Запретное искушение

6

САША

Я возвращаюсь наверх, чтобы переодеться и прийти в себя, пока Макс заканчивает уборку на кухне, переодеваюсь в джинсы, футболку и ботинки, чтобы прогуляться по поместью. Я ополаскиваю лицо холодной водой, чтобы смыть оставшуюся красноту, и собираю волосы в свободный хвост, надеясь выглядеть настолько непринужденно, насколько мне хочется.

Мне интересно узнать о поместье, но в основном я просто хочу больше времени проводить с ним. Это первый день, когда я была в полном сознании и чувствовала себя хорошо с тех пор, как приехала сюда, и мне странно чувствовать себя оторванной от своей обычной рутины. Здесь нет младенцев, с которыми можно отвлечься и поиграть, нет детей, которых можно одеть, накормить или проводить в школу, нет липких рук, тихих смеющихся голосов или плача, которые можно успокоить. Макс, единственный знакомый здесь, и даже помимо моих чувств к нему, я чувствую, что цепляюсь за это знакомство.

Когда я спускаюсь, я нахожу его в гостиной, он листает книгу с полки у камина. Я откашливаюсь, когда вхожу, и он мгновенно оборачивается, улыбаясь при виде меня.

— Это, конечно, выглядит более удобным для прогулок по поместью. — Он ставит книгу, которую смотрел, обратно на полку и подходит ко мне. — Пойдем?

Мы выходим через кухню и черный ход на большую каменную террасу. Справа от него находится огромный бассейн, окруженный камнем, шезлонгами и кабинками для переодевания, с местом для костра и баром в дальнем конце. Рядом с ним есть небольшое строение, похожее на виллу, и я киваю в его сторону.

— Что это?

— Крытый бассейн с подогревом, — говорит Макс с ухмылкой, и я прикрываю рот рукой, смеясь.

— Это кажется немного чрезмерным, не так ли?

— Очень, — соглашается он. — Семья Агости была хорошо известна своим богатством, и ты можешь увидеть это здесь, ясно как день.

Мы спускаемся с террасы в сторону раскинувшегося за домом поместья. Макс подводит меня к старой модели Range Rover, припаркованном на дороге, ведущей мимо особняка, и я хмурюсь.

— Я думала, мы собираемся прогуляться пешком?

— Мы это сделаем, — обещает он. — Но предстоит пройти большой путь, а ты еще недостаточно здорова, чтобы пройти так много. Я не уверен, что кто-то из нас смог бы нормально работать с этим. Здесь целый акр.

Я сдаюсь, забираюсь в серо-зеленую машину и пристегиваюсь, когда Макс садится за руль. Он запускает программу и кивает в сторону дальнего расстояния, где я вижу виноградники, разбросанные по полю.

— Сначала мы поедем туда, а потом я покажу тебе конюшни.

По пути к виноградникам мы проезжаем мимо большого каменного дома с небольшим садом рядом с ним, и я с любопытством смотрю на него.

— Для чего этот дом?

— Дом садовников, — говорит Макс. — Примерно таким был дом, в котором я живу на участке Виктора. Сейчас им не пользуются, у Джианы и Томаса есть комнаты в главном доме. Это было наименьшее, что я мог сделать. Он поддерживается в порядке, как и все остальное здесь, но там никто не живет.

— Мы можем войти?

Макс поджимает губы.

— Там действительно нечего смотреть, там пусто.

У меня такое чувство, что я знаю, о чем он думает, и я не давлю на него. У меня не было намерения напоминать ему о том дне, когда я была с ним в его доме, у Виктора. Тем не менее, сейчас все, о чем я могу думать, это зайти в этот маленький старый домик садовника, постоять в тесной, теплой темноте с Максом и почувствовать, как он снова заключает меня в свои объятия.

Захочу ли я когда-нибудь кого-нибудь или что-нибудь так сильно, как хочу его? Я не могу себе этого представить. Все во мне тянется к нему, как будто оно умоляет его, взывает к нему, и это все, что я могу сделать, чтобы держать это желание на поводке. Это первый раз, когда я чего-то захотела, первый раз, когда я почувствовала желание, первый раз, когда мое тело принадлежало мне и я могла отдавать его, а не использовать его против меня как оружие. В ту ночь с Максом я не была девственницей, но я была в том смысле, который имел значение.

