Замки роз: нерассказанные истории (СИ)

14.3

14.3

Почему?

Ну почему люди так устроены, что их не может объединить даже общая радость – как не смогло объединить людей с Материка и Королевства известие о женитьбе короля на Сесиль де Тремон.

Только общий враг.

Вот это действует лучше всего. На морщинистом лице барона столько воодушевления, что я уже вижу – перспектива вписать своё имя в летописи побед над чудовищами-эллери вдохновляет его даже больше, чем возможность всласть побунтовать против собственного короля.

Я, наверное, никогда не перестану быть наивной и не перестану удивляться тому, как несправедливо устроен мир. Особенно сейчас, когда предложению барона вторит эхом гул разномастных возгласов – пришедшему с Материка воинству идея прямо сейчас объединиться и направить клинки на древнего врага очень даже по вкусу.

Может быть, по отдельности эти люди – добрые отцы и верные мужья. Но прямо сейчас они – разгорячённая жаждой крови и лёгкой победы толпа. А толпа всегда жестока.

И враг, которого они так алчно желают уничтожить – хрупкая девушка с недоверчивым страхом в огромных глазах, бальное платье которой треплет ночной ветер. Моя подруга. Кэтрин Лоуэлл. Такая лёгкая добыча. Такая удобная возможность присоединиться к славному сонму предков – победителей чудовищ…

Жаль, что я не воин. Что я ничего не могу. Я бы вышла с мечом на её защиту, а вместо этого всё, что мне остаётся – это стоять тут, за плечом моего короля, под защитой его верной стражи. Прижимать ладонь к губам в ужасе и ждать, чем закончится последний акт исторической драмы…

Вот только от мужчины рядом со мной плещет такой мощной волной разъярённой магии, что я вдруг понимаю. Он сдерживает её уже из последних сил. Это гнев, это обострённое чувство справедливости, это стремление защищать слабых… это всё, за что я его так люблю.

И в отличие от меня, у него в руках меч.

Хьюго делает шаг вперёд, нетерпеливым жестом повелевая собственной страже расступиться. В левой руке зажат хищный клинок, и пламя пляшет кровавыми отбликами на голодной стали.

- Не сметь! – от его повелительного окрика у меня мурашки бегут вдоль позвоночника. Я в который раз восхищена и подавлена его силой, кажусь себе крохотным кроликом у ног великана… но какой же он сейчас красивый. Я не могу не любоваться. Даже в такой момент.

– Я ваш король, и я рад, что вы это, наконец, признали. Повелеваю свернуть штандарты и уйти из-под стен Замка ледяной розы! Это место было пожаловано много веков назад нашему верному вассалу графу Винтерстоуну. Только его потомки вправе решать, как поступить с Замком и всеми, кто… находит приют за его стенами.

Моё сердце бьётся о стенки грудной клетки. В нём вспыхивает надежда.

Замок ледяной розы – такой древний, такой большой и добрый, этот осколок волшебных сказок прошлого, возвышается над нами, его белеющие стены будто начинают излучать слабое сияние. И на мгновение верится в то, что всё можно исправить. Злу не суждено будет повториться. Если мы этого не позволим.

Как будто тихая музыка, еле слышная, вплетается в звуки зловещего марша, меняя всю мелодию.

Чужаки недовольны. Они ропщут и оглядываются на командиров. Но Генрих больше не с ними, а собственные дворяне медлят и колеблются. Всё же вбитая веками привычка почитать древность рода и крови остаётся где-то под кожей. Когда говорит король… вассалы должны молчать.

И в этот миг, на перекрёстке миров, когда чашу весов истории может качнуть в любую сторону даже севший на них мотылёк, Кэтрин Лоуэлл вдруг оставляет своих чудовищ сидеть на месте, а сама медленно идёт к нам. Вокруг неё – ореол голубоватого сияния. Фея. Нездешнее создание. Со светом чужой мудрости в глазах.

Останавливается прямо напротив короля, в нескольких шагах.

Расправляет плечи и храбро смотрит прямо ему в лицо, чуть запрокинув голову.

