Заморозь мне «Маргариту»

Глава семнадцатая

Я вскарабкалась по трапу, через люк спрыгнула на линолеум, отряхнулась и задумчиво посмотрела на дверь гримерки с табличкой «Мисс Хэзел Даффи. Елена». Поддавшись внезапному порыву, я постучалась.

– Войдите, – раздался голос Хэзел.

Я приоткрыла дверь, просунула в гримерку голову и сказала почти честно:

– Проходила мимо и решила узнать, как ты. Подобно большинству комнат в «Кроссе» гримерка Хэзел была совсем крошечной. В помещениях побольше актеры обычно располагались по двое, а в самой шикарной гримерной, переделанной из двух обычных, поддерживали шаткое перемирие Хьюго и Билл. Хэзел переодевалась в обычной маленькой комнатке, выкрашенной некогда белой, а сейчас пожелтевшей от старости краской, облупившейся в тех местах, где бесчисленные актеры кусочками изоленты или кнопками пришлепывали открытки и фотографии, от которых теперь остались лишь оторванные уголки. В углу стоял маленький электрокамин, весьма ненадежный на вид; вдоль стены тянулась узкая стойка, над которой висели зеркало и лампочка без абажура. Из прочей обстановки имелись вешалка для одежды и два стула. Протертый коврик застрял в двери, когда я закрывала ее за собой.

– Уютно, – протянула я, оглядываясь.

– На самом деле мне больше и не нужно, – отозвалась как всегда сдержанная Хэзел.

Хэзел уже сняла сценический костюм и переоделась в джинсы и рубашку. Сидя перед зеркалом, она салфеткой и детским лосьоном снимала грим. Под зеркалом выстроились пузырьки и баночки недорогой косметики. Не сомневаюсь, что Фиалка пользуется кремом от «Ланком» и самыми нежными и безумно дорогими ватными тампонами.

– Глаз не саднит? – спросила я, проявляя чуткость и заботу.

– Немного. Потом мазью намажу. Спасибо, что зашла.

– Не за что. Мне все равно нечего делать. У вас сейчас начинается самое интересное, а я свою работу уже закончила. – Я старалась говорить максимально убедительно. – Получается неплохо, как ты считаешь?

– Я довольна, – ответила Хэзел, встретившись со мной глазами в зеркале.

Я не поняла, что она имела в виду – постановку в целом или свою роль. Удалив макияж, она стащила с головы парик и начала расчесывать его аккуратными короткими движениями. Повесив парик на стойку, Хэзел занялась собственными волосами – с ними она была далеко не так заботлива, как с фальшивым хвостом. Очень в ее духе.

– Слава богу, по-моему, все эти огорчения не очень повредили пьесе, – отважно рванулась я в атаку. – Если не считать Фиалки, конечно, но ее можно понять. Это ведь она первой обнаружила его. К тому же он был ее любовником.

– Фиалка не нарочно, – безмятежно ответила Хэзел. – Она не хотела меня поцарапать, – добавила она, заметив, что первая фраза меня озадачила. Она, как всегда, говорила только о том, что касалось либо ее, либо постановки. – Фиалка просто немного огорчена, ты права. Я не сомневаюсь, впредь она будет осторожнее. Она тоже очень испугалась.

– А как тебе вообще все это? – спросила я, решив, что ничего не остается, кроме как спросить прямо. – Ты же была знакома с той девушкой. С Ширли Лоуэлл. Вы даже, кажется, дружили. Помню, ты сама об этом говорила на репетиции.

– Да, мы учились в одной театральной школе, когда она пропала, – ответила Хэзел. Голос ее не дрогнул, выражение глаз не изменилось. Запросто обманет любой детектор лжи. – Думаю, мы с ней дружили, – с сомнением добавила она, будто не совсем понимая, что означает слово «дружить».

