Заколка для Ворона

Глава 4

Утро было тяжелым. Яна еле заставила себя подняться. Рукой было не пошевелить. От боли наворачивались слезы. Половина лица была фиолетово-черной. Шея в синяках. Она не пошла на завтрак. Горло болело так, что невозможно было глотать. Разговаривала она с трудом. В конце Яна впала в полусонное состояние. Они собирали хлопок, когда подъехал Иваныч. В его обязанности входило объезжать окрестные поля и проверять работу отрядов. Так что ничего не обычного в этом не было. Только в этот раз он позвал Яну.

— К шести вы должны вернуться в форт. Сюда движется стая тварей. С границы передали. Хлоповозки сегодня не будет. Мешки в яме спрячьте. Ты меня слышишь?

— Да.

— Что-то ты выглядишь неважно.

Яна лишь косо посмотрела на него, но промолчала. Она многое бы могла сказать, если бы не было так плохо. Жарко. Рубашка была мокрой от пота. Хотелось ополоснуться, но Яна боялась идти в душ, где вновь оказалась бы полностью беззащитной. Не став ужинать, она ушла сразу в землянку. Там она чувствовала хоть какую-то защиту. Или иллюзию защиты. Она, ни слова не говоря, забралась в дальний угол и закрыла глаза. Нужно поспать. Организм сам себя залечит. У нее хоть и не была такая сильная регенерация, как у ира, который уже и забыл о своих ранах, но тоже работала лучше, чем у обычного человека. Яна задремала. Обрывки сновидений будоражили ее сознание. Страхи и переживания выматывали.

— Второй отряд стройся! — грозный крик охранника разнесся по площадке. Яна даже подпрыгнула.

— Третий отряд, вылезай из нор!

— Чего они раскричались? — садясь и протирая глаза, спросила Яна.

— Играются. Тебя это не касается. — презрительно ответил Бык.

— Опять издеваться будут? Как по утрам что ли?

— Вроде того. — более дипломатично ответил Михаил.

— И зачем им это? Оскорблять, унижать? Они же сами становятся не лучше заключенных.

— Это психологический прием, показать, кто в стае главный, кто сильнее. Если тебя бояться, то не нападут. Будут бояться, значит не будет бунта. Тут только нужно палку не перегибать. Когда человек становится загнанным зверем, он от отчаяния бросается на врагов, даже понимая, что может проиграть. Поэтому нужно соблюдать эту тонкую грань. — ответил Михаил.

— Вы так говорите, словно мы здесь животные.

— Я бы не стал сравнивать здешний сброд с животными. Скорее здесь подошло бы определение — твари. — Михаил заметил, что Яну передернуло от отвращения, но продолжил. — Пойми, здесь все преступили закон не единожды. Это не осужденные первой ступени, где получил полгода за украденный пирожок или год за убийство во время самообороны. Это не вторая ступень, куда попадают после повторного преступления. Здесь или полные твари, или профессионалы. Люди, которые всю жизнь живут по другую сторону закона, и им эта жизнь нравится. Те, кто здесь находится, уже не исправятся.

— Вы так спокойно об этом говорите.

— Это факты. Ничего с этим не поделаешь. Обычно, прежде чем охранник заступает на должность, ему дают ознакомиться с делами заключенных его отряда. Тебе этого не дали сделать, потому что были уверены, что ты не задержишься здесь. Если бы не Альхор, то ты бы и часа не протянула. Но не будем об этом. Его решение и я ему не судья. — пробормотал Михаил. Видно, что он не одобрял действий Альхора. — Когда узнаешь, что один — людей по кусочкам резал, а другой детей насильничал, третий голубоглазых девок убивал — чувствуешь мерзость. Потому что эти люди не чувствуют своей вины. Отпусти их на волю, они продолжат заниматься своим любимым делом.

— А помнишь людоеда? — вспомнил Бык. И рассказал, уже Яне. — У нас в отряде мужик был. Он людей ел. За это его к нам и посадили. Ему мясо захотелось. Так он одного камнем по башке маханул и давай сырым есть. Утром нашли его сытым и довольным рядом с обгрызенным трупом.

