Заслужить смерть

ГЛАВА 22

Триен проснулся, когда солнце показалось над горизонтом, выглядел посвежевшим, улыбался. Я засуетилась, пытаясь скрыть неуверенность в нем, хотела набрать воды и приготовить чай, но Триен позвал меня, мягким движением обнял за плечи одной рукой и предложил полюбоваться восходом.

Я стояла рядом, дышала присущим ему ароматом лекарственных трав, прижималась головой к плечу и молчала, глядя на солнце. Ни его красота, ни туман в долине, ни далекие горы не радовали меня. Триен этого не знал. Не знал он и того, как ранил нежным доверительным жестом, когда коснулся щекой моей головы и надолго замер в этой позе.

О каком доверии могла идти речь, если я до сих пор не знала истинных целей своего спутника? Я даже не догадывалась, что на самом деле движет им!

Солнце встало, смотреть на него стало больно. И, объяснив свои слезы этим, я поспешила к ручью, порадовавшись тому, что защита снята. Умывшись холодной водой, немного привела себя в чувство. Красные блики в ручье напомнили о Санхи и придали мне сил задать все же важный вопрос, на который за несколько недель знакомства так и не получила ответ.

Вернувшись на стоянку, застала Триена за необычным в это время занятием. Он разбирал седельные сумки.

— Мы уже давно в пути, часть запасов съели. Нужно иначе распределить вес, — пояснил он, встретив мой удивленный взгляд.

Я не спорила. Мне было чем заняться и без этого. Он закончил довольно быстро. Я старалась в его сторону не смотреть, готовила чай, разливала воду по флягам. И все равно не могла отделаться от ощущения, что оказавшиеся на мерине сумки тяжелей тех, которые Триен оставил себе. С другой стороны, я ведь легче его. Ρазумное решение одинаково нагружать животных.

Ели молча, пока ложки не начали скрести по дну котелка.

— Мне нужно спросить у тебя кое-что, — прозвучало гораздо решительней, чем я себя ощущала.

— Что? — Триен отставил кружку на землю, посмотрел на меня.

— Почему ты сопровождаешь меня? — спросила я, чувствуя, что опять услышу неправдивый ответ. Не обманулась.

— Я собираюсь учиться у твоей бабушки целительству. Забыла? — он удивленно вскинул бровь.

— Не забыла. Как не забыла и то, что это цена, которую я вынудила тебя назвать. Но это не твоя начальная цель. Ты помогал мне до того, сам вызвался отвезти меня в Каганат. Без просьбы. Ты явно что-то иное хочешь получить в качестве платы, но пока так и не сказал, что.

— А я думал, ты поверила, что я отнесся к тебе по-доброму, — он досадливо покачал головой, нахмурился, сложил руки на груди. — Ты хорошо разыгрывала доверие.

То, что он уходил от ответа, меня пугало и раздражало. Поэтому заговорила резче, чем следовало:

— С моей актерской игрой разберемся позже. Ты увиливаешь. Просто скажи, с какой целью ты мне помогал. Почему решил ехать в Каганат? Почему?

— Я уже отвечал на этот вопрос, — сердито бросил он. — Раз мой ответ тебе не нравится, предложи свой. Ты наверняка что-то придумала!

— Я не хочу ничего придумывать. Скажи, честно скажи сам, почему шаман помогает мэдлэгч!

Он молчал. Εго поза, взгляд, все, совершенно все бесило меня просто ужасно.

— Почему шаман помогает мэдлэгч? — крикнула я.

— А зачем шаманам мэдлэгч? — с издевкой спросил он. — Ты до сих пор не догадалась?

— Я думала, эти шаманские зелья — сказки!

— О, ты знаешь о зельях? — осклабился он. Никогда до сего момента не думала, что увижу такое пренебрежительно-злорадное выражение на его лице. Отпрянула, сжала руку в кулак. — Об амулетах из костей и зубов тоже знаешь? А о том, что зачарованный глаз мэдлэгч может спасти жизнь даже умирающему шаману, слышала?

— Зачем ты меня пугаешь? — я отодвинулась от этого чужого и жесткого человека.

— Ты хотела ответов. Вот тебе, пожалуйста, — хмыкнул шаман. — А почему ты о зельях только сейчас заговорила, догадываешься?

Я отрицательно тряхнула головой.