Хэзел собрала волосы в узел и принялась накладывать на лицо и шею детский лосьон. Я следила за ее медленными, аккуратными движениями. Она заботилась о своей внешности с отстраненным вниманием. Ее лицо было лишь одним из инструментов актрисы, требующих постоянного ухода. Прежде я видела не саму Хэзел, а лишь персонаж, в который она перевоплощается. У нее были мышиного цвета волосы, широкий лоб и тонкое лицо – хоть оно и не обладало подвижностью обезьяньей мордашки Мэри, но могло быть очень выразительным. Широко посаженные серые глаза много выиграли бы, если бы Хэзел положила на длинные ресницы несколько слоев туши; но она лишь немного припудрила лицо – чтобы смахнуть блестки, а вовсе не добиваясь какого-то эффекта, – и повернулась ко мне, по всей видимости решив, что с макияжем покончено. Я припомнила Джуди Денч[73]и прочих актрис с заурядной внешностью и незапоминающимися лицами, которым удавалось убедить зрителя в своей неотразимости и оригинальности.

– Ширли была странной девушкой, – задумчиво проговорила Хэзел. – Неплохой актрисой, но в определенных пределах. Мы часто вместе обедали после занятий. Она жила недалеко от меня. Ширли нельзя было назвать счастливой. Я удивилась, когда она пропала. Она очень серьезно относилась к театру, и мне показалось странным, что она вдруг стала пропускать занятия. Позже нам сообщили, что найдена ее машина, а Ширли покончила с собой. Это меня тоже несколько удивило. А потом я подумала и поняла, что ничего странного нет.

Я тупо смотрела на Хэзел, сочувствуя полицейскому, который снимал с нее показания, – Хэзел можно допрашивать целый день и не получить ни малейшего представления о человеке, которого она описывает. Похоже, она сама не знала, что представляла собой Ширли Лоуэлл.

– Какая она была? – спросила я. Интересно, что Хэзел ответит.

– Ширли неплохо играла, но, как я уже сказала, у нее был не очень большой диапазон.

– Я имею в виду как человек, а не как актриса, – мягко уточнила я.

Этот вопрос поставил Хэзел в тупик. После некоторого раздумья она ответила:

– Хороший человек. С ней было легко. Амбициозная. Думаю, именно поэтому у нее был роман с Филипом. На самом деле мужчины ей не нравились. Она пошла на это, потому что так лучше для карьеры. А не потому, что ей хотелось.

Я не отрываясь смотрела на нее:

– Ты все это время знала, что у Ширли был роман с Филипом?

– Ой, нет. То есть я даже сейчас в этом не уверена. Но так считают полицейские. Они спрашивали, говорила ли она когда-нибудь о нем, но я не помню.

Вот этому я ничуть не удивилась – трудно представить, что кто-то станет поверять Хэзел свои душевные секреты. Я невольно задумалась о личной жизни самой Хэзел. Сексуальности она лишена напрочь – настоящая амеба, размножающаяся делением. Всю свою страсть Хэзел приберегает для сцены.

– Но разумно предположить, что Ширли могла с ним встречаться, – продолжала Хэзел. – Она была очень похожа на Фиалку.

Я тут же вспомнила слова Марджери о том, что фотография Ширли напомнила ей кого-то. Вероятно, Фиалку. У Филипа Кэнтли, похоже, имелась склонность к определенному типу женщин.

– Она тоже очень хорошо одевалась, – добавила Хэзел. – Но не так, как Фиалка. Фиалка всегда выглядит как кинозвезда. – Все это она говорила без малейшего намека на злобу или зависть. – Я очень рада, что мы с Фиалкой будем играть в «Кукольном доме». Мне кажется, Нора у нее хорошо получится.

– А тебе самой не хотелось бы сыграть Нору?

– Еще бы! – У нее загорелись глаза. – Эта роль дает такие возможности… Но я буду ее дублершей. К тому же Кристину тоже интересно играть. Это правильно, что Нору дали Фиалке. Меня ведь пока никто не знает. Когда-нибудь я тоже ее сыграю, – заявила она с такой уверенностью, что я не усомнилась в ее словах.

Тут раздался стук, и, не дожидаясь ответа, кто-то приоткрыл в дверь. В гримерку просунулась голова Бена.

– Как ты, Хэзел? – ласково спросил он, дружески кивнув мне. – Я подумал, что, раз уж на меня возложены обязанности директора, надо зайти узнать, как у тебя дела.

– Все отлично, спасибо.

– Тогда хорошо. – Бен вошел. – Ты из тех героев, что выйдут на сцену даже с переломанной лодыжкой. Привет, Сэм. Тоже с миссией спасения?