Я была его первой, и он был первым, кого я выбрала сама.

Я не могу смириться с мыслью, что все закончится так скоро, или закончится вообще.

— Виноградники прекрасны в это время года, — говорит Макс, совершенно не обращая внимания на мою задумчивость. — Приближается время сбора урожая в августе, если мы все еще будем здесь, мы сможем помочь. Это то, чем я всегда хотел заниматься, попасть сюда и по-настоящему испытать это, но, конечно, тогда, когда я рос здесь, мне не разрешали.

Август? Я пытаюсь представить, как мы с ним будем здесь так долго, одни. Мы либо снова сдадимся, либо взорвемся.

Изображения, сопровождающие описание Максом сбора винограда, в котором он всегда хотел принять участие, только усложняют ситуацию. Мое романтическое мышление берет описание сбора винограда длинными рядами в ведра, а затем раздавливание его ногами, не весь, просто церемониальное количество, прежде чем остальное будет отправлено на более эффективный метод, и превращает это в монтаж, где мы с Максом делаем именно это вместе, моя рука надевает соломенную шляпу на голову, чтобы защититься от итальянского солнца, пока он кормит меня виноградиной, целуя меня с соком на наших губах. Однажды я смотрела фильм со сбором винограда в качестве части сюжета, и в моей голове Макс поднимает меня из бочки с вином, несет в ближайшую спальню, когда наше желание выходит за пределы сдерживания, его руки задирают мой тонкий сарафан, простыни заляпаны виноградным соком, когда он скользит в меня, переплетая пальцы с моими, прижимаясь губами к моим.

— …а вон там конюшни. Мы пойдем туда после того, как закончим гулять по виноградникам… Саша?

Я вырываюсь из задумчивости, щеки у меня краснеют, когда я вижу, что Макс озабоченно смотрит на меня, машина работает на холостом ходу. Мы останавливаемся в конце виноградных рядов, и он ждет меня.

— Ты в порядке? — Спрашивает он, и я выдыхаю, чувствуя, как смущение поднимается по моей шее.

— Да, конечно. Пойдем.

Макс заглушает двигатель, и мы выходим на солнечный свет и свежий воздух. Я вдыхаю его полной грудью, пока мы идем вдоль рядов виноградных лоз, Макс жестикулирует и объясняет по ходу. Я всегда предпочитала загородную обстановку поместья Виктора городу, но это другой уровень, открытость и свобода, которые заставляют меня почти желать, чтобы мы могли остаться здесь навсегда, если бы это не означало быть так далеко от людей, которых я привыкла видеть, как свою семью.

— Здесь прекрасно. — Я бросаю взгляд на Макса, пока мы идем. Он еще немного расстегнул рубашку, расстегнул ворот на две пуговицы, рукава рубашки закатаны, и я хочу сказать, что он; красив, привлекателен в том смысле, который не поддается объяснению. То, что я вижу его здесь вот так, наедине со мной, заставляет мое сердце биться так, как никогда раньше. Его волосы растрепаны от легкого ветра, оливковая кожа покраснела от солнца, руки засунуты в карманы, и хотя он говорит, что не чувствует себя здесь как дома, он выглядит именно так. Он выглядит как деревенский джентльмен, как будто ему самое место в этом месте. У меня внезапно возникает желание показать ему, что у него могло бы быть все это по-другому, что для этого не обязательно становиться его отцом или братьями. Но что я знаю? На самом деле я не часть этого мира, и я действительно не знаю, что все это значит. Я девушка, родившаяся в бедности, из России. Я попала в этот мир случайно, из-за событий, вышедших из-под моего контроля. Я гребаная няня. Кто я такая, чтобы рассказывать ему все это?

— Ты в порядке? — Макс смотрит на меня, задавая один и тот же вопрос, как я понимаю, за слишком короткий промежуток времени. — Ты кажешься далекой.

Я колеблюсь, не зная, что сказать. Я знаю, что если я спишу это на усталость, то мы очень скоро отправимся обратно в дом, а я пока не готова оставить солнце и открытый воздух позади.

