Замок цветов

Глава 9

Флер ехала на цветочную плантацию. Более трех недель она помогала свекрови готовить званый прием, который должен был состояться сегодня вечером, а теперь, когда утро выдалось свободным, решила, как следует проветриться. Ей нравилось общаться со сборщиками цветов. Прованские крестьяне тепло относились к ней, осознавая тот искренний интерес, который проявляла молодая хозяйка к ним. Флер же, в свою очередь, чувствовала себя как дома, расспрашивая их о семьях, житье-бытье, заботах и проблемах, — словно по поручению отца, навещала прихожан. Они очень много работали. Трудились от восхода до заката почти круглый год, поскольку сезон сборки цветов длился непрерывно. Сначала созревал урожай на плантациях, расположенных на склонах холмов, затем в предгорьях, долинах и так далее.

Полдень еще не наступил, но было уже очень жарко. Флер шагала по тропинке между делянками. Под горячим, синим небом расстилался пейзаж, похожий на роскошный ковер изумительной красоты. Однако в душе ее было пасмурно и тоскливо.

Она замужем почти месяц, а за последние три недели видела Алена только мельком — в основном со спины, наблюдая из окна спальни, как муж садится в машину, чтобы ехать на фабрику, да иногда мельком совсем поздно вечером… После ужасной ссоры братьев, Ален избегал семейные застолья, объясняя это тем, что у них с Селестин много работы, и они не поспевают домой к ужину.

Замысел графини застыл на мертвой точке. Фактически контакты между Флер и Аленом почти прекратились, став формальными. Более того, за последнее время она все больше приходила к горькому убеждению, ничего уже поправить нельзя — Селестин и Ален явно выказывали, увеличивающееся, взаимное влечение. Похоже, он теперь жалел, что, поддавшись порыву отчаяния, женился…

Только приветственные возгласы вывели, наконец, Флер из задумчивости. Посторонние люди к ней куда внимательнее и любезнее, чем человек, с которым она связывала мечты о счастье.

Флер провела целый час, беседуя со сборщиками; их ловкие пальцы ни на минуту не замирали, собирая ароматные лепестки, а тем временем солнце поднималось выше, стало еще жарче, и у нее вдруг заболела голова. Сборщики постепенно уходили с поля — днем у них был перерыв, а вечером, когда не так палило, они опять возвращались. Флер пошла следом за ними в деревню — голова у нее болела нестерпимо.

Матушка Руж пригласила ее за стол — хоть немного перекусить.

От еды Флер отказалась — желудок наотрез отказался принимать черный хлеб, сухой сыр и лук, который ей предложили, но охотно взяла чашку черного кофе. Матушка Руж, глядя на нее, с упреком заметила, что Флер необходимо было надеть шляпу.

— Наше солнце гораздо горячее вашего, английского! Мадам, вы… такая бледная. Жан-Поль! — крикнула она щекастому мальчонке-внуку, который как раз пробегал мимо. — Сбегай-ка к соседке и спроси, не может ли она одолжить нам свою новую шляпу, да поживее!

— Ой, не надо, не стоит беспокоиться… — запротестовала Флер, раздумывая: неужели она и впрямь так плохо выглядит?

А тут еще молоденькая девушка, чьи лучистые глаза ни на минуту не оставляли Флер, робко заметила:

— Она права, мадам. У вас, северянок, такая нежная кожа. Надо ее беречь.

Флер смутилась, но еще больше от слов довольно пожилого мужчины, произнесшего витиеватый комплимент:

— У вас удивительное имя, мадам. Если мне будет позволено так сказать, вы — самый чудесный цветок из всех, что растут вокруг. Я прозвал вас английской розой, но потом передумал. Английские розы красивы, однако им не сравниться с розами Болгарии. Не случайно из них получают знаменитое парфюмерное масло. Розы, которые растут в этой гористой балканской стране, — самые прекрасные в мире, никакие другие не могут сравниться с ними, так же как, по моему мнению, никто не может сравниться с вами, мадам… Теперь, когда господин граф закончил свои опыты, у нас есть два повода к празднику — появление в семействе де Тревиль прелестнейшего, редкого по красоте цветка и тончайшего аромата духов, созданных фирмой «Мэзон Тревиль»! Это двойная удача! За нее не грех и выпить.

