Завороженная

Глава 11

Ранним вечером следующего дня преподобный Лейси трудился в своем кабинете над воскресной проповедью и не услышал, как приехала дочь. Обычно, если ничего совсем уж необычного не случалось, он вообще мало что замечал из происходящего вокруг. И потому, когда после короткого стука дверь в его кабинет приоткрылась, преподобный Лейси вздрогнул и раздосадованно поднял глаза от рукописи.

Ливия просунула в щель только голову, чтобы не слишком потревожить отца.

– Мне уйти? – с улыбкой спросила она.

– Господи, Ливия! Заходи! – воскликнул преподобный Лейси. – Почему ты не сообщила о своем приезде, дитя мое?

– Ну, я не знала о том, что приеду, пока не приехала, – сказала Ливия.

– Я всегда учил тебя выражаться ясно. Английский язык один из самых богатых языков в мире, и ты не делаешь ему чести, используя его с такой небрежностью.

Несмотря на раздраженный тон, в светло-серых глазах отца светилась радость. Старик вышел из-за стола. Он крепко обнял дочь и отступил, держа ее за плечи:

– Дай я на тебя посмотрю. – Глаза его уже не были такими яркими, как в молодости, но ума и проницательности он не растерял. – Что-нибудь не так, Ливия?

Ливия решительно тряхнула головой:

– Нет, совсем наоборот. Но я не хочу отрывать тебя от работы. Пойду перекушу и вернусь через час. День был трудный.

– Ты приехала из Лондона за один день?

– В почтовой карете, – сказала Ливия. – Лошадей меняли каждый час, так что ехали мы быстро.

– Должно быть, поездка встала в копеечку.

Ливия умолчала о том, что путешествовала не за свой счет.

– Вероятно, я заплатила бы не меньше, если бы пришлось останавливаться на ночь в гостинице. К тому же мне пришлось бы взять с собой горничную. Так что я просто выбрала оптимальный вариант с точки зрения цены и комфорта.

Преподобный Лейси задумался и покачал головой:

– Возможно, ты права. Перекуси и через час приходи ко мне. Тогда и расскажешь, что заставило тебя мчаться домой на всех парусах.

Ливия отправилась на кухню. После переезда Ливии в Лондон на роль домработницы Лейси пригласил Марту, свою соседку и прихожанку. Марта стояла у плиты, помешивая суп.

– Есть щи с картошкой и кусок пирога с курятиной – то, что осталось от ужина преподобного Лейси. Этого хватит, или сварить еще парочку яиц?

– Нет, супа и пирога вполне достаточно. Спасибо, Марта. – Ливия села за длинный кухонный стол. – Как дела?

– Неплохо. – Марта налила суп в глиняную миску и поставила ее перед Ливией. – У него суставы болят, когда погода сырая, а он ворчит, когда я развожу огонь в его кабинете. Не разрешает зажигать камин до…

– …до двенадцатого октября, – со смехом сказала Ливия. – Я никогда не понимала, что это за волшебная дата. Никаких каминов после тринадцатого марта и до двенадцатого октября. Только сугробы в шесть футов могли бы заставить его передумать. – Ливия принялась за суп. – Но в остальном он хорошо держится?

– Да, вполне. – Марта отрезала кусок ячменного хлеба и подала Ливии ломоть на острие ножа. – Он вечно занят со своими книгами и бумагами, ложится поздно, встает рано, но жизнью вполне доволен. – Марта пошла в буфетную за пирогом, продолжая рассказывать: – Он скучает по вас, леди Ливия, хоть и не говорит об этом.

Марта вернулась из буфетной с пирогом на блюде.

– Может, поставить его в печь на пару минут? Чтобы разогрелся?

Ливия кивнула. Так странно и славно сидеть здесь, на кухне, в доме отца, есть вкусную и простую домашнюю пищу и болтать с Мартой. Будто и не жила она никогда на Кавендиш-сквер. Будто время повернуло вспять, вернув ее туда, где ничего не знают о светских раутах, балах, карточных играх и опере.

Неужели всего за несколько месяцев она успела так сильно измениться?

Ливия искоса взглянула на Марту, которая ставила пирог в печь. Марта вела себя так, словно Ливия была все той же молодой женщиной, которая помогала ей очищать апельсины для мармелада и варить джем из чернослива.

Что сказала бы Марта, узнай она, что Ливия без пяти минут княгиня Прокова?

– Так что привело вас домой, леди Лив? – Марта уселась за стол, сложив руки на коленях. – Надеюсь, ничего плохого.