- Скажите им, Ваше величество! Закончим эту глупую вражду. Пусть узнают, кто вы. Быть может, в первый раз за много веков Королевство получило шанс на истинный мир и прощение всех ошибок. Теперь, когда на троне впервые находится настоящий эллери.

Боже мой.

Только не это! Она же не могла?..

Но сделала. Только что так просто выдала самую большую тайну Хьюго. То, что я сама узнала лишь недавно и поклялась хранить как сокровище. И скорее умерла бы, чем выдала. Но Кэти не была связана клятвами. И думает, что поступает, как лучше. Кажется, не одна я здесь наивна и верю в доброту людей.

Но я оглядываюсь нервно – и мне совершенно не нравится то, что вижу на лицах людей. Да, королевская стража верна своему королю несмотря ни на что, и на строгих и суровых лицах гвардейцев не дрогнул и мускул, хотя в глазах иных вижу настоящий шок. А вот чужаки с оружием… те, что так хотели уничтожения эллери… неверие на их лицах в любой момент может смениться осознанием того, что больше ничего не мешает им направить клинки на своего сюзерена. И пожалуй, еще и будут оправдывать себя какими-то благими намерениями.

Но больней всего мне стало, когда я увидела, насколько похожие с ними выражения появились на лицах собственных придворных моего короля, что вышли следить за поединком, да так и остались здесь, за спинами гвардейцев.

А особенно…

…на лице Сесиль.

Она смотрит на Хьюго так, будто увидела впервые.

Она смотрит брезгливо.

В моей душе поднимается такое негодование, что будто срывает какой-то старый-старый и очень заржавленный замок, на который я запирала все свои чувства столько лет, все чувствами к сестре.

Делаю два шага и снова оказываюсь позади Хьюго. В такой момент мне хочется быть ближе. Хочется прикрывать спину – и держать в поле зрения сестру. Потому что мне почему-то кажется, что она сейчас способна на любую гадость и подлость. Она никогда не была милосердна и справедлива к людям, которые чем-то её разочаровали или стали бесполезны.

А потом в этой густой, звенящей, наполненной людскими эмоциями тишине снова раздаётся мелодичный голос Кэти.

- И у меня есть для вас кое-что – талисман, который поможет вашему правлению стать поистине благотворным и процветающим. Символ всего доброго и светлого, что мы можем построить все вместе.

Она протягивает к Хьюго сложенные вместе ладони, будто в колыбели баюкая что-то маленькое… я вытягиваю шею из-за плеча моего короля посмотреть, мне так любопытно, что это может быть, но… там пусто?

- Не может быть… - шепчет поражённо Хьюго. Кажется, он единственный здесь понимает, что происходит.

Кэти сдувает упавший локон и сердито приговаривает себе под нос, будто журит невидимого непослушного ребёнка:

- Ну же, маленький трусишка, хватит прятаться! Иди сюда. Тебя тут никто не обидит… надеюсь.

В её руках вспыхивает алое пламя. А когда снова опадает – на ладонях волшебницы остаётся прямоугольный гранёный камень чёрного цвета. Похожий на матовое стекло. Я никогда такого не видела. И он… пульсирует! Как крохотное сердце внутри. Пурпуром.

Кэти несёт его к нам.

На траектории её пути Генрих. Младший принц качнулся в сторону камня, он как завороженный смотрит на него, как загипнотизированный. Он явно тоже в курсе, что это такое! Но словно в последний момент сдерживается. Остаётся на месте. Не делает попытки забрать. Хотя вижу, как ему хочется, какие жадные у него глаза в этот момент. Но… на его лице появляется чуть-чуть грустная улыбка. И он отводит глаза, когда Кэти что-то тихо говорит ему. Мне почему-то становится его жаль.

Еще один человек, который понял, что мир несправедлив, и для исполнения мечты недостаточно просто очень сильно хотеть.

Иногда мечты так и остаются лишь мечтами.

Слуги короля всегда помнят о своём долге. И когда Кэти подходит непозволительно близко, перед ней скрещиваются два копья. Она всё-таки волшебница, и совсем недавно демонстрировала опасную магию, призвав чудовищных зверей.

