Заслужить смерть

ΓЛАВА 21

Метка зудела, что, учитывая обстоятельства, не удивляло. Запертый в тюрьме Фейольд думал обо мне, наверняка уже отвечал на первые вопросы судьи, изучившего дело. Я не жаловалась, упомянула об этом лишь раз, когда Триен начал готовиться к ритуалу разрушения клейма. Подумала, ему нужно знать, что метка сейчас активна. Он кивнул так, будто не удивился нисколько, и даже заверил, что из-за этого будет легче работать, потому что плетения видней.

Подчеркнутая взаимосвязь показалась мне странной. Узоры каганатских магических меток становились видней только в том случае, если поставивший клеймо был неподалеку. Но в северных артефакторных чарах я не разбиралась и поверила знатоку. Триен к ритуалу подготовился основательно и явно с глубоким пониманием вопроса.

Травы, которые он заговорил и настаивал несколько дней, были особенными, потому что мы собирали их вместе в Зелпине. Ходили по городу, рассматривали украшенные, нарядные дома, обсуждали историю. Иван-чай сорвали на берегу реки, питавшей город и разделявшей его на две неравные части. Лебединый цветок напоминал о прудике рядом с залом собраний, где в далекие времена, когда Зелпин еще принадлежал Аваину, заседали годи, священники Триединой, старосты и военачальники. Теперь этот дом стал ратушей. А петрушка напоминала о родителях Триена, ведь я сорвала ее с грядки у них во дворе.

Мне казалось, зелье, хранящее в себе частичку силы того места, откуда Триен родом, обязательно поможет. С мыслью, что у Триена непременно получится разрушить клеймо с первого раза, я позволила затянуть себя в транс.

Напев убаюкивал, чудилось, я лежала в лодке, которую покачивали мягкие волны. Глаза слипались, сердце билось в такт мелодии, теплая ладонь Триена касалась моего обнаженного бедра. Οн сотню раз извинился за такую предосудительную близость и раз двести объяснил, что иначе никак нельзя.

Он так мило смущался, что я с трудом противилась соблазну поцеловать Триена. Сил бороться с желанием придавал неприятный разговор, который Триен затеял за несколько часов до ритуала. После этой беседы поцелуи казались неуместными.

Он всего лишь спросил, каким я представляю свое будущее после возвращения к родителям. Честное признание в том, что совершенно не задумывалась о дальнейшей жизни, Триена не удивило. К сожалению, он подчеркнул, что я не просто дочь своих родителей, а вдова, причем бездетная вдова.

— Это хорошо, иначе ты была бы привязана к роду Орла не только магией, но и кровью, — прозвучало не только задумчиво, но и так, будто Триена успокаивала эта мысль.

— Я бы не стала у них жить в любом случае, — хмуро ответила я.

Он тяжело вздохнул:

— Традиции бывают сильней воли одного человека. И родители из лучших побуждений могут попытаться устроить твою судьбу, — он взял меня за руку, посмотрел в глаза и жестко продолжил: — Пообещай мне, Алима, что будешь решать сама за себя. Пообещай!

— Обещаю.

Я обняла Триена, так искренне верившего в то, что я сама могу определять свою судьбу. Но на сердце стало неспокойно, ведь он был прав.

Традиция определяла мне роль жены, чьей-то второй жены, учитывая вдовство. На большее рассчитывать вряд ли приходилось. Хорошо, что не задумывалась об этом до слов Триена, ставшего теперь чем-то запретным. Даже стеснялась лишний раз сесть рядом с ним в человеческом облике, ведь беседа напомнила, что я вдова Интри, время траура по которому еще не истекло. Мне неприлично так явно показывать расположение к другому мужчине. Да что там, даже взгляды в сторону Триена и те предосудительны!

Страшно даже задумываться о том, как трудно мне будет сдержать данное ему слово. Дочь, вернувшаяся в родительский дом, уже ничего не может решать сама.

Эти мысли просочились в транс, пронизанный голосом Триена, его магией, которую из-за ошейника я не чувствовала. Оттого на душе было тяжело, горько. Глупо, но хотелось закрыть глаза, хорошенько сосредоточиться и оказаться в другом месте. В доме Триена. Вместе с ним возиться с тестом, поливать грядки, помогать делать амулеты, наслаждаться каждой минутой. Лишь бы он был рядом.

Я не готова расставаться! Не готова! Пусть он подольше учится у бабушки, пусть это длится месяцы, а то и год!

— Ты плачешь. Тебе больно? — прорвался сквозь вызванную трансом дремоту голос Триена.

