Достопочтенная миссис Эджмонт второй раз перечитала письмо, которое держала в руках, сложила его и, уронив лорнет, отправилась разыскивать Кэролайн.
Она нашла ее за спинетом, на котором та играла в маленькой комнатке рядом с серебряной гостиной. Увидев свою кузину и дуэнью, девушка вскочила и бросилась к ней навстречу.
— Вы получили письмо от крестной? — спросила она. — Я заметила его среди сегодняшней почты. Что она пишет, кузина Дебби?
— Именно об этом я и хотела поговорить с вами, Кэролайн, — намеренно серьезно проговорила миссис Эджмонт.
Кэролайн вздохнула:
— Когда вы говорите со мной таким голосом, кузина Дебби, я знаю, что что-то не так. Скорее же скажите мне!
Миссис Эджмонт, маленькая седовласая женщина, казалась взволнованной. Двадцать пять лет назад она вышла замуж, прожив в замужестве лишь несколько месяцев, после чего ее немолодой уже муж скончался от заболевания легких. Замужество оставило на ней столь незначительный след, что она казалась настоящей старой девой.
Она была сдержанна и аккуратна и прекрасно знала все, что полагается знать леди относительно умения держаться и разговаривать. Но в то же время она была на редкость добра и ласкова, и все ее юные родственники искренне любили ее. Она была дальней родственницей маркиза Валкэна, и следовательно, благородного происхождения, и к тому же столь добропорядочна, что как нельзя лучше подходила на роль дамы, которая будет опекать Кэролайн.
Кроме того, миссис Эджмонт пребывала в стесненных обстоятельствах, и вознаграждение, которое она получала от маркиза, пришлось ей очень кстати, обеспечивая достаточно приличный образ жизни. Беспокоило ее лишь одно: она страшно боялась, что не справится со своими обязанностями. Кэролайн была настолько своевольной, а иногда даже и озорной, что миссис Эджмонт жила в постоянном страхе перед тем, что может случиться в следующий момент.
Дрожащей рукой она развернула письмо графини Буллингем.
— Ваша крестная, — сказала она Кэролайн, — очень раздосадована, милочка.
— Тем, что я уехала из Лондона? — спросила Кэролайн.
— Вы же знаете, что невежливо было уехать, ничего не объяснив и не попрощавшись.
— Да, я знаю, — согласилась Кэролайн. — Но я послала ей длинное письмо с извинениями, в котором все объяснила. Когда я узнала, что папа с мамой уезжают за границу, я как можно скорее отправилась к ним в почтовой карете, ни о чем не подумав и даже как следует не собравшись.
— Но ведь это не совсем правда, — укоризненно заметила миссис Эджмонт.
— Ну, кузина Дебби, вы же знаете, что только такое объяснение могло бы смягчить мою крестную. Если она и раздосадована, то скорее чем-то еще, а вовсе не моим отсутствием.
— Это действительно так, Кэролайн, хотя я не вполне понимаю, что она пишет.
— Да скажите же мне, что в ее письме! — нетерпеливо воскликнула Кэролайн.
Миссис Эджмонт нерешительно перебирала листки бумаги, исписанные быстрым неаккуратным почерком.
— Она говорит о слухах, — произнесла она наконец, близоруко щурясь в лорнет.
— О слухах? Каких слухах? — спросила Кэролайн.
— Она говорит: «Слухи, неподобающие юной особе, особенно с таким высоким положением в обществе, как Кэролайн».
— Так, продолжайте. Что еще она пишет?
— Она говорит о «некоем человеке, против которого я неоднократно предостерегала Кэролайн и имя которого никоим образом не должно было быть связано с нею». И добавляет, что очень некстати ваши отец и мать уезжают на континент, иначе она бы имела удовольствие навестить их и обсудить с ними этот вопрос.
