Анна Юрьевна Бронько вышла за ворота первой городской больницы, куда её привезли на скорой, и где тщательно обследовали не только на предмет отравления, но и на предмет незамеченных травм и отпустили с вердиктом: «Здорова» и устной рекомендацией взять отпуск и уехать хотя бы на недельку из города. Лечащий доктор, выслушав сожалеющую о своей загубленной в следственных органах жизни пациентку и глядя на тёмные круги под её большими красивыми глазами, так и сказал: «Возьмите отпуск и уезжайте из города, чтобы вас не могли вызвать из-за какого-нибудь не законченного или нового очень важного дела! Всех преступников вы всё равно не поймаете, а если не отдохнёте, то больше вообще никого не поймаете».
В больнице Анна Юрьевна пролежала неделю. Доктор сказал, что по-хорошему её надо бы тут подержать подольше. И не столько ради того, чтобы найти причину её состояния, сколько для того, чтобы Анна Юрьевна хоть немного отоспалась. Но всё обследование, которое могли сделать в рамках больницы, сделали, все предписанные процедуры провели. Дольше удерживать в стационаре поводов не нашлось.
Но и за эту неделю Анна Юрьевна была благодарна доктору. Хотя, почти всё время, когда не забывалась тревожным сном, проплакала. Но это происходило хотя бы в больнице, а не на работе на глазах у всего личного состава.
Работа… Это была боль Анны Юрьевны. Обычно она никому не рассказывала о своей работе. В том, что касается следствий – это само собой – тайна следствия и всё такое. Но и о внутренней жизни в органах тоже помалкивала. И когда её расспрашивали родственники или подруги, то внимательно смотрела в глаза, словно проводила допрос свидетеля. Что поделаешь, профдеформация. Неизвестно, что должно было произойти, чтобы Анна Юрьевна начала рассказывать, что, например, на прошлой неделе дежурства по графику выпали так, что она пришла на работу в понедельник утром, а ушла домой в пятницу вечером. Скажете: «Не бывает»? Ещё как бывает!
В органах, призванных следить за исполнением закона, нередко нарушается закон о труде.
Не со зла. А потому что из-за всевозможных оптимизаций оперативных сотрудников стало меньше, а количество правонарушений осталось то же, если не возросло. Плюс ещё сотрудники уходили то на больничный, то в отпуск, то на повышение квалификации… Вот и получалось, что Анна Юрьевна сильно перерабатывала.
Муж не выдержал такой жизни и ушёл. Детей с таким графиком не родилось. Кошку или собаку заводить не имело смысла. Вот так Анна Юрьева Бронько в свои тридцать пять осталась одна.
Когда она отправилась на вызов по поводу проникновения в квартиру, дело казалось ей абсолютно рядовым. Сколько подобных случаев бывает в Барнауле! Да и в других городах… Едва прибыла на место, стало понятно, что скорее всего, пострадавшая заберёт заявление, как только помирится со своим бойфрендом.
Но Анна Юрьевна была профессионалом, и поэтому начала следствие по форме, как полагается: опрос пострадавшей, опрос свидетельницы, осмотр места происшествия… И даже когда хозяйка квартиры вдруг упала в обморок, ничего из ряда вон выходящего не отметила. Пострадавшая – женщина молодая, переволновалась, вполне могла быть беременной и… дело житейское. А вот когда и свидетельница – подруга хозяйки квартиры почувствовала себя плохо, а следом и саму Анну Юрьевну замутило, вот тут она испугалась, но уже ничего не смогла поделать.
Перед её глазами встала вся её жизнь во всей своей неприглядности. Когда она училась, мечтала о престижной профессии… мечтала сделать карьеру юриста. Гордо считала, что будет олицетворять собой закон и порядок. Будет с достоинством нести звание работника полиции.
Когда поступила в университет на юридический факультет, счастью её не было предела. Казалось, вытащила счастливый билет, пропуск в рай. Ещё бы! Такой конкурс! И родственники, и друзья в один голос твердили: «Здорово! Юрист – без работы не останешься!»
Без работы Анна Юрьевна не осталась. Работы было не просто много, а очень много!
Да, в жизни всё оказалось иначе. В свои тридцать пять Анна Юрьевна поняла, что где-то она очень сильно ошиблась.
