Но Майлз все же услышал, повернулся ко мне, снова глядя на меня этим испытывающим взглядом.

- Так кто твой жених? – его голос отдавал раздражением.

- Он мне не жених… - мне не хотелось, чтобы он считал меня связанной с кем-то обязательствами, тем более с пожилым прохиндеем. С самой нашей первой встречи на подсознании я хотела ему понравится, чтобы он хорошо ко мне относился. А может это была моя черта с детства, мне всегда хотелось быть хорошей.

- Утром говорила обратное.

- Хотела, чтобы Вы оставили меня в покое.

- Жду имя.

- Он мне не жених, я уже говорила, что отец хочет выдать меня замуж со своего партнёра. – сидеть с поднятыми над головой руками было совсем не удобно. И еще во мне горело желание пнуть этого отвратительно человека. Я не заслужила такого к себе отношения. – Его зовут Арсен Алиев, он друг моего отца, у него сеть торговых центров. Это все, что я о нем знаю.

По тому, как Майлз сжал губы и напрягся, я поняла, что он знает его. И эта информация ему не понравилась.

Швейцария – уникальная страна без столицы. Берн – прекрасный, старинный город, административный центр, сердце финансов. Многие даже не знают об этом городе, который располагается на возвышенности, в месте изгиба реки Аре.

Когда отец привёз меня в Берн, мне так и не удалось познакомиться с ним поближе, хотя я выписала все достопримечательности, составила исторические справки. Мне так хотелось посмотреть на этот город с высоты птичьего полета, насладиться красными крышами, утопающими в густой зелени, но вместо этого отец привёз меня в больницу...

Мы въехали в центр города по каменному мосту. Я смотрела с тоской на прохожих, беззаботно гуляющих, держащихся за руки, спешащих по делам. Хотелось стонать и плакать, я многое бы отдала сейчас за то, чтобы просто пройтись пешком. Так хотелось выпить чашечку вкусного кофе с булочкой или просто сходить в кино, вкусить человеческой жизни.

Кисти рук занемели и даже стали отдавать синевой, но мне не хотелось жаловаться, поэтому я стоически терпела. Всю оставшуюся дорогу Майлз молчал, лишь напряжённо смотрел на дорогу, выжимая газ. Переодически он строчил сообщения на телефоне. Его бок перестал кровоточить, но рану все равно было необходимо обработать.

Майлз припарковался на парковке у отеля Bellevue Palace, согласно табличке, которую я прочитала при въезде на территорию. Очень элегантное здание, стариной пахнет даже на расстоянии. Я слышала об этом отеле, официальная гостевая резиденция правительства Швейцарии. Было бы замечательно оказаться в таком месте при других обстоятельствах.

Он отстегнул мне руки и машинально растер запястья, чтобы разогнать кровь. Руки не слушались меня, словно были чужие. У меня не хватало сил просто для того, чтобы вылезти из машины.

Все также, дерзко хватая за капюшон, он выволок меня из машины, ставя на ноги рядом с собой, не заботясь о моем комфорте. На фоне этого широкоплечего мужчины я казалась невероятно маленькой и жалкой. Чтобы посмотреть на его лицо приходилось задирать голову.

- Если будешь паинькой дам мороженку, начнёшь верещать – отрахаю так, что глаза из орбит вылезут. Все ясно? – елейно проговаривает он, нарочито медленно, чтобы я усвоила всю информацию. Его злой взгляд никак не сочетается с приторным голосом. Даже спорить не хочется, верю на слово, что он сдержит слово.

Я лишь согласно киваю, продолжая молчать. Нужно время, чтобы придумать что-нибудь.

Зайдя в лобби гостиницы я непроизвольно приоткрыла рот, ахая от богатства и красоты этого места. Потолок в лобби был из цветного стекла, выложенного мозаикой. Солнечные лучи, проходящие внутрь, падали на пол разноцветными бликами. Повсюду были огромные вазы с букетами цветов, аромат которых придавал сказочного шарма отелю.

Вокруг все было такое старинное и красивое, я не удержалась и провела рукой по колонне, на которой красовалась табличка с датой постройки отеля - 1913 год.

Слишком дорогое и изысканное место для обычного бандита. Кто же ты – загадочный пациент?