Значит, Ален завершил свою работу! Флер не сомневалась в истинности слов старика крестьянина — в деревне секрет держится ровно столько времени, сколько требуется одному человеку, чтобы рассказать новость другому. Но у Флер не хватило духу признаться, что новые духи предназначены не ей, а совсем другой женщине. Да и кому нужно знать, такие сугубо личные, подробности. Пусть вдоволь повеселятся всей деревней сегодня на празднике — старая графиня и ту часть мероприятия тщательно продумала, заранее заготовив для рабочих-сборщиков и их семей отличное угощение.

Вдруг улыбающиеся лица вокруг Флер словно подернулись дымкой. Густой запах сыра и лука подступил к горлу. Голова пошла кругом, а в глазах потемнело до черноты…

Придя в себя, Флер обнаружила, что лежит на кушетке в домике одного из крестьян. Кругом было темно и тихо. Флер не сразу поняла, где она, попыталась сесть, но над ней склонилась матушка Руж.

— Полежи еще, дитя, — сказала та, меняя ей прохладное полотенце на лбу.

— Вы были правы… Это у меня, наверное, от солнца…

— Так и есть, — горестно вздохнула старая крестьянка. — Господин граф ужасно расстроится, когда узнает, что мы не уберегли его молодую жену от солнечного удара!

— Я сама виновата — буду знать, как ходить без шляпы! Сейчас немного отдохну и пойду домой.

— Господи! — всплеснула руками матушка Руж. — Нет уж, пешком не отпущу! Один из наших людей отвезет вас в замок.

Никакие протесты Флер не подействовали. Вскоре она была доставлена к главному входу в грузовом фургоне, который ревел так, что поднял на ноги всех.

Сначала появились слуги, потом на верхней площадке лестницы показалась старая графиня. Одного взгляда на белое лицо Флер той было достаточно, чтобы без проволочек отдать распоряжения. Флер и опомниться не успела, как оказалась в постели своей, слава Богу, прохладной спальни, где были опущены шторы, защищавшие комнату от солнца. Графиня не сказала и слова упрека, но, взглянув в осунувшееся лицо невестки, нахмурилась:

— Отдохните, детка, за доктором уже послали, скоро он будет.

Флер ответила глубоким вздохом, а свекровь на цыпочках вышла, тихонько прикрыв за собой дверь. Проводив ее глазами, она подумала, что графиня, потратившая столько усилий на подготовку сегодняшнего вечернего приема, очень расстроится, если скверное самочувствие не позволит Флер быть среди гостей… Однако мысли ее стали путаться, и она погрузилась в глубокий сон, вернее, какое-то долгое, тяжкое забытье…

Кровать слегка скрипнула, когда она, наконец, шевельнулась.

— Ты проснулась? Вот и хорошо, — раздался голос из полумрака комнаты. Это был Ален. На фоне плотно закрытых штор его едва можно было различить. — Как ты себя чувствуешь?

— Вроде ничего, — ответила она не очень уверенно.

Сердце ее учащенно забилось, когда Ален подошел и присел на краешек постели.

— Вот и слава Богу. Наверное, лекарство более-менее привело тебя в норму.

— А разве доктор приходил?

Ален кивнул:

— Я сам привез его, когда maman позвонила и сказала, что ты заболела… Симптомы теплового удара были очевидны. В полудреме ты выпила лекарство, а потом хорошо отоспалась. Он распорядился, чтобы ты несколько дней не показывалась на солнце, особенно днем. Можешь встать, когда захочешь, но нагрузки тебе противопоказаны.