Но повелительный жест Хьюго заставляет их отступить. И путь перед Кэти открыт. На её лице появляется такая радостная улыбка, как у ребёнка.

Она медленно опускается в глубоком реверансе, продолжая тянуть к нему руки с камнем, пульсация которого становится меньше, глуше, почти заливается чернотой, словно живой камень робеет или боится.

Господи! Я, наверное, сошла с ума, раз приписываю эмоции камню.

Но в этот момент чувствую всё именно так.

Ровно как и эмоции Хьюго. Когда недоверие в нём сменяется бешеной радостью и какой-то отчаянной жаждой. Она почти такая же, как у его младшего брата, и тоже направлена на этот камень, сути которого по-прежнему не понимаю. Только немного другая. Он как будто хочет стать хозяином камня не для того, чтобы владеть им и пользоваться… а чтобы оберегать и… и… что?

Мне кажется, я в шаге от разгадки.

Как будто не хватает всего крохотной детали, чтобы я поняла.

Дыхание перехватывает, и ощущение творимого на моих глазах чуда не оставляет, омывает душу, будто воды целебного родника.

Что за ночь! Мне кажется, после этой ночи ничего не будет как раньше. И я сама не буду тоже. Это ночь из тех, что переворачивает всё, вытаскивает в людях самое нутро, и доброе и злое, перерождает заново.

Кэти видит, что мой король колеблется, и добавляет тихо, почти просительным тоном:

- Мне подарил его Замок пурпурной розы после того, как я успокоила его пепелище. Быть может, у вас получится вырастить из него новый Замок.

И… вот оно.

С тихим щелчком в моей голове последняя деталь мозаики встаёт на место.

У меня складывается вся картина.

Хьюго нужен этот камень, чтобы оберегать и растить. Как ребёнка.

Чтобы вырастить из него ещё один Замок роз. Он же рассказывал мне, как предпоследний в королевстве замок, принадлежавший его роду, в древности захваченный у эллери, рассыпался в пыль. Я знала, что он горюет по этой утрате. И вот теперь…

Ну конечно же! Как ещё может рождаться волшебный замок. Только вырастать из каменного семечка.

Я счастливо улыбаюсь. Мне хочется плакать от этого щемящего чувства. Живое чудо вершится на моих глазах.

А потом Хьюго без колебаний протягивает руку и его пальцы решительно смыкаются на чёрном стекле.

Мгновение ничего не происходит.

Вот только в следующий миг… он оборачивается ко мне и мы на секунду скрещиваемся взглядами. Я настолько не ожидала этого, что совсем растерялась. Он ведь говорил, что читает меня, как раскрытую книгу. А я настолько привыкла к этому месту за его спиной, в тени, что совсем утратила бдительность и теперь ощущаю себя пугливым зверьком, которого вытащили из угла на освещённую середину комнаты.

Но это всё пустое.

Я опять, как это и было всегда, забываю обо всех страхах. Потому что только он, единственный во всём белом свете, умеет смотреть на меня так…

Несмело улыбаюсь в ответ его улыбке. Радуюсь за него, что сбылось его заветное желание.

И в руке короля вспыхивает яркое и ровное пламя. Алая вспышка сменяется пурпурным сиянием, которое такое мощное, что просачивается через его пальцы. Пурпур… цвет королей. Ему пойдёт Замок такого цвета. Ему и его избраннице…

Моя улыбка гаснет. Словно отравленную иглу вонзили в сердце. Я в очередной раз позволила себе забыться.

Хьюго резко оборачивается, когда из круга его приближённых выделяется высокая тощая фигура. Мужчина вскидывает руку и показывает узловатым пальцем прямо на Его величество. С трудом, но узнаю в нём того, с которым у меня совсем недавно был такой короткий и неприятный разговор. Насчёт магии, которую нужно вывести под корень, кажется… Он ещё собирался создать целый Комитет… по противодействию магическим угрозам. Как же его? Не помню, фамилия стёрлась из памяти.

Он разражается целой тирадой, брызжа слюной. В его глазах – фанатичный огонь и ненависть, почти животная ненависть ко всему, чего этот глупый и жестокий человек не может понять и чему, мне кажется, в глубине души отчаянно завидует.