Я вытянула ноги:

– Да, но миссия оказалась короткой. Сидим вот, болтаем.

– Очень мило с вашей стороны, – сказала как всегда невозмутимая Хэзел. – Но правда, со мной все в порядке. Смотрите, почти ничего не видно. – Она откинула голову и показала царапину. Возле правого глаза виднелся красноватый след. – Не понимаю, зачем подняли столько шума. Наверно, всем просто хотелось выпустить пар.

– Ну, это можно понять. Атмосфера не самая приятная. Повсюду трупы, полиция шастает. Я сам сегодня утром давал показания. Было довольно страшно, хотя мне и не в чем признаваться. Но все равно чувствуешь себя неприятно, тут ничего поделаешь. Я уже был готов сознаться в том, что таскал шоколадки с прилавков в четырнадцать лет.

– Думаю, что в полиции все себя чувствуют одинаково неуютно, – заметила Хэзел. – Именно поэтому Фиалка была так взвинчена. Ей сегодня тоже пришлось туда идти.

– А о чем тебя спрашивали в участке? – спросила я Бена.

– А, обычные вопросы. Ничего неожиданного. – Он привалился к стене и сунул руки в карманы. Очки сползли на кончик носа. Бен, как и Мелани, одевался нарочито невзрачно, точно они специально договорились о том, что режиссера не должно быть видно – только слышно. Потрепанные вельветовые штаны плохо сидели на его коренастой фигуре, заношенный свитер напомнил мне моего приятеля Тома, уехавшего путешествовать по Индии со своей чудовищной подружкой.

– Спрашивали, где я находился в тот момент, когда Филип покончил с собой, и тому подобное, – сказал Бен. – Я мог ответить лишь, что, видимо, ехал куда-то в Энджел, в семьдесят третьем автобусе… Слыхал ли я что-нибудь об отношениях между Ширли Лоуэлл и Филипом – на это я тоже ответил «нет». Я же пришел в «Кросс» где-то через год после того, как она пропала, и, хотя мы с Филипом неплохо ладили, он вряд ли признался бы мне, что кого-то задушил, согласитесь.

– Так ты считаешь, что это он ее задушил? – с любопытством спросила я.

Бен проводил с Филипом немало времени и, наверное, знал его лучше многих.

– Да. – Бен взглянул на меня ясными карими глазами, и мы впервые встретились взглядами. – С Филипом творилось что-то странное. Раньше я не мог точно сказать, что именно, но чувствовал – что-то не так.

– И ты думаешь, что…

– Мне надо идти, – сказала Хэзел, вставая. – ММ будет проводить инструктаж.

Мы вышли в коридор и тут же оказались в толпе актеров, вываливших из гримерок уже в обычной одежде. Лица некоторых блестели от кремов, другие успели аккуратно накраситься. Все шли вниз, к сцене. Когда мы проходили мимо большой гримерной на первом этаже, дверь резко распахнулась, и в коридор пулей – а точнее сказать, бомбой – вылетел Билл.

– Дорогуша моя, ты что, решил бросить меня здесь одного? – жалобно крикнул ему вслед Хьюго. – У тебя осталось немного туши над левым глазом. Разреши мне ее стереть!

Не удержавшись от искушения, я отделилась от актерской толпы и прошмыгнула в открытую дверь. Хьюго, закинув ногу на стол, завязывал шнурок. В узкой черной водолазке и брюках в черно-синюю клетку он выглядел неотразимо.

– Привет, дорогая! – воскликнул он, завидев меня. – Мне сказали, что ты здесь. Заходи. Нет, подожди, Билл уже ушел? Ну, бог с ним.

Он усадил меня к себе на колени и очень тщательно поцеловал.

– Роскошно выглядишь. – Он пригладил прядь волос, упавшую мне на лицо. – М-м… мне нравится целовать тебя перед зеркалом. Очень эротично. Мне всегда хотелось повесить зеркало над кроватью.

Мы посмотрели на свое отражение. Хьюго уткнулся подбородком в мои локоны; у обоих до безобразия самодовольные физиономии.

– Могу повесить, если у тебя есть зеркало, – предложила я, кусая его в шею.