Ален вдруг улыбнулся, и у Флер от этой доброй улыбки перехватило дыхание.

— Даже наши сборщики и то не подставляют головы полуденному солнцу, а ты, глупышка, наверное, и не подумала об этом? Обещай впредь быть осторожнее, ладно?

Эта «глупышка» и эта неподдельная забота тронули ее.

— Извини, я принесла всем столько забот.

— Чепуха. Главное, что ты пришла в себя. Остальное не имеет значения…

Наступило весьма многозначительное молчание, Ален не пытался его нарушить. Флер нервно теребила краешек шелкового покрывала, и их пальцы случайно соприкоснулись. Она попыталась отдернуть руку, Ален задержал ее в своих ладонях. Осторожно, но твердо. Потом нежно погладил ей каждый пальчик. Внутри ее сладко заныло. Он впервые дотронулся до нее с их первой брачной ночи, начавшейся с гнева и презрения, переросших в мрачную страсть. Почему-то Флер почувствовала, как он одинок. Это ощущение одиночества и потерянности потрясло ее. Рука ее непроизвольно дрогнула. Ален растолковал сей порыв на свой лад.

— Не торопись, — спокойно сказал он. — Мы давно не разговаривали, так почему бы нам не воспользоваться этим сейчас?

Она горько поморщилась, вспомнив, как они поговорили в прошлый раз, но, когда Ален, протянув руку, погладил ее по щеке, Флер обомлела.

— Твоя кожа как бархат, — прошептал он, — как бархатистый лепесток розы… на утренней заре.

Он касался ее так трепетно, так чувственно, что Флер затаила дыхание. Ее израненное, измученное сердце впервые за целый месяц не судорожно билось, а плавилось, истекая в неге.

— Ален, когда ты хочешь, ты можешь быть таким… ласковым и чутким, — сдавленным от волнения голосом, прошептала она.

— Не дразни меня, Флер, — предупредил он. — Я мужчина, а не мальчик, которого можно поманить, а потом отослать в детскую.

Его реплика означала одно — он не верит в ее искренность, сомневается в серьезности ее чувств. Еще секунду назад возникшее между ними эмоциональное равновесие, оказалось таким хрупким, что одно неверное слово — и Ален опять замкнется в своей скорлупе.

— Что бы между нами ни случилось, Ален, я никогда не пожалею, что ты пробудил во мне женщину… Женщину, которой без тебя нет жизни…

Он обхватил ладонями ее лицо, притянул к своему и горячо выдохнул прямо ей в губы:

— Флер, радость моя, повтори, что ты сказала. Повтори еще раз.

Она тихонько рассмеялась и подалась к нему. Дыхание их смещалось, губы соединились, сердца застучали в унисон.

Раздался стук в дверь, и послышался голос графини:

— Ну, детка, как вы себя чувствуете?

Ален поднялся с кровати, как только мать вошла в комнату, и теперь стоял поодаль, в нескольких шагах, сохраняя невозмутимое выражение лица. Графиня сразу угадала ситуацию и, желая воспользоваться ею, со значением кивнула Флер и хитро спросила:

— Можно Луи войти? Бедный мальчик весь испереживался из-за твоего недомогания. Он не успокоится, пока не убедится, что с тобой все в порядке!

Увидев, как потемнело лицо Алена при упоминании имени брата, Флер пришла в отчаяние. Благие намерения графини порвали тонкую нить, соединившую ее и Алена. Она готова была взвыть.

— Ну что ж, конечно, скажите ему, что он может войти, — вежливо сказала Флер и закрыла глаза, чтобы не видеть прямую спину Алена, молча выходящего из комнаты.

