Актеры убежали со сцены, слегка приволакивая ноги, – так они делали всякий раз, когда заканчивалась работа над их сценой и требовалось быстро освободить пространство для других. Можно подумать, их специально обучают этому в театральных школах. Но, оказавшись за кулисами, все резко тормозили. Со сцены доносились голоса Оберона и Пэка. Последней появилась Фиалка. Замерев в позе загнанного животного, она с тревогой осмотрелась и капризным голоском вскрикнула:
– Софи! Софи?
Та уже спешила к ней:
– Фиалка! Я все слышала. Как ты себя чувствуешь?
Фиалка бросилась в объятия Софи с видом кинодивы времен немого кинематографа.
– После репетиции мне надо идти на допрос, – хныкала она, – и писать заявление. Мне страшно. Не могу сосредоточиться, а у нас еще не получилась сцена, и все просто набросились на меня…
Сидевшая за столом Луиза вежливо, но твердо шикнула на Фиалку. Софи встретилась с помощницей худрука взглядом.
– Извини, Луиза, – прошептала она. – Пойдем, Фиалка, а то мы путаемся под ногами. Давай встанем у другого выхода, у нас есть время поболтать.
Она увела Фиалку. Стив свирепо посмотрел им вслед:
– Как будто не понимает, что театр – не место для истерик.
Луиза щелкнула переключателем на пульте, взглянула на расписание и тихо проговорила в микрофон:
– Деметрий к правому выходу, Деметрий к правому выходу, пожалуйста.
«Сон в летнюю ночь» двигался вперед без особых сбоев, как хорошо отлаженный механизм. У меня появилось ощущение, будто я – в рубке боевого корабля; реальные события – где-то далеко, прибегают и убегают с сообщениями возбужденные люди, но здесь, в центре мироздания, царит спокойствие – стол в озерце желтого света и невозмутимый штурман Луиза. Казалось, уйди отсюда – и сразу очутишься на периферии событий.
У пожарного ведра стоял Пол, быстро и нервно стряхивая в песок пепел.
– Что думаешь об этом спектакле? – саркастически, но очень тихо спросил он. – Она ведь твоя подруга, да?
– Ты о Фиалке?
– Такой бардак. – Он пропустил мои слова мимо ушей; ему просто хотелось спустить пар, а я первой подвернулась под руку. – Фиалка, конечно, полный вперед. Хэзел ни в чем не виновата. Хейзи никогда не ошибается. Репетируя с ней, бесишься и пугаешься ее безупречности, но понимаешь, что это – от Бога. – Пол прикурил от бычка следующую сигарету и снова заговорил: – На самом деле Шекспир – это не мое. Я, конечно, учился в театральной школе и все такое, отбарабанил свой срок, но в «Сне» согласился играть только потому, что агент настоял. Он считает, что поработать с ММ полезно для карьеры. Она ведь довольно известный режиссер, да? В общем, – заключил он, затягиваясь сигаретой с такой страстью, словно это была трубка от баллона с кислородом, – мне, честно говоря, весь этот бардак не по душе. Да и о стишата эти язык сломаешь. По-моему, я скорее актер натуралистического типа, понимаешь?
– Я как раз думала о том, что ты классно смотрелся бы по ящику, – честно ответила я. Пол просиял:
– Правда? У меня как раз что-то такое намечается. Типа драматический сериал. Молодой герой и все такое. Не видела вечером рекламный ролик шоколада? Я там изображаю парня, которого кинула подружка, отвалившая жрать шоколад. Глупо, конечно, но все-таки деньги.
– Наверно, проглядела.
– Ничего страшного, еще покажут, – беспечно сказал он. – По правде сказать, мне больше понравилось в ролике сниматься. Хотя, наверно, это кощунство. Но я лучше себя чувствую перед камерой. Так уж я устроен. Но мне нравится и вот так повозиться, как в последней сцене, – добавил он. – Когда я ловлю Хэйз и все такое. Весело. Только Фиалка иногда раздражает своими номерами.
– Ты думаешь, она была виновата?
– Естественно. Слишком быстро пошла навстречу Хэзел. У той не было времени отпрыгнуть. Я понимаю, что Фиалкин дружок копыта откинул, но вряд ли это большая утрата! Не самый кайфовый был тип, не говоря уже о том, что сейчас все всплыло. Они ведь подозревают, что он прикончил девчонку, которую здесь нашли, да? Я пожала плечами:
– Одна из гипотез.