– Я уже забыл, какая ты мастерица, – сказал Хьюго, разглядывая мою ладонь. – Пока не увидел эти несчастные израненные лапки. Ты должна неделю спать в льняных перчатках с холодным кремом. После того как повесишь зеркало. Мне нравится эта идея. – Он сунул руки мне под футболку. – Как всегда, проблема состоит в том, – продолжал Хьюго, уткнувшись носом мне в грудь, – чтобы определить, чего мы хотим в первую очередь…

В дверь постучали.

– Хьюго! – раздался нервный голос одной из ассистенток помрежа. – Все ждут тебя на сцене.

– Черт! – выругался Хьюго. Я поправила футболку и сползла с его колен. – «Бедствия Памелы», продолжение следует. Мы оставляем Памелу в когтях злобного барона фон Филдинга. Смотрите нас на следующей неделе, и вы узнаете, удалось ли ей вырваться из его гнусных объятий прежде, чем он навсегда опорочил ее доброе имя.

Я глубоко вздохнула и подошла к зеркалу поправить прическу, потом повернулась к Хьюго:

– А также вы узнаете, удалось ли ей в конце концов трахнуться, – добавила я и дернула Хьюго за руку, чтобы оторвать его от стула.

Запустив руки в его шевелюру, я впилась ему в губы долгим поцелуем.

– Не мешкайте же, барон! Зрители ждут вас. Хьюго шлепнул меня по заду. Благодаря виниловым брюкам звук получился смачным.

– Надо и мне обзавестись такими же штанами, – сказал он, направляясь за мной к двери. – Одежда для извращенцев. А, Лиз, привет, – бросил он стоявшей за дверью ассистентке. – Должен поблагодарить тебя за то, что ты прибыла за мной, и я не сомневаюсь, что после того как все части моего тела успокоятся, я сумею выразить тебе свою глубочайшую благодарность. Но сейчас, увы-увы, я пребываю в состоянии обеспокоенности.

Мы ринулись вниз по лестнице. Хьюго чуть приотстал, чтобы полюбоваться моим тылом.

– Эй, я знаю, что ты там делаешь! – сказала я не оборачиваясь. – Зад у меня не так велик, а значит, это глупо.

– О, я воздержусь от очевидной реплики, – надменно ответствовал Хьюго.

– Раз в жизни.

– Как ты смеешь!

– А, Хьюго, спасибо, что пришел, – саркастически сказала Мелани, когда он прошагал на сцену. Актеры уже сидели на стульях, расставленных в два ряда.

– На здоровье, – с очаровательным апломбом ответил Хьюго, усаживаясь.

Я быстро обогнула сцену за кулисами, скользнула в зал через проход для зрителей и села в заднем ряду. Когда глаза привыкли к темноте, я углядела в двух рядах впереди парочку, подобно мне ненавязчиво притаившуюся в сумраке. Мужчина и женщина. Я не знала их, но выглядели они не особо замызганно, а значит, могли быть только членами театрального совета, заглянувшими на огонек, то бишь на прогон. Мелани спокойно излагала режиссерские замечания и давала советы. Она возвышалась на стуле, перед ней на подставке лежала тетрадь, в которую она записывала во время репетиций наблюдения. Рядом с ММ на стульчике почтительно меньшего размера примостился Мэттью. Справа расположились Салли, Софи, Тьерри, Стив и несколько незнакомых мне людей.

Шпионы из совета беспрестанно перешептывались и яростно кивали друг другу. Иногда они принимались кивать в унисон, как пара собачек, свисающих с зеркальца заднего вида. Происходящее нагоняло тоску, но Мелани была, как всегда, краткой и уложилась в двадцать минут. Актеры встали, театрально потягиваясь, соревнуясь друг с другом – кому удастся эффектнее расправить плечи. Стайка ассистенток, похожих на альтернативную бригаду эльфов в джинсах с барахолки и крохотных маечках, выпорхнула на сцену и помогла унести стулья. Мэттью быстро зацапал стул Мелани. Он явно не хотел, чтобы другие прикасались к трону, на который соизволила опускаться святейшая задница. Сидевшие передо мной члены совета разом встали и двинулись к сцене. Я последовала за ними.

– Мисс Марш? – спросила женщина. – Меня зовут Дениз Шолто, я член театрального совета. А это – Брайан Фицпатрик. Думаю, вы заметили, что мы сидели в зале с самого начала прогона.