— Каганат рядом, — припечатал он. — Я больше не могу изменять твои эмоции.

Я вскочила, отступила на несколько шагов. Он так и остался сидеть, только буравил меня взглядом. Жестким, решительным, кровожадным. Даже более страшным, чем у Санхи.

Во рту пересохло, ладони мерзко вспотели, я сильней сжала ложку, которую все ещё держала в руке. Пусть не нож, но хоть какое-то оружие! Сердце заходилось стуком, и слова незнакомца, которым за считанные минуты стал Триен, я разбирала с трудом.

— В тебе нет магии. Она заблокирована. Из тебя не получится сделать зелья. Но ты убедишь своих родных доверять мне, и моя помощь тебе окупится многократно. У меня будет не одна, а по меньшей мере пятеро мэдлэгч для компонентов. Причем один из них ребенок. Их органы самые ценные. Но ты это и так знаешь.

— Εсли твой план такой изначально, зачем ты мне это рассказываешь? — отступая к лошадям, я неотрывно следила за вставшим с бревна Триеном. — Я ведь предупрежу их!

— Как? — мерзко усмехнулся он. — На тебе ошейник, формулами которого я делиться не собираюсь. Без формул его не снять. Превращение в лису лишает тебя голоса. Ключ-фразу знаю только я. Писать ты не сможешь. Я отрублю тебе руки и скажу, что нашел такой. Учитывая смерть Интри и ошейник, мне поверят.

Я швырнула в него ложку. Он увернулся. Но мига мне хватило, чтобы вскочить на коня. Шаман заклятием вышиб меня из седла. Я упала, быстро встала. Пользуясь тем, что его конь встал на дыбы и прикрывал меня, кинулась к своему мерину. Тот волновался, но слушался.

Всполох — заклятие просвистело в локте от морды мерина! Угодило в сук, к которому привязали поводья. Я рванула повод, доломала сук, выдергивая кусок коры. Ударила мерина по бокам, направила к мосту.

Скорей, быстрей! Подальше отсюда, от этого чудовища в человеческом облике! От заклятий, взрывающих землю за мной!

Триен тяжело опустился на бревно у остывающего костра, устало потер ладонями лицо. Он не любил влиять на эмоции других, но знал, как это делать, и без зазрения совести воспользовался умениями, чтобы настроить Алиму против себя. Ближе к полудню чары рассеются, девушка постепенно поймет, что он лгал, и, возможно, захочет вернуться. Но к тому времени животному понадобится отдых, Алима вообще будет далеко. А чем дальше от Триена, тем ближе к дому, тем больше сомнений в том, что возвращаться следует. Учитывая все ужасы, которые он наговорил, у Алимы вообще не должно возникнуть желания вновь видеть его.

Залив костер остатками чая, Триен подобрал брошенную девушкой ложку, помыл котелки, приторочил их к седлу, как и всегда. Коня шаман давно успокоил чарами, но тот все равно поглядывал на хозяина с осуждением, недовольно фыркал, тряс головой.

— Она простит меня. Я в это верю, — погладив его по шее, вздохнул Триен. — С тобой тоже все будет хорошо. Каганатцы прекрасно обращаются с лошадьми. И здесь привольней, чем дома. Ты привыкнешь. Тебе тут понравится.

Конь убежденным не выглядел.

Через какой-то час пути вдалеке показался мост. Тогда же Триен увидел спасительную тропу, но с дороги не свернул. Скалы по правую руку постепенно теряли в высоте, слева открывался прекрасный вид на долину. Поля, небольшие деревеньки, настоящих городов немного, по пальцам пересчитать. Восточней все было иначе. Там пролегал широкий торговый тракт, по нему шла большая часть караванов. Ущельем, отделенным от Триена скалами, и той дорогой, которую посоветовал Зеленоглазый, пользовались редко. В основном для доставки срочных сообщений и небольших грузов. Οбвалы случались часто, поэтому ложной картине в ритуале Алима поверила и согласилась не идти коротким путем.

Триен очень надеялся на то, что умная девушка сможет сопоставить все куски мозаики и понять со временем, что он ни в коем случае не хотел ей вреда. Даже то, что он вышиб ее из седла, прошло бесследно, ведь Триен окутал Алиму защитным коконом. Она даже не ударилась. Он надеялся на прощение, на то, что не останется в ее памяти жестоким убийцей, способным ради своих целей отрезать ей руки. Не могла же она всерьез в это долго верить!

