Умирают… от всего умирают…
Это случилось полтора месяца назад. Я была дома, когда Патрику стало плохо. У него ничего не болело. Он пошёл к себе прилечь, а когда я зашла к нему, Патрик уже был между явью и беспамятством. У него ничего не болело. Он просто уходил…
Скорая, надрывно завывая, неслась по улицам Парижа, а я держала мужа за руку и просила не бросать меня. Он не слышал.
Как мне потом сказали, два жировых тромба оторвались и почти перекрыли сердечные артерии. Ещё на носилках, по ходу в операционную, с него срезали одежду. Процедуру удаления тромба начали до того, как подействовала анестезия… и он выкарабкался.
Я постоянно плакала, глядя на ужасные синяки от катетеров на кистях его сухих рук, на голубоватые губы… А он улыбался и называл меня ангелом-хранителем. Не сохранила.
Третий жировой тромб не дал Патрику шанса… Он не вышел из наркоза. Мой муж ушёл к тем, по ком так отчаянно и так долго скучал.
Я позвонила единственному человеку, от которого хотела поддержки. Моро приехал сразу же. Я рыдала на его груди, пачкая соплями лацканы его дорогущего пиджака, а он, сцепив зубы, гладил меня по голове.
Похороны Патрика вызвали шквал статей в прессе. Вдруг оказалось, что у затворника — прокурора молоденькая жена. Что-то тут не так. Мне очень повезло, что я работала только у Марго, а те, кто меня посещал, сами предпочитают гробовое молчание. Ко мне не за что было придраться, и как всегда, пошумели и отстали. Тем более, вдова оказалась дочерью достойного человека, учёного с мировым именем… А то, что молоденькая… так, то такое.
Моро помогал мне с похоронами и с памятником для Патрика. Его надгробный камень такой же, как и у его первой жены. Они оба теперь рядом со своими детьми и внуками. Моро нашёл художника, и он умудрился добавить на большой общий камень их имена. Теперь они все вместе, а я опять одна. И у меня появился ещё один кабинет, который я никогда не трону.
Патрик, как и обещал, оставил завещание. Говорят, люди чувствуют свою смерть. Мой муж чувствовал. Он тихо приводил все дела в порядок. Я стала не просто богатой, а очень богатой вдовой с недвижимостью, деньгами, акциями и даже небольшим бизнесом. Никто не опротестовал завещание. Некому было.
Процедуру вступления в наследство Моро отдал под контроль Патрику и его команде юристов.
Моро держит дистанцию. Только трогает меня. То руки коснётся, как бы невзначай, то волосы нюхает. Будто я не чувствую. Я благодарна ему. Он даёт мне прийти в себя. Губы невольно растягивает улыбка.
— Мадам, ужин готов. — Голос Жасмин прогоняет дымку воспоминаний. Киваю и спускаюсь в столовую.
Для Жасмин смерть Патрика стала таким же ударом, как для меня. Бедная женщина рыдала и просила прощения за то, что в тайне от меня кормила Патрика жирными стейками и сыром, пока я была на занятиях в универе. А я почувствовала укор совести за то, что муж ел своё любимое мясо тайком от меня.
Жасмин собиралась уволиться, но я, наоборот, попросила её перебраться в дом и составить мне компанию. Комнат у нас предостаточно. Так что, теперь мы живём вдвоём.
Скоро Рождество, а потом мой день рождения… Мне прислали приглашение на благотворительный аукцион и закрытую вечеринку. Что ж, пора выбираться из раковины. Мне исполнится всего двадцать пять… Остался один вопрос — с кем идти на шабаш?..
****
Вечера — самые тяжёлые. Я стараюсь занять себя — лежу в кровати с ноутом и путешествую по новостным страницам. С некоторых пор мне нравится читать жёлтую прессу и не только. Мне нравится наблюдать за чужой жизнью, разглядывать фотографии, маски на лицах, позы.
Вдруг я спотыкаюсь на одном репортаже с выставки очередной модной художницы. Это с нею Моро приходил к нам в дом. И сейчас они запечатлены вместе… Её рука расслабленно лежит на его предплечье. Оба с бокалами шампанского, расслабленные, улыбаются. Искренне. Прогуливаются по галерее. Мудак! Долбаный мудак! Волосы он мои нюхает! Козлина…
Да что, на нём свет клином сошёлся? Мой Патрик дал мне время выдохнуть и прийти в себя. А сейчас мне нужны связи и знакомства. Когда ты богат, это сделать гораздо проще. Я пойду своей дорогой, оставив эту престарелую козлину позади.
Партнёр по шабашу нашёлся сам. Вся группа, конечно, уже в курсе, что я неприлично богата. Это внесло свои коррективы в наше общение. Как и в любом универе есть среди нас золотая молодёжь. Мне особо некогда было распылять внимание на них. Но сейчас я меняю политику. Ещё и случай помог.
Меня с Филиппом ставят в одну пару для выполнения учебного задания. Нам выдают по конверту. В одном — задание для психолога. В другом — для пациента. Филипп был галантен и отдал мне конверт врача, став моим подопытным кроликом. Смысл в том, что я, как специалист, должна докопаться до проблем пациента, которые расписаны в файле Филиппа, за десять встреч. По сути, мы профессионально играем в психолога и пациента.
Я ограничиваю наши встречи с Моро. Вернее, я свожу их на нет, ссылаясь на занятость и необходимость подготовиться к зимней сессии. А чтобы помнить, почему я это делаю, я распечатала и повесила на стене фото из журнала, где довольный Моро с Мелиссой.
Наши встречи с Филиппом проходят либо у него дома, либо у меня. С ним легко работать. Он оказался эрудированным мальчиком с чудесным чувством юмора. На третью встречу я позволила ему поцелуй. Но дальше нашим отношениям не позволяю зайти. Пока не позволяю. Филипп галантно не настаивает. Тоже пока. Зато сам предлагает поход на эту самую, закрытую вечеринку. С деланной радостью соглашаюсь.
Сложилось, как в моём любимом, очень старом мультфильме — «нашёлся к празднику горшок и хвост ко дню рождения…»
Аукцион проводят за два дня до Рождества. Париж уже сверкает гирляндами и улыбками прохожих. Моё Рождество в этом году омрачено смертью близкого человека. Но мы решили всё же поставить ёлку. Быть может, Патрик откуда-то сверху увидит и обрадуется…
Филипп заезжает за мной. В помещении галереи, где будет происходить аукцион, не протолкнуться. Бомонд выгуливает свои наряды. Филипп оценил и мой, довольно цокнув языком.
— Красотка!
Я беру его под руку, и мы проходим в самое сердце галереи. Его цепляет кто-то из знакомых, он представляет меня. Я постоянно скольжу взглядом по сытым котам бомонда.
— Филипп, мальчик мой, как я рад тебя видеть! — Голос Моро раздаётся сзади. Он первым нас нашёл.