Часа через два Флер, внешне спокойная, начала готовиться к праздничному вечеру. Огромный шкаф, который когда-то подчеркивал скудость ее гардероба, больше не был пуст — несколько дней назад прибыла коллекция одежды из Парижа, и у Флер теперь был выбор на любой случай. Но, как и драгоценности, эти дорогие платья ничуть не радовали ее. Размер, покрой, цвет — все подходило ей как нельзя лучше — человек, который подбирал заказ, должно быть, получил подробнейшие инструкции, но, если бы не парадный ужин, Флер надела бы что-нибудь свое, более простое и скромное, сшитое еще дома матерью.

Она стояла в нерешительности, пытаясь сообразить, что надеть, и, наконец, остановилась на платье из шелковой тафты, по цвету напоминавшей чуть распускающийся розовый бутон. Она уже приняла ванну и теперь подошла к туалетному столику, чтобы уложить на затылке свои густые волосы — такая прическа придавала ее природной грациозности царственное величие. Один взмах кисточкой с тушью для ресниц, один мазок неяркой помады — и Флер была готова одеваться.

Платье зашелестело, когда Флер сняла его с вешалки, зашелестело, когда надевала его и застегивала. Она шла по комнате, и шорох сопровождал каждое ее движение. Однажды, еще в Англии, Ален как-то сказал, что ему хочется, чтобы она носила платья из тафты, — не имея возможности видеть ее, он мог хотя бы постоянно слышать, где она находится. Вот почему большинство длинных вечерних платьев оказалось сшито именно из этого роскошного материала, а к каждому короткому платью прилагалась нижняя юбка тоже из тафты.

Флер отошла на шаг от зеркала: хотелось, как бы со стороны, оценить общий вид своего одеяния. Лиф платья был как розовая раковина, из которой поднимались ее атласно-гладкие белоснежные плечи; юбка ниспадала до пола, изящно облегая контуры тела и немного не доставая до серебристых ремешков босоножек. Флер прикусила губу. Ее невеселое настроение выдавала печальная складка в уголках рта и темные круги под глазами. Все это могло вызвать ненужные толки среди гостей, ожидающих увидеть счастливую молодую жену… Она решила попудриться, чтобы скрыть столь откровенные следы своего грустного настроения. Тут раздался стук в дверь, и Флер едва успела убрать с дороги пару туфель, которые оставила посреди комнаты, — иначе ничего не подозревающий Ален непременно споткнулся бы. Но тот остановился на пороге. Она поняла: он прислушивается, пытаясь определить, откуда раздался шорох ее платья.

— Флер, — позвал он.

— Я здесь, — отозвалась она.

Чуть помедлив, Ален шагнул ей навстречу.

— Я хочу, чтобы сегодня ты надушилась моими новыми духами… Как раз над этой композицией я работал все последнее время. Надеюсь, они тебе понравятся.

Удивленная, Флер взяла протянутый ей флакончик. Неужели это как раз те, которые предназначались Селестин; почему же Ален предлагает их ей?.. Его следующие слова, произнесенные холодным тоном, стали ответом на ее невысказанный вопрос.

— Большинство приглашенных нынче гостей — не только друзья семьи, но и наши конкуренты. Они все уже наслышаны о новых духах фирмы «Мэзон Тревиль», и я решил, что сегодня подходящий случай, чтобы продемонстрировать свое последнее достижение в парфюмерии.

— Понимаю, — ответила Флер, передернувшись.

Граф де Тревиль имел репутацию, которую поддерживать было делом его чести. Этого достаточно, чтобы принять такое решение, какое принял он; потом же, после «демонстрации своих достижений», духи будут вручены их законной владелице.

Она невольно отшатнулась, когда Ален подошел ближе.

— Я сам надушу тебя, — будничным голосом сказал Ален, будто имел дело с бездушным манекеном. Следовало бы, конечно, отказаться, но он уже взял флакончик из ее дрожащих рук. — Во-первых, — Ален провел кончиком пробки по запястьям Флер, — духи наносятся именно на запястья. Потом на сгиб локтя. — Его пальцы обожгли ей кожу. — А потом в ямку на шее. — Под его равнодушными прикосновениями пульс Флер забился как бешеный, ей пришлось приложить немало усилий, чтобы сдержать дрожь, пронизывавшую все тело. — Еще мазок предназначен для верхней губы. Вот и все.