Слева в неглубоком ущелье текла река, через которую мост и перебросили. Он был все ближе. Солнце припекало, и Триен пожалел, что забыл привязать одну шляпу к седлу мерина. А ведь казалось, обо всем подумал…

Мост. Широкий, деревянный, добротный. Домик смотрителей прижался на берегу к скалам так, чтобы камни закрывали от непогоды. Рядом на веревках вялилась рыба, за забором ходили куры. Слишком спокойное место для засады, но Триен все равно набросил защиту и на коня, и на себя.

Плату за проезд смотритель, крупный каганатец, судя по виду привыкший орудовать не мечом, а молотком и рубанком, потребовал небольшую, вопросов задавать не стал, хотя и окинул северянина долгим взглядом. Триен расплатился, похвалив себя за предусмотрительность. Он давно еще настоял на том, чтобы у Алимы в кармане были деньги. Воспользовавшись ими, девушка с некоторой вероятностью не сразу поймет, что оба кошелька, все припасы и даже тетрадь с детальным описанием формул ошейника и путей решения лежат в сумках мерина.

Смотритель велел спешиться, шаман не спорил. Проходя по мосту, отметил веревки, к которым наверняка крепились ловушки для рыбы. Естественное использование того, что под рукой. Житейское, простое. Триен поймал себя на мысли, что последние недели, после того, как принял решение, вообще стал многое подмечать. Он и раньше был наблюдательным, теперь же вбирал образы, звуки, запахи. Будто пытался прожить оставшиеся дни и часы полнокровно, осознавая каждое мгновение.

Вспомнился сегодняшний восход, Алима, прислонившаяся к плечу, тонкий аромат череды, которой она мыла волосы, тепло объятий. Последних объятий. О ссоре и всех тех кошмарах, которые он наговорил лишь потому, что Алима боялась услышать именно их, Триен старался не думать.

Мост закончился, второй смотритель потрошил рыбу и даже не отвлекся от своего занятия, когда Триен прошел мимо. Дорога раздваивалась, но шаман, не колеблясь, выбрал путь на юго-восток. Туда, где тропу ограждали нагромождения светлых камней. Алима торопилась домой и не стала бы делать крюк.

В душе поднялась запоздалая злость на Фейольда. Пришли непрошенные мечты о том, как чудесно все могло бы сложиться, не будь этого человека. И даже мысль о возможном посмертии для былых воплощений Санхи и для себя уже не утешала. Триен надеялся, что ему удастся обезвредить мага. Ранить или связать. Тогда можно будет вернуть его в тюрьму, а потом приехать к Алиме. Название города и приблизительный путь туда Триен знал.

А раз так, то не все потеряно. Есть шанс поговорить с Алимой, объяснить, зачем пугал ее, зачем врал. Сказать, как она изменила его жизнь, сделала ее яркой и чудесной. Признаться, что никогда и ни к кому не испытывал таких чувств…

Болт целил в грудь шаману, но Триен заклятием отбросил его в сторону. Щит прикрыл от чар Фейольда и треснул. Напуганный конь рванул вперед, Триен только успел выпустить повод. Ничего. Если получится выжить, конь вернется. Если нет — о нем позаботятся.

Новый болт — шаман отправил его обратно. Крик боли, ругательства из-за камня. Молния пробила щит и застряла в нем в пяди от лица Триена.

Разрушить щит, укрыться за камнем, сделать новый заслон, толще, надежней прежнего, и слушать, не взведут ли арбалет.

Щелчка не было, но Триен слышал быстрые шаги, заметил движение, увидел Фейольда. Еще один удар магией был таким сильным, что Триен еле удержался на ногах. Заслон обуглился, осыпался. Новый Триен поставить не успел — белый всполох, правое плечо пронзила дикая боль, в глазах потемнело. Триен привалился к камню.

Фейольд подходил к нему осторожно, смог защититься от атаки, но третий заслон шамана ему уже нечем было пробивать. На то мощное заклинание ушел чуть ли не весь резерв северянина.

— Вот мы и встретились, господин Триен, — на губах осунувшегося, потрепанного мага играла презрительная ухмылка. — Скажите мне, где тварь, и я отблагодарю вас. Убью быстро.

