Запретный плод

Глава 2

Марину встретила в прихожей пожилая домработница Мария Петровна. Сейчас ей было пятьдесят семь, а начинала она работать на семью банкира Стернина десять лет назад, когда Марине было десять. Теперь не просто домработница, а член семьи, Марине она заменила родную бабушку, которая вместе с дедушкой захотела пожить в Америке. Ну вот захотелось им семь лет назад, и все тут. Разумеется, сын, отец Марины, удовлетворил желание родителей, и теперь они жили в солнечной Калифорнии, иногда сообщая по электронной почте, что все у них нормально. А Петровна стала настоящей бабушкой для Марины.

— Как успехи, Мариша? Скоро увижу тебя в роли главной героини на экране телевизора? — спросила Мария Петровна.

— Ох, и не спрашивай, Петровна. Идиоты они там все! — раздраженно сказала Марина.

— Деточка, а я тебе говорила про это, когда ты собиралась в Щепкинское. Нравы в этом мире суровые. Но тебе немного проще, ты — особь статья, детка, никогда не забывай об этом. Они должны уважать тебя.

Мария Петровна больше двадцати лет преподавала в школе русский язык и литературу. Но в девяносто четвертом ее терпение лопнуло, и она нанялась домработницей в семью банкира Стернина. Готовить умела превосходно, легко управлялась с бытовыми приборами, а наладить отношения с капризной дочкой банкира и не менее капризной женой опытному педагогу не составило большого труда. В итоге все были довольны: жена банкира, стоматолог Лилия Максимовна, — тем, что мужа невозможно было ревновать к пожилой домработнице, Марина получила опытного советчика на все случаи жизни, да просто старшего друга, а сам Стернин был доволен, что в доме всегда порядок, холодильник заполнен, а на плите готов вкусный ужин. Если нужно — и обед. И все, что ему нравится, — есть на завтрак. Он устроил ее двух сыновей на престижные должности, а когда год назад умер муж Марии Петровны, предложил ей поселиться у них. И она согласилась, к радости Марины и с полного одобрения хозяйки дома.

— Петровна, покорми меня, и я хочу посоветоваться с тобой, — сказала Марина.

— Топай на кухню, Мариша, там и потолкуем.

На ужин было азу по-татарски с солеными огурцами, на гарнир — жареные кабачки. Мария Петровна поставила перед Мариной тарелку, села напротив.

— Ну, рассказывай, что за проблемы у тебя, детка.

— Петровна, постельная сцена… Ну, так надо по сценарию. Я могла лежать с Муравьевым и в джинсах, изображать дикую страсть…

— Игорь Муравьев хороший актер. Да и парень симпатичный, мне нравится. Ну и что он?

— Не может играть, если я не совсем раздета, представляешь?

— Не совсем, но ты рассказывай.

— Что ты не совсем понимаешь? Кстати, вкусно, кабачки и азу у тебя, как всегда, обалденно получились.

— Не совсем понимаю, как можно изображать страсть. Я ее всегда чувствовала. Это такое… что не знаю, как можно изобразить.

— Ох, Петровна… Ты лучше закадычной подруги. Но мне там нужно было, понимаешь? А помреж, тетка старая и тупая, лет сорок, наверное, но с тобой не сравнить, дура невероятная, захотела, чтобы я легла в постель голой, прикинь, да? Вот так разделась перед всей съемочной группой, сняла трусы и пошла в постель!

— Исключено, Мариша.

— Я так и сказала. Но потом все же легла с ним в трусах и лифчике. Так он стал меня лапать, лифчик снял, трусы начал стягивать, прикинь?

— Мариша, это наглость. Дашь слабину — пропадешь. Выражаясь современным языком, нужно этих козлов поставить на место, — уверенно сказала Мария Петровна.

— Я и поставила. Сцену так и не сняли, меня отправили домой, снимают следующие эпизоды.

Марина с аппетитом поедала азу и кабачки, поглядывая на домработницу. Так называть Петровну она даже в мыслях не хотела. Кто она тут — не важно, просто Петровна и все. Родной и близкий человек — вот так!