- Как представитель Сената и глава Комитета по этике я требую у короля немедленно уничтожить эту мерзость! Очистите нашу землю от скверны раз и навсегда! Пусть сгниют без следа замки роз – эти позорные пятна на карте Королевства! В темницу ведьму! В темницу!!

Глупец.

Он ещё даже не подозревает, что натворил.

А я не успеваю – хотя пытаюсь подбежать, коснуться, успокоить… и у меня бы получилось, я знаю! Но я опоздала на какой-то миг.

И магия Хьюго вырывается из-под контроля. Всё-таки обрывает поводок, словно голодный зверь, которого слишком много лет держали в клетке.

Мужчина съёживается, будто от невидимого удара. Но его безумие уничтожает инстинкт самосохранения. Если бы он знал то, что знаю я, бежал бы отсюда уже без оглядки.

Кажется, сейчас я увижу то, что так боялся мне показывать Хьюго.

То, что он всеми силами, через невыносимую боль, старался держать под контролем.

Последствия применения своей ментальной магии.

В голосе короля – звенящая сталь и мрачная угроза. Даже мне становится страшно, хотя отчего-то знаю, что мне – никогда и ни за что бы он не смог навредить. Но даже просто стоять на краю бушующей стихии и смотреть в воронку зарождающегося смерча, это очень страшно.

- Прочь с моих глаз, Оскотт! Вы забываетесь! Я – самодержавный монарх нашей страны по праву рождения. Сенат будет иметь только ту власть, которую я ему дам.

Да, точно, мистер Оскотт…

Он делает шаг назад, скрючившись будто сморчок, но продолжает свою самоубийственную тираду:

- Чего ещё ожидать от короля, кровь которого испорчена!..

Меня оглушает на миг.

Уши сначала заложило, потом в них поселяется противный звон.

Стражу рядом с нами словно отбрасывает в стороны. Я не знаю, каким чудом смогла удержаться на ногах рядом с королём. Он прижимает к себе камень, как величайшее сокровище, прямо к сердцу. А правую руку выбрасывает к Оскотту, и кончики его напряжённых пальцев кажутся мне оружием, с которого срываются невидимые стрелы, как с натянутой до предела тетивы.

Оскотт замирает с приоткрытым ртом, а потом падает на колени.

Из его взгляда словно пропадает жизнь и осмысленное выражение. Он становится мутным, ничего не выражающим, расфокусированным, в нём гаснет фанатичный огонь, будто пожиравший этого человека изнутри. Интересно, чем ему так не угодила магия? Тут явно какая-то личная история. Но судя по всему, я никогда этого не узнаю.

Потому что видя лицо Оскотта сейчас, эту детскую глупую улыбку, это выражение лица, я со всей очевидностью понимаю, что именно Хьюго с ним сейчас сотворил. Чем отплатил за предательства своего короля и присяги, за попытку уничтожить быть может последние отголоски доброго волшебства на этой земле, за ненависть и злобу, за желание умертвить ту хрупкую и добрую девушку, никому не причинявшую вреда.

Оскотт засовывает большой палец в рот и принимается его сосать, причмокивая.

- Агу! Аг-г-у-у-у…. Гу-гу-гу… Агу!

Осознание того, чему все мы только что были свидетелями, проносится по рядам всех присутствующих. Наш король одним движением руки полностью стёр личностью этого человека и превратил в пускающего слюни беспомощного ребёнка. Я оглядываюсь и вижу, что ничто за сегодняшний вечер не напугало их всех больше, чем это. Я понимаю, что Хьюго был прав, когда боялся рассказывать. Он боялся, что все они будут смотреть на него, как на монстра. И они… смотрят. Да как же им не стыдно?!.. После того, как он защитил их всех… даже этих чужих ему воинов с другого Материка, защитил от бессмысленного смертоубийства, от того, чтобы они просто полегли здесь все ни за что?..

Хьюго медленно оборачивается.

И снова смотрит на меня.

А потом, так заторможенно, будто время остановило бег и растянулось в несколько раз, начинает оседать.

И моё сердце словно останавливается тоже.