- Номер на Зале. – Майлз протянул паспорт на ресепшен хорошенькой девушке, которая при виде его вся расцвела и заулыбалась. Он умел производить впечатление на женщин. Она быстро все оформила и протянула ему электронный ключ от номера с паспортом.

- Добро пожаловать в Берн, мистер Зале.

- Спасибо. – он так очаровательно улыбнулся ей в ответ, что у меня челюсть свело, будто я кислый лимон сжевала. Для окружающих нас людей Майлз был респектабельный молодой человек с белоснежной улыбкой и повадками аристократа. У него был безупречный английский. Как воспитанный человек он вызвал лифт и пропустил меня внутрь, улыбнувшись пожилой итальянке.

Мы смотрелись вместе комично, несовместимо. Казалось, за километр было видно, что с нами что-то не так. Майлз в дорогих вещах с часами за миллион и я в безразмерной толстовке и джинсах с грязной головой… кто-то мог бы подумать, что он подобрал бомжиху.

Мне очень хотелось заверещать, кинуться от него в противоположную сторону, позвать на помощь. Вот только, что будет дальше? Внутреннее предчувствие подсказывало, что это предприятие не закончится ничем хорошем. Я либо попаду обратно в лапы Алиева и его ассасина, как назвал Майлз Альбиноса, либо мой спутник разозлится и затрахает меня до смерти. У меня до сих пор синяки по всему телу от ночи с ним.

Открыв дверь, Майлз ухмыльнулся, когда он отошёл от двери, чтобы меня пропустить, я увидела в комнате мужчину. Он сидел в кресле и читал газету, при виде нас он встал, откладывая в сторону чтиво.

Мужчина был в классическом костюме, каждая мелочь в нем кричала о военной выправке: от стрижки до жестов.

- Добрый вечер, я ждал Вас и привёз вещи. – его голос неприятно грохотал по всему номеру. При виде этого шкафа я даже забыла осмотреть номер, который был не менее красив, чем лобби.

Мужчина своей широкой спиной перекрывал свет, поступающий от окна позади него.

Хотелось скрыться от этих глаз, рассматривающих меня. Родители меня воспитывали очень жестко, отец запрещал мне общаться с мужчинами. К нам в гости никогда не приходили сыновья папиных друзей и мне было запрещено гулять с мальчиками.

В одиннадцатом классе, после выпускного, одноклассник проводил меня до дома, мы даже не целовались, просто прошлись, поболтали о планах на будущее, но даже за это брат сломал ему нос. Отец меня выпорол самым жестким способом.

Через неделю после этого к нам и пришел дядя Арсен, мысленно я называла его именно так. Он пришел обсудить дела без приглашения, был зол на отца за его долги.

Я накрыла стол и пригласила мужчин к ужину, как распорядился отец. Но в тот раз он попросил меня остаться, покушать с ними. Мне было приятно, лестно, показалось, что так он хочет немного загладить свой жестокий поступок. Если бы я тогда могла представить, чем закончится этот ужин.

В тот день я с таким важным видом слушала об их делах, что не замечала двусмысленных взглядов Алиева и не предала значения его брошенным словам:

- Совсем уже взрослая, готовая стать женой…

Если бы я могла найти своего брата, то он помог бы мне. Мы не были близки, но после смерти матери, он единственный кто заботился обо мне. Он говорил, что я напоминаю ему маму…

- Аня. Ты меня слышишь? – погрузившись в воспоминания даже не заметила, что мужчины смотрят на меня, как на умалишенную.

- да. – говорю я, краснея.

- Фотографируй ее.

Мужчина взял фотоаппарат, который все это время лежал на журнальном столике.

- Встаньте, пожалуйста, у белой двери. – он обратился ко мне на Вы, и меня это расположило к нему, я немного успокоилась. Мне не причиняли физической боли и не унижали прилюдно.

- Можно расчешусь? – мой вопрос привёл их в замешательство. У Майлза от гнева даже желваки заиграли, я сглотнула, пожалев, что спросила вообще.

- Так сойдёт. – процедил он. Я стала напротив двери, распрямляя плечи.

- Новый паспорт привезу завтра в обед. Сам понимаешь его распечатают то в Москве сегодня, завтра зарегистрирую официально, а потом на самолете еще…

- Давай быстрее уже… - Майлз стянул футболку. Рана, нанесённая Альбиносом, покрылась коркой запекшейся крови. Он посмотрел на нее с безразличием, даже скучающе.