Он отпустил Флер и отступил на шаг.

Облако чудесного аромата, равного которому она не встречала, окутало ее.

— Тебе нравится? — спросил Ален таким тоном, будто ему совсем неинтересно, что, на самом деле, ему ответят.

— О да. Он напоминает мне о том, как пахнет в саду после ливня. Райское наслаждение — вдыхать столь сказочный запах, полный удивительной свежести и чистоты.

— Никогда не наноси духи на кожу за ушами или на тыльную часть шеи, — не слушая Флер, заговорил Ален. — Тогда запах будет тянуться позади тебя. Правильно нанесенные духи способны творить чудеса. Нет другого столь же деликатного и невинного способа женского самовыражения. Это не просто косметика, а определенный код, по которому мужчина безошибочно ориентируется в выборе пары.

Если верить его словам, духи — вещь индивидуальная; как же тогда он может дарить ей те, которые создавал для другой — и физически и духовно во всем противоположной Флер? Она вдруг почувствовала, что больше не может терпеть столь двусмысленную ситуацию. Будь такая возможность, Флер смыла бы и эти чужие духи ко всем чертям. Она ощутила отвращение, словно обстоятельства заставили ее надеть одежду другой женщины, и, когда заговорила, не смогла скрыть этого.

— Из твоих рассуждений выходит, что духи — это приворотное зелье, приманка для ничего не подозревающего самца! Что существует связь между запахом и индивидуальностью женщины, но, коли это так, тебе, Ален, стоило бы получше учитывать психологию… Я не желаю пользоваться духами, предназначенными для возбуждения мужских инстинктов, и была бы признательна, если бы ты вручил этот изящный флакончик особе, для которой духи были изначально предназначены. Я никогда не стану пользоваться ими!

Черные брови Алена сошлись в прямую линию. Все его высокомерие сразу проявилось в гордо вздернутом подбородке и раздувающихся ноздрях.

— Как хочешь! Пожалуйста, будь готова — через пять минут нам встречать гостей.

Он вышел. Флер застыла в нерешительности, затем вновь вспыхнувшая волна гнева помогла ей принять решение. Она схватила флакон, который Ален оставил на тумбочке, — и выбежала в коридор. Комната Селестин находилась на том же этаже, и Флер, подойдя к двери, не стала стучать и, дабы не поддаться трусости, просто вошла. Флер решила немедленно вручить духи их настоящей владелице. Пусть это станет для нее знаком, что Ален, конечно, ради гостей будет разыгрывать сегодня роль молодого любящего супруга Флер, тогда как, на самом деле, его сердце принадлежит не ей.

В комнате никого не было. Селестин, видимо, только что ушла. Ее вещи были разбросаны, везде царил страшный беспорядок. Флер, морщась от отвращения, перешагнула через брошенную на пол одежду и подошла к туалетному столику, где валялись грязные салфетки, пуховки и еще кое-какие мелочи, свидетельствующие о неопрятности хозяйки. Флер расчистила место перед зеркалом и поставила флакон так, чтобы его можно было сразу заметить…

О прибытии первых гостей объявили, как только Флер заняла свое место рядом с Аленом; весь следующий час она старательно пыталась запомнить имена и лица гостей, которых ей представляли. Элегантно одетые женщины в сопровождении солидных мужчин — все жаждали с ней лично познакомиться; их любопытство сменялось искренней симпатией, когда Флер приветствовала их в своей дружелюбной, немного застенчивой манере. Гости не скупились на комплименты молодоженам, и мрачное лицо Алена немного прояснилось. К тому времени как все оказались за огромным столом, Флер почувствовала, что Ален оттаивает. Она, конечно, понимала — с его стороны это не более чем игра, но ей все равно было приятно ощущать доброе к себе отношение, и веселые искорки снова заблестели в ее глазах.