– Вот-вот. Он пришил ее, а потом сам загнулся. Очень красиво. Думаю, Фиалке он был до фонаря. Она возилась с ним только для того, чтобы отхватить роль в «Кукольном доме». Она должна быть в бешенстве из-за того, что Хейзи получила роль Кристины. Фиалка вечно со всеми конкурирует. Не мешает сбить с нее спесь.
– А ты, похоже, неравнодушен к Хэзел, – заметила я.
– По-моему, она классная, – ответил Пол беспечно, словно давая понять, что испытывает к Хэзел чисто дружеский интерес. – Очень хорошая актриса, но не тычет этим тебе в нос, понимаешь? А большинство делает это постоянно. Поверь мне. Не думаю, что она хорошо смотрелась бы на телеэкране. Не очень фотогенична. Нет, она – не мой тип, – добавил он, чтобы сохранить хоть какую-то гордость.
– Правда? – протянула я.
Описывать «свой тип» Пол не стал, но вместо этого снова набросился на Фиалку: она, мол, выпендривается, считает, что лучше всех остальных, а на деле – не такая уж хорошая актриса, слишком манерничает. Последнее замечание было универсальным актерским оскорблением, которое употреблялось, когда не оставалось других доводов.
– Ты хотел бы, чтобы Гермию играла Табита? – поинтересовалась я, чтобы посмотреть, какую реакцию вызовет мой вопрос.
Пол отвернулся.
– Да, наверно, – ответил он уже не так беспечно. – Табита совсем неплохо играет. Было весело, когда она читала за Фиалку. Но ты же знаешь, как все устроено. Мы не можем от нее отделаться. От Фиалки, я хочу сказать. Ой… – Он прислушался к бубнежу со сцены. – Извини.
Загасив сигарету, Пол пулей вылетел на сцену и заорал:
– Где ж ты, гордец Деметрий? Отвечай! Я не удивилась тому, что он говорил со мной столь откровенно. Сдержанная, спокойная Хэзел действительно была исключением из правила. Считается, что все актеры должны непрерывно сплетничать и водиться с кем ни попадя. Видимо, именно поэтому мне нравилось общаться с ними: я никогда не умела ладить с людьми, страдающими эмоциональным запором.
Бесцеремонно брошенная у пожарного ведра с вонючими бычками, я решила, что смена декораций не повредит. Пора наконец спуститься в подвал и посмотреть, чем занимаются парни. Но, проходя мимо кабинета Марджери, я услышала ее бодрый голос:
– Сэм! Как дела?
Она сидела за столом перед включенным компьютером. Канцелярские коробки были забиты бумагами. Воплощение здоровья и эффективности в светло-розовом пиджаке и узорчатой блузке. Очки болтаются на кончике носа, а высушенные феном волосы тщательно уложены.
– Подстриглись? – спросила я. Марджери машинально коснулась волос:
– Да. Сегодня утром. Нравится?
– Элегантно, – вежливо ответила я. – Вы хорошо выглядите – не то что в прошлый раз.
Марджери и впрямь выглядела цветущей и расслабленной; можно было подумать, что смерть Филипа подействовала на нее, как доза успокоительных солей. Губы она накрасила ярко-розовой помадой, по щекам прошлась румянами. Ее глаза блестели, как у здоровой и ухоженной собаки. Я с трудом удержалась, чтобы не проверить, мокрый ли у нее нос.
– Мне действительно лучше, – стыдливо призналась она. – Хотя все это, конечно, ужасно. Я никогда не любила работать в неопределенной обстановке. Понимаете, я очень организованна и ненавижу ситуации, где приходится пассивно ждать. Слава богу, выяснилось хотя бы, что случилось с девушкой. И Филип как-никак решился на достойный поступок.
– Совершил харакири, – вставила я.
Марджери кивнула. Я решила не ставить под сомнение ее уверенность в том, что Ширли Лоуэлл убил именно Филип Кэнтли.
– Кроме того, – продолжала она, – я, разумеется, веду активные переговоры с советом театра о новом художественном руководителе. Пока мы не подберем нового, все обязанности на себя возьмет Бен, но, конечно, чем скорее мы уладим этот вопрос, тем лучше будет для всех.
– Кроме Бена, – предположила я.
– И с Беном попытаемся решить. Думаю, новый худрук мог бы работать с ним так же плодотворно, как и Филип. Для нового человека очень полезно иметь помощника, который знает всю механику этого театра. А в том случае, если он пожелает взять собственного помощника…
Она не договорила.