— Удивлен тем, что вижу вас, господин Фейольд, — глядя в глаза своему возможному убийце, спокойно ответил шаман. — Я был о стражниках Наскоса лучшего мнения. Они прежде очень болезненно воспринимали смерти своих и не отпускали преступников. Как же вам удалось выбраться?

Подняв с земли камешек, Фейольд бросил его в заслон. Если таких ударов будет много, щит рухнет, а новый Триену создавать нечем. Много сил ушло на то что, чтобы вызвать у Алимы животный ужас и отвращение к себе, чтобы атаковать ее, одновременно прикрывая щитами, и так избежать случайных ранений.

— Вы недостаточно хорошего мнения о Вольных орлах, — наставительно и с чувством собственного превосходства заявил маг. — У нас всюду свои люди. И гонец командора из Кипиньяра — один из них. Немного хитрости, подкупа и одно убийство — рецепт свободы.

— Вы, разумеется, надеялись именно на такой исход, — Триен проводил взглядом еще один отскочивший от щита камень.

— Я знал, что так будет, — жестко подчеркнул Фейольд. — А на что рассчитываете вы, заговаривая мне зубы, я не понимаю.

В барьер полетело сразу несколько камней помельче.

— Единственное, на что я не рассчитываю, так это на ваши здравый смысл и совесть, а все остальное вполне может произойти.

— Не смей меня совестить! Ты покрываешь убийцу! — рыкнул маг.

— Слышать такое от вас, бахвалящегося чужими смертями…

Плечо болело сильно, истощенный резерв саднил щемящей пустотой. Это раздражало, злило, и Триен дразнил противника. Выхода он не видел, использовать магию не мог, левой рукой орудовать кинжалом умел плохо, а потому был согласен с Фейольдом только в одном: лучше закончить все быстро. А там будь, что будет. Главное, что Алима в безопасности.

Сердце колотилось, мне было страшно, как никогда в жизни! Я понукала мерина, мчалась к спасительному мосту! Там свои люди, свои, они укроют, помогут, защитят меня от чудовища!

По щекам текли слезы, ветер бил в лицо и сушил их. Боже! Как я могла так ошибаться в Триене? Доверяла, искренне считала, что мне повезло встретить хорошего человека… Спасибо, что уберег меня и мою семью от смерти! А сердце я как-нибудь потом соберу по осколку.

Мерин устал, пошел медленней, я не подгоняла, ведь за мной никто не гнался. На дороге больше никого не было, и я плакала навзрыд, долго не могла успокоиться. Вспоминались объятия, ласковые слова, нежные прикосновения, трогательная забота и чудесное, совершенно волшебное душевное тепло. Все это оказалось ложью, наведенными чувствами! Как жестоко было обманывать меня так! Бесчеловечно!

Постепенно страх уходил, зато крепла жуткая злость на шамана. Да я Φейольда ненавидела меньше! Не так яро! Не будь ошейника, я бы вернулась, лишь бы испепелить этого богомерзкого лжеца!

Мелькнула мысль рассказать смотрителю моста о шамане, но, потеряв меня, тот вряд ли сунется дальше в Каганат. Его план пошел прахом, поймать меня он не сможет, я этой гонкой выиграла себе пару часов. Он не дурак, кто угодно, но не дурак. Он понимает, что проиграл.

Копыта мерина стучали по доскам широкого моста, второй смотритель проверял ловушки, свисающие с перил. Достал из одной рыбину, сунул в ведро, а ловушку, простую клетку без изысков и приманки, опустил в реку. Наблюдая за ним, почувствовала себя такой же глупой рыбой, которая попалась в бесхитростную ловушку. Какое счастье, что я не ушиблась, когда шаман скинул меня со своего коня! Я не смогла бы убежать, если бы сломала себе что-нибудь, а при ударе такой силы это было вполне возможно.

Мост закончился, я снова забралась в седло, направила мерина к дому. Проезжая мимо нагромождения больших валунов по обеим сторонам дороги, не могла избавиться от ощущения засады. Сердце билось тревожно, взмокли ладони, и я обрадовалась, когда снова выехала на открытое пространство. Оглянувшись, убедилась в том, что из-за валунов не видны ни мост, ни противоположный берег, где сливались выход из ущелья и подходящая к нему по берегу дорога. Значит, шаман, если вдруг решит ехать за мной, не увидит, куда я свернула на развилке.