– Заметила. Здравствуйте, – рассеянно ответила Мелани, смахнув с лица прядь волос.

– Думаю, что выражу наше общее мнение, если скажу, что нам очень понравилось, – забубнил Брайан Фицпатрик под пиццикато кивков Дениз. – Нам бы хотелось пригласить вас на ланч и поговорить о том, как идут дела.

– Да, хорошо. Конечно. – Мелани взглянула на часы. – Вы не могли бы подождать минут пятнадцать? Мне нужно закончить дела, а потом я буду совершенно свободна.

– Разумеется, мы понимаем, – ответила Дениз. – Будем ждать вас в фойе через пятнадцать минут. Успеете?

– Успею, – без раздумий ответила Мелани.

Если она сказала пятнадцать минут – значит, пятнадцать минут. Дениз и Брайан удалились по центральному проходу. Хьюго элегантно спрыгнул со сцены и приземлился рядом со мной.

– По рюмочке! – воскликнул он. – А потом ужин. А потом продолжим историю о Памеле и бароне. С того места, где нас оборвали. Ты приехала сюда на своей чудовищной колымаге?

– Ага, – Спорить было бессмысленно.

– Недалеко от моего дома есть неплохой ресторан. Готов пригласить тебя туда, если ты предоставишь транспорт.

– По-моему, неплохая сделка, – обрадовалась я. Фотогеничное лицо Хьюго, его длинный нос и высокие скулы, в зависимости от угла зрения, то казались излишне костлявыми, то – невероятно привлекательными. Сейчас освещение работало на Хьюго, и он был неотразим. Но говорить ему об этом я не собиралась. Сожрет мой комплимент за секунду и потребует еще. Не стоит баловать скотину.

Ресторан оказался очень милым местечком в центре Клеркенуэлла, в цокольном этаже современного банка. Деревянные полы, столы из матового стекла, мягкие черные кресла со спинками подчеркнуто обтекаемой формы. Юноша-гардеробщик в черном френче Джавахарлала Неру милостиво принял у нас одежду и проводил к столику, не преминув побурчать на Хьюго за то, что тот не заказал места заранее. Хьюго отреагировал с обычным величием.

– Я так часто здесь бываю, Кенджи, что это фактически уже моя собственная кухня, – отчеканил он голосом, не допускающим возражений. – Разумно ли заказывать место на собственной кухне?

Кенджи утихомирился и спросил:

– Леди в курсе, как мы работаем?

– Я все ей объясню. Мы сразу же встаем в очередь, потому что умираем с голода. Принеси нам пока бутылку австралийского шардонне – того, что я обычно пью.

– Пижон, – прошептала я, когда Кенджи удалился.

Хьюго одарил меня неожиданно теплой улыбкой – открытой, простой и невероятно подкупающей.

– Я же плачу! – весело сказал он. – И я действительно пижон: Поверь, если бы ты выросла в Сербитоне, была бы точно такой же. Ладно, давай попробуем что-нибудь съесть.

Он встал. Я последовала его примеру.

– Куда мы идем?

Хьюго прошествовал между столиков в дальний конец зала, где группа прилично одетых клиентов толпилась вокруг длинного стола, на котором были расставлены миски с едой.

– О, прекрасно. «Пицца-Хат» для состоятельных клиентов, – саркастически сказала я. – Как утонченно.

– Ну и деревенщина, – вздохнул Хьюго. – Возьми тарелку, набери чего душе угодно, а потом, если будешь вежлива, вон те джентльмены все это тебе приготовят.

Он кивнул в сторону двух массивных восточных парней в белой форме, стоявших за полукруглым рядом раскаленных газовых плит, над которыми висела гигантская вытяжка из нержавеющей стали, всасывавшая клубы дыма. Все это походило на выставку, которую я видела несколько лет назад в галерее «Саатчи». Здесь тоже была очередь в лучших традициях британского этикета. Вдоль плит тянулся прилавок, на который посетители ставили свои миски. Я пригляделась к выставленным на столе яствам повнимательнее и пришла в восторг. Кроме различных видов лапши и риса тут были и креветки, и кальмары, и люциан. Мясо и овощи всех видов и в немыслимом количестве, и все нарезано с образцовой аккуратностью.