— Нет. Не больно, — прошептала я и постаралась успокоиться.

Тщетные попытки. Мысли о будущем чьей-то второй жены не шли из головы, и я все отчетливей понимала, что противостоять отцу не смогу, как не смогла отказаться от брака с Интри. Кажется, Триен это понимал, потому и хотел, чтобы я дала слово. С этим обещанием, опорой, костылем будет проще бороться за себя.

Я открыла глаза, сморгнула слезы и посмотрела на Триена, погруженного в работу. Любовалась им, всем сердцем благодарила за помощь и самоотдачу, за душевное тепло, за то, как изменило меня наше знакомство. Кажется, только рядом с ним я по-настоящему поняла, что значит быть живой.

Сосредоточенный Триен хмурился, явно подошел к какой-то сложной части плетения метки. Между бровей залегла глубокая морщина, светлая полоса от повязки, которую он снял на время, выделялась ярче. Триен, мрачный и решительный, неожиданно прошептал имя матери — справа от него появилась призрачная фигура полной миловидной девушки! Она склонилась к рукам Триена, прищурилась, будто вглядывалась в плетения.

Рядом с первым призраком появился еще один. Тоже женщина, пожилая, худая и показавшаяся мне жестокой, несгибаемой, резкой. Несколько ударов сошедшего с ума сердца — рядом с Триеном появилось ещё пять призраков-мужчин. Я отметила длинные косы, всмотрелась в лица. Я знала этих призраков! Они вели меня в Пуп, зазывали в деревню! Их я видела в горячечном бреду, когда Триен лечил меня!

Но кто они? Триен знал их по именам. Девушку звали Льинна, как и его мать. Пожилую женщину — Санхи. Οбе явно помогали Триену советами, как и один из молодых мужчин!

Стало жутко и холодно, противно шевельнулись волосы на затылке. Санхи посмотрела на меня, ее губы исказила хищная усмешка. Я вздрогнула, в тот же миг осознав, что тайна Триена, которую только сейчас случайно узнала, для меня опасна. Смертельно опасна.

— Не бойся. Я почти закончил, — приглушенный трансом голос Триена показался полным угрозы, а Санхи и двое молодых мужчин не сводили с меня глаз. Они оценивали, примерялись и выглядели в те минуты чуть ли не кровожадными и точно способными на убийство.

Что все это такое? Во что я впуталась? Кому доверилась? Не об этом ли предупреждала тетя? Она со своей стороны мира наверняка видела этих призраков!

Серебристые полупрозрачные фигуры пропали.

— Все, — выдохнул Триен и отстранился. — Ты в порядке?

— Да, все хорошо. Спасибо тебе, — совладав с голосом, ответила я.

Он кивнул, потянулся за повязкой с перьями и рунами, которые я за столько времени не смогла прочесть.

— Нужно поужинать и ложиться. Завтра долгий, трудный день, — он подал мне руку, помог встать.

Я пообещала приготовить все, чтобы он отдохнул. Триен поблагодарил за заботу и, порадовавшись тому, как предусмотрительно мы принесли хворост к стоянке до ритуала, взял котелок и ушел к ручью за водой. Я развела костер, вбила в землю две рогатины, чтобы повесить котелок, расстелила одеяла, но мысли были только о Триене.

Участие на лице, ласковая улыбка, спокойный взгляд, нежелание показывать, как устал после ритуала, — все, как всегда. Но теперь это настораживало. Жесткость, решительность, поджатые губы — таким он был, когда думал, что я не вижу. Так какой же он настоящий? Чего хочет на самом деле? Почему решил отвести меня домой без всякой просьбы? Тетя правильно подчеркнула это. Он предложил сам, а цену я вынудила назвать. Но зачем ему в Каганат? Зачем ему к моим родным?

Ритуал забрал больше резерва, чем Триен рассчитывал. Не зря мама всегда говорила, что работа подскажет, как ее нужно делать. Метка в ритуале показала себя совсем не так, как предполагалось изначально, и вероятность того, что кость сломается вместе с ней, была огромной. Пришлось обращаться за помощью к прошлым воплощениям, делиться с ними силой, руками Льинны и других удерживать охрупчившиеся нестабильные плетения. Οн старался не причинять Алиме боли, но дополнительные ограждающие девушку заклятия ослабляли его самого, истощали.

От расхода волшебства мутило, болела голова, и Триен с радостью ухватился за возможность хоть немного побыть наедине с собой и не показать Алиме, как трудно ему пришлось. Зачерпнув ледяной воды, плеснул себе в лицо, потер затекшую за несколько часов шею.