Вдохнула воздух исконно каганатских земель, закусила губу, чтобы не плакать по тому волшебству, которое оказалось мороком и ложью. Угораздило же меня влюбиться в шамана!

Перед внутренним взором возник образ Триена, вспомнились его улыбка, доброта. В Зелпине он ведь был таким же, когда думал, что я не вижу, не наблюдаю за его общением с просителями. Ладно бы он наводил морок только для меня, но нет же! Триен, будто солнце, сиял для всех!

Как он мог превратиться в чудовище? За несколько минут стать не просто неприятным, а отвратительным, мерзким и до жути пугающим нелюдем? Это невероятное перевоплощение! Так не бывает!

Солнце припекало, хоть до полудня было еще очень далеко. Шляпа осталась на привале, а упасть где-нибудь на дороге от солнечного удара на радость шаману мне хотелось меньше всего. Я спешилась, завела мерина в тень деревьев, привязала к ветке. Себе места не находила и сновала туда-сюда, вытаптывая дорожку в высокой траве.

Отрицать дальше было глупо. Я влюбилась в Триена. Первый раз в жизни влюбилась. Чутье все время подсказывало, что и я ему дорога. Пусть он не говорил ничего о чувствах, но то, как он смотрел на меня, как искал общества, как обнимал… У всего этого не было другого объяснения! Не было!

Но сегодня утром я его резко, за мгновение возненавидела. Будто какой-то голос поселился во мне и науськивал на Триена. Еще и навязчивые видения, образы Санхи и других призраков. Поразительно яркий, необъяснимый страх, с которым никак не удавалось совладать. Потом ночной разговор с тетей, ее подозрения. Она словно натравливала меня на Триена. Зачем?

Стало интересно, какую конечную цель назвал бы Триен, если бы я сама не упомянула зелья. А я сказала о них только из-за разговора с тетей.

Пять шагов в одну сторону, пять обратно.

Если близость Каганата так влияет на чары, создающие эмоции, понятно, почему казалось, что Триен изменился за последние дни. Морок слабел, стали очевидней и жесткость, и напряженность, и даже суровая решимость. Но странно, что морок рухнул махом, а шаман ничего не сделал, чтобы его удержать.

Пять шагов к мерину, он волновался, наблюдая за моими хождениями. Я погладила его по морде, снова отошла.

Ясно, что Симорт назвал планы по убийству моей семьи «дурным», то есть плохим делом. Понятно, почему шаман сомневался в том, что ему удастся задуманное. Убить пятерых мэдлэгч в сердце Каганата и уйти живым? Это же бред! Как, почему я в это поверила?

Сердце билось, как бешеное, руки дрожали, и я, сцепив пальцы, держала их у лица. Меня все время швыряло от ненависти к шаману к попыткам оправдать его и найти разумное объяснение происходящему.

Тетя говорила, нужно вспомнить первую встречу, первое впечатление. Да, я испугалась вначале, испугалась шамана. Но стоило посмотреть ему в глаза и увидеть за пугалом для непослушных мэдлэгч Триена, как пришло осознание, что передо мной не злой человек, а сострадательный. Вот первое впечатление. Вот оно!

Чутью нужно верить! Оно не обманывает никогда. А сейчас оно говорило, что если Триен и врал мне когда-нибудь, то сегодня утром! Но зачем? Зачем ему понадобилось пугать меня? А эта внезапно возникшая ненависть — наверняка его чары! Он хотел, чтобы я уехала одна. Он прогонял меня! Почему?

А зачем выбил из седла? Будь он убийцей-потрошителем, он бы связал меня чарами и не дал убежать. Триен же попал в меня! Странно, что ни удар магией, ни удар о землю я вообще как-то не почувствовала. Ни тогда, ни сейчас. Ни боли, ни царапины, ничего! Триен что, защитил меня от себя же? Но если хотел, чтобы я уехала, почему не дал это сделать?

Вспомнила, что он занимался сумками. Бросилась к мерину, дрожащими руками ковыряла ремешок. Неужели все дело в том, что я просто села не на ту лошадь? Застежка поддалась, клапан открылся.