– У Бена нет контракта? – догадалась я.
– Мы теперь заключаем только краткосрочные. Даже у Филипа был контракт всего на три года. Со всеми остальными театр перезаключает соглашения каждый год. – Марджери пожала плечами. – На дворе девяностые.
– А у вас какой контракт? – поддела я ее. Как я и предполагала, она тут же напряглась:
– Ну я же администратор. Администраторов нельзя увольнять каждый год. Возникла бы неразбериха. – Она махнула в сторону своей картотеки: – Представьте, что случится, если здесь каждый год будет меняться система.
– Глупо, – послушно согласилась я. Умная Марджери, несомненно, составила для себя особый контракт: до конца жизни, все по-взрослому.
– «Сон» произвел на нас огромное впечатление, – сказала Марджери. Очевидно, ей хотелось сменить тему. – Бен очень доволен, а сегодня на прогон пришли несколько членов совета. Раньше этим занимался Филип, но… Ваши скульптуры, кстати говоря, превосходны, Сэм.
– Спасибо, – сдержанно поблагодарила я. – А как ищут нового художественного руководителя? Не думаю, что вы просто даете объявление в «Гардиан».
– О, конечно нет. – Марджери несколько опешила. Она не была лишена чувства юмора, но все, что ей говорилось, воспринимала буквально. Скрытый смысл, неявная ирония проплывали мимо ее ушей и исчезали, пройдя сквозь стену, как на картинах Магритта[72]. – Мы разговариваем с теми, кто мог бы нам подойти, спрашиваем – сначала неформально, – не хотел бы человек поработать с нами. Затем начинаются собеседования. Все должно быть проделано на высшем уровне, а на это требуется время, – печально добавила она. – Но мы обязаны соблюдать все правила.
– Верно, – согласилась я. – Ладно, не буду больше вас задерживать. У вас работы по горло.
Марджери одарила меня улыбкой и поправила очки.
– Работы полно, – призналась она. – Завтра первый просмотр, и я едва успеваю подготовиться.
Я махнула ей на прощанье и направилась вниз. В подвале не было ни души, если не считать помощника главного электрика, который смотрел по видео порнуху и чуть не упал со стула, услышав мое дружеское приветствие. Когда работяга пришел в себя – точнее, когда нормализовался цвет его лица, а сам он смог перейти с жалкого писка на человеческий голос, – он сообщил, что База можно найти на колосниках. Я удалилась, прошептав на прощанье сладким голосом:
– Желаю приятно провести время. Извини, что ворвалась в самый интересный момент.
Бедняга снова покраснел, попытался что-то сказать, но вовремя себя оборвал да так и остался стоять с полуоткрытым ртом. Или не до конца закрытым, если взглянуть с другой стороны. Я, улыбаясь, пошла наверх.
Преодолев два лестничных пролета, я пролезла в люк и спустилась по трапу вдоль задней стены театра. Я бы могла срезать путь, поднявшись по лестнице за сценой, но там слишком много народу, а мне не хотелось ни с кем разговаривать. Когда мне оставалось несколько ступенек, кто-то по-хозяйски схватил меня сзади и опустил на пол.
– Не могу спокойно смотреть на эти штаны, – радостно объяснил Баз, когда я развернулась. – Приятно видеть тебя в нормальной одежде. – Он прочитал надпись на моей майке и расхохотался. – Эй, ребята, послушайте. – Он повернулся к трем операторам, стоявшим у своих канатов в наушниках: – Угадайте, что написано у Сэм на майке? «Барби – шлюха». Класс!
– Тебя спонсирует фан-клуб Синди? – поинтересовался кто-то из рабочих.
Я ухмыльнулась:
– Как дела, Баз?
– Неплохо. Очень даже неплохо. Если не считать кровопролития на сцене.
– Это же случайность, – с укоризной сказала я. Я вовсе не вздыхала по Фиалке, но не могла ее не пожалеть, какой бы бессердечной она ни была. Сплетни распространялись в театре, как лесные пожары в августе; скоро начнут поговаривать о том, что ее необходимо изолировать, а то актеры, чего доброго, разыграют сцену ослепления из «Короля Лира».
– Да, да, знаю. Я не стал бы ее винить, даже если бы она сделала это специально. Хэзел – скользкая девица. Шныряет, как тень, никто ее не замечает. – Баз задумчиво помолчал. – Хотел было назвать ее тихоней, но это не совсем точно. Она просто… всегда и везде оказывается вовремя, все делает как надо, стоит там, где полагается. Робот. Поневоле начинаешь задумываться.