— Значит, нужно сделать… — задумчиво сказала Мария Петровна. — Во-первых, поговорить с отцом. Иван Тимофеевич — продюсер этого сериала. Если кто-то не понимает этого — их нужно убрать. Он этот вопрос решит. А ты не поддавайся на провокации, артистка ты хорошая, я это точно знаю, и десять лет назад была артисткой еще той!

— Спасибо, Петровна, что бы я без тебя делала?

Марина отодвинула пустую тарелку, встала из-за стола, поцеловала домработницу в щеку и пошла в свою комнату, там можно было отвлечься от грустных размышлений за компьютерными играми. Но не только грустными были ее размышления. Объятия знаменитого актера Муравьева были приятными, она была влюблена в него с пятнадцати лет, как и многие ее сверстницы, но… не на глазах же у всех! Вот что больше всего возмущало. Если бы он был таким… ну, скажем, на их даче в Агаповке, когда в камине горят толстые березовые поленья… Совсем другое дело. Но он… нахал, идиот самый настоящий!

В семь приехала с работы мать, но с ней Марина не хотела делиться своими проблемами, перекинулись парой слов и разошлись.

В половине восьмого вернулся домой отец, высокий, импозантный седовласый мужчина с голубыми, как у дочери, глазами. Властным жестом отослал плечистого охранника, который сопровождал его до двери, вошел в квартиру. Марина тут же перехватила отца, увела в свою комнату.

— Пап, у меня проблемы, нужна твоя помощь, — сказала она.

Стернин послушно пошел за дочерью. Внимательно выслушал ее рассказ, согласно кивнул, досадливо морщась. Голубые глаза банкира посветлели от ярости.

— Ты права, Маринка, такие дела не должны остаться без внимания. Что у нас сегодня на ужин?

— Азу по-татарски с жареными кабачками — обалденно вкусное мясо с солеными огурцами, а кабачки…

— Мама уже поела?

— Наверное, смакует еще. Вкусно все, папа.

— Не сомневаюсь. — Стернин достал из внутреннего кармана пиджака мобильник, быстро нашел в его памяти нужный номер, включил автодозвон, прижимая миниатюрный аппарат к уху. — Але, Вадим Андреевич? Добрый вечер, Иван Тимофеевич Стернин вас беспокоит. Да, спасибо. Моя дочь не совсем выпадает из актерского ансамбля? Нет? Даже так? Спасибо, весьма приятно. Нам нужно встретиться, дело срочное, не терпит отлагательства. Завтра в десять пятнадцать жду вас в своем офисе. Да, попрошу не опаздывать.

Стернин сложил миниатюрный аппарат, сунул в карман пиджака.

— Ты все слышала, дочка? Кстати, он отзывается о тебе вполне положительно. Остальное решим завтра. А что посоветовала Мария Петровна?

— Пап, ты на Селиванова не очень наезжай, с ним у меня вполне нормальные отношения. Это помреж, Сушина…

— Я все понял, дочка. Так что сказала Мария Петровна? Ты же с ней советовалась, верно?

— Верно. Не сдаваться и надеяться на тебя.

— Слушай, я ей доверяю больше, чем некоторым своим заместителям. Повезло нам с домработницей.

— Она не домработница, пап, она моя Петровна, — уверенно сказала Марина.

— Наша Петровна, — усмехнулся Стернин. — Ты уж не особо… приватизируй хороших людей. Их чертовски мало в нашем мире. Ладно, пойду ужинать.

Марина усмехнулась, глядя вслед уходящему отцу. Он все решит, и эта мымра Сушина поймет свое место! А Муравьев… тоже поймет, кто есть кто. Если захочет, чтобы их отношения были не только рабочими… должен предпринять усилия, и немалые, а она еще подумает, стоит ли отвечать на них.

У Сушиной была просторная квартира на Земляном валу. После гибели сестры обменяла ее и свою «двушки» на эту трехкомнатную. Одну комнату отдала детям, своим дочерям, Елене и Розе, пятнадцати и тринадцати лет, и двенадцатилетней Оксане, племяннице. Разницы между детьми не делала, одинаково строга была ко всем, и девчонки радовали ее, жили дружно, умело хозяйничали в доме, что было немаловажно, ведь Сушина редко бывала дома, готовить не умела, а прибираться не любила. Две другие комнаты были ее спальней и гостиной, где незазорно было встретить любого важного посетителя.