«Теперь ты знаешь. Какое я чудовище на самом деле».

В его глазах столько боли, перед тем, как он их закрывает, что у меня сердце рвётся на куски.

Хьюго падает на одно колено, его пальцы разжимаются, волшебный камень падает в грязь. И жалобно светит оттуда едва различимым пурпурным огнём, всё тише и тише, почти затухая с каждой пульсацией каменного сердца.

И когда мне кажется, что хуже уже просто не может – моя сестра как всегда доказывает мне, что я не права. У неё всегда был этот талант. Самый ужасный день сделать непоправимо отвратительным.

- И-и-и-и-и! – взвизгивает она и показывает на Хьюго так, словно он – противное насекомое.

- Скверна!! На нём тоже проклятие мерзостной магии!! Он…

Не позволю.

Только не в этот раз.

Если бы она опять уничтожала меня, я бы стерпела, как терпела с самого детства. В конце концов, мне не привыкать. Но в этот раз она попыталась унизить и растоптать что-то слишком дорогое мне.

Что-то, на что она не имеет никакого права.

Меня будто толкает между лопаток и несёт вперёд чувство, которое слишком непривычно для меня, поэтому не успеваю анализировать, не успеваю затормозить. Гнев и ослепительная ярость, из-за которых на секунду перестаю видеть.

Белое лицо Сесиль прямо передо мной, так близко. Ненавистное, высокомерное, искажённое гримасой омерзения. В этот момент не понимаю, отчего всегда считала его таким красивым. Сейчас она по-настоящему уродлива. И я вдруг совершенно теряю всякий страх перед ней.

Подхожу к сестре и хватаю её запястье. Она переводит взгляд на меня и удивляется так, будто комнатная болонка с розовым бантиком на голове показала зубы и пытается отобрать у неё ужин. Я заставляю её опустить руку, и от шока сестра даже не сопротивляется. Не могу выносить того, как она показывает на моего мужчину, который прямо сейчас держится за виски от невыносимой боли, раскалывающей его голову – словно на неодушевлённый предмет, или на зверя.

Цежу сквозь зубы:

- Не смей! Хотя бы раз в жизни… не смей!

Кажется, она видит что-то такое в моих глазах, что заставляет её лишиться дара речи. Куда-то пропало всё её язвительное красноречие, и у неё не получается обрушить на меня ушаты грязи, как она привыкла, и как я ждала.

Слабая, жалкая пустышка.

Бездушная кукла, не способная на чувства, на сопереживание.

На любовь.

Я не могу допустить, чтобы такая была рядом с ним я отравляла его жизнь своим змеиным ядом. Пусть найдёт себе настоящую спутницу, которая будет его достойна. Это совершенно точно не должна быть моя сестра.

Он слишком благороден, чтобы отказаться от слова.

Я сделаю это за него.

Оборачиваюсь к толпе – а сейчас все, все, мамочка дорогая, все до одного!.. смотрят только на меня. Мой голос дрожит, как хвост у зайца под кустом. Но я решила, что сделаю для него всё, что смогу, и значит, должна.

- Я обращаюсь к присутствующим… Прошу засвидетельствовать – мадемуазель Сесиль де Тремон только что публично отказалась от своего жениха!

Всё. Я это сделала.

Чуть не падаю в обморок, как мне страшно. Даже не хочу представлять, что теперь будет. Что доложат отцу. Что он сделает со мной. Сгноит в Обители за позор, который навлекла на всю нашу семью и на старшую сестру? Наверняка. Или что со мной сделает Сесиль – задушит собственными руками, как только отойдёт от шока, наверное… пусть. Мне сейчас абсолютно всё равно.

Я отворачиваюсь от них от всех и подхожу к тому единственному человеку, который сейчас имеет для меня значение.

Падаю на колени рядом. Боже мой, как ему больно! Я чувствую это через связь, его боль хлещет в меня, от этого немеют губы и начинает мутить. Но я одна решаюсь к нему подойти сейчас. Все остальные, даже стража, даже слуги, даже личный мажордом… они боятся. В свою самую чёрную минуту он совершенно один. От этого сердце кровью обливается, и я отгоняю дурноту, которая меня саму пытается утянуть в воронку обморока. Находиться рядом с Хьюго сейчас физически почти невозможно. Это как идти в костёр. Как хвататься за ослепительное и обжигающее до костей пламя голыми руками.