В сумке была тетрадь. Та самая, в которой подробно расписаны формулы ошейника и все расчеты. Рядом деньги.

Боже, зачем Триен это сделал?

Я отступила от мерина, глубоко дыша, попыталась успокоить мысли и хотя бы унять дрожь. Как и желала мне тетя, я прозрела, но картина складывалась совершенно непонятная.

Триен, которого я люблю и которому определенно дорога, прогнал меня. Все приготовил для моего побега, воздействовал на эмоции, чтобы совершенно точно отвратить меня от себя и напугать, а потом ещё и напал.

Зачем?

Послышалось хлопанье крыльев, и на ветку напротив меня села призрачная сова. В такой близости от духа стало не по себе, но я твердо встретила взгляд птицы. Οна медленно обернулась через левое плечо. Словно в трансе я повторила ее движение и увидела, как по дороге мчится конь Триена. Без седока!

Ошалевшее от нахлынувшего ужаса сердце чуть не выскочило из груди, я бросилась на дорогу останавливать животное. Конь, увидев знакомого человека, встал, тяжело всхрапывая, бил землю копытом. Я взялась за узду и будто наяву услышала голос Триена: «Пожалуйста, позаботьтесь обо мне. Мой хозяин погиб».

О нет, только не это! Объясняя коню, что он должен отвезти меня к хозяину, забралась в седло и тут же позорно шлепнулась на землю! Из-за треклятого ошейника сменилась ипостась!

Ждать обратного превращения бессмысленно. Триену нужна помощь и срочно! Я побежала к мосту, принюхиваясь к запахам, которые с той стороны нес ветер. Чем ближе я была к валунам, тем ясней ощущался запах крови.

Боже! Убереги Триена, умоляю!

Я мчалась, не чуя ног, прислушивалась к тому, что было впереди. Валуны, так насторожившие меня пару часов назад, были все ближе. Светлые камни на ярком солнце казались белыми. Справа среди камней поблескивал металл. Там же стонал какой-то мужчина, хвала Ему, не Триен. На той же стороне, между валунами и деревьями, ждали лошади.

— Еще раз. Где тварь? — донесся до меня усиленный эхом голос.

Я застыла на месте, сердце обмерло, оборвалось. Этот голос я бы узнала из тысяч.

Фейольд.

— Где?

Я подкралась ближе, увидела, как маг, стоящий на колене, резко наклонился. Триен закричал от боли. Я бросилась вперед. Фейольд выпрямился, сжимая в руке окровавленный кинжал. Я подпрыгнула, вцепилась зубами ему в руку. Οн вопил, вскочил, хотел меня стряхнуть или схватить за ошейник.

Я отскакивала, цеплялась снова, пыталась укусить за ноги. Защищала раненого Триена. Он даже не мог встать. Маг ругался, пробовал меня пнуть, но теперь я не на привязи! Теперь, когда мне есть за кого бороться, со мной не так просто справиться!

Я не дам убить Триена!

— Пристрели ее! — закричал Фейольд. — Пристрели!

Я услышала щелчок арбалета, повернулась, чтобы знать, откуда пойдет болт. Мига хватило Фейольду — он поймал меня за ошейник. Металл впился в горло, дышать стало нечем. Я вырывалась, царапалась, раскроила холеную рожу мага когтями. Он выругался, тряхнул меня и, вскрикнув, выпустил. Я упала, проворно отскочила за камень, а когда выглянула на дорогу, увидела Фейольда. Триен выдернул из бедра мага кинжал. Фейольд упал на колени, беспомощно ловил ртом воздух, в груди у него торчал арбалетный болт.

Несколько коротких хриплых вздохов — кончено. Фейольд упал вперед, вгоняя болт глубже в грудь.

— Алима! — шепотом позвал Триен. — Стрелок ещё опасен.

Я кивнула и осторожно, так, чтобы меня не было видно, пробралась ко второму разбойнику. Готовилась к новой драке, но обошлось. Стрелок был ранен, болт прошил ему плечо и, судя по тому, как сильно пропиталась кровью одежда, повредил крупный сосуд. Удивительно, что разбойник ещё мог стрелять. Не удивительно, что он теперь был без сознания.

Мрачно подумав, что он вообще вряд ли придет в себя, забрала колчан с болтами. Ипостась сменилась на человеческую, я чудом удержалась на гладких камнях, но превращение было очень кстати. Я унесла и арбалет, и кинжал. На всякий случай.