Да ещё и эти сны… После случая с исчезновением девушек, Анне Юрьевне стали сниться сны. В них был красивый мужчина, элегантный и стильный, с усами «хэндлбарами» – напоминающими велосипедный руль – густыми, с длинными, закручивающимися вверх кончиками. Мужчина приходил с прекрасной алой бархатной розой и приглашал Анну Юрьевну на танец.
В тот момент, когда он дарил Анне Юрьевне розу, её форменная одежда превращалась в шикарное бальное платье, расшитое шёлком и жемчугом, удобные чёрные полусапожки становились изящными туфельками, подчёркивающими хрупкость и женственность Анны Юрьевны. Вместо папок с протоколами допросов появлялся пленяющий утончённой прелестью веер, а на руках – белоснежные кружевные перчатки до локтей. Волосы сами укладывались в красивую замысловатую причёску.
Анна Юрьевна лёгким, полным природной грации движением головы отвечала на приглашение и раскрывала веер в лёгком флирте.
Начинала звучать чарующая музыка. Мужчина предлагал Анне Юрьевне руку. Она с трепетом отдавала ему своё сердце.
А потом они танцевали, танцевали, танцевали…
А вокруг проступали картины из повседневной жизни Анны Юрьевны. Вот она с мамой и папой идёт на выпускной, вот ей вручают аттестат и золотую медаль и она, счастливая, спешит к родителям и пробегает мимо своего одноклассника Вовки Седова. Он влюблён в Анну Юрьевну… Аннушку. Но она не замечает его, её ждёт большое будущее!
Вот они с родителями несут документы в университет, вот она сдаёт вступительные экзамены – с ней вместе сдаёт экзамены и Вовка. Глупый! Куда он сунулся со своими тройками по истории? Естественно, не прошёл по конкурсу… Но ей-то какое дело до неудачника?
Вот она в стройотряде. Они едут на слёт стройотрядов и снова судьба сталкивает их с Вовкой. Он поступил в Политехнический и стал командиром стройотряда. Он играет на гитаре и вокруг него много девушек и парней. Он, оказывается, душа компании! Он дарит Аннушке песню со сцены…
Но у Анны Юрьевны уже есть Владимир. Сын богатых родителей. Он не поехал в стройотряд. Он считает стройотряд занятием для плебеев. Он всегда чисто выбрит, одет с иголочки. Он умён и будет известным адвокатом.
Он предлагает Анне Юрьевне заключить брачный контракт.
Вот свадьба. Небольшая – чего зря деньги тратить? Первая брачная ночь. Презерватив – дети пока не нужны, нужно закончить университет, устроить свою жизнь, потом уж как-нибудь…
Вот в разгаре диплом и недовольство Владимира тем, что Анна Юрьевна не погладила ему рубашку – ты женщина! Должна… Остальное – блажь!
Первые слёзы и первое примирение.
Вот робкий разговор о детях и насмешливое: «Не терпится стать курицей?»
Вот встреча выпускников и завистливое подружек: «Анька! Какой у тебя муж красавчик! Повезло же тебе!» И торопливое в ответ: «Да-да, конечно…» И галантный Владимир, одаривающий подружек Анны Юрьевны комплиментами… и Вовка Седов, всё время разговаривающий с приятелем в стороне от всех…
А потом дома скандал.
Потом ещё один.
У Владимира срочные дела… допоздна. И снова… И опять…
А у Анны Юрьевны две ночные смены подряд – сразу трое следователей выпали из графика: одна на больничный, а двое на учёбу.
Снова скандал и… развод.
И боль. Постоянная, нескончаемая боль.
Чем дольше звучит музыка, чем дольше Анна Юрьевна танцует с незнакомцем, тем сильнее боль.
Просыпалась Анна Юрьевна от слёз и от сожаления о своей загубленной жизни. А потом целый день неприкаянно ходила по больничному коридору или лежала, отвернувшись к стене и не реагируя на расспросы товарок по палате, медсестёр и врачей.