– Нет, ничего плохого. Найдется ли у нас бутылочка наливки, Марта? Хочется выпить немного.

Марта рассмеялась и пристально посмотрела на Ливию.

– Вы всегда так делаете. Думаю, что найдется. – Она тяжело поднялась с табурета и отправилась в буфетную. – А вот и она. – Марта принесла пыльную бутылку и протерла ее фартуком.

– Вы не выпьете со мной? – предложила Ливия и встала, чтобы поставить миску в раковину.

– Если хотите, – ответила Марта и поставила бутылку на стол. – Вы откроете бутылку, а я нарежу пирог. – Марта пошла доставать пирог из печи и спросила Ливию: – Значит, у нас есть повод выпить? Приятный?

– Надеюсь, что приятный, – ответила Ливия, разливая наливку в маленькие стаканчики. – Я выхожу замуж, Марта.

– Ну, это и в самом деле отличный повод! – Марта обернулась, держа в руках блюдо с пирогом. Ее морщинистое лицо лучилось от радости. – Давно не получали мы таких славных вестей! И кто этот счастливчик? – Она поставила пирог перед Ливией и взяла в руки рюмку.

– Александр Проков, – сказала Ливия, поддев вилкой ароматный горячий пирог.

– Похоже, он иностранец, – заметила Марта, усаживаясь за стол. – Но в Лондоне, говорят, полно иностранцев.

– Это верно, – сказала Ливия. – Он приезжает послезавтра, чтобы поговорить с отцом. Мы поселим его в Голубой комнате, но завтра надо ее проветрить.

– Так он останется у нас погостить?

– Останется, если отец согласится на наш брак.

– Ну что же, пью за вас, моя дорогая, – сказала Марта. – Долгих лет жизни и счастья. И еще за то, чтобы вам удалось уговорить преподобного Лейси выдать вас за иностранца.

Ливия приподняла брови. Убежденности в голосе Марты не было. Но отец ее – человек образованный, широких взглядов. Он не станет препятствовать их с Алексом браку только потому, что избранник дочери – не англичанин.

Ливии пришлось сделать над собой усилие, чтобы унять тревожно бьющееся сердце, когда она вернулась в отцовский кабинет. Лейси стоял напротив незажженного камина, спрятав руки в карманы бриджей, которые, как не могла не заметить Ливия, лоснились от ветхости. Одежда интересовала его так же мало, как и гастрономические изыски. Сердце ее сжалось при мысли о том, как не похож ее отец на безукоризненно одетого и привычного к роскоши князя Прокова.

– Итак, что ты хочешь мне сообщить, дорогая? Или ты хочешь, чтобы я сам догадался?

– А ты сможешь? – Ливия присела на подлокотник кресла.

– Я могу представить всего несколько причин, по которым ты могла бы приехать домой без предупреждения, – сказал он. – Либо тебя постигла беда, либо те средства, что завещала тебе София Лейси, каким-то образом испарились, либо ты задумала выйти замуж и решила любезно оповестить меня об этом первым.

– Я никогда бы не стала выходить замуж, не получив твоего благословения, – тихо сказала Ливия, обиженная тем, что отец мог предположить такое небрежение с ее стороны. – Ты прав насчет того, что я решила выйти замуж. Я здесь для того, чтобы сказать тебе об этом до того, как Алекс приедет сюда сам.

– Алекс? – пробормотал Лейси. – Алекс?

– Александр. Князь Проков, – сказала Ливия, пристально наблюдая за реакцией отца.

Выражение его лица не изменилось.

– Русский. Интересно, особенно в свете текущего международного положения. Так расскажи мне о нем, Ливия. – Он повернулся к приставному столику, на котором стоял графин. – Думаю, это событие надо отпраздновать. Не выпьешь со мной коньяка, дорогая?

Ливия не была уверена в том, что ей следует пить коньяк после наливки, но решила, что для храбрости немного спиртного ей не помешает.

– Спасибо. – Она взяла бокал из рук отца и начала рассказывать.

Когда она закончила, преподобный Лейси лишь кивнул и глотнул коньяка. Ливии казалось, что прошла целая вечность. Наконец она спросила:

– Так ты даешь мне свое благословение, отец?