Селестин за столом оказалась слишком далеко от Алена и не могла даже репликой принять участие в беседе, которую тот вел. Зато после обеда, когда гости разбрелись по залам или сидели в креслах и курили, Селестин направилась прямо к нему. Небольшой кружок мужчин как раз обсуждал достоинства новых духов фирмы «Мэзон Тревиль».

Флер решила, что это очень забавно — оказаться в центре внимания обладателей уникальных носов, и чуть не рассмеялась вслух, когда мсье Деверо, тоже владелец парфюмерной фабрики, взял ее руку и начал шумно втягивать носом воздух, обнюхивая кожу у запястья.

— О! — Он секунду подумал. — Свежая, ароматная нота! — И Деверо обратился к Алену: — В наличии бергамот, апельсин, вербена, лимон и дикий мандарин!

— И?.. — спросил Ален, улыбаясь.

Этот загадочный вопрос привел мсье Деверо в полное замешательство. А мсье де Эссаль, еще один член их компании, пояснил Флер:

— Наш Деверо — один из лучших экспертов, дорогая графиня. На этот раз, судя по всему, ему придется признать поражение в определении ингредиентов, которые использовал ваш муж. Дегустатор запахов должен уметь определять тончайшие оттенки ароматов, различать натуральные вещества и синтетические, однако Ален добился такого равновесия, что все мы, эксперты, тоже озадачены…

Флер было очень приятно услышать такую похвалу, поскольку соперники признавали — Ален не только не утратил своего мастерства, но даже превзошел их ожидания. Она собиралась поблагодарить мсье де Эссаля, однако тут раздался голос Селестин:

— Ален, а ты уже решил, как назовешь свои новые духи?

Вопрос прозвучал, как вызов.

— Да, решил, — спокойно ответил он. — Я назову их «Fleur d'Amour».

Среди всеобщего восторга только Флер заметила гримасу ярости, которая исказила лицо Селестин.

— О! — воскликнул мсье де Эссаль. — Цветок любви! Очень удачное название, друг мой. Вам удалось почти невозможное — передать в запахе духов свежесть и красоту вашей жены. Конечно, столь точный «портрет» не может не носить ее имя.

Сердце Флер замерло. Она услышала, как мсье Деверо добавил:

— И в самом деле, Ален, никто не сомневается, что именно молодая графиня вдохновила тебя. Браво, мастер! Браво «Цветку любви»! Браво женщине — музе мастера!

У Флер появился вопрос, который она не могла не задать.

— Спасибо вам, господа, но не могут ли эти духи подходить какой-нибудь молодой даме — вот Селестин, например?

— Конечно, если женщина своей внешностью и темпераментом похожа на вас, ей подойдут такие духи, но Селестин?.. Ни за что! Ее тип красоты требует восточных ароматов — яркую ноту жасмина и пачулей, олицетворяющих изощренную страстность. А «Цветок любви» Алена — сама нежность.

Флер увидела на его лице мрачное торжество. Как же, наверное, она обидела Алена, отказавшись от подарка, созданного в ее честь! Глупость, что не поблагодарила его, еще большая — что своими руками отнесла флакончик в комнату Селестин. Спасение теперь только в том, если духи так и стоят на туалетном столике, никем не обнаруженные! В этот момент Флер нашла глазами Селестин, которая покидала компанию мужчин, слишком занятых профессиональной беседой о делах, чтобы уделить ей должное внимание.

Собираясь незаметно улизнуть, Флер миновала группу дам, собравшихся рядом со свекровью. Ей не хотелось, чтобы та заговорила с ней или втянула в общую беседу. У нее была цель, поэтому она спешила. Но у лестницы, ведущей на второй этаж, чья-то рука придержала ее за локоть.

— Куда ты бежишь в такой спешке? — спросил Луи, любуясь румянцем, залившим ей щеки.