Кэролайн нетерпеливо воскликнула:
— Именно этого я и боялась, кузина Дебби! — Она оглянулась, как будто боясь, что их могут услышать. — Но, благодарение небу, папа с мамой завтра уезжают, и она не успеет их увидеть. Молю бога, чтобы ей не вздумалось им написать. Мама расстроится, а вы ведь знаете, папа считает, что этого ни в коем случае нельзя допустить.
— Да, да, я это знаю, Кэролайн, но в то же время мне очень трудно решить, как следует поступить. С моей стороны было бы разумным, если бы я сразу же, получив такое письмо, поговорила с вашей мамой.
— Ну, кузина Дебби, милая кузина Дебби, вы же знаете, что ничего подобного не сделаете! Маму нельзя волновать… А если вы поговорите с папой, — добавила Кэролайн, догадавшись, что миссис Эджмонт уже приходил в голову и такой вариант, — то он только рассердится, и вы знаете не хуже меня, что мама сразу же догадается, что что-то случилось. Он ничего не может от нее скрыть. Они слишком любят друг друга, чтобы иметь какие-то секреты.
— Надо признать, что это действительно так, — сказала миссис Эджмонт. — Но, Кэролайн, что же имеет в» виду ваша крестная?
— Не знаю и знать не хочу! — ответила Кэролайн. — И вообще не думайте больше об этом, кузина Дебби, я не собираюсь возвращаться в Лондон!
— Не собираетесь возвращаться в Лондон? — эхом откликнулась изумленная миссис Эджмонт. — Нет, Кэролайн, этого не может быть! Вы, первая красавица этого сезона, с приглашениями на балы на месяцы вперед? Как вы можете говорить, что не вернетесь в Лондон?
— Нет, не вернусь — по крайней мере пока… — отозвалась Кэролайн. — Мы останемся здесь, кузина Дебби, и тогда все слухи обо мне улягутся. Люди поболтают день-другой, а потом случится что-нибудь новенькое, и обо мне забудут.
— Но о чем они болтают? — спросила обескураженная миссис Эджмонт. — Кэролайн, мне кажется, вам следует быть со мной откровенной. Что случилось той ночью, когда вы оставили записку, что находитесь в обществе леди Рохэн? Почему вы не вернулись в Валкэн-Хаус и как вы попали сюда — одна, без сопровождающих?
— Неважно, кузина Дебби. Это долгая история, и я не хочу вас ею утомлять. Вы очень добры, что помогаете мне скрыть все это от мамы. Забудьте об этом глупом письме, пока они не уедут, а завтра мы с вами решим, каковы будут наши планы на будущее.
— Кэролайн! Ох, Кэролайн, я не могу вас понять! — воскликнула миссис Эджмонт. — Вы должны вернуться в Лондон. Что скажет леди Буллингем, если вы останетесь здесь после отъезда ваших родителей, и что будет с вашими поклонниками? Им будет вас очень не хватать, Кэролайн, или, что еще хуже, они могут… вас забыть.
— Ни один из них меня нисколечко не интересует! — возразила Кэролайн.
— Это очень неразумно, — укоризненно проговорила миссис Эджмонт. — Когда я думаю об этом очаровательном молодом человеке, лорде…
— Если вы еще раз упомянете лорда Глосфорда, — прервала ее Кэролайн, — я закричу. Вы прекрасно знаете, что он нравится и вам, и крестной только потому, что он — будущий герцог. У него цыплячьи мозги, и большего зануды я в жизни не встречала. Стоит мне побыть в его обществе пять минут, и меня начинает одолевать зевота. Меня вовсе не волнует, что он — завидный жених; мне он не нужен.
— Но, Кэролайн… — начала было миссис Эджмонт, но девушка ее уже не слушала. До нее донеслись со двора стук колес и голоса всадников, и она бросилась к окну, чтобы посмотреть, кто приехал.