— Гадость. — только и смогла сказать Яна, чувствуя, как тошнота подступает к горлу.

— Многих в то утро рвало. И почти все отказались от еды. — добавил Бык.

— И что с ним стало? За воротами оставили?

— Он живучий был гад. Обмазывался секрецией тварей и они его за своего принимали. Он прятался в полях. Отлавливал людей и питался ими. К нам он и попал после этого. Лех лично просил Альхора его убрать, чтоб он у нас половину форта не сожрал. Пока у одного форта прятался, двадцать человек пожрал, не считая падали.

— Почему его охрана не убрала?

— Никто не хочет переходить ту грань, после которой возврата нет. Здесь хоть и боевые ирлиты, но они гражданские. Их учат от тварей отбиться, порядок поддержать, а не людей убивать. Ведь иначе они ничем не будут отличаться от убийцы. Другое дело военные. Но там ты понимаешь, что перед тобой враг. Например, те же самые кочевники. Если не отбить их нападение и не откинуть назад в пустошь, то они вырежут пограничную деревню. А у тебя там может жена, дети, родители. Или у того парня, с которым ты вместе в карауле стоишь. Ты защищаешь своих. Поэтому приходиться убивать. Но после боя ты понимаешь как это тяжело. От твоих рук погибает такой же парень, как и ты, со своей жизнью, своими мечтами. Ты осознаешь, что у него, как и у тебя есть родители, может своя семья. Но он погибает от твоей руки, из-за того, что так легла карта. Не под той звездой родился. В том бою ты выживаешь, но он нет. Потом сидишь и не знаешь радоваться или нет. В горячке боя ты не чувствуешь вину, а потом накрывает сильно. Поверь на слово, сознательно отнять жизнь у другого человека это сложно морально. Прошли те времена, когда люди легко развязывали войны.

— Все мы помним чем закончилась последняя война. Становиться такими же безумцами, которые ее развязали никто не хочет. Убийство человека — это первый шаг к безумию. Когда теряешь себя и начинаешь идти по головам, не обращая на жертвы, все лишь ради поставленной цели. — дополнил Михаил.

— Почему же Альхор…

— Убивает? Каким бы ни было общество, всегда найдется процент людей, которые будут идти против него. Я думаю это какая-то психическая болезнь, когда совесть отворачивается от тебя, когда ты нарушаешь закон. Или когда отсутствует чувство вины. Для нас с ним лишь есть задача, которую интересно решить. Например, мне откровенно чихать на тех людей, которые отдают последние деньги для реализации моего плана или схемы. Меня не мучают кошмары от осознания, что из-за меня кто-то обанкротился или повесился, когда потерял все. Меня не волнует, что семья с детьми в итоге осталась на улице. — Михаил усмехнулся. — На суде пытались найти мою совесть, но ее нет. Мне действительно все равно. Это не мои проблемы, а проблемы этих людей. Я не принуждал никого относить последние деньги мне в карман. Нужно головой думать, а не бежать за легкими деньгами. Мне важна не нажива, а сам процесс создания схемы. Деньги с очередного проекта я трачу на следующий. Так и у Альхора. Он не получает удовольствия от убийств. Он ставит задачу, которую решает. Он не подойдет ночью к человеку где-нибудь в подворотни и свернуть ему шею, а отравит ядом. Да так, что никто на него не подумает. Никто даже не поймет, когда он это сделал. Почему его и бояться. Я сам видел его в деле и так не понял как все произошло.

— Когда он рядом, то не знаешь сможешь ли остаться в живых после простого разговора с ним. Он тогда просто подошел на глазах у всех к тому людоеду. Приятного аппетита пожелал. Отошел, а людоед уже в конвульсиях бился. — сказал Бык.

— Хотите сказать, что они правильно делают, относясь к заключенным, как к скотине?

— Скажем так, я их понимаю. — ответил Михаил.