– Я долго мечтал о том, чтобы моя дорогая дочка нашла свое счастье, мужчину, которого она могла бы любить и уважать в равной мере, который испытывал бы к ней те же чувства. Он сделал еще глоток и пристально посмотрел на дочь. – Хотя ты и рассказала мне о том, что это за человек, или по крайней мере сообщила то, что ты о нем знаешь, ты так и не сказала мне, что любишь его, что твоя жизнь была бы без него неполной.

– Я не слишком разбираюсь в этих чувствах, отец. Но я точно знаю, что готова для брака, и хочу видеть его своим мужем. И еще я с полной ответственностью могу заявить, что мои чувства к этому человеку совсем не похожи ни на что из того, что мне доводилось испытывать раньше. И я знаю, что эти чувства взаимны. Я думаю, что существует разница между влюбленностью и любовью. Так вот: я влюблена в Алекса. Не знаю, как еще описать то, что я чувствую. И я надеюсь, что эта влюбленность со временем перерастет в настоящую любовь.

Отец Ливии медленно кивнул:

– Хороший ответ, моя дорогая. Ты действительно достаточно взрослая, чтобы доверять собственным суждениям в такого рода делах. Но я не был бы ответственным родителем, если бы не обратил твоего внимания на тот очевидный факт, что к столь серьезному решению ты пришла на удивление быстро.

– Со стороны все так и выглядит, – сказала Ливия, – но, по правде говоря, отец, у меня такое чувство, словно я знаю его очень давно. Я позволила Гарри навести о нем справки, поскольку догадывалась, что у тебя будут сомнения, но ничего предосудительного Гарри на него не нашел. Я встречала нескольких его соотечественников, и они производят вполне благоприятное впечатление. Не заметила, чтобы они так уж сильно отличались от нас. И знакомство он водит с весьма приличными людьми из нашего круга. Я мало знаю о его матери англичанке, у меня создалось впечатление, что она умерла при его рождении…

Ливия замолчала, задаваясь вопросом, почему пришла к такому выводу. Она не помнила, чтобы Алекс ей об этом говорил.

– Но как бы то ни было, – продолжала Ливия, решив, что обстоятельства смерти его матери непосредственно к делу не относятся, – Алекс был представлен королеве, значит, репутация его безупречна. Кроме того, он получил образование при дворе императрицы Екатерины, был компаньоном ее внука Александра. Что еще я должна о нем знать?

– Может, кое-что о его характере?

– Ты не веришь моим суждениям?

Преподобный Лейси всегда поощрял в дочери стремление отстаивать свои убеждения, если она считала, что он не прав, и сейчас он едва заметно улыбнулся.

– Я доверяю твоим суждениям, Ливия. Но страсть иногда затуманивает глаза. Ты сама призналась, что влюблена в этого мужчину. Ты можешь с уверенностью сказать, что знаешь того, в кого влюблена?

– С той степенью уверенности, которая меня удовлетворяет, – парировала Ливия.

– И он не собирается увезти тебя в Россию сразу после бракосочетания?

– Говорит, что не собирается, и я ему верю.

Преподобный Лейси долго молчал, пристально глядя на дочь. И наконец тряхнул головой.

– По крайней мере мне не придется тревожиться о том, что тебе будет нечего есть. У этих русских аристократов несметные богатства, замешенные на крови рабов, или крепостных, как они их называют. – Преподобный Лейси презрительно скривил губы. – Феодальная система отвратительна, Ливия, и мне противна сама мысль о том, что ты будешь пользоваться ее плодами. И это то предубеждение, через которое мне трудно переступить, даже если я понимаю, что твое счастье зависит от этого брака.

У Ливии упало сердце. Неужели отец не даст благословения на брак только из-за того, что ее жених родом из страны, социальное устройство которой, существовавшее на протяжении многих веков, его не устраивает?

– Не в силах Алекса изменить систему, – сказала Ливия.

– Он мог бы освободить своих крепостных и оплачивать их труд, – заявил преподобный Лейси. – Но ты права. Я не могу возложить вину за эксплуатацию человека человеком, существовавшую на протяжении нескольких поколений, на одного, отдельно взятого русского дворянина. И кто знает, может, он со временем разделит мои взгляды. Так что быть посему, моя дорогая. Отправляй князя Прокова ко мне, и я буду делать то, что положено делать отцу в подобных обстоятельствах. Вы уже назначили дату свадьбы? Я должен внести ее в мой церковный календарь.

– Воскресенье перед Рождеством, – сказала Ливия, с трудом сдерживая слезы. Только сейчас, испытав громадное облегчение, она поняла, как сильно волновалась перед разговором. Теперь отец не возьмет своих слов назад и отдаст ее Алексу, какое бы впечатление тот ни произвел на него при встрече.