Но я конечно же это делаю.

Осторожно касаюсь его лица, виска. Мертвецки-холодный… и белый как полотно.

Отголоски магии Хьюго вокруг него по-прежнему изливаются в пространство невидимым излучением. Это почти невозможно терпеть. Мне становится больно рядом с ним. Как будто кожа на моём теле обугливается заживо. Но это не моя боль, это его! Повторяю себе, чтобы не отключиться и выдержать. Я ему сейчас нужна, значит, смогу.

Почти неосознанно, как утопающий хватается за первую попавшуюся корягу, вцепляется в моё плечо. Конечно же, не может рассчитать силы в такой момент. Наверное, ещё немного, и сломает мне ключицу… терплю.

У меня конечно же нет при себе платка. Поэтому испарину на его лбу вытираю как есть, рукавом. Белым тембрилльским кружевом по краю черной ткани, сплетённым моими собственными руками. Хоть чем-то пригодится.

- Николь… мне больно…

- Всё будет хорошо! Всё обязательно пройдёт. Пойдём!

Пурпурный отблеск на краю взгляда замечаю почти случайно. И в последний момент успеваю забрать камень. Негоже такой красоте валяться в грязи. Торопливо сую в карман. Отдам ему потом. Сейчас есть дела поважнее.

Через ткань ощущаю тепло. И становится чуточку легче. Невыносимые тиски боли разжимаются, я впервые вдыхаю полной грудью. Спасибо, малыш!..

Помогаю Хьюго встать. Качнувшись, едва не упав вместе с ним. Боги, какой же тяжёлый мужчина! Даже не подозревала, что мужское тело может быть таким… жёстким и твердокаменным. Как будто пытаюсь голыми руками поднять дом.

Хьюго опирается на меня, рвано дышит мне в волосы. Да что же никто не поможет?.. Я же точно сейчас упаду…

Мне такая мысль приходит в голову на каждом шаге.

Но почему-то не падаю.

Медленно веду его – не сразу понимаю, куда. Потом только осознаю, что наобум выбрала самое правильное направление. В темноту, подальше от блеска оружия и толпы, туда, где будет тихо, где у него, может быть, перестанет болеть голова. Что происходит там, позади, больше не слежу, и мне всё равно. Мы сделали всё, что смогли. Больше от нас ничего не зависит. К тому же неизвестно откуда во мне рождается и ширится страх, что боль Хьюго, если не пройдёт скоро, может его убить. Это слишком страшно, это путает мысли и вызывает панику.

Наконец-то к нам торопливо приближается мажордом.

- Сюда, леди, сюда!

Подставляет плечо с другой стороны, становится чуточку проще.

Наконец, королевские гвардейцы тоже рискуют приблизиться – наверное, без прямых приказов своего сюзерена они не привыкли принимать самостоятельные решения, и только сейчас подают голос, предлагают помощь, пытаются оттеснить меня, чтобы сменить…

Хьюго держится мёртвой хваткой за моё плечо и никуда не отпускает. Его глаза по-прежнему закрыты и он идёт, спотыкаясь, как слепой, доверяя тому, куда я его веду.

Поэтому я лишь в очередной раз упрямо качаю головой в ответ на предложение кого-то из стражи отдохнуть и позволить заступить на моё место.

Оказывается, мажордом вёл нас прямиком к карете, запряжённой четвёркой великолепных, серых в яблоках коней. На дверцах королевский герб. Кони горячатся и бьют острыми копытами.

- Приготовился на случай разных вариантов развития событий, - слегка смущённо поясняет мужчина, отводя глаза. – Его величество мне бы запретил, если бы узнал.

- С вами был врач? – торопливо перебиваю его, пока помогаю втягивать безвольное тело Хьюго по ступенькам.