Триен лежал в той же позе, опираясь на правый локоть. Выглядел ужасно, но улыбнулся мне.

— Прости, ради богов. Говори, тварь, — прошептал он.

— Ты не за ключ-фразу должен просить прощения, — подчеркнула я, отбросив оружие и подходя ближе. — А за то, что прогнал меня. Куда он тебя ранил?

— Какой из ударов ты имеешь в виду? — уточнил Триен так легко, будто не испытывал боли.

Я встала рядом с ним на колени и с нарастающим ужасом поняла, что его одежда в пяти местах пропитывалась кровью. И большое пятно расползалось на животе.

— Ему хватило сил на заклятие оцепенения. Я не мог защищаться. Прости.

— Но переборол чары, чтобы защитить меня, — просипела я, сморгнув слезы. — Ложись, я помогу. Посмотрим, что можно сделать.

Если бы я не поддержала, он упал бы на землю. Бледнел на глазах, но я верила, что все обойдется. Верила. До того момента, как расстегнула его рубашку. Печень… Эта магическая сволочь ударила Триена в печень!

— Алима, — Триен еле шевелил губами. — Помни свое обещание. Ты обещала решать за себя сама. Сдержи слово.

— Не вздумай умирать! — я вцепилась ему в плечо. — Не вздумай!

— Прости.

Время между ударами колотящегося сердца растянулось на века. Я смотрела в глаза Триена и видела, как в них меркнет свет. Боже! Нет, этого не может быть! Не может! Я не допущу!

— Поздравляю, ты справился, — раздался слева свитый из многих голос.

Триен повернулся к Смерти.

— Она в безопасности. Это самое главное. Надеюсь, Алима сможет сдержать данное мне слово.

— Это будет трудно сделать, — глядя на девушку, зажимающую обеими руками рану на животе Триена, сказал Смерть. — Придется пойти против традиций народа, против воли семьи, сопротивляться каждый день фразам «мы ведь хотим тебе только добра»…

— Но она справится? — напористо уточнил Триен.

Зеленоглазый пожал плечами:

— Надеюсь.

— Ну да, я почти забыл, с кем разговариваю, — хмыкнул шаман. На сердце было пусто, даже посмертие, к которому Триен шел столько времени, не интересовало. Значение имела только Алима, солнечный свет, подчеркнувший рыжину темных волос, слезы, текущие по щекам, решительно сжатые губы.

— Почему ты не сказал ей, что любишь ее? — с видом исследователя полюбопытствовал Смерть.

— Не думал, что это так заметно.

— Триен, — в голосе Зеленоглазого послышался укор. — Я же знаю людей с момента их сотворения. Мне заметно. Хотя в твоем случае это видно было всем. И твоим родителям, и брату. Так почему ты ей не сказал?

— А разве от понимания, что хоронит не просто доброго знакомого, а человека, который ее любил, Алиме было бы легче? Она стала бы счастливей с этим знанием? — коротко глянув на собеседника, ответил Триен. — Нет, не стала бы.

— Ты все-таки это сделал! — голос разъяренной Льинны прорезал окружавшую собеседников серость. — Не держите меня! Я обещала дать ему тумаков! Сейчас он у меня получит!

Появившаяся девушка полыхала праведным гневом и отбивалась от двух мужских воплощений Санхи, которые пробовали ее останавливать.

— Рад вас видеть, — усмехнулся Смерть, сделав шаг навстречу троице и другим воплощениям.

— А, Заплечный, добился, чего хотел? Ну и кому от этого лучше? — накинулась на него Льинна. — Может, Триену, которого ты так беззастенчиво использовал? Может, Алиме, которая потеряла его? Кому?

— Тебе, Льинна, — мягко ответил Смерть и распахнул объятия. — Иди ко мне. Ты ведь давно этого хочешь.

Она замерла на несколько мгновений, кивнула и, шмыгнув носом, обняла Зеленоглазого. В его руках она растворилась, и Триен чувствовал, что Льинна счастлива. Мужчинам Смерть подавал руку, и они тоже были рады обрести посмертие. Для них оно означало покой и надежду на возрождение через время.

Санхи подошла последней.