– Возьми сначала лапшу. Сверху положи мясо или рыбу. Много не бери, а то места в брюхе не останется и ты не сможешь прийти за добавкой, – советовал Хьюго.

Он заглядывал мне через плечо, проверяя, следую ли я его указаниям. Я взяла соевую лапшу, креветки, зеленый лук, каштаны и какой-то заплесневевший грибок – чтобы не выглядеть ограниченным человеком. Пока мы стояли в очереди, я пробежала глазами список соусов: острый арахисовый, териаки, самбал, сладкие и кислые… Я выбрала лимонный. Хьюго – сладкий чили. Повар смахнул креветки и овощи в почерневший котелок; все тут же начало шкворчать и брызгаться. Через минуту в котелок отправилась лапша, повар быстро перемешал содержимое китайскими палочками. Когда он добавил соус, воздух наполнился ароматом лимона и пряностей. Я с наслаждением поводила носом. Повар быстро швырнул все обратно в миску. При этом на край не попало ни капли соуса.

– Спасибо, – сказала я, бросаясь к нашему столику. Еще не успев сесть, я уже набила рот едой.

– Нравится, прожорливое брюхо? – спокойно спросил Хьюго, лениво усаживаясь напротив.

– М-м-н… – промычала я, хватаясь за свой бокал с вином. – Очень вкусно. И вино тоже.

– Неплохо готовят, да? Я каждый раз стараюсь попробовать новое сочетание. Все это можно спокойно есть, даже если боишься пополнеть, чего я, увы, боюсь всегда.

– Тебе-то зачем сбрасывать вес? – воскликнула я. – Не говори ерунды. Ты и так тощий.

– Телевизор добавляет три килограмма, – хмуро пояснил Хьюго. – Полагаю, этим сказано все.

– Хорошо, что я не актриса.

– Я тоже рад, – совершенно серьезно ответил Хьюго. – Боже, ты уже все съела?

– Голод не тетка. – Я сама удивилась такому проворству. – Но так уж и быть, подожду тебя. За добавкой пойдем вместе.

– Ни в коем случае. Я не хочу, чтобы ты сидела и, словно голодная беднота, укоризненно смотрела, как я работаю палочками. Давай-давай, проваливай.

Сказано – сделано. Я снова стояла в очереди к плите с тарелкой, наполненной рисом, крабами, побегами бамбука и стручками фасоли. Вдруг кто-то взъерошил мне сзади волосы. Сначала я подумала, что это Тим, мой знакомый журналист из «Геральд», офисы которой располагались неподалеку, на Клеркенуэлл-роуд, – я уже заметила здесь несколько знакомых газетчиков. Но, обернувшись, обнаружила Джейни. Она в два раза ниже Тима, но гораздо полнее.

– Что это ты тут делаешь? – спросила она с не слишком лестным для меня удивлением.

– Ну, конечно, я же недостаточно в струе. Недостаточно яппи. – Я обняла ее, насколько это можно сделать, когда держишь в обеих руках по переполненной миске. – Меня привел сюда мой друг. Он живет неподалеку. А ты как здесь оказалась?

Джейни показала подбородком на стоявшую чуть позади женщину:

– А меня привела Гита. Она говорит, что постоянно торчит здесь. Гита, это Сэм, моя старинная подруга. Сэм, это Гита – продюсер, с которой я работаю. Я наверняка тебе о ней рассказывала.

Она улыбнулась Гите – высокой смуглой даме в полупрозрачной рубашке с леопардовым рисунком и обтягивающих легинсах шоколадного цвета. Легинсы заканчивались чуть ниже колен, чтобы подчеркнуть невероятно тонкие лодыжки и туфли из поддельного леопарда на высоких каблуках. В ушах у Гиты покачивались огромные золотые кольца, тяжелые ресницы были аккуратно выкрашены всеми оттенками коричневого, вплоть до бледно-бежевого. Эффект был тщательно просчитан, все выглядело намеренно экзотично – на такие вещи способны только азиатки; западная женщина в таком наряде и с таким макияжем выглядела бы настоящей дешевкой.