— Ты дотянул до последнего дня, — в голосе, свитом из нескольких, не слышалось осуждения.

— Я мог бы ответить полуправдой. Сказать, что забочусь о ней, что не хотел оставлять со всеми внезапными превращениями без присмотра. Но не буду, — вздохнул Триен, снова намочил руки и провел ими по лицу. — Мне трудно с ней расстаться. Вот правда. И мне страшно. Боюсь отступиться в последний момент. И я даже не представляю, как с ней ссориться.

— Οбычно люди задаются вопросом «как перестать ссориться?», — хмыкнул Зеленоглазый. — Думай, Триен. Около девяти утра завтра вы минуете мост. Когда он станет виден, обрати внимание на звериную тропу справа. Она ведет к реке. Это твой последний шанс вернуться и предоставить мэдлэгч ее судьбе. Если ты решишь идти до конца, к мосту ты должен подойти уже один.

— Возможно, это глупый вопрос… Но что будет, если я поссорюсь с Алимой, она уедет, а я, вместо того, чтобы подойти к мосту, сверну на ту тропу? В предопределенный час Фейольд не встретит никого.

— Ищешь путь к спасению? Это хорошо, а то я уж подумал, ты совсем не дорожишь жизнью, — спокойно, будто речь шла не о судьбах вовсе, ответил Смерть. — Ты разрушил метку, это так. Будь она обычной, можно было бы сделать так, как ты предлагаешь. Но Фейольд наложил клеймо на кость, он превратил мэдлэгч в артефакт. А они…

— Некоторое время сохраняют свои свойства, если сделаны из кости или рога, — закончил за него Триен. — Теперь понятно. Он сможет ее отследить и нагнать, если его не отвлечь от погони.

— Совершенно верно. Арбалетные болты и заклятия летают быстро и далеко. Маг убьет мэдлэгч, но на каганатской земле смерть будет почти мгновенной. Она даже не поймет, что случилось. Не такой и плохой конец, если задуматься и вспомнить видения о ее будущем, — Смерть не сводил с Триена пытливого взгляда.

— Я уверен, что она сможет отстоять себя. Она сильная, — прозвучало жестко и веско, но скепсиса в улыбке знакомца не стало от этого меньше.

— Спасибо за объяснения и за напоминание тоже, — шаман посмотрел в изумрудные глаза собеседника. — Думаю, следующий раз мы встретимся на твоей стороне.

Смерть медленно кивнул, словно поклонился, и исчез.

— Метка еще щекочется, — осторожно, будто боясь задеть, сказала Алима.

Триен взял протянутый ему кусок хлеба с копченым мясом, поблагодарил. Как вовремя он поговорил с Заплечным именно об этом. Вопрос не застал врасплох.

— Это потому, что она была наложена на кость. Кость и рог славятся тем, что несколько часов сохраняют свойства артефактов. А твоя кость еще и живая, так что, думаю, ты будешь чувствовать метку ещё весь завтрашний день. Это пройдет.

— Хорошо бы, потому что она по-прежнему активная. Будто Фейольд где-то рядом, — вздохнула Алима и поменяла тему. — Кажется, мы завтра подойдем к мосту. К нему же подходит та дорога, что ведет через ущелье. А за мостом, на той стороне реки, уже начинается исконно каганатская земля. Там мэдлэгч уважают, никто не откажется помочь. Можно будет заходить в города, останавливаться на постоялых дворах.

— Кто-то соскучился по кровати? — усмехнулся Триен, поправив ветку в огне.

— Есть немного, — Алима улыбнулась.

Он встретился взглядом с кареглазой девушкой и понял, что ссориться будет завтра, а сегодня подарит себе последний спокойный вечер с Алимой. Все равно долго общаться Триен был не в состоянии. Из-за расхода резерва и необходимости искать помощи у былых воплощений ломило кости и раскалывалась голова, клонило в сон, даже есть не хотелось. Он старался этого не показывать, но Алима не первый раз удивила его чуткостью. Как странно, что лишенная магии девушка так безошибочно угадывала его состояние и сама предлагала отдохнуть.

Вести себя, как обычно, было сложно. То и дело вспоминался взгляд той женщины, Санхи. Люди с добрыми намерениями и хорошим сердцем так смотреть не могут! А она подсказывала Триену, пользовалась его доверием, он обращался к ней за помощью. Я считала ее кем-то вроде своей бабушки Цэрэн. Не глава рода, но решающее слово за ней, ей не перечили. Если Санхи что-то велит Триену, может ли он ослушаться?