– Значит, воскресенье перед Рождеством. – Лейси подошел к дочери и, приподняв ее лицо за подбородок, легонько поцеловал в щеку. – Ты будешь самая красивая невеста, моя дорогая. Напомни мне, чтобы я отдал тебе украшения твоей матери. Там есть несколько недурных жемчужин. Они очень красиво будут смотреться в твоих волосах, к тому же подчеркнут твой свежий цвет лица.

Прошло два дня после объяснения с Ливией. Александр шел на конюшню за вороным, на котором ему предстояло ехать в Гэмпшир, когда вдруг почувствовал, что за ним снова следят. По спине пробежал неприятный холодок. Никого подозрительного на своей стороне улицы ни впереди, ни позади себя он не увидел, но привычка доверять интуиции заставила его насторожиться. Армейский опыт давал о себе знать. Александр замедлил шаг, остановился, чтобы смахнуть несуществующую пылинку с рукава, и огляделся. Мужчина на другой стороне улицы тоже остановился и принялся рассматривать фасад дома, словно любуясь его архитектурой. Едва ли этот тип решил следить за ним в одиночку, подумал Александр и не ошибся. Вскоре он услышал шаги за спиной. Тот тип на противоположной стороне продолжил путь, небрежно помахивая тростью. За Александром следили вот уже неделю. Стоило ему выйти из дома, как начиналась слежка.

Чьи это люди? Агенты секретной службы англичан? Попал ли он под подозрение лишь потому, что в отношениях России и Англии усилилась напряженность? Он готов был поклясться, что со времени своего приезда в Англию не сделал ни одного неверного шага. И не он один. Никто из их немногочисленной, но сплоченной группы не допустил ни одной ошибки. Николай отлично играл роль балагура и дамского угодника, тем более что эта роль вполне соответствовала его наклонностям. Федоровский разыгрывал партию немного рассеянного интеллектуала, и ему это вполне удавалось. То же можно сказать и о каждом участнике их небольшой группы заговорщиков-революционеров. Только Татаринов был другим, но и вращался он в иных кругах. Насколько это было известно Александру, Татаринов вообще отличался замкнутостью.

Александр ускорил шаг и свернул к конюшне, но, вместо того чтобы зайти за Сулейманом, через неприметную калитку во дворе вышел в переулок, где обосновались серебряных дел мастера. Те, которые следили за ним, будут ждать его на выходе из конюшни, и таким образом он выиграет время.

Александр оглянулся и, увидев, что улица пуста, зашел в ювелирную лавку. Хозяин лавки торопливо вышел ему навстречу из двери в дальнем углу и уставился на него с выжидательной улыбкой:

– Чем могу быть полезен, милорд?

– Мне нужны щипцы для сахара, – сказал Александр, шагнув вбок так, чтобы видеть сквозь открытую дверь участок улицы перед лавкой, при этом оставаясь невидимым для преследователей.

Хозяин обошел Александра со спины и принялся выкладывать на прилавок, расположенный в глубине лавки, интересующий клиента товар. Алекс увидел, как человек на другой стороне улицы, который якобы любовался фасадом дома, вошел в переулок через калитку. Александр отдал дань сообразительности своего преследователя. Выходит, он не напрасно тревожился. К тому же преследователь, отличавшийся сообразительностью, не мог не учитывать, что Александр догадался о том, что за ним следят. В противном случае тот тип с тростью не стал бы искать его в переулке. Однако игра в кошки-мышки, похоже, тому типу надоела. Не пытаясь больше притворяться туристом, любующимся архитектурными памятниками столицы, неизвестный принялся заглядывать в каждую из дверей.

Александр подошел к прилавку. Он выбрал самые простые серебряные щипцы и, вынув из бумажника двадцать гиней, протянул продавцу.

– Я возьму эти. Но не сейчас. Вот деньги под залог. Отсюда есть другой выход?

– Да, милорд. – Серебряных дел мастер был несколько сбит с толку стремительностью этой сделки. Он указал на дверь за прилавком. – Когда вы вернетесь за щипцами, сэр?

– Через неделю или около того, – бросил через плечо Алекс, метнувшись к двери. – Не говорите никому о нашей сделке, и я добавлю двадцать гиней к тому, что уже заплатил, когда приду забирать покупку. – Он вышел на задний двор со зловонной уборной и курятником. Калитка вывела его в переулок, еще более узкий и кривой, чем первый.