Зрелище, представшее ее глазам, было великолепно. Во дворе стояла голубая с серебром карета, и кучер, и лакеи на запятках были тоже в голубых с серебром ливреях. В карету была запряжена четверка великолепно подобранных лошадей серой масти, а сопровождавшие ее верховые тоже восседали на серых лошадях.
Минуту Кэролайн разглядывала их, а потом негромко вскрикнула от радости.
— Это лорд Милборн! — сказала она. — Ох, как я рада!
Наверное, он приехал попрощаться с папой и мамой!
Она повернулась и бросилась через комнату к двери.
— Вот если бы он сделал мне предложение, кузина Дебби, — сказала Кэролайн, сверкая глазами, — я бы тут же его приняла!
— Но, Кэролайн, он чересчур стар! — возмущенно воскликнула миссис Эджмонт.
— Да, но он мужчина, а не щелкопер, как ваш драгоценный Глосфорд, — парировала Кэролайн и исчезла, прежде чем миссис Эджмонт нашлась что ответить.
Она помчалась по переходу, пробежала через холл, выскочила из парадной двери и так быстро сбежала вниз по широким каменным ступеням, чтобы поскорее встретить графа Милборна, что оказалась рядом с ним, когда он только-только вышел из кареты.
— Дядя Фрэнсис! — крикнула она и крепко сжала его в объятиях.
— Ну, Кэролайн, — воскликнул лорд Милборн, — я не ожидал тебя здесь увидеть — и тем более не ожидал подобного приветствия! Я слышал, ты теперь светская дама и из-за тебя у дверей Валкэн-Хаус каждый день бьются на дуэлях молодые щеголи.
— Не дразните меня, дядя Фрэнсис, — сказала Кэролайн, держа его за руку. — А что до щеголей, они мне ни к чему. Я еще не встречала никого, кто был бы хоть вполовину так привлекателен, как вы, милорд.
— Льстица! — отозвался лорд Милборн, но глаза его смотрели на Кэролайн с искренней привязанностью.
Он был ближайшим другом маркиза и знал Кэролайн с младенчества. Хотя они и не состояли в родстве, она стала звать его дядей, как только научилась говорить. Высокий и представительный, лорд Милборн в свои пятьдесят пять лет был, по мнению Кэролайн (как, впрочем, и многих других женщин), в высшей степени привлекательным мужчиной, но все попытки увлечь его под венец были тщетными. Он жил один в своем огромном доме и в одиночку управлял своими обширными имениями, хотя вокруг него постоянно увивались несколько женщин, мечтая прогнать грусть из его взора и рассеять ту атмосферу одиночества и скрытности, которая казалась частью его личности.
После своего дома Кэролайн считала дом лорда Милборна самым прекрасным на свете. Сэйл-Парк, резиденция графов Милборн на протяжении четырех столетий, был перестроен во времена правления Анны.
Теперешний особняк из старинного красного кирпича с резными каменными украшениями был расположен в садах такой несравненной красоты, что их слава вышла за пределы Англии, и даже из далекой Италии сюда обращались художники с просьбой разрешить им посетить Сэйл-Парк и осмотреть его окрестности.
Каждый год Кэролайн вместе с родителями проводила много приятных недель в гостях у лорда Милборна, но даже ребенком Кэролайн замечала, что иногда хозяин и ее любимый партнер по играм вдруг погружался в меланхолию. И каждый раз, когда наступало время их отъезда, она понимала, насколько одинок этот человек, несмотря на все великолепие и красоту, которые его окружали.
Под веселую болтовню Кэролайн лорд Милборн дошел уже до холла, когда, услышав их голоса, к ним по-. спешно вышел маркиз.
— Добро пожаловать в Мэндрейк, Фрэнсис, — сказал он. — Пойдем-ка в утреннюю комнату, и я пошлю за вином. Серена наверху, но ей сейчас же доложат о твоем приезде.