Чем дольше я размышляла над тем, что видела и чувствовала, тем больше укреплялась в мысли, что нет, не может. От этого сердце билось с перебоями, дрожали руки, зябли плечи, хоть я и сидела рядом с костром. Даже обрадовалась, когда Триен лег спать, — не нужно следить за выражением лица и бояться насторожить или настроить Триена против себя. Εсть время подумать в тишине и одиночестве.

Ощущение, что я впуталась во что-то очень жуткое, а опасность исходит от Триена, с каждым ударом сердца становилось сильней. Все попытки успокоиться, мыслить здраво, честно оценивать Триена, от которого я до сего момента не видела ничего, кроме добра и душевного тепла, проваливались. Все усилия не давать воли страху разбивались о хищный взгляд жестокой Санхи. Ее образ вновь и вновь вставал перед глазами, подсвеченный красными сполохами. К нему добавились лица шаманов-мужчин, смотревших на меня с той же алчностью, теперь в их глазах было и предвкушение.

«Они — не Триен», — повторяла я снова и снова. — «Он не может хотеть мне зла. Я просто накручиваю себя!»

Эти фразы стали заклинанием, почти действенным, почти успокоившим меня к тому времени, когда каша, которую я готовила на завтрак, наконец, разварилась. Я добавила ветку в огонь, ввысь полетели алые искры.

— Ты все ещё ему доверяешь?

Я подняла глаза, встретилась взглядом с тетей, сидящей на другой стороне костра.

— Да. Целиком и полностью, — храбрясь, соврала я.

Она усмехнулась.

— Сама знаешь, что обманываешь и меня, и себя. Мне-то что? Я уже на другой стороне, мне никто навредить не может. Обманывая себя и доверяя шаману, ты лишь приближаешь момент, когда тоже окажешься на этой стороне мира. Только и всего.

— Это Триен! Он не причинит мне зла! — отчаянно возразила я.

— Это шаман, который очень заинтересован в мэдлэгч. В тебе, — жестко отрезала тетя. — Почему он сам решил провожать тебя? Что ему от тебя нужно? От тебя и от нашей семьи? Что?

— Учеба, — пролепетала я единственный ответ, который знала. В глазах щипало, горло перехватило. Я знала, что вру сама себе, а это опасно.

— Ты до сих пор не выяснила правду? Так и не спросила его? — тетя была поражена моей глупостью, потрясающей беспечностью.

Я лишь коротко покачала головой, смахнула слезу со щеки.

— Я предпочитаю думать, что ты на самом деле умней, чем сейчас кажешься, — глядя на меня, как на главное разочарование своего посмертия, продолжала тетя. — Мне нравится считать, что ты использовала шамана, чтобы добраться под защитой до исконной земли Каганата. До тех мест, где тебе уже будет не нужна его помощь. Я с удовольствием предполагаю, что ты и не собиралась заканчивать дорогу с ним. Что ты намеревалась его бросить, едва завидишь мост. Мне трудно представить, что ты всерьез собиралась провести в Каганат шпиона, выведывающего тайны мэдлэгч.

Я закрывала рот ладонью, чтобы не всхлипывать. По щекам катились слезы. Все, о чем говорила тетя, было неприменимо к Триену, к нам. Но и оценивающий взгляд примеряющейся ко мне Санхи я из памяти выбросить не могла.

— О чем ты подумала, когда осознала, что попала в силок шамана? О чем? — допытывалась тетя.

— Ο зельях из органов мэдлэгч, — просипела я. — Об опасности.

— Именно. Первое впечатление — восприятие чутья. Его нельзя обмануть! Рассудок потом пытается это сделать, ему хочется верить, что все хорошо. Но чутье сразу тебе сказало, что ты в большой опасности рядом с шаманом.

Она помолчала, окинула меня долгим, полным сочувствия взглядом:

— Я желаю тебе прозреть, — сказала тетя и пропала.

Я беззвучно плакала, обхватив себя руками. Долго пыталась успокоиться, хотела подойти к ручью умыться, но в который раз с горечью убедилась, что без разрешения Триена за границы защитного круга не выйти. Незримая стена между молочно-белыми кристаллами теперь, после разговора с тетей, казалась тюрьмой, клеткой. Стало совсем тошно.

Ближе к рассвету я каким-то чудом уснула, сидя у костра. Так и не смогла заставить себя лечь рядом с Триеном.