Александр остановился и огляделся, чтобы сориентироваться на местности. Лондон сплошь испещрен такими вот кривыми узкими улочками, представляющими собой головоломный лабиринт. Как догадывался Александр, этот переулок, сделав петлю, выводил вновь на ту улочку, где располагался парадный вход в лавку. Вскоре Александр убедился в своей правоте. Дойдя до перекрестка, он огляделся. И никого не увидел. Неужели те, кто за ним следил, потеряли след и бросили свое занятие? Вряд ли.

Александру было не занимать терпения, и вскоре терпение его оказалось вознаграждено. Впереди показалась знакомая фигура. Татаринов! И что, спрашивается, он тут забыл? Шпионит за шпионами? Но зачем?

Александр вышел из переулка и зашагал навстречу Татаринову. Русский его заметил и, как показалось Александру, растерялся. Но вскоре справился с собой. Подняв руку в знак приветствия, он двигался навстречу Александру.

– Доброе утро, князь Проков. Покупаете серебро? – спросил он, пристально глядя на Александра.

– Ну да, – ответил Александр. – Хочу сделать кое-кому подарок.

Татаринов кивнул.

– Ну что же, мне пора. Не смею вас задерживать.

– И я вас, – с прохладцей ответил Александр – Кстати, Татаринов, вы не заметили за последние полчаса ничего подозрительного?

Татаринов прищурился.

– Что вы имеете в виду?

Александр пожал печами.

– В наше время стоит держать ухо востро, знаете ли. У меня такое чувство, будто кое-кто стал проявлять неумеренное любопытство к моим перемещениям.

– Англичане или наши? – спросил Татаринов.

– Хотел бы я это знать. Как бы то ни было, пару дней меня не будет в городе, дела, знаете ли. Так что прощайте.

– Счастливого пути, князь, – с поклоном сказал Татаринов. Он смотрел вслед Александру до тех пор, пока тот не скрылся за воротами конюшни.

Сулеймана уже оседлали. Конюх вывел вороного из стойла и закрепил седельную сумку. Сулейман нетерпеливо забил копытами, увидев хозяина.

– Ему не терпится в путь, ваша светлость, уже заждался.

– Извини, что заставил тебя ждать. – Алекс закинул ногу в стремя и ловко запрыгнул в седло. – Поехали.

В Рингвуд Александр прибыл на следующий день. На постоялом дворе Проков узнал, как проехать к викарию. Оставив уставшего коня отдыхать на постоялом дворе, доверив его попечению своего столь же уставшего конюха, он пешком направился к викарию.

Викарий жил в простом каменном доме с черепичной крышей неподалеку от церкви. Палисадник был хоть и маленьким, зато ухоженным. Железные ворота между двух каменных столбов были открыты. Ливия не лукавила, когда говорила о презрении ее отца к роскоши. Этот скромный дом совсем не походил на жилище графа.

Окно на втором этаже распахнулось, и Ливия, высунув кудрявую голову, радостно помахала ему рукой и пропала.

Алекс пошел по дорожке к дому. Дверь распахнулась, как только он дошел до нее. На пороге стояла улыбающаяся Ливия.

– Вы быстро приехали, – сказала она, протянув ему руку.

Ливия чувствовала себя как застенчивая школьница. Одно дело встречаться с Проковым в Лондоне, где она ощущала себя независимой взрослой женщиной, способной управлять своими эмоциями, той бурей чувств, которые неизменно поднимались в ней при одном лишь его появлении, и совсем другое – встречать его здесь, в доме ее детства, где жил ее отец, который, кстати, сейчас находился в своем кабинете всего в каких-то двадцати шагах от них.

Александр нашел ее смущение трогательным. Он отлично понимал его природу. Он сжал ее руку в ладонях и поднес ее к губам, хрипло прошептав:

– Прошло четыре дня, и каждый час вдали от вас был для меня мукой.

Тактика сработала. Ливия звонко рассмеялась, и стыдливость исчезла.

– Вы в своем репертуаре, Алекс. Такого рода цветистыми комплиментами вы никогда не убедите меня в своих чувствах ко мне.

– Ладно. Тогда, может, это вас убедит, – со смехом сказал он и заключил ее в объятия. Он приподнял ее подбородок, и смех умер на его губах. Синие глаза его излучали тот чудесный свет, который неустанно возбуждал ее. – Господи, как я соскучился, – прошептал он.

