Запретный плод

Глава 3

Стернин мельком взглянул на часы — половина одиннадцатого. Снова внимательно посмотрел на начальника отдела валютных операций. Пожилая женщина сообщила уже все, что хотела, но уйти без разрешения босса не могла.

— Значит, так, Людмила Ильинична, — неторопливо сказал Стернин, — ваши предложения по доллару и евро я изучу, в общих чертах работой отдела доволен. Главная задача сейчас — никаких проблем с властью, с налоговиками. Сами понимаете, какое время на дворе. Это не девяностые, опасные, но интересные.

— Я это прекрасно понимаю, Иван Тимофеевич.

— Как ваши дети, внуки?

Женщина неопределенно пожала плечами. Никак не ожидала такого вопроса, начальник никогда не интересовался семейными делами своих сотрудников.

— Да вроде нормально. Дети работают, внук и внучка, тьфу-тьфу, не болеют…

— Помогаете им? Денег хватает? — спросил Стернин.

Начальник отдела валютных операций заерзала в кресле, не зная, что сказать. Получала она весьма солидные деньги, им с мужем хватало вполне, а дети… да они и сами крепко стояли на ногах. Но что означает этот вопрос? Хочет спровадить ее на пенсию или… повысить зарплату? Денег никогда не бывает много, но… как нужно отвечать на этот вопрос?

— Спасибо, Иван Тимофеевич, все у меня нормально, работаю, так сказать, стараюсь, чтобы наш банк всегда был… в числе лучших.

— Ну, хорошо, Людмила Ильинична. Продолжайте в том же духе, я в вас верю, надеюсь, еще долго будем работать вместе.

— Спасибо, Иван Тимофеевич.

— Ну, вперед, Людмила Ильинична!

Пожилая женщина со вздохом облегчения встала с кресла и заторопилась к двери. Все хорошо, ну и хорошо. В своем кабинете, в своем кресле куда как приятнее сидеть, нежели в кабинете начальника, который задает какие-то странные вопросы.

Стернин с улыбкой смотрел ей вслед. Осторожно закрылась дверь, он еще пару минут подождал, а потом нажал кнопку аппарата громкой связи.

— Лариса Ивановна, ко мне есть посетители?

— Да, Иван Тимофеевич, — ответила секретарша. — Режиссер Вадим Андреевич Селиванов уже полчаса ждет, когда вы освободитесь.

— Пожалуйста, извинитесь перед ним, и пусть войдет.

— Хорошо, Иван Тимофеевич.

Селиванов неуверенно вошел в кабинет банкира, шагнул к столу и остановился. Кабинет огромный, солидный, одни напольные часы чего стоят! Хозяин еще более солидный, уверенный в своих силах мужик. Тут и не хочешь, а почувствуешь себя пигмеем. Да, он талантливый режиссер, этого никто не отрицает. Но что такое талантливый режиссер без денег? Пустое место. А если финансовый воротила разозлился на него? Тогда пустое место вдвойне. Скажет другим… продюсерам, мать их за ногу, и все. Никто и копейки не даст на проект, где режиссером будет Селиванов. Вот жизнь, а!

— Садитесь, Вадим Андреевич, — сказал Стернин, указывая на кресло, которое покинула начальник отдела валютных операций. — Значит, хотели раздеть мою дочь догола, так?

Селиванов облизнул внезапно пересохшие губы, сел в кресло, невпопад кивнул.

— Нет, Иван Тимофеевич, я не хотел. Помреж переусердствовала, знаете, это бывает на съемках. Извините, но я… в такие игры не играю. Оплошность вышла, еще раз извините.

— Не извиняйтесь. Лучше скажите, как моя дочь выглядит на съемках, только прямо. Какая она актриса? Честно, прошу вас. Если плохая, я переквалифицирую ее в банкиры. И вообще, кому-то же нужно оставить свое дело?

Стернин встал из-за стола, достал из бара бутылку виски, два широких стакана, наполнил их на треть, жестом предложил Селиванову взять стакан.

— Если честно, Иван Тимофеевич, то ваша дочь — талантливая актриса. Уж не знаю, на кого вы оставите свое дело, но мне как режиссеру — одно удовольствие работать с Мариной. Она еще в процессе… становления, но я совершенно честно могу сказать — у девочки большое будущее. Извините, это не комплимент вам, и не потому, что вы… — сказал Селиванов, поднимая свой стакан.

— Спасибо, Вадим Андреевич, я вам верю. Ну, за Марину?

— С удовольствием.

— Я знаю, что вы талантливый режиссер, навел справки.

— А вы — талантливый финансист, Иван Тимофеевич, — сказал Селиванов, залпом выпив жгучий напиток из американского штата Кентукки.

— Выходит, мы равны, — констатировал Стернин, пригубил виски и по новой наполнил стакан режиссера.

— Не совсем, — сказал тот. — Деньги-то у вас.