Когда врач выписывал её, то очень рекомендовал обратиться к хорошему частному психологу или в клинику неврозов. Он опасался, что Анна Юрьевна сведёт счёты с жизнью и очень сожалел, что не может задержать её в больнице – тут хотя бы под присмотром…
На следующий день после выписки Анна Юрьевна вышла на работу и её сразу же пригласили в прокуратуру – дать показания по поводу дела об исчезновении двух девушек. И она пошла.
В кабинете сидел чисто выбритый, жилистый мужчина лет сорока, в гражданской одежде и перебирал бумаги. Когда Анна Юрьевна вошла, он движением головы указал на стул рядом с его столом.
Анна Юрьевна, почему-то робея, присела и сложила руки на коленях. Она осматривала кабинет, но как-то отстранённо, словно это был не настоящий мир, а нарисованный в комиксах или на иллюстрации к скучной книге. А настоящий был там, где она танцевала с незнакомцем, где он дарил ей алую бархатную розу с тонким чудесным ароматом.
Наконец, мужчина оторвался от своих бумаг.
– Следователь прокуратуры Петров, – представился он и добавил: – Как вы себя чувствуете, Анна Юрьевна? – голос его был на удивление приятный, мягкий баритон.
Анна Юрьевна вздохнула и кивнула:
– Спасибо, уже лучше.
– Извините, что вызвал вас сюда. По-хорошему нужно было бы встретиться с вами раньше, но ваш лечащий врач категорически запретил все встречи. Сказал, что мы и так загнали вас, как загоняют лошадей.
В голосе следователя прокуратуры неожиданно прозвучало сочувствие, и Анна Юрьевна с удивлением посмотрела на него.
Не дождавшись ответа, следователь продолжил:
– Вы непосредственно общались с девушками перед их исчезновением, расскажите, что там произошло?
Анна Юрьевна молчала. Она снова окунулась в розовый аромат, витавший тогда в квартире, и снова услышала чарующую музыку из своих снов. И если учесть, что сейчас она не спала, это испугало её.
Следователь, снова не дождавшись ответа, пояснил:
– Понимаете, я расспросил ваших напарников, но они были в коридоре и ничего толком не видели, да и к вашему разговору с пострадавшей и свидетельницей не прислушивались. Анна Юрьевна, что там произошло?
Анна Юрьевна пожала плечами и взглянула на своего собеседника, как на картинку из сна – на одну из длинной череды картинок, отражающих её прошлое. Она не знала, о чём сейчас говорить. У неё время от времени бывали мысли или даже фантазии по поводу того, что произошло. Но это были фантазии, а не факты. Следователь поднимет её на смех. У неё в голове всё ещё звучали слова Владимира, когда она попросила его проявить хоть немного романтики: «Баба, со своими бабскими глупостями!»
Поэтому Анна Юрьевна собралась с силами и прочистив охрипшее вдруг горло сказала чужим, казённым голосом:
– Да ничего особенного не случилось. Я допрашивала хозяйку квартиры и её подругу и попросила посмотреть, не пропало ли чего. Девушки прошли в комнату и сначала одна, а потом другая упали в обморок. Мне тоже стало нехорошо, остальное я почти не помню.
Следователь покачал головой. Он примерно такого ответа и ждал, но всё равно был несколько разочарован – он надеялся, что разговор с Анной Юрьевной приподнимет завесу над тайной. Но этого не случилось. Можно было отпускать свидетельницу – Анна Юрьевна уже готова была подняться и уйти.
И тут случилось странное: следователь вдруг отодвинул все бумаги в сторону и тепло улыбнувшись, спросил:
– Хотите чаю?
– Что? – не поняла Анна Юрьевна.
– Чаю… У меня есть хороший чай. Превосходный букет…
Анна Юрьевна неуверенно пожала плечами и вдруг кивнула.
– Вот и хорошо! – засуетился следователь прокуратуры Петров.
Он встал, проверил в электрическом чайнике воду, добавил из кулера и включил нагрев. Достал из стола небольшой заварочный керамический чайничек и жестяную коробочку, в которой хранилась заварка. И два керамических бокала – ширпотребовские, лишённые всяческого изящества и индивидуальности.
– Кружки только такие, – извинился следователь.
– Ничего страшного, – улыбнулась Анна Юрьевна.
Электрочайник зашумел, забурлил и отключился. Следователь плеснул кипятка в заварочный чайничек, прикрыл крышечкой и покачал.