- Какой врач? Он наотрез отказывался. Леди, вы бы знали, сколько у него в детстве перебывало врачей…

Кажется, от шока кто-то болтает больше, чем нужно. Правда, мне это только на руку. Каждая мелочь, каждая крохотная деталь об этом удивительно сильном, но каком-то слишком человечном для короля мужчине ложится в копилку моих личных, самых драгоценных воспоминаний. Я хочу знать как можно больше. И тогда когда-нибудь после смогу перебирать эти воспоминания, как жемчужные чётки.

Ужасно трудно оказывается уложить Хьюго на обитую бархатом кушетку так, чтобы его массивное тело не падало на пол. То голова не умещается, то ноги перевешивают на пол. Они и так не влезают, но надо хотя бы согнуть половчее, что ли… О том, что мне как невинной девице положено смущаться от такого занятия, задумываюсь слишком поздно, и решаю не обращать внимание на эту мысль, как на муху надоедливую. Не до того сейчас. Свою репутацию я уже и так окончательно и бесповоротно разрушила, так что всё равно.

Мажордом помогает мне, вдвоём нам удаётся как-то справиться.

- Спасибо, милая девушка! Вы не представляете, что сделали для нас всех. Между нами, у нас который день только и разговоров, это как же нам не хочется такую мерзкую королеву, как эта ваша сестрица… уж простите покорно…

Мда. У кого-то стресс продолжает выходить неконтролируемой болтовнёй.

Осматриваю результаты трудов своих.

Вроде ничего.

Пора уходить. Но ноги не идут. От мысли, что вот сейчас и правда всё, кружится голова. Оседаю прямо на пол, который тут, конечно же, тоже покрыт дорогущим алым ковром, перевожу дух. Ничего, ничего, вот сейчас полегчает – и уйду…

А пока жадно впиваюсь глазами в его бескровное лицо, которое медленно расслабляется, теряя гримасу боли.

- Повезём Его величество обратно в столицу! Там врачи точно есть, – торопливо бормочет мажордом, отирая пот со лба. Вот у этого точно с собой платок, и не наверняка один! Здоровенное надушенное полотнище с монограммами. Я морщусь.

- Уберите пожалуйста… запах. У него может голова сильнее заболеть.

- Конечно-конечно! – кивает тот.

Ещё минутка. И ещё одна, последняя, которые я отбираю у судьбы, как голодный нищий, подбирающий с земли крошки хлеба.

В карету всовывается голова усатого гвардейца.

- Пришлые с Материка убираюсь восвояси! Даже принца Генриха след простыл. Кажется, того… пронесло! Барон такой напуганный был, только нагайкой по заднице коня лупанул… простите, леди!... да и драпанул, только пятки сверкали. Но это… там спрашивают, какие у Его величества будут повеления к его свите? Придворные волнуются, не знают, что им делать. Чего передать?

Мы с мажордомом переглядываемся. У него такое растерянное выражение, что мне становится жалко. Он явно растерян.

Кое-как поднимаюсь, покачнувшись с грацией беременной утки, поворачиваюсь к гвардейцу и говорю ему:

- Мне кажется, лучше никому не знать сейчас, что Его величество без сознания. Понимаете меня, милейший? Пожалуйста, скажите всем, что король бодр и полон решимости, и что он велел своей свите… велел немедленно отправляться всем обратно в столицу.

Бросаю нерешительный взгляд на мажордома и поясняю:

- Я думаю, хватит Замку ледяной розы испытывать нашествие чужаков. Да и после такого сложного дня напуганным людям лучше вернуться в привычные дома… и никто не будет спрашивать, где король и почему оставил своих людей. Просто все возвращаются обратно в столицу.

- Мудрое решение, леди! – склонил голову тот и прогоняющим жестом поторопил гвардейца. Тот смотрел на меня во все глаза с каким-то странным восхищением, а потом будто очнувшись, приложил два пальца к своему шлему:

- Будет исполнено, моя госпожа!

А потом исчез прежде, чем я успела его поправить.