— А снимаете — вы. Вадим Андреевич, не оставите ее без внимания после этого сериала? Снимите классный фильм, я профинансирую. Но только в том случае, если моя дочь пригодна на главную роль.

Селиванов уже освоился в солидном кабинете, выпив порцию виски, но, услышав такое, снова залпом опорожнил свой стакан.

Снять фильм, какой он хочет? Да это же мечта любого режиссера!

А Марина Стернина действительно талантливая девчонка! Вот так, шел сюда — земля горела под ногами, а теперь вдруг такие перспективы открываются!

— Иван Тимофеевич, — более уверенно сказал Селиванов, — ваша дочь, без преувеличения, — талантливая актриса. Я могу ее снять в классном фильме, сценарий давно лежит у меня на столе… Он будет номинироваться на «Оскар».

— Договорились, Вадим Андреевич, — неожиданно жестко сказал Стернин. — Работайте над вашим сериалом, но не стремитесь раздевать мою дочь, хорошо?

— Извините, это больше не повторится, я вам гарантирую.

— А когда закончите съемки, я посмотрю, что там получилось, и решу, стоит ли финансировать ваш замечательный сценарий, который лежит у вас на столе. По-моему, это справедливое решение. А вы как думаете, Вадим Андреевич?

— Так же, Иван Тимофеевич, абсолютно так же. Можете не сомневаться, сериал получится, и ваша дочь станет звездой. Это я гарантирую.

— Поживем — увидим. Надеюсь, вы все правильно поняли, Вадим Андреевич?

— Конечно, Иван Тимофеевич.

— Не смею вас больше задерживать. Напомню только, что устные договоренности я исполняю так же, как и письменные, с подписями и печатями. Вы все правильно поняли?

— Да, понял.

— Всего вам доброго, Вадим Андреевич, — сказал Стернин, протягивая руку.

Селиванов поднялся с кресла, согласно кивнул, пожал руку банкира и стремительно выскочил из кабинета.

Хозяин кабинета призадумался, глядя ему вослед. Похоже, не врал, значит, Маринка может играть в кино. Но нужно ли это ему и ей? Раздеть хотели вчера… Чтобы раздеть красивую женщину, нужно много денег и времени, внимания… А у них это запросто решается. Без денег, без внимания к женщине. Нужно — и все дела. Хорошо устроились ребятки! И он отправляет туда своего единственного ребенка, дочку Марину? А что поделаешь, если она сама этого хочет? Хорошо, пусть будет, как она хочет, но он не допустит, чтобы над ней издевались. Проследит на первых порах. А там… если она хорошая актриса, сама будет диктовать условия.

Неистовое желание, вот что чувствовал Муравьев, проснувшись утром. Он хотел так, что сил не было терпеть. Придвинулся к лежащей на боку Сушиной, сдернул на спину край рубашки и вошел в ее горячее тело. Сушина томно застонала, а Муравьев энергично задвигал бедрами. Стоны продолжались минут десять, пока он и сам не захрипел в сладостной истоме. Еще несколько минут двигал бедрами, чувствуя, что это нравится партнерше. А потом затих, обнимая ее, лаская левой рукой напрягшиеся груди.

Она негромко постанывала и правой рукой ласкала его поникшую плоть. Хотелось возродить ее упругость и напор, но понятно было, что это вряд ли возможно.

— Тань, все нормально? — спросил Муравьев.

— Да, Игорь, более чем… как всегда.

Он откинулся на спину, долго лежал молча, успокаивая дыхание. За окном тихо шелестел мелкий осенний дождь, часы на тумбочке показывали одиннадцать. Девчонки Сушиной ушли в школу, сами позавтракали, собрались и ушли. Замечательные девчонки, такие самостоятельные! Татьяна почти не занимается ими, а в доме порядок, чистенько, уютно. Что-то вроде угрызений совести возникло в душе Муравьева. У него был сын от первой жены, уже лет восемь парню, но он с ним редко виделся и понятия не имел, как он учится, как вообще живет… Решил, что завтра же встретится с сыном, куда-нибудь сходят вдвоем. Да можно привести парня после школы на съемки, когда будут нормальные сцены, пусть посмотрит, как работает отец. Решил и тут же забыл об этом, ибо вспомнил вчерашний разговор с Сушиной.

— Танюш, я не совсем понимаю, что за дела у тебя с Мариной? Она дочка генерального продюсера? Тогда на хрен нужно доставать ее, а? — спросил он.

— Мы же вчера долго про это толковали. Ты забыл?

— Нет. Просто хочу знать, в чем тут дело. Какая-то логика в твоем поведении есть?

— Разумеется.

— Растолкуй, пожалуйста.

— Ты и вправду забыл, о чем вчера говорили, Игорь. Объясняю еще раз для непонятливых. Стернин — жмот, хочет продвинуть свою дочку по дешевке.

— Да нет, меня устраивает мой гонорар.