Фотоаппарат щелкнул, оповещая, что фото сделано. Мужчина поспешил ретироваться, чтобы не досаждать Майлзу, который ходит по номеру, как тигр по клетке. Мне очень хотелось последовать за ним, не оставаться с диким хищником наедине.

- Что со мной будет? – робко прошептала я, продолжая жаться к двери и не решаясь сделать и шага. Он так и не сказал, зачем я нужна ему, поиграть и выбросить? Сколько ему нужно времени?

- Зависит от того, что ты мне расскажешь. – он цокнул языком, не глядя на меня, доставая из пакета одежду. Часть из нее была мужской, а часть женской. Его люди позаботились даже об этом. – Зачем ты пришла ко мне ночью?

Я пришла к нему ночью? Что за чушь!

- Я не приходила… - жалобно выдавила я из себя. Майлз выпрямился и гневно посмотрел на меня, он не выглядел как лжец. Господи. Что же было? – Я не помню… Ничего не помню… Я легла спать у себя, как обычно, а проснулась уже у Вас… голая… и…

Мне трудно было произносить вслух при нем слова «секс» и «лишилась девственности».

Не было похоже, что он поверил мне, лицо оставалось таким же подозрительным и раздражённым. А внутри меня нарастала паника. Майлз продолжал утверждать, что я сама к нему пришла и не было похоже, что он решил меня обмануть. Он не был похож на человека, который не может сказать прямо о своих намерениях. Например, что он и сделал пару минут назад.

- Ты хочешь сказать, что не помнишь, как пришла ко мне, представилась Яной и буквально сама заскочила на мой член? – Майлз надвигается на меня, он лишь подходит ближе, сокращает дистанцию, а мне кажется, что на меня надвигается каменная плита, сдавливает грудную клетку, вот-вот ребра сломаются под давлением.

- Я не заскакивала ни на чей член. – уверенно говорю я, потому что никогда и ни при каких обстоятельствах я бы не сделала такого. У меня другое воспитание. – Вы не знаете меня, ничего не знаете обо мне и не можете судить… Пьер солгал, в больнице работала медсестра Яна, я знаю ее, она приносила мне лекарство… Я не знаю, зачем он сделал это, она хорошая девушка! Может быть он хотел защитить ее от Вас? Возможно, Вы спутали меня с ней!

- Действительно. Скорее всего. – Майлз становится таким добродушным, расплывается в улыбке и мне становится сразу же лучше, расслабляюсь, улыбаюсь ему в ответ. Когда он так улыбается – само очарование. Но его лицо резко меняется, становится жёстче, искажается до жути, его ледяной голос сковывает, режет без ножа: – Ты меня совсем за идиота держишь? Тебе удалось меня обвести меня вокруг пальца в прошлом, когда я под лекарством, но вчера я видел тебя голую, исследовал каждый сантиметр твоего тела, пробовал на вкус тебя, Колибри. Накачал спермой по самые уши. Я узнаю тебя из тысячи… Девушка, разносившая лекарства, с выдуманным именем и ты – одно лицо, одни гребанные веснушки на двоих и шрам на ноге в форме полумесяца. Очень настоятельно тебе рекомендую начать говорить правду, потому что я начинаю уставать. Тебе придётся хорошо поработать, чтобы меня расслабить, успокоить и уверить, что ты можешь говорить правду!

Странные, дикие ощущения накрывают меня с головой. Его терпкий запах на меня действует завораживающе. Он дурманит, запах мужчины. Тело обдаёт жаром. Каждый синяк на моем теле начинает пульсировать, жилы горят, по ним с бешеной скоростью течёт кровь, подгоняемая адреналином.

Слишком близко. Интимно и не привычно.

- У Вас галлюцинации, от сильных препаратов такое бывает. – сама не понимаю, что несу. Я и вправду это слышала на занятиях, один из побочных эффектов сильнодействующих обезболивающих. Цепляюсь за любую ниточку, которая может объяснить происходящее.