Алекс поцеловал ее в губы, и она прижалась к нему, забыв о том, где она, и чувствуя лишь запах его кожи, его волос, его вкус, мускулистую твердость его тела.

Наконец он оторвался от ее губ и, напоследок прикоснувшись губами к кончику ее носа, поднял голову, с улыбкой глядя на ее раскрасневшееся лицо и томные влажные глаза.

– О Боже, – сказал он. – Нам надо быть чуть осмотрительнее. Мне бы не хотелось дискредитировать себя в глазах вашего отца.

– Да, – согласилась она, поправляя смятый лиф платья и торопливо закалывая выбившийся из прически локон. – После всей той трудной работы, которую мне пришлось провести, это было бы совсем некстати.

– Трудной работы?

– Он не одобряет феодальную систему, – пояснила Ливия, виновато пожав плечами. – Но я не думаю, что он станет поднимать эту тему, пока не узнает вас лучше.

– Честно говоря, я с удовольствием готов эту тему с ним обсудить, – сказал Александр. – Хотите – верьте, хотите – нет, но я не настолько слеп, чтобы не замечать недостатков системы. Феодальная система российского общества – это единственный возможный камень преткновения, или есть еще и другие? Какие еще каверзные вопросы могут мне задать при собеседовании?

– Не волнуйтесь, экзамена вам никто устраивать не будет, – с улыбкой сказала Ливия. – Преподобный Лейси с нетерпением ждет встречи с вами. – Она взяла Александра за руку. – Просто я сама чувствую себя немного странно. Мне трудно это объяснить. Но в Лондоне я одна, а здесь совсем другая. Вы поймете меня, если я покажусь вам не…

– Я пойму. – Он приложил палец к ее губам. – Любовь моя, я уже понимаю. – Невозможно вернуться в дом своего детства, не вернувшись хотя бы частично в само детство.

– О да, все именно так, – сказала Ливия, испытав облегчение от того, что он все правильно понял. – Получается, что русские в этом от нас не сильно отличаются.

Он снова рассмеялся.

– Да уж, не сильно. Есть переживания, которые понятны любому человеку, независимо от того, где он воспитывался Особенно переживания, связанные с детством. Ну что? Будем брать быка за рога?

– Да, пора. – Ливия отступила в холл, пропуская Александра в дом. – Заходите.

Он вошел, окинув взглядом непритязательное убранство квадратного холла: прочную без всяких украшений дубовую лестницу, окна со свинцовыми рамами, скромные оловянные подсвечники, дубовую скамью у двери, длинный дощатый стол у стены, дощатый пол без ковров. Кроме медного кувшина с чеканкой на подоконнике, он не заметил никаких украшений.

– Это дом викария, – с улыбкой напомнила ему Ливия, без труда прочитав его мысли, пока он осматривал холл. – Мой отец печется о ценностях духовных, ценности материального мира его не интересуют.

– Конечно, – спокойно согласился Александр и вопросительно посмотрел на Ливию: – Мне просто любопытно, далеко ли это яблочко упало от яблони.

– Вы имеете в виду мои наряды? Я не разделяю убежденности моего отца в том, что себя следует сурово во всем ограничивать, но, находясь под его крышей, следую его привычкам. – Ливия провела рукой по линялому старенькому платью. – Я помогала Марте готовить ужин. – Она завела руки за спину, развязывая фартук. – Это старое платье я нашла в шкафу случайно.

– А, – с убийственной серьезностью произнес он. – Вам не кажется, что пора найти ему лучшее применение? Отдать бедным, например?

Ливия рассмеялась.

– Может, вы и правы. Наверное, оно попало в этот дом в качестве подаяния какой-то прихожанки.

Александр воткнул выскочившую шпильку в прическу Ливии – узел на затылке готов был вот-вот развалиться.

– Ваш отец будет настаивать на том, чтобы свадьба была скромной, в его вкусе?

– Господи, да нет же! – воскликнула Ливия. – Даже преподобный Лейси признает, что все должно быть ко времени и к месту. Он не станет скупиться на свадьбу, как никогда не скупится на дела, которые считает благими. А теперь дайте мне вашу шляпу и перчатки, и я провожу вас к нему.

Ливия повела Александра в кабинет викария, расположенный в дальней части дома. С одной стороны, любопытно было познакомиться с человеком, сформировавшим характер Ливии, с другой – Прокова обуревали тревожные сомнения – что, если преподобный Лейси не одобрит выбор дочери? Тревоги и комплексы детских лет заявили о себе с новой силой. Александру пришлось сделать над собой немалое усилие, чтобы не выдать своего волнения, когда Ливия постучала в дверь кабинета и, открыв ее, сказала:

– Алекс уже здесь, отец.