— Ты обыграл меня, — мрачно бросила она. — Признаю. Я ещё могу понять, что ты использовал этого остолопа, чтобы добраться до меня, но мэдлэгч приплел зря. Не будет ей счастья. Не мог другую обреченную выбрать?

— Ты просто злишься из-за проигрыша, — усмехнулся Смерть. — И тем не менее добро пожаловать на мою сторону. Я ждал тебя здесь много десятков лет.

Санхи поклонилась ему и пропала. Единственный призрак, который не был рад обрести посмертие.

— Спасибо, что все-таки решил дать посмертие, — поблагодарил Триен. — Я, признаться, не рассчитывал.

— Знаю, — спокойно ответил Зеленоглазый. — Ты устоял перед всеми искушениями, твоя жертва ради любимой была совершенно бескорыстной. Твои последние и первые слова на грани отражали заботу лишь об Алиме, о ее счастье.

— Санхи не раз говорила, что Алима не будет счастлива. Она сказала правду? — прислушиваясь к отголоскам эмоций шаманки, спросил Триен.

— Οна злая обиженная женщина, ни разу в жизни не любившая. Οна хотела сказать гадость, — вздохнул Зеленоглазый.

— А ты — Смерть и не любишь отвечать на вопросы, — без всякого раздражения добавил Триен.

— Ты прав, — усмехнулся собеседник. — Не люблю. Особенно если ты просишь предсказать то, что увидишь сам. Какой интерес жить, если знаешь все наперед?

Триен нахмурился:

— Жить?

Смерть всегда разделял полноценную жизнь от существования призраков и нежити. Всегда.

Зеленоглазый кивнул и указал на Алиму. Под пальцами лишенной магии мэдлэгч сияло целительное заклинание.

— Как? — ошеломленно выдохнул Триен.

— Вы с ней связаны, как ты связан с Симортом. Помнишь того кровельщика? Человек, побывавший на краю, эту связь видел очень отчетливо. Алима нашла способ и вернет тебе жизнь. Я верю, что ты проживешь ее с пользой, и надеюсь, будешь счастлив.

Ладони на рану, прижать. Магия — это воля. Это в первую очередь воля и умение сосредоточиться. Я хочу исцелить и знаю формулу. Слова одно за другим связываются между собой, задают направление, но у меня нет силы, русло моей реки пустое.

Формула вводит меня в подобие транса, я повторяю слова снова и снова. Сила, где она, когда так нужна?

В вязкой, тягучей, охватывающей столетия минуте приходит озарение — хранители родов! Триен столько жизней спас, стольким помог, хранителям исцеленных пора отплатить добром за добро!

В трансе звучит мой гуцинь, я зову покровителя своего рода. Я тоже обязана жизнью Триену. Хранительница моей семьи появляется, вижу ее лицо. Она похожа на бабушку, но лишь похожа. Пожилая мэдлэгч улыбается, становится у меня за спиной, кладет ладонь на мое плечо — ее магия проходит сквозь меня, испачканные кровью пальцы начинают светиться.

Мужчина, похожий на кровельщика, появляется следующим и так же делится со мной силой. Духи приходят, их много. Их больше трех десятков! Они становятся у меня за спиной, кладут ладони друг другу на плечи и рады помочь. Их сила и магия наполняют меня, перетекают в Триена. Мои руки светятся, заклинание создается правильное. Сквозь застилающие глаза слезы я вижу золотое полотно плетения и, залечив смертельную рану, перенаправляю силу дальше, лечу все, что можно.

Его первый вздох я чувствую пальцами, слышу, но боюсь посмотреть в лицо. Слишком поверхностный этот вздох. Я страшусь ошибиться.

Новый вздох, глубокий, свободный, лишает меня сомнений. Я поворачиваюсь и смотрю Триену в глаза. Он улыбается мне теплой родной улыбкой, и нет на свете ничего драгоценней и желанней.

Он отводит глаза, обводит взглядом хранителей и кивает им. Он искренне благодарен, они это знают без слов и уходят один за другим.

Транс закончился, времени вернулся привычный ход, сияние под моими пальцами погасло. Триен сел, обнял меня. Я обхватила его обеими руками так сильно, будто эти объятия нужны, чтобы закрепить эффект заклинания, иначе все лечение напрасно. Слов не было. Только слезы облегчения, только счастье оттого, что мы оба живы.