— Я… забыла у себя в комнате… платок…

— Сейчас отправим служанку, — ответил Луи, не собираясь ее отпускать.

— Оставь, пожалуйста, — произнесла Флер, досадуя на задержку. — Ты же знаешь, я не могу приучить себя к вашей привычке все поручать слугам. Мне и в голову не придет просить другого человека выполнить то, что я с успехом могу сделать сама.

Луи вдруг прищурился.

— Ты сегодня выглядишь не совсем обычно, — с удивлением сказал он, заглядывая ей в лицо. — Я еще за обедом это заметил, но никак не мог объяснить. Сначала подумал, что это платье, которое так тебе идет, преобразило тебя. Потом я увидел, как смутили тебя рассуждения насчет духов, названных Аленом твоим именем. Тебя словно бросает из крайности в крайность. Что такое, Флер? Я же вижу — ты вдруг то оживлена, то полна мрачных предчувствий. То витаешь в облаках, то стремительно спускаешься с небес на землю…

Флер стало грустно при мысли о том, что перепады ее настроения стали достоянием любопытных глаз. Она даже со страхом подумала: а вдруг гости тоже это заметили?.. Впрочем, другие вряд ли отличаются такой проницательностью, как у Луи. Разве что Ален обладает тем же свойством, но он, в отличие от своего кузена, не может видеть чисто внешних проявлений ее настроений! Флер попыталась напустить на себя безразличный вид. Ей даже удалось рассмеяться.

— У тебя богатое воображение, Луи, а вино распаляет его еще больше.

Сходство между кузенами никогда так сильно не проявлялось, как в минуты, когда бывала задета их гордость; Луи вздернул подбородок, и она поняла, что обидела его.

— Ты хочешь сказать — я пьян? — холодно, как Ален, спросил он.

Флер совсем расстроилась. Она вовсе не хотела обижать Луи, но и не собиралась позволять ему лезть к ней в душу. К тому же с каждой минутой ее шансы незаметно забрать флакон все уменьшались.

— Нет, еще не пьян, но скоро будешь, — добродушно сказала она, — и maman опять расстроится. Лучше пойди и помоги ей развлечь дам. У тебя это замечательно получается, когда ты в форме. Уверена, они будут очень довольны.

Не дожидаясь его ответа, Флер заспешила вверх на лестнице…

Горничная уже прибрала в спальне Селестин, но духи стояли там, где их оставила Флер. Она на цыпочках подошла к туалетному столику, собираясь взять флакончик.

— Ты не хочешь объяснить, что делаешь в моей комнате?..

Селестин стояла на пороге, иронично усмехаясь.

— Извини, я по ошибке оставила здесь кое-что свое и теперь хочу забрать.

— Твое? — Селестин подошла к столику; ее глаза потемнели, когда она заметила флакон. — Откуда это взялось здесь? — требовательно спросила она.

— Я принесла духи перед обедом, — призналась Флер, поняв, что больше не может отвечать уклончиво. — Ты сама мне говорила, будто Ален создавал их для тебя, поэтому, когда ради собственного престижа перед гостями он попросил меня подушиться именно ими, я вежливо согласилась, но сам флакон вернула по назначению, то есть тебе… Теперь же я знаю, как ужасно ошиблась…

Селестин от злости аж позеленела:

— Ну и дьявольскую шутку он выкинул!

Флер отшатнулась.

— Ты хочешь сказать — он нарочно сделал это, чтобы задеть тебя? — прерывающимся голосом, спросила она.

— А зачем же еще? Я должна была догадаться, что он что-то затевает, когда вместо меня взял себе новую ассистентку. Но я и представить не могла, как он обведет меня вокруг пальца! Сколько времени я провела, слоняясь по лаборатории и ничего не делая… Я хотела быть под рукой, если ему вдруг потребуется моя помощь, и что же получила в награду? Пощечину от жестокого графа, который не успокоится, пока не преподаст мне хороший урок!