- Я начинаю уставать. – он даже не злится, его будто забавляет моё метание перед ним. Он приблизился ко мне вплотную, накрыл рукой плоть между ног. От его руки словно исходит ток, он пронизывает моё тело, импульсы забираются под кожу, будоражат. Я выгибаюсь и краснею. Это неприлично и не правильно. - С детства не люблю салочки…

Он наклоняется ко мне, его лицо всего в нескольких сантиметрах от меня.

Божечки, он же сейчас отымеет меня!

Даже не понимаю, как моя ладонь накрывает его щеку и со звонким шлепком наносит пощечину. Майлз приобретает немного шокированный вид, даже замирает, я не меньше удивленна, чем он. Меня пробирает дрожь, трясусь от страха, что теперь он точно ударит меня. Жмурюсь, готовясь к боли.

Но он начинает смеяться. Отходит от меня, направляясь в ванну, по пути бросая, как за между прочим:

- приведи себя в порядок, Колибри, а то даже на девчонку не похожа. Пойдём ужинать.

За последний год я разучилась наводить красоту. Было дико надеть платье и туфли на высоком каблуке. Мне было трудно даже стоять на них, ноги подгибались и я боялась рухнуть на пол, запутаться в своих же ногах. Какая же я неуклюжая. Все эти шпильки – вверх неудобства, орудия зла.

Ради чего так мучить себя, чтобы понравится мужчине?

Когда я вышла из ванны в темно-зеленом обтягивающем платье и черных лодочках, Майлз просматривал мою папку, которую забрал у Пьера, даже не поднял взгляда на меня. На нервах я пошатнулась и весьма неуклюже плюхнулась на кровать, постепенно съезжая на пол на четвереньках, цепляясь за плед. Чертыхаясь вслух.

Шум моей возни привлёк внимание Майлза.

- Тебе очень идет эта поза, запомни ее – пригодится ночью. – он отложил папку. На нем были брюки и рубашка, придавшие ему элегантности. Так и не скажешь, что он кровожадное чудовище, насильник.

Вспыхнув, я торопливо поднялась с колен, отряхиваясь и выпрямляясь. Ноги продолжали дрожать, то ли дело было в высоком каблуке туфель, то ли в его похотливом взгляде, блуждающем по моему телу.

- Другое дело. – довольно заключил он, лениво поднимаясь со своего места. Он достал из кармана брюк витиеватый золотой браслет, достаточно увесистый даже в его огромных руках.

Мне стало неловко при виде такого украшения, мне никогда не дарили ничего подобного… Родители и брат дарили дорогие подарки, друзья красивые безделушки, но мужчина никогда ничего подобного. Необычный жест с его стороны.

Майлз подошёл ко мне, наклонился и застегнул его вокруг ноги, проверяя замок на прочность. Все это время внизу моего живота трепыхались тысячи бабочек.

- Вот ты и окольцована, Колибри. – ему явно доставляло удовольствие лицезреть браслет на моей ноге. От этого сравнения мне стало не по себе, стало казаться, что металл тянет меня вниз, пригвождая к полу. Вспомнились дорогие, породистые попугаи в клетках, которых я рассматривала в Зоомагазине. Такими колечками заводчики клеймят птиц, что бы все знали, кому именно они принадлежат.

Меня тоже получается заклеймили?

- В нем находится датчик GPS, я всегда буду знать, где ты находишься. Чтобы замок открылся – нужно ввести пароль на моем телефоне. Чтобы взломать замок без пароля, тебе придётся отпилить себе лодыжку. – Майлз говорил этот так спокойно и буднично, как о погоде. Я же приходила в ужас с каждым словом. Казалось, что цепочка давит на кость, разрежая плоть. – А теперь пошли.

Он взял меня под локоть и поволок из номера, поддерживая, чтобы я не сломала себе ноги при ходьбе. Я так четко ощущала инородный предмет, он раздражал меня. Внутри поднималась волна гнева, которая обычно была мне не свойственна. Хотелось воткнуть каблук в этого наглеца, чтобы он испытал настоящую боль. Обкрутить вокруг его шеи золотое кольцо и заставить ходить в ошейнике.

- Ой, какая красивая пара! – пожилая итальянка, которую мы сегодня уже видели, хлопнула в ладоши при виде нас. Женщина к ужину переоделась в блестящее платье и теперь напоминала английскую королеву.