Все еще не выпуская руки лорда Милборна, Кэролайн направилась вместе с ними в чудесную комнату, окна которой выходили в розарий.
— Это правда, что ты завтра уезжаешь? — спросил лорд Милборн у лорда Валкэна.
— Да, правда, и мы отважно решили плыть в Кале на новом пароходе: ты знаешь, что они начали совершать регулярные рейсы два месяца назад?
— Насколько мне известно, они очень комфортабельны, — отозвался лорд Милборн, — и если погода будет благоприятствовать, то доставят вас на место меньше чем за четыре часа. И миледи не боится?
— Серена уверяет, что нет, — ответил лорд Валкэн. — И не такие уж мы старики, чтобы бояться всего нового — хотя Кэролайн и пытается убедить нас, что мы очень отстали от жизни.
— Охотно верю, — сказал лорд Милборн. — Я слышал, что Кэролайн весь Лондон взбудоражила. В клубах только и разговоров что о ее красоте, а мамы, у которых дочки на выданье, готовы умереть с досады.
— Дядя Фрэнсис, вы шутите, — запротестовала Кэролайн, краснея.
— Так что если тебе понадобится, чтобы кто-то сразился на дуэли, защищая твою честь, — сказал лорд Милборн, — я по-прежнему считаюсь неплохим стрелком, хоть я уже и глубокий старик.
— Давайте не будем говорить о дуэлях, — поспешно вмешался лорд Валкэн. — Кэролайн обещала во время нашего отсутствия вести себя примерно. Но расскажи мне о себе, Фрэнсис. Мы ждали тебя позавчера.
— И я бы приехал, — отозвался лорд Милборн, — но меня задержало одно в высшей степени утомительное убийство.
Кэролайн внезапно напряглась.
— В этом недостаток поста главного судьи, — небрежно заметил лорд Валкэн. — Кто-то, кого мы знаем?
— Нет, уверяю вас, личность совершенно незначительная, — сказал лорд Милборн. — Адвокат по фамилии Розенберг. Его убили примерно милях в четырех от Севеноукса, и мне два дня пришлось потратить на допросы свидетелей — нужно ли говорить, что это слово, как всегда, к ним не подходит? Никто не был достаточно любезен, чтобы присутствовать при совершении преступления.
— Нашли убийцу? — осведомился лорд Валкэн.
— Нет, но, как это ни странно, есть попытки приплести к делу молодого Брекона. Помнишь его отца, Юстин? Никчемная, неприятная личность. Лет двадцать назад у меня с ним был спор из-за одного кулачного поединка. Разумеется, он был не прав. Боец, на которого он поставил, в самом начале боя нарушил правила, но Брекон был упрямый и непробиваемый парень, и оттого, что я оказался прав, он перестал со мной разговаривать. Через год после этого он умер. Кажется, по поводу его смерти ходили какие-то сплетни, но в чем там было дело, не припомню.
— Так ты говоришь, его сына обвинили в убийстве? — спросил лорд Валкэн.
— Ну, не то чтобы обвинили, — сказал лорд Милборн. — Все это было как-то странно. Этого Розенберга нашли заколотым, и двое человек показали, будто где-то слышали, что в эту ночь Розенберг должен был встретиться с Бреконом. Они не могли или не Мотели сказать, откуда у них эти сведения, но упорно настаивали, что это правда. Лично я считаю, что их подкупили, чтобы прозвучало имя Брекона, но этого не докажешь. Конечно, у Брекона было прекрасное алиби.
— А что, у этого Розен… как там его… была причина искать встречи с Бреконом?
— Насколько удалось узнать, нет. При нем не было никаких бумаг, а клерк из его конторы в Линкольн-Инн сказал только, что тем утром Розенберг получил письмо, которое его весьма обрадовало, и уехал вечером в почтовой карете. Он не сказал, куда едет, а только сообщил, что будет у себя к утру.