— Ты хочешь сказать, — Флер пыталась ухватиться за соломинку, — все время, пока вы были в лаборатории, ты почти его не видела?

Селестин презрительно фыркнула.

— Да, детка, и это тоже было частью моего наказания — он хотел отомстить мне за мои воображаемые грехи! Но не надо тешить себя ложной надеждой, дорогая, будто между нами все кончено. Посмотри в лицо правде! Как ты думаешь, почему мужчина, который якобы равнодушен к женщине, сводит с ней счеты? Загадки здесь нет — наши с ним чувства, можно назвать единством противоположностей: любовь — ненависть, которые гораздо сильнее того сахарного сиропа, который вы, англичане, трепетно называете лю-бо-вью… Если я позову, он тут же придет, как бы жена ни взывала к его чувству долга! Мать может напоминать ему хоть каждый день о его обязательствах по отношению к супруге, но Ален связан со мной гораздо более крепкими узами, чем законный брак. Он сам знает это, знает графиня, а теперь вот и ты.

Как Флер могла спорить? По своему опыту она знала, что Ален тем сильнее обижает человека, чем ближе тот ему. И потом, с самого начала подозревала — между ним и Селестин было нечто скрытое, которое оба не демонстрировали явно, но все-таки существовавшее.

Она гордо выпрямилась и, молча, направилась к двери.

— А как же духи? Разве ты не за ними пришла?

Флер собрала все силы, чтобы ответ прозвучал спокойно.

— Распорядись ими по своему усмотрению, пожалуйста. Я все равно никогда не стану ими пользоваться…

Доносившиеся с улицы голоса и шум автомобильных моторов свидетельствовали — торжество закончено. Селестин повертела в руках флакончик, и таинственная улыбка заиграла у нее на губах. План созрел, она знала, как поступить…

Флер тоже услышала, как гости расходятся, но не смогла заставить себя к ним спуститься. Зная, что семья придумает какую-нибудь причину, извиняющую ее отсутствие, она с облегчением плотно закрыла дверь своей спальни. Здесь не надо было притворяться, будто между ней и Аленом все в порядке. Целый вечер изображая любимую и любящую жену, Флер была в напряжении, теперь же силы оставили ее.

Она в изнеможении рухнула на кровать. Однако спасительный сон не шел, мысли путались. Слова Селестин насчет отношений с Алленом, казались ей правдой и полуправдой одновременно. Еще до свадьбы тот ясно дал понять Флер, что не предлагает ей любви и не ждет ответной, но твердо обещал сделать их семейную жизнь, по возможности, благополучной и фактически старался все для этого сделать. Неужели же власть красавицы Селестин до сих пор столь сильна над ним? Ответить на этот вопрос он мог только сам. А в его честности Флер никогда не сомневалась.

Кажется, прошло еще достаточно долгое время, прежде чем она услышала шаги Алена, направлявшегося по коридору мимо ее спальни к себе. Можно было встретиться с ним прямо сейчас, но вопросы, на которые Флер хотела получить ответ, лучше было задавать утром, когда успокоятся нервы. Однако она уловила еще чьи-то легкие шаги в коридоре, заставившие Флер насторожиться. Она встала, набросила пеньюар и вышла в ванную комнату, соединявшую их с Аленом спальни.

На кафельном полу лежала полоса света из приоткрытой двери, притягивавшей Флер, словно магнит. Картина, которую она увидела, заставила ее окаменеть… Селестин, облаченная в соблазнительную ночную сорочку, молча, стояла перед Аленом, обвив руками его шею. На миг тот, кажется, удивился, словно не ожидал проявления такой нежности, но в следующее мгновение на его лице появилось выражение такого неземного счастья, что Флер сразу поняла — этот мужчина влюблен. Когда он положил руки на талию Селестин, Флер не стала больше медлить. Но прежде чем успела закрыть за собой дверь, она услышала страстный шепот Алена:

— О любовь моя, как же я мечтал тебя обнять!..