Зарабатывала она неплохо, но тратить деньги с умом не умела, поэтому взяла за правило отдавать половину своих гонораров старшей дочери, Ленке, — на еду, одежду и прочие нужды, приказав: если останется что — спрятать и ей не говорить где. До тех пор, пока не скажет пароль. Лена была хозяйственной девочкой, наверное, немалую сумму уже скопила, но Сушина, потратив свою половину, предпочитала занять у друзей до следующего гонорара, а не спрашивать у дочери, где деньги. Видела, что девчонки прилично одеты, в доме все есть, но особого мотовства не наблюдается. И радовалась, что дочь избавила ее от проблемы считать деньги и планировать семейный бюджет, да к тому же наверняка что-то скопила на черный день. Сама она вряд ли смогла бы так толково распорядиться своими деньгами.

В половине двенадцатого ее «девятка» остановилась во дворе дома. Вместе с Татьяной из машины вышел изрядно пьяный Муравьев. Три месяца назад он развелся со своей второй женой и теперь утешался в объятиях давней подруги, которая, хоть и была на десять лет его старше, в постели могла дать фору любой двадцатилетней девчонке. К тому же она пригласила его на главную роль в многосерийном телефильме, так что «романтические» отношения между давними любовниками вспыхнули с новой силой. Гонорар, правда, мог быть и больше, но двенадцать серий и намеки Тани на проценты от рекламы сделали свое дело.

Нет, Муравьев не платил Сушиной за выгодное предложение, ему действительно было хорошо с ней, когда период очередной влюбленности в длинноногую красотку заканчивался. Татьяна не ревновала его, не учила уму-разуму, не требовала денег, напротив, сама расплачивалась за двоих в престижных клубах, а в постели была настоящей богиней. Счастье иметь такую женщину… в запасе.

Но сегодня Муравьев слишком много выпил в ресторане, поэтому, войдя в квартиру, пошатнулся, плюхнулся на пуфик в прихожей.

— Осторожно, Игорь, — шепотом сказала Сушина. — Девчонки спят уже.

— Понял, все понял, Таня.

Она взяла его под руку, подняла с пуфика, понимая, что сегодня толку от него как от любовника мало. Ну и ладно.

— Пойдем, отведу тебя в спальню.

Муравьев и сам понимал, что выпил многовато виски. А что ж не пить, когда за тебя платят? Нет, он мог бы и сам расплатиться, но Таня не позволила. Фантастическая баба! И если он ничего… никуда… она поймет и даже не обидится. На такой и жениться можно, но это уже совсем другие отношения. И три дочки — слишком много. Да она и сама не хотела выходить замуж, и получается… Да все просто классно получается!

Сушина привела его в спальню, посадила на край широкой кровати.

— Раздевайся, ложись. Я пойду приму душ, — сказала она.

— Понял. Тань, пить хочется. Где у нас шампанское?

— Ты нормально себя чувствуешь, Игорь?

— Вполне. Бокал шампанского мне не повредит. Муравьев в форме, Таня!

Сушина достала из пластикового пакета бутылку шампанского, поставила на тумбочку. Достала из нее пару хрустальных фужеров, поставила рядом.

— Не особо увлекайся, Игорь, — сказала она и ушла.

Муравьев и не думал увлекаться. Уверенно откупорил бутылку шампанского, осторожно наполнил хрустальный фужер, немного подумал, наполнил и другой, глотнул пенистый напиток.

Да, выпил многовато в ресторане, но мог соображать. И пил-то, не задумываясь о последствиях, потому что была причина. Серьезная. Эта Марина… Кто она такая? Студентка «Щепки», ну и что? Таня сразу ее невзлюбила, он это почувствовал, слава Богу, не первый год знает Таню. А зачем тогда пригласила на главную роль? Мало у нас актрис, что ли? Не нравится ей студентка, а — пригласила! Что за дела такие? Работая с девчонкой три съемочных дня, он даже фамилию своей партнерши по сериалу не узнал. Но сегодня… Таня была слишком жестокой по отношению к ней, точно — слишком… Почему? А девчонка какова! Взяла и сдернула, Селиванов извинялся… Ничего непонятно. Но классная телка!

Муравьев глотнул шампанского, зажмурился, блаженно облизал пересохшие губы. Какая была соблазнительная под одеялом, а!