– Пусть прогреется. Тогда заварка лучше отдаст все свои ароматы.
Анна Юрьевна улыбнулась.
Достав третью кружку, следователь вылил воду в неё, а в заварочный чайник насыпал заварки, залил её кипятком и плотно закрыл крышкой.
– Пусть постоит две минутки… Вы не торопитесь?
Анна Юрьевна не торопилась. Её, конечно, ждали дела – незаконченные до больницы и новые, накопившиеся за время лечения, но впервые в жизни они ушли на второй, или даже на третий план. Анна Юрьевна вдруг увидела перед собой не следователя, а мужчину. Это так поразило её, что неожиданно для себя она спросила:
– Как вас зовут?
Рука следователя прокуратуры Петрова, уже поднявшая заварочный чайник, дрогнула и чайник снова оказался на столе. Мужчина неуверенно поскрёб на щеке то место, где должна быть щетина, пожал плечами, развёл руки и сказал:
– Пётр Ильич я, м-м-м… просто Пётр.
Анна Юрьевна улыбнулась ему тепло и сказала:
– Я тогда просто Анна.
Ей было непривычно и приятно видеть не служителя правопорядка, а живого человека. Как будто такое простое действо, как знакомство, называние имени, обладало магическими свойствами – превращало винтик в машине правосудия в человека, обычного человека со своими слабостями и пристрастиями.
Мужчина смотрел на Анну Юрьевну открыто и беззащитно, и она увидела вдруг сеточку морщинок около глаз, глубокие складки на лбу и от носа к губам… Губы… чувственные, рельефные… Нос – уверенный такой нос! А глаза тёплые, умные… Волосы коротко острижены, на лбу небольшие залысины. Уши расположены высоко – чуть выше линии бровей. Брови густые, слегка округлые, без изломов, волоски не длинные. А ещё – широкая грудь и сильная шея. И руки… руки настоящего мужчины.
Пётр Ильич снова взял чайничек и начал разливать чай. По кабинету поплыл чудесный аромат – немного томного юга, немного яркого солнца, чуть-чуть морского бриза и… сказки Шахеризады.
В эти ароматы вплелась чарующая музыка, звучащая в душе Анны Юрьевны, смешала их, приправила тонким флёром запаха роз и лёгким призрачным покрывалом укутала Анну Юрьевну.
Пётр Ильич пододвинул Анне Юрьевне бокал с чаем и сказал, извиняясь:
– Печенюшек бы или конфет, но свежих не купил, а деревянные даже предлагать не буду.
– Я не голодна, – успокоила мужчину Анна Юрьевна и добавила, вдохнув аромат: – А чай действительно великолепен!
– Это моя слабость! – признался Пётр Ильич. – Кто-то пьёт, кто-то курит, кто-то по горам лазит, а я вот чай люблю.
Словно чайной ложечкой размешали чай, и чаинки полетели по кругу, так эти слова всколыхнули воспоминания. За одну из чаинок Анна Юрьевна зацепилась взглядом. Нахмурилась, поставила бокал на стол и сказала серьёзным тоном:
– Знаете, я вспомнила… Похоже, хозяйка квартиры… ну… которая исчезла с подругой… – Пётр Ильич кивнул, показывая, что понимает, о ком идёт речь и слушает внимательно. – Похоже, хозяйка тоже любительница чая. У неё на полочке целая коллекция. А ещё, по-моему, она увлекается керамикой… Сама делает… вазочки там, статуэтки, украшения… Мне так показалось. Не знаю, поможет вам это или нет…
– Я тоже не знаю, – вздохнул Пётр Ильич. – Но мне думается, в этом деле важна каждая мелочь. Кто знает, какая из них выстрелит? И вполне возможно вот такие детали и детальки помогут воссоздать картину происшествия.
Анна Юрьевна была полностью согласна с Петром Ильичом. И хотя она больше не вела это дело, а проходила теперь по нему как свидетельница, оставаться равнодушной к судьбе двух девушек она не могла. Тем более, что теперь вёл дело такой замечательный, такой человечный следователь!
– Если я ещё что вспомню… – протянула Анна Юрьевна.
– Я буду очень рад. – закончил фразу Пётр Ильич.