– Пусть войдет. – Преподобный Лейси встал, вышел из-за стола и протянул гостю руку. Взгляд его был столь же проницательным и умным, сколь сильным и крепким его рукопожатие.

– Я, пожалуй, оставлю вас вдвоем, – сказала Ливия, представив мужчин друг другу.

– Не вижу в этом необходимости, – сказал отец. – К чему терять время, повторяя то, что уже сказано? Поскольку наш разговор имеет прямое отношение к тебе, не вижу причин, по которым ты с самого начала не могла бы стать участницей разговора. Надеюсь, вы не возражаете? – обратился он к князю.

Алекс покачал головой. Он представить не мог, как можно возражать священнику, тем более если этот священник – без пяти минут тесть. Проков ни разу не слышал о том, чтобы невесте позволяли присутствовать при разговоре отца с потенциальным зятем, не говоря уже о том, чтобы позволить ей участвовать в разговоре. Но если он и был крайне удивлен столь неортодоксальным поведением преподобного Лейси, своего изумления ничем не выдал. Не считал себя вправе указывать будущему тестю на вопиющее нарушение общепринятых норм.

– Нет, сэр, никаких возражений.

– Тогда присаживайтесь, и начнем. – Викарий вернулся за стол и сел. – Ливия говорит, что вы хотели бы пожениться за неделю до Рождества. Это вполне укладывается в расписание моей работы в церкви. Надеюсь, вас эта дата тоже устраивает? – Он окинул взглядом Александра, который после недолгого колебания решил все же сесть на обитый гобеленовой тканью стул без подлокотников, вместо того чтобы занять более удобный диван в углу, где сидела Ливия.

– Я к вашим услугам, сэр, – сказал Александр, – и в полном распоряжении Ливии во всем, что касается этого вопроса и всех остальных.

Викарий смотрел на него с некой долей сарказма.

– Не лучший рецепт для успешного брака, если вы извините мне такую сентенцию. Не стоит в браке полностью отдавать бразды правления ни той, ни другой половине. – Викарий снял очки и протер их носовым платком.

– Я не вполне это имел в виду, сэр, – сказал Александр. – Я всего лишь хотел высказаться в том смысле, что решения должны приниматься коллегиально. С целью достижения консенсуса.

Викарий хохотнул.

– Ах да, консенсус. Прекрасно сказано. Ну, тогда решено. Бракосочетание состоится в последнее воскресенье перед Рождеством в моей церкви. Детали вверяю в умелые руки Ливии и вам советую поступить также. А сейчас… – Он вновь надел очки и наклонился над столом, сжав ладони перед собой. – Перейдем к более серьезным делам.

– Ах да. – Алекс встал и сунул руку в карман жилета. – Контракт. Я составил документы, сэр: – Александр положил бумаги на стол. – Как видите, я оговорил ежеквартальное пособие для Ливии, которое, я надеюсь, вы сочтете вполне приемлемым, а также средства для детей, сколько бы их ни родилось. На последней странице я указал размер моего собственного состояния, который, надеюсь, вас удовлетворит. – Александр вернулся на место и сел, скрестив лодыжки, наблюдая за тем, как его будущий тесть изучает документы.

Ливия осталась сидеть, поджав ноги, в углу дивана. Чувствовалось, что ей очень любопытно узнать содержание документов, но вслух она своего желания не выражала. Ждала, пока отец закончит чтение. По выражению его лица она поняла, что он не собирается высказывать своего негативного отношения к источнику богатства князя, к которому вскоре предстоит припасть и его дочери, понимала она и то, каких усилий ему стоило молчание.

Посмотрев бумаги, Лейси сказал:

– Все изложенное представляется мне вполне удовлетворительным. Я восхищен вашей щедростью. Но меня заинтересовал один момент. Вы заявляете, что собираетесь обосноваться с семьей в доме Ливии на Кавендиш-сквер. Вам не кажется такое решение несколько необычным для человека вашего положения, князь Проков? Переехать в дом жены, я имею в виду?