— Все равно что-то неправильно. Я понимаю, что вы живете по законам стаи. Но не лучше ли увеличить число охраны, чтоб противостоять бунту? Тогда не нужно будет издеваться над заключенными?

— Увеличивать штат охраны невыгодно. Упадут зарплаты. Тогда сюда никто не поедет. — ответил Михаил.

— Все равно, это неправильно.

— А правильно спать охране в обнимку с заключенным? — поддел ее Михаил.

— Неправильно. Даже то, что я с вами задушевные беседы веду это тоже против правил. Но находиться на вашей территории я имею право в любое время и сколько захочу. Хотя зачем это оговорено в правилах — непонятно.

— Вдруг охране ночью скучно станет. Вот и решат отряд погонять. — ответил ей Михаил. — Есть такие чудаки, которые мало спят. Так был у нас один. Он сам не спал и другим не давал.

— И зачем он это делал?

— Никак не могу понять, ты полная дура или прикидываешься? — не выдержал Михаил.

— Это я не могу понять, зачем сознательно делать другому больно! Если у преступников особое, изощренное мышление, то почему охрана поступает так же как и они?

— Потому что сюда все попадают с отклонениями, включая и охрану. Нормальный человек здесь работать не будет. Даже ты не от мира всего.

— Просто я сделала ошибку и не рассчитала силы.

В землянку забрался Альхор. На него особо не обратили внимания. Михаил и Яна слишком увлеклись спором.

— Я не думала, что все окажется так несправедливо.

— Жизнь — штука сама по себе несправедливая. — заметил Альхор.

— А так не должно быть. Каждый должен получить по заслугам, но не больше чем нужно. Мы ведь все люди, а не звери. — горячо ответила Яна.

— Значит, ты считаешь, что людоед такой же человек, как и ты? Или маньяк? Ты бы с таким так же болтала и рядышком спала?

— Да что вы пристали, с кем я сплю в обнимку или с кем не сплю? Места я много не занимаю. Землянка у вас просторная. А, отвечая на ваш вопрос про людоедов и маньяков, скажу, что с ними бы обниматься не стала. Я выжить хочу, а не быть чьим-то поздним ужином.

— Тогда тебе безопаснее и выгоднее у Быка под боком лежать. Он и защитить может и не так грязью заляпан, как мы. Вон, даже совесть есть. Или охранника очаровать, который с другими делиться не станет.

— Не хочу я никого очаровывать. Я замужем. — выпалила Яна. От последних ее слов Бык рассмеялся.

— О чем хоть спор? — Альхор достал из-за пазухи по ломтю мяса и хлеба. И протянул их Быку и Михаилу.

— О жизни. — ответил Михаил.

— У него чувства отцовские взыграли. Решил девочке глаза открыть на твою персону. А она упрямится. — сказал Бык.

— У тебя слишком длинный язык. — сказал Михаил, не сводя настороженного взгляда с Альхора.

— Я не то хотел сказать. — спохватился Бык. Яна не понимала, что происходит, но напряжение в воздухе чуть ли искрило.

— А я не против, чтоб кто-то малышке мозги прочистил. У самого рука не поднимается. — наконец, ответил Альхор. Михаил лишь кивнул.

— Откуда такие деликатесы? — чтоб разрядить обстановку, спросил Бык.

— У охраны сегодня праздник в честь короткого дня. Еще и рождение Иваныча отмечают. Стол накрыли. Самогон достали. «Девочек» выбрали. Пирушку закатывают серьезную.

— Каких девочек? — не поняла Яна, отпивая из фляжки воды.

— Баб здесь нет, кроме одной зеленоглазки. Мужикам охота. Вот и развлекаются за счет каторжников. — пояснил Альхор.

— Гадость какая.

— Кому как. О вкусах не спорят. — пожал плечами Альхор.

— Так они ведь и отказаться не могут. — возмутилась Яна.

— Кто?

— Которых развлекаться выбирают.

— Не все против. Душ и дополнительная еда им гарантированы. Может и одежки подкинут. — ответил Бык.

— Это же хуже, чем воровство еды и одежды у заключенных!