Повар отобрал у меня миску, и я пожала протянутую руку Гиты, увешанную золотыми браслетами. Никто из моих знакомых не носил золотых украшений уже лет десять, но к ее оливкового цвета коже они очень шли. Запястья Гиты были еще тоньше лодыжек – хрупкость и стальная прочность одновременно. Она мне сразу не понравилась. Возможно, мне претил ее холодный оценивающий взгляд – Гита будто прикидывала, стоит ли со мной водиться.

– Вы – скульптор, да? – спросила она.

– Как ты догадалась? – воскликнула Джейни.

– Ты сама мне рассказала, тысячу лет назад. Я хорошо помню все, что ты мне рассказываешь. – У нее был низкий голос; не сомневаюсь, Гита много над ним работала. Она нравилась мне все меньше.

Я взяла у повара миску. Джейни и Гита отдали свои.

– Пойду есть, пока не остыло. Вы где сидите?

– Вон там, – Джейни показала на стол у окна в другом конце зала.

– Подойдите потом, поболтаем.

Когда я вернулась, за нашим столом никого не было. Хьюго появился через несколько минут с миской баранины и риса с красным перцем и арахисовым соусом.

– С кем это ты там разговаривала? – спросил он.

Я ввела его в курс дела. Он заинтересовался:

– Значит, я познакомлюсь не только с многострадальной подругой Хелен, но еще и с продюсером и выпускающим редактором Би-би-си. Надо бы мне почаще водить тебя в рестораны.

– Ты уже исчерпал все мои возможности, – я рассмеялась. – Джейни – мой единственный полезный друг. А, да, еще есть Тим. Из «Геральд».

– Не думаю, что он пишет рецензии. Я всех знаю по именам.

– Нет, он обозреватель.

Мимо нашего столика прошли три холеные девицы из цветного воскресного приложения к «Геральд», все в черном. Я была с ними знакома, как-то раз мы вместе пьянствовали. Девчонки умели пить. Мы тогда вывалились из бара в два часа ночи, одна из них споткнулась, порвала свои брюки от Эгнес Би. Совместное пьянство и порванные штаны сковали нас своеобразными узами – как бойцов, переживших кровавое сражение. Девушки помахали мне. Эти девчонки всегда казались мне ведьмами из «Макбета» – могли до смерти напугать любого мужика с пятнадцати метров.

Когда мы допивали вино, к нашему столику подошли Джейни и Гита. С ними была Хелен, о которой они не сказали ни слова, что любопытно. Хьюго, демонстрируя безупречные манеры, тут же встал и принялся глазами искать официанта.

– Вы не могли бы принести нам еще пару стульев? – спросил он. – Наши друзья хотят присоединиться к нам.

Джейни и Хелен уместились на маленьком диванчике у стены, и в результате места хватило всем. Официант убрал тарелки и принес еще бутылку вина. Гита, которая видела Хьюго в «Призраках», сказала, что он играл очень хорошо, о чем, судя по его скромной улыбке, он знал, но все же был рад услышать комплимент. Хьюго видел фильм, который Гита делала для Би-би-си-2, и некоторые части сериала, которым Джейни занималась на своей предыдущей работе, и сказал то, что нужно было сказать. Все шло очень гладко.

– А я не знала, что вы с Хьюго так близко знакомы, – ехидно заметила Хелен.

«Теперь будешь знать», – хотела ответить я, но Хьюго меня опередил:

– А мы не очень близко знакомы. В этом-то вся прелесть.

– Как прошел прогон? – спросила Джейни.

– Очень хорошо. Никаких особых несуразностей.

– Хелен рассказала мне про Фиалку. Вы видели, как это случилось? Фиалка действительно на Хэзел набросилась?

Хьюго сознательно старался не встречаться с Хелен взглядом. Я вспомнила собственные размышления о том, как, постепенно удаляясь от источника, слухи начинают жить своей собственной жизнью – так ручеек постепенно превращается в реку.

– Буря в стакане воды, – достаточно спокойно сказал он. – Они двигались не совсем синхронно.

– Ерундовая царапина, – поддержала я. – Я зашла к Хэзел в гримерку узнать, как она. Царапины почти не видно. Она ничуть не переживает.

Хьюго воздержался от комментариев, но я почувствовала на себе его взгляд.