— По-моему, не особенно интересное убийство, — заметил лорд Валкэн. — А, вот и закуска, — добавил он.
Открылась дверь, и вошел дворецкий в сопровождении двух лакеев с серебряными подносами, полными закусок из мяса и дичи.
— А кто нашел тело, дядя Фрэнсис? — спросила Кэролайн.
— О-о, Кэролайн, так тебя интересуют преступления? — удивился лорд Милборн. — Я не уверен, что такие вещи можно обсуждать при юных леди, но, как это ни странно, это наиболее таинственная часть всего эпизода. Беднягу Розенберга нашел джентльмен, человек по имени сэр Монтегю Риверсби. Надо признаться, никогда раньше о нем не слышал. Неприятный тип: гладкий и такой самоуверенный, что здесь явно что-то нечисто. Ну, ты меня понимаешь. Он попытался увильнуть от показаний, но я настоял. Выяснилось, что он ночью в лесу с двумя грумами искал некую леди.
— Леди! — воскликнул лорд Валкэн. — И что она делала в лесу?
— Не имею ни малейшего представления, — улыбнулся лорд Милборн. — Так же как и о том, кто она такая. Как бы то ни было, им не удалось ее найти, хотя очевидно, что для Риверсби это было важно: он обещал грумам по гинее, если те ее найдут.
— Но вместо нее они нашли труп! — сказала Кэролайн с коротким смешком.
— Комично, да? — согласился лорд Милборн. — Но уверяю вас, за этим что-то было. Мне кажется, Риверсби и грумы были достаточно честны: они не рассчитывали найти никого, кроме этой леди. Но те, другие, показались мне гораздо страшнее: они уперлись в своем утверждении, что у них есть основания полагать, будто Брекон убил этого человека. Ничто не могло разубедить их в этом.
— Но у лорда Брекона было алиби? — быстро спросила Кэролайн.
— Да, вполне твердое, хотя и довольно необычное, — ответил лорд Милборн.
— Что в нем необычного? — осведомился лорд Валкэн.
— Оказалось, что он провел вечер с владельцем зверинца и женщиной, которая укрощает тигров, — объяснил лорд Милборн. — А утром он не поехал домой, а отправился в Лондон, где хотел купить лошадь на торгах Тэттерсел. На следующий день, когда он вернулся и рассказал мне, как провел это время, я вызвал людей из зверинца: они оказались прекрасными свидетелями.
Их рассказ во всем совпадал со словами Брекона. Остальная часть расследования уже была закончена, так что я имел возможность выслушать и тех и других свидетелей, пока их еще не слышал Брекон. Если бы он был виновен, ему легко было бы совершить ошибку.
Кэролайн облегченно вздохнула. Если лорд Брекон не присутствовал при расследовании, он вполне мог не узнать, что сэр Монтегю искал той ночью в лесу женщину. Ей раньше не приходило в голову, что сэр Монтегю может быть втянут в эту историю с убийством, и теперь одна мысль о том, что она только случайно избежала скандала и дурной славы, заставляла ее дрожать и покрываться холодным потом.
— Фрэнсис, но если у Брекона было алиби, почему тебя встревожили ложные показания против него? — спросил лорд Валкэн.
— Твой вопрос меня не удивляет, — ответил лорд Милборн. — Я и сам себе его задавал. Откровенно говоря, Юстин, мне понравился этот мальчик. Он совершенно не похож на своего отца: красивый, хорошо сложенный, при разговоре смотрит собеседнику в глаза, и вообще ни капли не похож на тех щеголей, которых столько видишь вокруг. Честное слово, он мне пришелся по нраву, и я не мог не подумать, что за настойчивостью тех людей что-то кроется. Они его не знают и тем не менее утверждают, что он убил этого адвоката.
— Так что же, ты считаешь, что он действительно это сделал? — спросил лорд Валкэн.
— Нет, никоим образом. Но я считаю, что кто-то заплатил тем двоим, чтобы они это сказали, и хорошо отрепетировал с ними их роли.