- Мы не пара. – процедила гневно я на русском, зная, что она нас не поймёт. Русский язык мало кто знает из иностранцев.

- Извините, моя спутница говорит, что мы не пара, просто занимаемся сексом без обязательств. – и вновь эта улыбка очаровательного парня, от которой у меня зубы сводят, как от оскомы. Я шокировано кошусь на старушку, но та лишь отмахивается и беззаботно смеется. Для пожилой итальянки такие страсти в порядке вещей.

- Вы можете хотя бы на людях вести себя прилично.

- приличен, как никогда. - ему нравится меня смущать.Он играет на моих нервах, как на музыкальном инструменте, перебирая их как струны. Я делаю вид, что случайно наступаю ему на ногу тонким каблуком. Он в ответ лишь сжимает сильнее мою руку, мне приходится прикусить губу, что не вскрикнуть.

В ресторане нас встречает администратор в безупречном смокинге. Он слегка кланяется и расплывается в учтивой улыбке.

- Столик на Зале. – спокойно бросает мой спутник, не прекращая движения, он видимо знает, куда направляется.

Я же, как дикарка, таращусь по сторонам, забывая о манерах и воспитании. Все вокруг такие изысканные и непринуждённые среди этого дорого убранства. Аж сердце заходится от искрящей красоты. Никогда не была в таком дорогом месте. Как давно я не была среди людей. Как Маугли, который вышел из джунглей.

Наш столик оказался на открытой террасе с видом на зеленые горы и огоньки домов. Природа завораживала. У меня даже слезы навернулись от эстетического экстаза.

Я замерла всего на секунду, чтобы насладиться пейзажем, позабыв даже, что на моей ноге оковы, и что я тут не на свидании, а с окольцевавшим меня тираном. Меня привёл в себя слабый толчок по направлению к стулу, чтобы я заняла своё место за столом. Пришлось повиноваться.

- Возьмите плед. Вечера бывают холодными – официантка любезно протянула пушистый плед. Я благодарно принята его, но вряд ли он мне понадобится, меня так бросает в жар, что вся спина в поту. Не могу расслабиться в обществе этого человека.

Чувствовала себя слоном в посудной лавке. За год еды безвкусной каши в палате, я напрочь отвыкла от посещения ресторанов и вкусной еды.

Проводя ласково рукой по меню, я думала, что же могу позволить заказать себе? Есть ли у меня стоимостной лимит? А чего я вообще хочу съесть после длительного воздержания?

Было бы правильнее проявить свою принципиальность и отказаться есть за счёт этого человека, но крайне глупо, потому что мой желудок предательски урчал от всех этих запахов. И он сам притащил сюда меня.

- принесите, пожалуйста, два бургундских фондю и антипасту. Я буду солодовый виски, а девушке пол бокала Кантон Во. И давайте, пожалуй, рёшти… - Майлз так свободно ориентировался в меню и местной кухне; это навевало на мысль, что он тут не в первый раз.

Я была благодарна ему за выбор.

Пока он делал заказ, я попыталась рассмотреть этого загадочного мужчину получше. Он был очень красивый, в нем не было ничего смазливого, таких называют – настоящий мужчина. Его черты лица были будто высечены из камня, немного грубые и острые, волевой подбородок и остро выраженный кадык. Придерживался кэжуала, его одежда была неприлично дорогой, только часы Рatek Рhilippe по цене квартиры привлекали внимание всех сотрудников гостиницы. При этом он был достаточно прост в общении со всеми окружающими его людьми, кроме меня. Со мной он либо не говорил, либо откровенно насмехался.

Он сочетал в себе не сочетаемое.

- Господи! Энни? Это ты? – мужской голос заставил меня обернуться, больше машинально, услышав моё имя, я не ожидала увидеть там знакомого. Но парень звал именно меня, сомнений быть не могло. Его лицо мне было хорошо знакомо.

Я даже зажмурилась и резко распахнула глаза, чтобы удостовериться, что он не мираж моего больного сознания.

- Али? – мой голос дрогнул от нахлынувших чувств. Это мой шанс, надежда. Даже почувствовала прилив сил при виде высокого брюнета. Как он узнал меня спустя столько лет?