– Я подумал, что это разумный шаг. В данный момент я снимаю в Лондоне апартаменты и намеревался приобрести недвижимость, как только на рынке появится что-либо подходящее. Но такая возможность появляется нечасто, а дом на Кавендиш-сквер вполне годится для семейного проживания. – После паузы Александр добавил: – Я не прошу приданого, лорд Харфорд, и передаю Ливии достаточно средств для того, чтобы она могла безбедно жить в случае моей смерти. Дом на Кавендиш-сквер – удачное решение по двум причинам: он может считаться приданым Ливии, которое, разумеется, останется в ее полном распоряжении в случае моей смерти, а также избавит меня от излишней траты времени и денег на покупку подходящего дома.

Лорд Харфорд кивнул:

– Ваши объяснения кажутся мне вполне убедительными. – Он посмотрел на дочь: – Что скажешь, Ливия? Ты готова внести дом в качестве вклада по брачным обязательствам?

– Я с удовольствием останусь жить на Кавендиш-сквер, – ответила Ливия. Однако в сердце ее закралась тревога.

Дом принадлежал ей. В чем же дело? В том, что она ощущала почти сверхъестественную связь с духом Софии Лейси, которым в доме было пропитано буквально все, или в осознании того, что этот дом спас ее от унылого существования в деревне? Ответа на этот вопрос у Ливии не было. Однако она считала себя единоличной хозяйкой этого дома, и ей не хотелось уступить право собственности другому, пусть даже самому близкому человеку, мужу. Но таковы условия брака – имущество жены переходит в распоряжение мужа, и лишь он вправе решать, оставить имущество за женой или нет.

Ливия мысленно обозвала себя эгоистичной дурой. Если отец счел нужным сказать, что восхищен щедростью Александра, то неужели она не в состоянии проявить щедрость души, поделившись с ним тем единственным, что было у нее по-настоящему ценного? Она должна радоваться тому, что хоть что-то может ему дать.

– Разумеется, все, что касается отделки комнат, мебели, я отдаю в полное ваше распоряжение, Ливия, – сказал Александр. – Я не стану навязывать вам свои предпочтения.

Да, чтобы привести старый дом в надлежащий вид, понадобятся немалые средства, подумала Ливия. За те несколько месяцев, что прошли с тех пор, как она вступила в права наследования, сделать Ливия успела немногое. Пяти тысяч гиней, унаследованных Ливией вместе с домом, едва хватило на небольшой косметический ремонт. Но при наличии средств, воображения и вкуса дому можно вернуть былое величие и красоту.

– Дом действительно нуждается в ремонте, – сказала Ливия. – Но до Рождества остается совсем мало времени.

– Вы будете удивлены, – сказал Александр, внезапно оживившись. – Я приглашу архитектора, и, когда все вопросы будут с ним улажены, мы предоставим ему возможность воплощать ваши идеи в жизнь, а вы тем временем будете готовиться к свадьбе.

– И еще один момент, князь, – нахмурившись, сказал викарий. – Я старик, и мне было бы жаль потерять дочь из виду до конца дней. Насколько я понимаю, вы намерены оставаться в Англии, по крайней мере до окончания войны?

– Да, сэр. Пока в Европе идет война, я не покину Лондон. А кто знает, когда наступит мир? – Александр выразительно пожал плечами. – Но я не буду принимать никаких решений, не поговорив с Ливией.

Глаза викария подернулись дымкой.

– Проклятая война, и неизвестно, когда наступит мир. Глупцы, жадные, бессовестные глупцы.

Для викария, обычно спокойного и умеренного в своих высказываниях, его речь показалась Ливии слишком эмоциональной.

– Война не может продолжаться вечно, – возразила Ливия.

– Ваш отец прав, Ливия. Конца войне не видно.

И не будет ей конца, пока он, Александр Проков, и его сподвижники не изменят ход событий. Но чтобы сделать то, к чему они так долго и тщательно готовились, каждому из них придется переступить через себя. Как мужчина и воин, Проков понимал, что победа не дается без жертв, но на сердце все равно лежал камень. Отставить сантименты, приказал себе Александр. Ты лишь следуешь давним российским традициям и сделаешь то, что много раз уже проделывали другие, избавляя Русь от недостойных правителей. Сколько их, тиранов и деспотов, жалких шутов и жестоких безумцев, кануло в Лету, приговоренных теми, кто из любви к Родине взял на себя грех судить и казнить помазанников Божьих? Сколько их, тайно убиенных, помнит история многострадальной России?

Кто знает? Кто вел им счет? И если список пополнится еще одним бесталанным правителем, Россия лишь вздохнет с облегчением.

Ливия, взглянув в глаза Александра, поежилась, словно ее обдало холодом. Она бросила взгляд на окно, но оно было плотно закрыто.