– Но она же отлично играет.
– Тем более! – вскинулся Баз. – Здорово, что они будут вместе играть в «Кукольном доме». То-то будет представление.
На сцене меняли декорации; стало темнее, актеры заговорили тише. Операторы утащили мои мобили в темноту над нашими головами, где те повисли, как спутники. Я на минуту забылась, задумавшись о своих скульптурах, – и взглянула Сэм на труды свои и увидела, что это хорошо.
– Великолепные скульптуры, – тихо сказал Баз.
Мы говорили вполголоса; меня всегда удивляло, как хорошо слышно в зале, что происходит за сценой. Я не очень нуждалась в похвалах, но все-таки невольно улыбнулась.
Шла репетиция последней сцены. Оберон-Хьюго читал предпоследний монолог.
– Вот кто действительно хорош, – сказал Баз. – На него стоит посмотреть.
Я уже заметила, что рабочие театра не только тонко понимают игру актеров, но и чувствуют их потенциал. Если хочется узнать, как кто-нибудь играет и каковы его перспективы, спросите мнение главного техника, главного электрика или даже кого-нибудь из рабочих сцены: они перевидали такое количество актеров, что с ходу могут определить, кого ждет успех.
– Он ведь будет играть в Национальном, да? – спросил Баз.
– Эдмунда в «Короле Лире». И, думаю, еще в паре пьес. Баз кивнул:
– У них сезонная работа, да. Сначала парня выберут в «Лир», потом еще несколько режиссеров пригласят в свои постановки. Репертуарный театр, что поделаешь.
– Это, наверно, кошмар для администрации, – заметила я. – Марджери была бы в своей стихии.
Баз хмыкнул.
– Марджери отсюда никуда. Когда помрет, ее вынесут отсюда на носилках. Хоп! – Его лицо расплылось в улыбке. Улыбка База была одной из самых заразительных, что я встречала в жизни. – Похоже, я переборщил. Тел отсюда вынесли уже достаточно. Нет, Марджери в «Кроссе» надолго, как и я. Все-таки человек привязан к месту, согласись.
– Она сказала, что совет театра ищет нового худрука.
– Да, и лучше бы поскорее его найти. – Баз оперся на перила и серьезно посмотрел на меня. – Знаешь, что я слышал? Они подумывают, не предложить ли это место ММ.
– Серьезно? – удивленно воскликнула я. – Но она же никогда не руководила театром.
Баз пожал плечами:
– А как еще такому научишься? У Филипа – до того как он сюда пришел – тоже не было никакого опыта. Он много играл сам, потом немного ставил, но худруком никогда не работал. Нет, ну кто бы мог подумать, а? Старина Фил – убийца. Просто в голове не укладывается. – Он на мгновение замолчал, словно пытаясь уразуметь произошедшее. – Хотя, конечно, точно ничего не известно. Но это, – он кивнул в сторону сцены, где в тот момент шел эпизод с Пирамом и Фисбой, – абсолютный успех. ММ уже под рукой, а театру срочно нужен новый худрук… Конечно, им хочется подыскать кого-нибудь поизвестнее, и тем не менее.
– По-моему, у ММ куча контрактов на руках, – заметила я.
– Никогда не знаешь, что будет, – загадочно повторил Баз. – Поставь себя на место худрука. Большинство новых худруков сразу же избавились бы от Бена. Ему очень не повезло, что Филип вот так…
– Это я уже слышала, – заметила я.
– Но ведь так оно и есть, разве нет? Поработай Филип еще несколько лет, Бен без проблем занял бы его место, а так…
– Но у него же не меньше опыта, чем у ММ. Она ведь всего на несколько лет старше.
– Она чертовски опытная, эта девчонка. Сразу видно. К тому же ММ – талант. Понимаешь?
Мы замолчали, прислушиваясь, как пьеса движется к своему триумфальному финалу.
Давайте руку мне на том.
Коль мы расстанемся друзьями,
В долгу не буду перед вами.
Мэри замолчала, занавес опустился.
Рассказы База и Марджери заставляли задуматься. Выходит, кто-то ненавидит Бена так сильно, что решил убить Филипа Кэнтли, понимая, в какой неопределенности окажется тогда Бен… Нет, глупости. Столь запутанные гипотезы редко подтверждаются. В конце концов, если кому-то не нравится Бен, почему бы не убить его самого, не прибегая к столь изощренной мести?