Алихан. Али. Настоящий хан. Близкий друг моего брата. Уже не мальчик, настоящий мужчина, черты лица не изменились, но он стал старше все такой же дерзкий и притягательный. В детстве я боялась его огня, они с братом постоянно дрались, спорили, влипали в разные передряги.

Али был помладше моего брата, но ничем ему не уступал. Папа всегда говорил, что он отбитый на всю голову. За Алиханом тянулся кровавый след. Нет, не из убийств. Просто Али так много дрался, своими кулаками, как молотами раскалывал человеческие головы как орехи. В школе постоянно учителя на него ругались.

Мне он нравился. Всем же девочкам нравятся друзья их братьев.

Сама судьба его послала ко мне.

Затылком чувствую, как Майлз прожигает в моей голове дыру, чувствую напряженные волны, исходящие от него. Время замирает. Мне так хочется, кинуться на шею ему, попросить помощи, но перед глазами кобура… взял ли он с собой оружие? Провоцировать мужчину, сидящего со мной за одним столом не хочется.

- Господи, какая ты взрослая! – он подходит к нам, не касается меня, знает, что не принято, но его глаза теплее любых объятий. Он переводит взгляд на моего спутника, и на него он смотрит откровенно холодно, даже враждебно. Я помню этот взгляд, таким он одаривал мальчиков в школе, за секунду до драки, до того, как ломал им кости.

- Алихан Тагиров. – протягивает Майлз медленно, пробуя на вкус его имя. До меня не сразу доходит, что он знает его. Я бы даже не вспомнила сейчас фамилию Али, но Майлз с легкостью ее называет. Будто не удивлен его тут видеть.

- Майлз. – бросает он, усаживаясь рядом со мной. Значит и Али знает моего спутника. Одна я не понимаю, что происходит.

Майлз буквально рычит, выходит из себя моментально. Мне кажется, он готов перевернуть стол, перебить всю посуду. Маска добропорядочного человека сброшена, обнажена его истинная сущность.

- Я не приглашал тебя за свой стол. – процедил Майлз. Удивительно, как этот человек меняется как хамелеон. Пару минут назад в лифте от его улыбки таяла итальянка, он был само очарование, а сейчас он был похож на голодного волка, который увидел кусок мяса, осклабился. – Я даю тебе две минуты, убрать свою жопу из этого ресторана, иначе работникам отеля прийдется хорошенько постараться, чтобы отскрести твои мозги от пола.

Я чувствую, как Али под столом накрывает мою руку своей, вкладывая скомканную бумажку. Его холодные руки очень контрастирует с моими, они обжигают меня.

Это записка! Он знает все. Я благодарно сжимаю ее, стараясь не выдать свои чувства. Его, наверное, подослал брат, чтобы он помог мне. Эта мысль греет меня изнутри.

Отец никогда не любил Али, он бы не стал его просить помочь мне, а вот брат… по телу разлилось приятное тепло, я очень соскучилась по единственному родному для меня человеку, где бы он не был.

- Ты слишком много на себя берешь. Эта девушка мне, как сестра, отпусти ее.

Сердце бешено бьется. Время, как будто, немного замедляется, люди вокруг нас даже не подозревают, как накаляется вокруг нас атмосфера, любой неверный шаг и прольётся кровь.

- Эта девушка принадлежит мне.

Неприятно, когда о тебе говорят, как о вещи. Я сжимаю бумажку и задираю платье, запихиваю ее в трусы. Если Майлз увидит ее, то отберёт, а так я смогу прочитать в туалете, что там написано. Али поможет мне убежать, а брат защитит меня от всех, даже от отца.

- Она не может тебе принадлежать, ее отец обещал другому. – меня удивляет осведомленность Али. Меня вообще удивляет он. Он сильно возмужал, все его черты приобрели с возрастом огранку. Ни осталось вспыльчивости, только холодная уверенность в себе.

Официанты принесли заказ, раскладывая его перед нами. Блюда пахли очень соблазнительно, но в моем горле образовался ком и пропал аппетит. Есть совсем не хотелось. Майлз же взял в руки нож и вилку, его совсем ничего не смущало. Весь его вид говорил о том, что Али не более, чем назойливая букашка.