— Хочешь еще одну проверку организовать? — спросил ее Альхор.

— Кто мне это даст сделать? Тут для меня связь с внешним миром отрезана.

— Альхор, она случайно головой не ударялась? Помнишь, лет пятнадцать назад фанатики ходили в степь кочевников праву учить. Их тогда с десяток порезали, а остальных в рабство продали. Вот она мне их напоминает. — сказал Михаил.

— Нет, зеленоглазка не дура. Невинная еще. — покачал головой Альхор, разглядывая Яну.

— Хочешь ее этой невинности лишить? — поинтересовался Михаил.

— Руки чешутся.

— Вообще-то я уже замужем. — вспыхнула Яна.

— Так это все меняет. — усмехнулся Альхор. — Иди сюда. Лапать буду.

— Мне и здесь хорошо. — поспешно отодвигаясь от него, ответила Яна.

— Нет, зеленоглазка. Тебе деваться некуда. Зачем тебе ножик? Только сама порежешься. — Одним движением он расстегнул ее пояс с ножнами и флягой. Клинок просто забрал и вложил обратно в ножны. Яна взвизгнула, когда он взял ее за талию и перетащил к себе на колени. — Тихо. Не шуми. Михаил, дай из нашей аптечки мазь от ушибов. Будем из зеленоглазки человека делать. Если бы знал, что тебя так разукрасили, еще вчера бы подлечил. Мы хоть и не лекари, но тоже кое-что можем.

Он взял глиняную миску и снял с нее кусок полиэтилена. Зачерпнув мазь пальцем, поднес ее к носу.

— То что нужно.

— Какая вонь. — не выдержала Яна.

— Зато поможет. Не дергайся. — Мазь жирным слоем ложилась на лицо. Было неприятно.

— Меня сейчас вырвет.

— Не капризничай. Лучше куртку снимай.

— Зачем?

— Синяки смажу и полапаю немного.

— Нет.

— Не глупи. У тебя рука и бок болит.

— С чего вы решили?

— Я наблюдательный. Так куртку сама снимешь или мне помочь? Только я боюсь что вовремя не смогу остановиться. Может и отчего лишнего избавить тебя захочу.

— Да я почти неделю не мылась. — выпалила, покраснев Яна.

— Нашла чем напугать. У нас был один охранник, который три месяца нас до воды не допускал. К тому же после этой мази ты будешь еще ароматнее.

— Альх! — возмутилась Яна.

— Что? Я ведь правду говорю. — хохотнул он. — Яна, как ты меня назвала?

— Извините, забылась.

— Тебе можно так звать. — как-то ласково сказал он.

— Можно я хоть рядом сяду?

— Мне тогда будет неинтересно.

— Я так устала и еще должна с тобой спорить? Что за вечер такой? Вечер споров.

— А ты не спорь. — он поставил миску рядом и стал расстегивать ее куртку. Яна хотела было воспротивиться, но потом передумала.

— Ну что? Доволен? — Яна опять не заметила, как перешла на «ты».

— Сейчас посмотрим. — закатывая рукав ее рубашки, ответил Альхор. — У тебя все плечо синее.

— Два раза на эту сторону падала. — ответила Яна, чувствуя, как на месте ушибов начинает ощущаться приятная прохлада. Боль начала уходить. — Что это за мазь?

— Сало одной из тварей. Плюс травки лечебные. — ответил Альхор, втирая мазь ей в плечо.

— Еще бы она так не воняла, то цены бы ей не было. — вздохнула Яна, закрывая глаза. Усталость начала брать свое. Она даже не стала сопротивляться, когда он задрал ее рубашку.

— На обычном жиру у нее нормальный запах. Даже приятный. Бок у тебя тоже синий. — рассматривая синяки, сказал Альхор.

— Я вчера видимо на что-то налетела. — последнее, что пробормотала Яна, прежде чем уснуть.

— Вот и правильно. Тебе лучше не слушать наших разговоров. — тихо сказал Альхор, продолжая втирать мазь.