Ну какая я ему госпожа?.. Эта «госпожа» в шаге от того, чтобы самым позорным образом разреветься. Потому что мажордом уже отдаёт последние указания кучеру через переборку с крошечным окошком, карета покачивается, нетерпеливые лошади вот-вот готовы рвануть в ночную тьму, разгоняя её уютным светом масляных каретных фонарей…

А я малодушно избегаю сказать хоть слова прощания. Хотя и знаю, что всё равно он меня не услышит, но, наверное, надо. И в лицо посмотреть не решаюсь. О нём хорошо позаботятся! Я уверена. Разве может быть иначе?

Говорю мажордому:

- Обещайте, что не отойдёте от него ни на шаг в пути.

Мой голос звучит предательски глухо. Мужчина замолкает и смотрит на меня как-то странно. Ничего не отвечает, будто колеблется.

Склоняюсь над Хьюго. Пару секунд наблюдаю за дыханием. Оно редкое, но глубокое. Брови хмурятся. Голова откинулась на крохотной тугой подушечке из белого атласа. Неудобно же так! Поправляю. В последний момент вспоминаю о камне в кармане платья, полюбовавшись напоследок кладу рядом с ним на бархат кушетки. Камень светится грустно, как будто тоже всё понимает.

- Прощай… - выдавливаю из себя. – То есть, прощайте, Ваше величество! Я была очень рада…

Охаю, когда на моём запястье железным обручем смыкаются пальцы.

Король по-прежнему не открывает глаз. Но хмурится сильнее. Дыхание становится рваным, его грудь ходит ходуном под белым, испачканным местами кителем.

Дёргаю руку, но такие тиски разжать невозможно. Радует, что его кожа больше не ледяная. С другой стороны, вот так, как сейчас, я рискую получить самый настоящий ожог.

- В-ваше величество! Пустите… пожалуйста!

Снова дёргаю. С тем же успехом.

Позади меня раздаётся возглас облегчения.

- Ну вот и славненько! Вы, леди, сопроводите Его величество и позаботитесь в пути. Кажется, на этот счёт желания нашего короля вполне определённы. А я, пожалуй, поеду с кучером на передке, подышу-с воздухом свежим, так сказать…

И он торопливо сбежал из кареты, заботливо прикрыв дверь.

Трус!! И этот боится его магии.

Я присела на краешек сидения, где оставалось немного места сбоку от лежащего мужчины. Вздохнула.

- Хьюго! Ну пожалуйста… мы ведь не можем! Я не могу…

Ноль реакции. Частое и жаркое биение чужого пульса прямо в тонкую кожу на моём запястье.

В панике замечаю, что кучер залихватски свистнул, карета дёрнулась, лошади пошли, за окном начали мелькать в полном хаосе деревья графского сада…

Всё.

Пути отрезаны.

Назад мне дороги нет.

Перевожу взгляд на мужчину рядом со мной. Он больше не хмурится. На бледном лице по-прежнему ни кровинки, но теперь оно хотя бы не похоже на маску умирающего.

Мы с ним остались совершенно одни. Множество часов до самой столицы. И что там – я даже пока не представляю.

Но почему-то в этот самый момент я безумно счастлива.

На моих губах против воли улыбка.

- Ну хорошо, Ваше величество, уговорили, так и быть! Но только если пообещаете мне одну вещь. Что совершенно точно не умрёте, пока не доедем! То есть… и когда доедем, тоже не умрёте! Вообще не… ну вы поняли, - окончательно путаюсь в мысли.

Хватка горячих пальцев на моей руке чуть ослабевает, но так и не разжимается. А я настолько устала, что больше нет никаких сил.

Сползаю на покрытый ковриком пол, усаживаюсь там поудобнее, подогнув под себя ноги. Правую руку, согнутую в локте, устраиваю на краешке кушетки – не касаться короля не получается, слишком мало места, но сил не осталось даже смущаться этому странному факту. Как и тому, что он продолжает держать мою руку с настойчивостью ребёнка, вцепившегося в плюшевого мишку. Ну, в принципе, если я ему сейчас нужна в такой роли, придётся терпеть. Чего не сделаешь… чтобы больной выздоравливал скорее…

Я абсолютно искренне намеревалась бдеть до самого утра.

Но это был слишком невыносимый, ужасно тяжёлый день.

Моя голова сама собой упала на правый локоть, и я провалилась в глубокий и до странности безмятежный сон.