– Ну и отлично, – сказала Джейни, которая поняла, что нужно сменить тему, и повернулась ко мне, собираясь что-то спросить. Но Хелен не позволила ей это сделать.

– Да ладно тебе, – капризно протянула она; зеленые глаза, прищурившись, смотрели на меня. – Все не так просто. Мне кажется, Фиалку кто-то сглазил. Столько событий. Сначала она опаздывает на репетицию, потом падает в обморок. Еще эта история с Филипом. Говорят, что ей известно гораздо больше, чем она признается. А теперь еще эта склока с Хэзел. Уверена, что это не случайно.

– А ты там была? – зловеще-спокойным тоном спросил Хьюго.

– Нет, но Билл все видел. Он мне рассказал. Я знаю, что вы с Биллом не ладите, но мне кажется, ему можно верить.

Серые глаза Хьюго были холодны, как зимнее утро.

– А мне Хэзел сказала, – зачастила я, пока Оберон не навалился на стол и не придушил Титанию, – что ей будет очень интересно работать вместе с Фиалкой в «Кукольном доме». Если она не сердится, то и остальным не стоит раздувать историю.

– Ну, пока неизвестно, что будет со спектаклем, – ядовито процедила Хелен. – Филип ведь умер.

– Постановку уже не отменят, – вставила заботливая Гита. – Она ведь уже в графике, Хелен. – Слово «график» она произнесла так, как утвердившийся в вере христианин произносит слово «Библия». – Теперь ничего нельзя изменить.

Хелен насупилась.

– А мне сказали, что еще ничего не известно, – вызывающе заявила она, не уточнив при этом, кто именно ей об этом сказал. – Если кому-то интересно знать мое мнение, то мне кажется, Фиалке это пошло бы только на пользу.

– Но тебя ведь никто не спрашивал, верно? – сказал Хьюго с обманчивым спокойствием. – По крайней мере, я такого не помню. – Он обвел компанию глазами, как бы выясняя, не интересовался ли кто-либо из нас мнением Хелен в тот момент, когда он ненадолго отвлекся.

– Нам, наверное, пора, Хелен, – сказала Джейни, быстро допивая вино и вставая из-за стола. – Завтра у меня тяжелый день.

– У нас, – с улыбкой поправила Гита, – завтра тяжелый день.

– Как ваши планы? – спросила я.

– Гита расскажет, – быстро ответила Джейни, которой хотелось как можно скорее увести Хелен прочь и тем самым предотвратить конфликт.

Нам с Хелен уже давно порой домой. Спасибо за вино, Хьюго. Было приятно с тобой повидаться.

Скорей бы ваша премьера. Я завтра приду на просмотр.

– Может, пойдем вместе? – предложила я. – Я до сих пор не видела спектакль целиком.

– Отлично. Так много спектаклей приходится смотреть в одиночестве, а я терпеть не могу сидеть одна. Во сколько начало?

– В семь тридцать, – ответил Хьюго.

– Встретимся в семь в фойе, Сэм?

– Договорились. Пока мы с Джейни разговаривали, Хелен стояла, стараясь не встречаться глазами с Хьюго. Мы обменялись поцелуями, и Джейни, нежно взяв Хелен под руку, помахала нам на прощание.

– Мне на самом деле тоже пора, – вздохнула Гита, откинувшись на спинку стула. – День был долгий.

– Вы живете рядом? – спросил Хьюго. – Может, мы вас проводим?

Мы распрощались с Гитой у дверей ее дома. Она формально предложила нам выпить, мы послушно отказались; все точно следовали общепринятым социальным обрядам. Гита хлопнула за собой дверью.

– Наконец-то одни, – сказала я.

– Не совсем, – заметил Хьюго, провожая взглядом проехавшую мимо машину, – но почти. Я боль ше ждать не могу. Идем же, Памела! Я привяжу тебя к кровати и заставлю делать неописуемые вещи. И, надеюсь, ты польстишь моему тщеславию, придешь в ужас и будешь протестовать, но в конце концов сдашься и забьешься в экстазе.

– Насчет ужаса не гарантирую, – сказала я. – Но если ты хочешь привязать меня к кровати, все остальное – в твоих руках.

– В буквальном смысле, – улыбнулся Хьюго.