Он снял туфли и носки, потом стащил джинсы, свитер, лег под одеяло с фужером шампанского в руке. Девчонка решила послать режиссера Селиванова, которого он уважал, хороший режиссер, настоящий мастер из новых, дураку понятно. И она, Марина, это знала, но… все-таки, по сути, послала. С каких это пор студентки могут так вести себя на съемках? Похожей ситуации и припомнить трудно. Не было на его памяти такого!

Татьяна стремительно вошла в спальню, на ней был махровый белый халат. Сбросила халат, под прозрачной короткой рубашкой четко обозначились плавные линии ее знойного тела, но Муравьев не смотрел на него, он уставился в ее светлые глаза.

— Тань, что за дела сегодня творились на съемочной площадке? Может, объяснишь?

Сушина взяла свой фужер, отхлебнула глоток, присела на край кровати. Закурила свой любимый «Кэмел».

— Что тебя интересует, Игорь?

— Да все. Тань, я не первый раз замужем. Ты постоянно достаешь Марину, хотя она совсем неплохо играет. Но в чем проблема, не могу понять. Ты отбирала людей, выбрала ее, никому не известную студентку. Надо сказать… не ошиблась. А теперь… зачем?

— Игорь, я бы никогда не выбрала ее.

— Заставили? Бывает, но Марина толковая телка. В смысле — нормально играет, понимаешь?

— Заставить меня выбрать актрису на главную роль трудно, сам знаешь. Это стоит очень больших денег. В данном конкретном случае никто меня не заставлял, я сама решила, что она будет играть главную женскую роль.

— Ни хрена не понимаю…

— Она — Марина Стернина, дочь главного продюсера сериала, банкира Ивана Стернина, понял?

Муравьеву стало страшно. Конечно, он знал, кто такой Иван Стернин, хозяин одного из солидных российских банков, говорят, особа, приближенная к президенту. И он ее дочку так нагло лапал на съемке? За такие дела и башку могут снести…

— Тань, ты совсем с катушек съехала? — пробормотал Муравьев, залпом опорожняя свой фужер. — Это ж такие дела… Ну на хрена ты наезжаешь на телку? — Продюсер — он и в Африке продюсер, отзовет свои бабки и — прощай то, о чем он мечтал уже не первый год, — новая, более просторная квартира… Но сказать об этом не решился. Татьяне совсем не обязательно знать, на что он собирался потратить гонорар от участия в ее сериале.

— Ты прав, Игорек, но Стернин — прижимистый мужик. Денег дает в обрез. Дочка втянулась, ей нравится играть, самое время придавить ее, чтобы заставить папашу еще немного раскошелиться. Это нужно нам всем, понимаешь?

Муравьев ничего не понимал. Денег, которые он должен был получить за этот сериал, вполне хватало, чтобы обменять убогую однокомнатную квартиру на более просторную двухкомнатную в престижном районе, а может, и на трехкомнатную. А давить на дочку главного продюсера, на чьи деньги и снимается фильм, просто глупо. Он ведь может вложить свои бабки в другой сериал, обговорив предварительно условия…

— Тань, да это просто бред какой-то. Наоборот, нужно его дочку… поддерживать как-то. За это банкир скорее прибавит бабок, понимаешь?

— Ох, Игорек… Ты классный актер, но что ты понимаешь в финансовых делах? Ее нужно придавить, чтобы папаша понимал, с кем имеет дело. Чтобы знал: законы кинобизнеса жестоки, хочешь устроить веселенькую прогулку своей дочке — плати, не скупись. А иначе заплатишь втрое больше, чтобы ее взяли на какую-то второстепенную роль. А если не поймет, я устрою ему такое реноме, что ни один порядочный режиссер не возьмет его бабки и не станет снимать его дочку.

— Ты даешь, Тань… Но ведь она хорошая актриса.

— Кому все это интересно? Ты вот — талантливый актер, а легко ли было пробиться?

Муравьев мрачно усмехнулся. Да уж! Про то, как он «пробивался» к всероссийской славе, и вспоминать не хочется. Спасибо Тане, с ней хоть спать было приятно…

— Тань… Ну и ладно. Мы из провинции, без связей — одно, они — другое. Главное, Марина — хорошая актриса.