— А меня — нет. Ни твой, ни свой. Он думает, если есть бабки, то его дочка станет звездой? А я думаю, что за это нужно платить намного больше. Кстати, ты не забыл, что ты хотел за ней приударить?

— Я хотел?

— Да. Ты же чуть не трахнул ее на съемке.

— Тань… Марина — красивая девчонка. Я, правда, всегда держался подальше от дочек больших папиков, но она — другая. Неплохая актриса при всем при том.

— Я не ревнивая, ты знаешь.

Муравьев погрузился в глубокую задумчивость. Встречаться с девчонкой по просьбе Сушиной он не хотел. Но… тут были целых два «но». С одной стороны, жива была в памяти вчерашняя неудачная постельная сцена, красивое тело Марины, ее ярость, такая сексуальная, что он долго не мог успокоиться. Это забыть невозможно. А с другой стороны — нельзя отказать Сушиной, проект солидный, денежный, главная роль… А она ведь может и «сплавить» его, если обидится. Делается это просто — его героя убивают в очередной серии, и дальше сценарий переделывается под другого актера. И значит — снимаются другие сериалы, но его просто не приглашают. Сушина может устроить такое.

— Он что, был твоим любовником, Тань, этот Стернин? — спросил Муравьев.

— Нет. — Она потянулась, взяла с тумбочки пачку сигарет, зажигалку, закурила.

— Курить на голодный желудок вредно. Я до первой чашки кофе с бутербродиком даже не притрагиваюсь к сигарете.

— Ты слишком правильным иногда бываешь, Игорек, — с досадой сказала Сушина. Глубоко затянулась и погасила сигарету в пепельнице, стоящей на тумбочке. — Пойду что-нибудь сварганю на завтрак. И нам пора ехать. Селиванов уже небось в павильоне, а мы все нежимся тут.

— Мне свари яйцо вкрутую и сделай кофе.

Сушина встала с кровати, накинула халат и ушла. А Муравьев остался лежать на широкой кровати. Во-первых, Татьяна направилась в ванную принимать душ, и значит, спешить некуда. А во-вторых, завтрак, понятное дело, не готов, и опять же спешить некуда.

Значит, нужно приударить за Мариной… Почему бы и нет?

Красивая девчонка, талантливая актриса, одно удовольствие играть с ней. Правда, вчера переусердствовал, думал, она сделает все, что он хочет, известный артист, кумир женщин. А она, студентка, — куда денется? Если бы так и случилось, не думал бы о ней как о женщине уже сегодня. У него таких… А студентка-то оказалась не просто студенткой! И как яростно отвергла его!

Давненько ничего похожего в общении с женщинами он не чувствовал. Ну так, значит, что тут? Нужно по новой знакомиться со строптивой и богатой студенткой, по-новому вести себя с ней. Он и это может, запросто.

Через десять минут он встал с кровати, надел джинсы, футболку и пошел в ванную чистить зубы. Не пальцем, как иногда случалось, а персональной зубной щеткой — Таня специально клала новую щетку на край раковины для него.

— Игорь! — крикнула Сушина из кухни. — Давай завтракать.

— Иду, Танюша, — ответил Муравьев.

Хотелось залезть в ванну, в горячую воду на часик, отмокнуть там, но… это уж дома, в своей однокомнатной холостяцкой квартире.

Сушина уже разлила кофе по чашкам, на блюдце положила вареное яйцо. Себе заварила овсяную кашу с малиной. Муравьев поблагодарил хозяйку, сел за стол.

— Сегодня будем переснимать вчерашнюю сцену. Я сменю акцент, не стану давить на нее, надеюсь, ты знаешь, как отлично сыграть в постели, чтобы все были довольны.

— Нет проблем, — сказал Муравьев, очищая яйцо от скорлупы. — А что дальше, Тань?

— Ничего. Я тебе желаю удачи с ней.

— Да перестань! — поморщился он. — Правда, что ль?

— Истинная правда, Игорь.

— Ты меня все больше и больше удивляешь.

— Игорек, не будем о грустном, ладно?

— Как скажешь.

— Так и скажу. Думай о том, как сыграть постельную сцену, чтобы и убедительно было, и ей понравилось, и… задел для будущего романа создался.

— Какие проблемы? Сыграю, для того я и заслуженный артист России.

— О твоих достижениях речь не идет. И заслуженный, и народный может облажаться в одной конкретной сцене. Ты не имеешь на это права, понял, Игорь?

— Выгонишь? — усмехнулся Муравьев, кусая яйцо и запивая крепким кофе.

— Убью, — сказала Сушина, и непонятно было, сериал она имеет в виду или что-то более серьезное.

Муравьев пожал плечами: мол, ты вправе делать все, что хочешь, — съел яйцо и допил кофе. Он уже понял, как сыграть эту постельную сцену, и проигрывал в мыслях детали, абстрагируясь от всех проблем. Да и черт с ними, он ведь в первую очередь актер и должен играть!