— Я просто впитываю все это, — быстро говорю я, кивая в сторону обширного виноградника. — Я никогда раньше не видела ничего подобного. Мне кажется, я могла бы остаться здесь навсегда.

— Это всегда было одной из моих любимых частей поместья, — соглашается Макс. — Если бы меня не подтолкнули к священничеству, я бы попросил своего отца поручить мне надзор за винным бизнесом. У меня всегда был к этому интерес.

— Значит, у твоей семьи есть винная марка, а также производство винограда?

Макс кивает.

— У нас в винном погребе есть довольно много бутылок. Как-нибудь вечером мы проведем дегустацию. Как тебе это?

— Звучит забавно. — Это так, но мне интересно, насколько хороша идея напиться вина с Максом поздно вечером наедине в какой-нибудь части огромного старого дома. — Мы можем поиграть в ту же игру, что и в баре той ночью.

Макс усмехается.

— Выбирать яд, только с вином вместо ликера.

— Именно. — Я сопротивляюсь желанию взять его под руку, пока мы идем обратно к машине и небольшой укол сожаления пронзает меня. Я бы не стала менять то, что произошло между нами, но несколько недель назад я бы без колебаний сделала это. Это было бы обычным делом, между друзьями, но теперь любое прикосновение, любая близость наполнены смыслом и опасностью, которых раньше не было. Мы создали наше до и после, когда переспали вместе, и мы никогда не сможем вернуться к тому, что было до того, как мы пересекли эту черту. Я больше не могу прикасаться к Максу случайно. Это похоже на потерю, как будто все, что произошло в последнее время, это то, что я теряла все больше и больше из того, что у нас было, воздвигая осторожную стену между нами.

Пока мы едем к конюшням, Макс указывает на другие особенности поместья, большой пруд, который можно было бы назвать озером, оранжерею, окруженную ухоженными садами, и тропу, ведущую от конюшен к большей части поместья за их пределами, более неприрученную, но подходящую для верховой езды.

— Ты когда-нибудь раньше ездила верхом? — Небрежно спрашивает он, паркуя машину перед сараем, и я со смехом качаю головой.

— Абсолютно нет, — говорю я ему между смешками. Сама мысль о том, что у меня когда-либо была бы такая возможность, почему-то кажется мне веселой. — Я никогда даже не прикасалась к лошади.

— Ну, с этого мы и начнем, — ухмыляется Макс. — А потом, когда тебе станет немного лучше и ты почувствуешь себя сильнее, мы отправимся на прогулку вместе. Может быть, сначала на арене, а потом на трассах.

— Держу пари, я смогла бы быстро освоить это. — Я выскальзываю из машины, когда он открывает дверцу, приземляюсь на землю в нескольких дюймах перед ним, и на одну короткую секунду слышу, как он с шипением втягивает воздух, и его глаза встречаются с моими. Я чувствую в нем напряжение, и мне требуется мгновение, чтобы понять это, но когда я понимаю, я чувствую, как между нами вспыхивает жар, и все на мгновение замирает:

Макс лежит на спине в моей кровати, голова утопает в подушках, черные волосы взъерошены вокруг его лица… Его руки потянулись, чтобы обхватить мои, когда я посмотрела на него сверху вниз, выражение его лица было напряженным и нуждающимся в желании, когда мои бедра сжались вокруг его бедер, опускаясь на него… Звук моего имени на его губах, когда я почувствовала, как он заполняет меня, когда я переместилась на него сверху, мои пальцы переплелись с его пальцами и держали его руки над головой, удовольствие пронзало нас обоих, снова и снова, пока не поглотило нас…

Макс откашливается, отворачивается и указывает на сарай. Я вижу, как краснеет его воротник, как учащенно бьется пульс на краю горла, но притворяюсь, что не замечаю. Я притворяюсь, что не знаю, о чем мы оба только что подумали, о чем простой комментарий так легко напомнил ему.

Внутри амбара пахнет землей, сеном, теплым мехом и сладким зерном, и я вдыхаю, чувствуя странный комфорт в прохладном, неярком свете прохода. Я слышу ржание лошадей, когда несколько из них подходят к краю стойла, любопытствуя, принес ли им кто-нибудь что-нибудь.

— Подожди секунду, — говорит Макс, открывает дверь справа от нас, проскальзывает внутрь и возвращается с горстью маленьких квадратиков пшеничного цвета. — Ты можешь угостить их, если хочешь. — Он протягивает один из них мне. — Сначала посмотри на меня. К большинству из них можно подойти, просто будь осторожна и остановись, если я тебе скажу. Я уверен, что сейчас здесь есть кое-что, чего я тоже не знаю.

В одном из первых стойл стоит симпатичная лошадь, светло-рыжеватая, с белой полосой вдоль морды, и она топает копытом, когда я подхожу ближе.

— Может эта? — Спрашиваю я, и Макс кивает, ухмыляясь.

— Бэзил — хороший мальчик. Смотри, как я угощаю его. — Он кладет ладонь на один из квадратов, вытягивая руку ладонью вверх, слегка загнув пальцы назад, чтобы у лошади была плоская поверхность, с которой она могла есть. — Ты просто должна быть осторожна со своими пальцами. Иногда они слишком возбуждаются, и ты можешь потерять один.

— Правда? — Я бледнею, наблюдая, как Бэзил берет лакомство с руки Макса и усмехается.

— Вероятно, нет. Но лучше перестраховаться. Вот сама попробуй.

Он отходит в сторону, когда я подхожу к Бэзилу, но я все еще чувствую его присутствие у себя за спиной, теплое и надежное.

— Просто осторожно протяни руку, — подбадривает он меня сзади. — Меньше всего шансов, что он схватит это слишком быстро и случайно укусит тебя.

Нервная дрожь пробегает по мне, когда лошадь трясет головой, явно в ожидании угощения в моих пальцах, но я не собираюсь поджимать хвост и убегать от чего-то такого простого, каким это должно быть. Я пытаюсь подражать тому, что делал Макс, разгибая руку и загибая пальцы назад, когда Бэзил фыркает и вытягивает нос, бархатистые губы скользят по моей ладони, когда он набирает в рот лакомство, хрустит им, пятясь. Каким бы глупым это ни казалось для такой мелочи, я чувствую прилив победы, когда поворачиваюсь к Максу с улыбкой на лице, и вижу, что он тоже улыбается.

— Видишь? Не так уж и страшно. — Говорит он, протягивая мне еще несколько маленьких квадратиков. — Мы очень скоро выведем тебя на тропы.

Мы идем по проходу, Макс указывает на лошадей, которых, как он знает, я могу спокойно угостить, и к тому времени, как мы достигаем другой стороны сарая, я не могу вспомнить, чего я так боялась.

— Мы действительно можем прокатиться? — Спрашиваю я, и Макс кивает, посмеиваясь.

— Когда у тебя будет немного больше времени на восстановление, конечно. Я тоже давно не ездил верхом, но я не сомневаюсь, что все это вернется ко мне. — Он позволяет высокому, поджарому черному коню слизать губами последнее лакомство со своей ладони, а затем отряхивает руки о штанины, оставляя на них немного зернистого налета. — Может, нам вернуться наверх? Я уверен, тебе нужно немного отдохнуть, а Джиана скоро подумает об обеде.

Я киваю, хотя последнее, чего я хочу, это вернуться и отдохнуть. Я уверена, что у Макса есть и другие дела, помимо того, что он меня опекает, и я не хочу быть для него обузой. Мы молча возвращаемся к дому. Я провожаю Макса до задней двери, он придерживает ее для меня, и мы вместе поднимаемся по лестнице. В один и тот же момент мы оба колеблемся, и Макс бросает взгляд на одну из дверей на нижнем этаже.

— Ну, я…

— Конечно. Я просто поднимусь наверх и…

Мы говорим одновременно и одновременно замолкаем, оба уставившись друг на друга. Я чувствую напряжение, витающее в воздухе, и мельком замечаю, как напрягаются руки Макса, как дергается маленький мускул на его челюсти, как будто он сдерживает себя. Я чувствую себя прикованной к месту, но заставляю себя подняться по лестнице в свою комнату, с каждым шагом сопротивляясь желанию броситься обратно к нему и рассказать о своих чувствах.

Но он уже знает о них, и произнесение этого вслух ничего не изменит.