— А кому это, на хрен, интересно? Хороших и без нее много. Знаешь, сколько их учится в театральных училищах? Они сделают все, чтобы получить главную роль в сериале. А сколько в театрах играют за гроши?

Муравьев это знал. Очень хорошо знал. Бедствуют нынче актеры, что поделаешь. И ради того, чтобы заработать на жизнь, готовы на все. Особенно симпатичные девчонки…

— Думаешь, у тебя получится надавить на Стернина? — спросил он.

— Конечно, Игорек. Но ты можешь помочь мне в этом. Кстати, и себе тоже. В первую очередь я хочу, чтобы Стернин согласился на увеличение гонораров актерам. Приударь за телкой, своди ее в кабак… Это нужно.

— Кому?

Муравьев хотел спать и жалел о том, что слишком много выпил сегодня.

— И тебе тоже, Игорек, я же сказала. Ну что, ты можешь приударить за ней? Я заметила — она тебя возбуждает.

— Ох, Тань… Да в принципе… Но что из этого?..

Сушина допила шампанское, поставила фужер на тумбочку и легла под одеяло. Несколько минут пыталась возбудить захмелевшего секс-символа великой России, а когда поняла, что это невозможно, откинулась на подушку, закрыла глаза. Муравьев уснул, не дождавшись ответа на свой вопрос.

Ну и ладно. Игорек все понял правильно, уже клюнул на дочку Стернина и дальше будет действовать, как привык. А та никуда не денется, это же Игорь Муравьев! А потом… Она заставит банкира плакать так же сильно, как он заставил ее плакать! Ради этого и затевалась съемка странного сериала.

Сушина повернулась на бок, прижалась к спящему Муравьеву, сжимая в руке главные признаки секс-символа России, которые никак не хотели быть таковыми. А она не очень-то огорчалась.

Не это волновало ее сейчас.

— Танька, я просто балдею. Мы были в Италии, взяли машину и ездили по всему этому «сапогу»! Милан, Флоренция, Венеция! Там передвигались на гондолах, знаешь, воняет в Венеции. А в Риме все было просто замечательно. И кстати, совсем не обязательно есть их макароны, «пасту», как они называют. Есть рестораны на любой вкус. Мне больше нравились с морской кухней. Омары, устрицы… Обалдеть!

— Оль, ты спала с ним? Извини, глупый вопрос, если по Италии колесила, понятно…

— Я рожу ему сына, Танька! Он очень хочет. И сейчас думает о том, где мы проведем это время, когда я… Он хочет на Таити, представляешь?

— У тебя все просто так, да? Легла под денежный мешок и довольна? Оль, ты в своем уме?

— Конечно, Тань! Если бы ты знала этого человека!..

— Я очень хочу узнать его. Кто он?

— Не скажу. Кстати, знает тебя как известного человека в мире кинобизнеса.

— Ольга! Мне плевать на то, что он знает обо мне! Я о нем ничего не знаю!

— Тань, я говорила с ним, он готов продюсировать твой новый сериал. Любой.

— Да кто он? Ты можешь мне сказать?

— Не скажу. Он замечательный человек, и мне с ним жутко хорошо. Понимаешь, сестра?

— Ни хрена я не понимаю…

— Ну и не надо тебе. Просто поверь, что у меня все обалденно! Скоро буду финансировать твои проекты, но сначала прочитаю сценарии. Фуфло не пройдет, поняла, сестричка?

— Ох, Оля, какая же ты дура… Ну ладно, если что — зови меня, вдруг да и помогу в твоих делах… с бизнесменами.

Сушина вздрогнула, сильнее прижалась к Муравьеву. Какая же дура она была, ее любимая сестра! Выскочила замуж за какого-то аспиранта, родила Оксанку, а потом выяснилось, что этот человек — пустое место: перспектив никаких, и желания достичь чего-то в жизни — никакого. Вразумила сестру, та развелась, слава Богу, квартира осталась за ней. Но этот бизнесмен… имени даже не сказала! Попросила знакомого, хозяина детективного агентства, присмотреть за сестрой, деньги дала… Он и «присмотрел», и выяснил имя бизнесмена, с которым встречалась сестра.

Это был банкир Стернин!