- Она испорчена. – наконец сказал он. – Я лишил ее девственности. По Вашим обычаем это означает, что она теперь принадлежит мне. Может быть я захочу ее отдать Алиеву, когда наиграюсь, но пока она остается у меня. Твоё время вышло, Али. Я могу подать сигнал своему человеку, и он заставит твоё сердце остановиться.

Слова Майлза потрясли меня. Оглушили. Я задохнулась от стыда перед Али, когда он сказал, что я испорчена, больше не девочка. Все. Он сказал так лучшему другу моего брата. Краска залила меня.

По нашим обычаям я и вправду испорченная. Позор для отца…

Сначала я не поверила ему, когда он сказал, что может убить Али, но он поднял руку с вилкой и сделал круговое движение, на рубашке Али засветилась красная точка оптического прицела, такое я видела в кино. При виде мерцающей точки я забыла, как правильно дышать, давясь воздухом.

- Нет, пожалуйста! – зашептала я, закрывая собой Али, готовая умолять этого страшного человека не трогать его. По щекам потекли слезы. Друг моего брата не мог пострадать из-за меня.

- Успокойся, Аня. Все хорошо. – Алихан же оставался спокоен, он немного отодвинул стул и перед тем, как встать, очень быстро и тихо, так чтобы нас никто не услышал и прошептал: - Будь осторожна, он уже нанёс вред твоему брату.

Делая шаг в номер, я словно подписываю себе приговор. Он не просто так забрал меня. Браслет на ноге тому подтверждение. В его голове нет границ дозволенного, он считает, что ему все можно.

Мне хотелось у него спросить все, какое он имеет отношение к моему брату, что он знает об Арсене Алиеве и что хочет от меня. Но скажет ли он мне правду?

Если утром мне казалось, что все произошедшее – ошибка, то сейчас я ничего не понимаю. За чередой нескончаемых событий у меня не было времени даже задуматься о потере девственности. Я словно стояла на разгрузке фуры, в меня бросали тяжелые мешки, оглушая и сбивая с ног, я даже не успевала подняться и прийти в себя, получая постоянно очередным мешком по голове.

Майлз закрыл дверь, отложив ключ от номера в сторону. Для него я была лишь птичка в клетке, которую он окольцевал и присвоил себе. Колибри. Так он меня называл.

Бумажка в трусах натирала кожу, горела, нужно скорее прочитать, что там написано. Я неуверенно, стараясь выглядеть, как обычно, направилась в туалет.

- Ты куда? – его голос заставил меня подпрыгнуть. В его вопросе не было ничего ничего не обычного, как и в моем желании сходить в туалет. Из меня актриса была еще та, лгать не умела с детства.

- В туалет хочу. – мой голос предательски ломался, выдавал меня с потрохами. Страшно было так, что в ушах шумело море, каждое движение давалось с трудом. На меня очень давил тот факт, что он чуть не убил Али. Мог убить. Уверена, что его не оставил бы никто.

- Конечно. – более мягко сказал он, продолжив движение ко мне. Он положил руку на бедро и кожа под его ладонью стала колоть, будто в неё вогнали тысячи маленьких иголочек. Он был всего в паре сантиметров от записки и это меня напрягало. – Только сначала, отдай мне то, что тебе дал Тагиров.

Его глаза искрились, горели. В них был дикий, сжирающий огонь. Он все знал.

Я попыталась отстраниться, но его властные руки не дали двинуться ни на сантиметр.

- Не трепыхайся, Колибри.

Это прозвище вызывало во мне только отвращение.

Пока мой мозг лихорадочно искал пути отступления, Майлз быстро, не церемонясь со мной, задрал платье, обнажая меня, накрывая ладонью бумажку. Мое сердце отчаянно трепыхалось, не выдерживая давления этого человека. Он подавлял меня, нависал надо мной, угнетал своим грозным видом. Страшно.

Боюсь, что ударит. Боюсь, что возьмёт силой. Он же может сделать со мной все, что ему захочется. Как противостоять здоровому мужику, состоящему из сплошного тестостерона и мышц? Пощечина – мой максимум.

Я могу попробовать убежать от него. Но без помощи Али у меня не получится. В окно я не вылезу, тут пятый этаж, за дверью может быть его охрана.

Мне страшно смотреть в его глаза, они пожирают меня заживо. Я аккуратно накрываю его руку своей и осторожно шепчу, стараясь не злить этого человека: