Завтра будет завтра

1

Пальцы дрожали, и тяжелые замки чемодана никак не застегивались. Кэролайн торопилась: через два часа рейс в Лондон, а ей еще нужно успеть добраться из Харлема в международный аэропорт Амстердама. Да почему же эти замки не поддаются?!

Кэролайн всхлипнула, но сразу же постаралась взять себя в руки. У нее еще будет время поплакать, сейчас нужно поспешить. Три часа назад ей позвонил поверенный отца, Дэвид Гриффин, и сказал, что мистер Сотбери очень плох и врачи не дают никаких прогнозов. Если дочь хочет успеть проститься с ним, ей стоит поторопиться.

– Он держится только на желании увидеть вас, – добавил Дэвид. – Постарайтесь приехать как можно скорее.

Кэролайн плохо помнила, что отвечала поверенному отца, она вообще плохо понимала, что происходит. Не может ее отец, ее папочка, вот так взять и уйти! Он должен быть рядом, всегда рядом с ней, он ведь обещал… Это Кэролайн помнила хорошо: он обещал двадцать лет назад, когда ушла мама.

«Я ни за что не брошу тебя, девочка моя», – крепко прижимая свою маленькую дочь к широкой груди, бормотал он. Кэролайн до сих пор ощущала на своем лице слезы отца. Тогда она не понимала, что происходит, ведь была слишком мала. Только сейчас Кэролайн почувствовала то, что когда-то чувствовал ее отец. Есть люди, живущие не ради себя, а ради близких. Дэйв Сотбери был готов отдать свою жизнь за жизнь жены, но небеса никогда не торгуются. Великолепный врач, подаривший не одну жизнь, он с удовольствием ушел бы вслед за женой, если бы его не держала маленькая девочка. Сейчас девочка выросла…

Кэролайн была готова на коленях умолять высшие силы забрать ее жизнь и дать отцу хоть один год, хоть один лишний день! Но Кэролайн никто и никогда не учил молиться. Дэйв перестал верить в Бога, который его лишил любви и счастья, а дочь – матери.

Как ей сейчас было одиноко! Со всеми своими бедами она всегда шла к отцу, зная, что он выслушает, поможет, подскажет. Что же ей делать теперь? К кому обратиться за помощью, за поддержкой? Как может она, одинокая и несчастная, противостоять всему миру, если больше нет надежной спины, за которую можно спрятаться?

– Папуля, почему ты оставляешь меня? – пробормотала Кэролайн.

В горле появился тугой склизкий комок, и в глазах защипало. Иногда Кэролайн казалось, что, если бы все случилось быстро, ей было бы легче, но она отбрасывала эти мысли, как недостойные. Если бы все случилось быстро, она не успела бы в последний раз посмотреть отцу в глаза, в последний раз улыбнуться ему… Кэролайн знала, как это важно стоящему на грани Дэйву.

Мне не нужно было уезжать в Харлем! – корила себя Кэролайн. Я должна была остаться в Ноттингеме, помогать отцу, присматривать за ним. Нужно было окончить медицинский колледж, стать, как и папа, акушером. Он часто говорил, что принимает в свои руки будущее, а я закопалась в прошлом. Чего стоят все эти картины? Да, они дали бессмертие художнику и модели, но разве это жизнь?

За окном раздался гудок автомобиля.

Кэролайн сердито вытерла слезы – она не должна плакать, не сейчас! Нужно хотя бы раз в жизни быть сильной. Ей больше не на кого надеяться, не к кому бежать. Двадцать шесть лет она была прикрыта от этого мира лаской и теплом любящего сердца. Двадцать лет назад не стало матери, теперь пришла очередь отца. Больше не за кого прятаться. И все, что она может сейчас сделать, – доказать Дэйву Сотбери, что она его дочь и может с достоинством преодолеть любые трудности.

– Стыдись, – укоризненно сказала себе Кэролайн.

Машина просигналила еще раз.

Кэролайн решительно поднялась с кровати и тряхнула густыми черными блестящими волосами. На ресницах, обрамляющих огромные голубые глаза, все еще блестели бриллианты слезинок, но в самих глазах уже не было ни капли влаги. Теперь она просто не может позволить себе плакать при посторонних.

Дрожь в пальцах унялась, и замки легко застегнулись. Кэролайн взяла чемодан и спустилась вниз, заперев дверь своей крошечной квартирки неподалеку от парка Кекнхоф, где так чудесно гулять вечерами, любуясь самыми причудливыми тюльпанами, какие только смогли вырастить цветоводы.

Как жаль, что папа так и не нашел время приехать ко мне сюда, подумала Кэролайн. Я так хотела, чтобы он увидел, в какой сказочной стране я живу! Теперь моя сказка закончилась.

Кэролайн бросила ключи в сумочку, предчувствуя, что еще не скоро вернется сюда, чтобы зажить своей обычной жизнью.

Гиацинты в этом году были удивительно красивы и чудесно пахли. Изумрудная, никогда не знавшая ножниц садовника трава приятно холодила ступни, будто идешь по гладкому шелку. В одной ночной рубашонке малышка Кэри брела по саду, разбитому за небольшим, сложенным из старого, замшелого камня домом.

Ей не доставляли удовольствия ни прикосновения травы, ни запахи цветов, ни легкий ветерок.

Малышка в задумчивости покусывала нижнюю губу – дурная привычка, от которой мама никак не могла ее отучить. Кэри было немного стыдно, что она опять нарушает запрет мамы, но по-другому сосредоточиться никак не получалось: кто-то грызет карандаш, кто-то ногти – губа казалась ей довольно безобидным вариантом. К тому же сейчас ее никто не видел: все в доме, тетушки с мужьями и дядья с женами, друзья и приятели, закрылись в кабинете вместе с отцом, а ее отправили погулять. Кэри понимала – происходит что-то важное, что навсегда изменит жизнь в их доме. Но вот что? И почему мамочка никак не вернется из больницы, куда на прошлой неделе отвез ее папа. Уж она-то точно разобралась бы, что нужно делать! В этом Кэри была уверена.

Солнце опускалось все ниже, на траве выпала роса. Подол рубашки Кэри весь вымок, ножки замерзли. Она была голодна, но не хотела возвращаться в дом и просить, чтобы ее накормили. Кэри не нравились странные взгляды и тихий шепоток, который сопровождал ее каждый день, как только все эти люди вдруг появились в их доме.

Почему папа не попросит их уйти? – недоумевала девочка. Когда-то она любила бесчисленных дядей и тетей – братьев и сестер, кузенов и кузин родителей – но сейчас ей хотелось, чтобы ее оставили наедине с отцом и дали им спокойно поговорить, как взрослым.

Кэри была серьезно обижена и на отца. Почему он не сказал, что дочь может остаться в кабинете? Она бы никому не мешала! Ведь папа знает, что она может сидеть тихо как мышка, что ее вообще не замечают, если не знают, что она в комнате. Откуда такое недоверие? Или просто папа сейчас слишком занят, что забыл даже о ней? Вот мамочка никогда о Кэри не забывала! Почему же она не возвращается?

А может быть, именно из-за этого в доме собралось столько народу? Неужели они решают, сможет ли вернуться мама или нет?

Кэри остановилась, сраженная этой догадкой. Она выпустила распухшую от постоянного жевания губу и села на холодный камень, хотя папа строго-настрого запретил ей это делать.

Может быть, папа не позвал ее еще и потому, что ему самому запретили что-нибудь говорить? И теперь судьбу их семьи решают другие люди.

В огромных голубых глазах появились слезы, искусанные губы задергались, и уже через секунду Кэри горько плакала, уткнувшись лицом в колени. Рубашка там очень быстро стала такой же мокрой, как и на подоле.

Отец нашел ее зареванной и дрожащей от холода, когда солнце уже почти зашло. Он осторожно присел на траву рядом с дочерью и погладил ее по голове.

– Они разрешили тебе поговорить со мной? – спросила Кэри.

– Да, я пришел, чтобы поговорить с тобой. – Дэйв пропустил мимо ушей слово «они».

Он был слишком погружен в свои мысли и переживания, чтобы заметить такую мелочь. Сейчас ему нужно было объяснить шестилетней дочери, почему он разрешил врачам отключить системы жизнеобеспечения ее матери.

Кэри подняла глаза и посмотрела на отца.

– Когда вернется мама? – тихо спросила она.

– Мамочка уже не вернется. Она ушла от нас.

Кэри молчала. Она отвернулась и посмотрела на огромного майского жука, сидевшего на крупном соцветии гиацинта. Кэри вспомнила, как сильно любила мама гиацинты. Ими были засажены почти все клумбы. Мама вообще любила цветы. У папы осталась она, Кэри, а кто же будет заботиться о цветах?

– Мама не вернется даже к ним? – на всякий случай уточнила девочка.

Дэйв покачал головой и поспешил отвернуться. Он не хотел, чтобы дочь видела его слезы.

– Почему мама не вернется? Она больше не любит нас? – сказала Кэролайн и тут же прикрыла рот ладошкой, испугавшись своих слов.

– Что ты?! – Дэйв одним движением поднялся на ноги. Он взял Кэри на руки и крепко прижал к себе. – Мамочка нас очень любит. А не вернется она потому, что очень сильно заболела.

– А когда я смогу ее навестить?

Тонкие ручки Кэри обнимали широкую шею отца. Она доверчиво прижималась к нему всем телом, любимый ребенок, в первый раз столкнувшийся с горем.

– Помнишь, я рассказывал тебе, как на свет появляются новые люди? – спросил Дэйв.

Кэри кивнула.

– Так вот, чтобы появились новые люди, нужно чтобы старые ушли. Иначе мы бы уже не могли ходить по земле и просто стояли бы толпой. Вот и мамина очередь пришла. В природе все устроено мудро, и нам остается только согласиться с этой мудростью.

– Но ведь мама не была старой! Она молодая и красивая…

– Пойми, родная, – осторожно перебил дочь Дэйв, – не нам выбирать, кому уходить. Мамочка долго болела, но ничего не говорила даже мне. Две недели назад ей стало совсем плохо, она заснула и больше не просыпалась. Такое состояние называется комой. Наша мама превратилась в цветок, очень красивый цветок. Врачи сказали, что она больше никогда не будет говорить, смотреть, ходить. Они еще очень долго могли сохранять ее, совсем как засушенные цветы, но они решили спросить у родных, стоит ли это делать, поэтому я позвал к нам в дом всех, кто любил твою маму. Мы сегодня вместе думали, как поступить. И я решил, что чем дольше мы будем цепляться за призрачную надежду, тем сложнее нам будет расстаться с твоей мамой. Кэролайн, сегодня твоя мама умерла. Я приказал отключить аппараты. – Дэйв замолчал, пытаясь справиться с волнением. – Я не знаю, правильно ли я сделал, – наконец смог выговорить он.

Девочка несколько минут молчала. Она оторвалась от отцовского плеча и внимательно рассматривала яркие гиацинты.

– Мама была как цветочек?

– Да, как самый красивый цветочек на свете.

– И она, как цветочек, больше ничего бы мне не сказала, не обняла бы меня? – на всякий случай уточнила Кэри.

– Она бы даже не поняла, что ты рядом, – честно ответил Дэйв.

Малышка кивнула каким-то своим мыслям.

– Ты правильно сделал. Мама – человек, а не цветок. Но кто теперь будет ухаживать за ними? – Девочка обвела рукой ухоженный сад.

– Не переживай, родная, мы наймем садовника, а для тебя пригласим няню. Мы справимся, ведь мы любим друг друга.

Кэри согласно кивнула, однако сочла нужным заметить:

– Мне не нужна няня. Я ведь уже взрослая.

Дэйв поцеловал ее чистый высокий лоб и прижал головку к своей груди.

– Да, Кэролайн, ты уже взрослая. Прости меня, девочка.

Пилот объявил, что самолет заходит на посадку в международном аэропорту Хитроу. Кэролайн открыла глаза и поняла, что ее щеки мокрые от слез. Ей опять снились самые яркие воспоминания ее детства, день, когда отец сказал ей о смерти матери. Больше Кэролайн никто ни разу не назвал детским именем Кэри.

Ни разу она не обвинила отца в смерти матери. И до чего же ей больно было видеть, как он сам себя корит!

Скоро вы будете вместе, устало подумала Кэролайн. Хоть кто-то обретет покой.

Она вытерла слезы и поспешила к выходу. В аэропорту ее обещал встретить тот самый поверенный Дэвид Гриффин.

Кэролайн сразу же узнала его, еще до того, как он сам заметил дочь Дэйва Сотбери, знакомую по бесчисленным фотографиям. Дэвид сильно напоминал Кэролайн отца – каким он был до смерти матери. Она не могла бы сказать чем: может быть, манерой держаться, или широкой грудью, на которой так славно было бы поплакать, или серьезным выражением красивых серых глаз. А может быть, тем, что от него веяло надежностью и уверенностью. Рядом с этим мужчиной любая женщина почувствовала бы себя как за каменной стеной.

Разумеется, Кэролайн сразу же доверилась ему. Ей сейчас была необходима поддержка.

– Дэвид Гриффин, – представился он, протягивая руку.

Рукопожатие оказалось крепким, а сами руки теплыми и надежными. Кэролайн попыталась улыбнуться, но тут же поняла, что сейчас расплачется.

– Кэролайн, – представилась она.

– Давайте завезем ваши вещи домой, а потом поедем в больницу, – предложил Дэвид, легко поднимая ее чемодан.

– Нет-нет! – испуганно отказалась Кэролайн. Она не смогла проститься с матерью и теперь дорожила каждой секундой общения с отцом. – Мы сразу же поедем в больницу к папе. Я нужна ему.

Дэвид кивнул. Он ожидал увидеть избалованную наследницу приличного состояния и приносящего постоянный доход дела, а перед ним была заплаканная, убитая горем девушка. Ее хотелось защищать и оберегать, но Дэвид быстро подавил в себе это желание: в первую очередь она наследница его клиента.

По дороге в больницу они молчали. Дэвид не находил правильных слов, а Кэролайн не могла бы ничего сказать, даже если бы хотела: мерзкий ком в горле мешал дышать.

Кэролайн не стала дожидаться, пока Дэвид выйдет из машины. Она сразу же бросилась в приемный покой и уже через несколько минут была в палате отца.

– Папочка… – пробормотала Кэролайн.

Она думала, что будет готова к встрече с отцом, но совершенно растерялась от того, что увидела. Перед ней лежал высохший старик. Сухая бежевая кожа была покрыта пигментными пятнами, глаза запали, а дыхание с хрипом вырывалось из горла. Лишь глаза были прежними: живыми, яркими.

– Здравствуй, лапочка. – Дэйв попытался улыбнуться, но не решился тратить силы, ведь ему многое нужно было сказать дочери. – Я так рад, что ты приехала.

– Я бросилась к тебе сразу же, как только Дэвид позвонил мне. Почему ты не позвал меня раньше? – В голосе Кэролайн был упрек. – Я бы ухаживала за тобой…

– И оставила бы свои картины? Не для того ты училась, чтобы ходить за немощным стариком.

– Ты не старик, ты мой красивый и сильный папочка.

Кэролайн с трудом улыбнулась и присела на стул рядом с кроватью. Она осторожно взяла в свои ладони иссохшую руку отца и прижала ее к своей щеке.

– Ну вот, ты плачешь, – огорченно сказал Дэйв. – Не надо, милая, ты же помнишь: чтобы родилась новая жизнь, должна уйти старая. Теперь пришла моя очередь. Я долго сопротивлялся болезни, но она все же победила меня. Я чувствую, что осталось мало времени, а я многого не успел тебе сказать.

– Не нужно тратить силы, – попросила его Кэролайн.

– Глупости! – отрезал Дэйв, и всего на миг Кэролайн увидела перед собой прежнего Дэйва Сотбери. – Я хотел сказать, что ты теперь владеешь моей клиникой. Мне очень не хотелось перекладывать на твои плечи такой груз, и прекрасно понимаю, что ты к этому не готова, но, Кэролайн, родная, у меня больше нет времени. Я очень прошу тебя, не продавай клинику. Это дело всей моей жизни. Ты там появилась на свет, там появилась половина жителей Ноттингема младше сорока лет. Там мы дарили надежду отчаявшимся женщинам, мы помогали новой жизни появиться на свет. Наверное, за это я и расплатился жизнью Беатрис, а вот теперь и сам рано и быстро ухожу.

– То, что вы делаете в клинике, – чудо. Ты и сам это знаешь! У тебя в кабинете стен почти не видно из-за фотографий детей, которые никогда бы не родились, если бы не ты. Ты ни в чем не виноват, папочка, просто так получилось. Совсем как с мамой.

– Я очень люблю тебя, Кэролайн. Ты чудесная девочка, ты добрая и хорошая, ты не способна на подлый поступок. Именно поэтому я надеюсь, что ты сможешь взять в свои ручки управление клиникой, хотя бы на первое время, пока не уляжется вся эта шумиха.

– Какая шумиха?

– Которая последует за моей смертью. – На этот раз Дэйв не стал экономить силы и широко улыбнулся. – Твой папочка – небезызвестная личность в городе, да и во всей Великобритании, пожалуй. Мне не страшно уходить, я чувствую, что сделал почти все. Разве только вот не увидел своих внуков…

– Если ты постараешься… – начала Кэролайн, но достаточно было одного взгляда в глаза отца, чтобы тут же замолчать.

– Но и Беатрис их не видела. Зато я смогу рассказать ей, какая красавица дочь у нас выросла. Знаешь, только потому, что ты есть, мне не страшно уходить. Ты – самое главное дело моей жизни. Кажется, оно мне удалось. – Он улыбнулся и погладил Кэролайн по щеке. – А сейчас я устал и буду спать. Поцелуй-ка меня и посиди еще немного рядом. Мне так хорошо, когда вы рядом. Моя маленькая Кэри и любимая Беатрис.

Кэролайн видела, как медленно гаснут глаза отца. Дыхание тихо вырвалось у него из груди, черты лица заострились. Кэролайн наклонилась и закрыла голубые когда-то глаза. Она осторожно прикоснулась губами ко лбу отца и провела рукой по его все еще роскошным седым волосам.

Она еще долго сидела рядом с телом Дэйва Сотбери и держала его за руку, веря, что там, за чертой, его за руку держит Беатрис.

Похороны Дэйва Сотбери состоялись через неделю. Многие пришли отдать ему последнюю дань уважения, и среди них было немало молодых людей. Многих Кэролайн узнавала по фотографиям, что до сих пор висели на стенах кабинета ее отца.

Она стояла, одинокая в толпе, и держала в руках букет розовых гиацинтов, очень похожих на те, что росли у них в саду. Похожих, но все же не таких. К ним никогда не прикасалась рука Беатрис Сотбери.

Кэролайн что-то отвечала тем, кто выражал ей соболезнования, слушала мессу, но ей все время казалось, что это происходит не с ней, а с кем-то другим. Она сама закрыла глаза отцу, чувствовала, как жизнь постепенно уходит из его тела, видела, как меняется лицо, но так и не смогла поверить, что его больше нет.

Гроб опустили в черную яму. Кэролайн вдруг поняла, что в такой же теплый майский день двадцать лет назад хоронили ее мать. Такой же была земля, и такие же гиацинты держала она в руках. Разница была лишь в том, что теперь Кэролайн осталась совсем одна. Некому больше положить ей на плечи широкую ладонь и увести прочь.

Двигаясь словно во сне, Кэролайн бросила на гроб первую горсть земли и отошла в сторонку, позволяя остальным проститься с самым дорогим для нее человеком на всем свете. Она первой бросила землю и последней положила гиацинты. Они были какими-то беззащитными в окружении белоснежных строгих лилий и темных роз. Нежные розовые цветы, пахнущие детством и любовью.

Кэролайн не заметила, когда все разошлись. Она так и стояла у могилы отца, усыпанной цветами, и смотрела на розовые гиацинты, ни о чем не думая и ничего не желая.

Широкая теплая ладонь легла ей на плечо. Кэролайн вздрогнула и подняла глаза. Дэвид Гриффин с тоской и тревогой смотрел на нее. Всего один шаг отделял ее от того, чтобы обвить руками его широкую шею, прижаться щекой к груди, вдохнуть его запах и расплакаться. Совсем как двадцать лет назад.

– Давайте я отвезу вас домой, – сказал Дэвид и взял ее под локоть

Кэролайн покорно кивнула.