— Другими словами, — заметил лорд Валкэн, поднося к губам рюмку, — ты считаешь, что у Брекона есть опасный враг?
— Да, — подтвердил лорд Милборн, — хотя у меня мало оснований для такого предположения. Я могу только принять на веру слова Брекона, что он не представляет себе, почему кому-то из его знакомых могло прийти в голову прикончить Розенберга и приписать это убийство ему.
— Он признал, что знаком с убитым?
— Да, он сказал мне, что имел дело с этим адвокатом и считает его весьма неприятной личностью и мошенником. Он говорил об этом совершенно прямо и откровенно, и у меня нет оснований усомниться в его честности.
— Нет, нет, конечно, — согласился лорд Валкэн. — Так что твоим вердиктом было убийство, совершенное неизвестной личностью?
— Совершенно верно. Но, по-моему, этот вердикт выносится сейчас чересчур часто. Слишком многим преступникам мы позволяем уйти безнаказанными и даем им возможность назавтра нанести еще один удар.
Кэролайн подошла к окну.
— Значит, вы, дядя Фрэнсис, считаете, что есть вероятность того, что преступник — кто бы он ни был — может еще раз попытаться свалить вину за преступление на лорда Брекона? — спросила она негромко.
— Да, Кэролайн, — очень серьезно ответил лорд Милборн, — боюсь, что это именно так. Очень жаль, если это случится: мне этот юноша очень понравился.
— И вы не знаете, — допытывалась Кэролайн, — кто этот опасный враг?
— Ну, я этого не сказал. У меня есть некоторые подозрения, но ведь это не факты, а человеку в моем положении надо очень осторожно выбирать слова.
— И кого же вы подозреваете, дядя Фрэнсис? — спросила Кэролайн.
— Я только что сказал тебе, Кэролайн, что мне надо очень осторожно выбирать слова, — повторил лорд Милборн, отрезая кусок оленины, которую он выбрал из холодных закусок, стоявших перед ним.
— Ну, дядя Фрэнсис, вы должны нам сказать, — настаивала Кэролайн.
— Право, Фрэнсис, ты меня заинтриговал, — присоединился к дочери лорд Валкэн. — Я ведь судья в Дувре и тоже часто слышу о подобных делах, но это, пожалуй, во всех отношениях выделяется среди обычных грязных делишек. Скажи нам, кого ты подозреваешь, Фрэнсис. Ты ведь среди друзей.
— От тебя у меня нет секретов, Юстин, — ответил лорд Милборн. — Но Кэролайн должна дать мне слово, что не будет сплетничать. Женские язычки разносят молву быстрее почты.
— Обещаю, дядя Фрэнсис, — быстро сказала Кэролайн.
Лорд Милборн улыбнулся ей.
— Ну, хорошо. Я расскажу вам все, что знаю. Я слышу много всяких слов от самых разных людей. Как главный судья графства, я должен обращать внимание на то, что мне говорят. Так вот, за последний год я не раз слышал о молодом джентльмене по имени Джервис Уорлингем. Его имя упоминалось несколько раз, когда речь шла о… как бы это сказать?., непривлекательных случаях, имевших место на различных состязаниях: одурманенном бойцовском петухе, о кулачном бое, в котором одному из участников обещана плата за то, что он даст себя победить, о явном нарушении правил скачек — и каждый раз, когда это происходило, где-то на заднем плане маячила фигура мистера Джервиса Уорлингема. Насколько я знаю, этот же молодой человек играет в карты по высоким ставкам. Он — двоюродный брат лорда Брекона и, кстати, предположительный наследник титула. Конечно, нет оснований считать, что молодой и здоровый лорд Брекон не женится и не обзаведется большой семьей…
— Но если он не будет столь удачлив, тогда мистер Уорлингем унаследует все, — сухо заметил лорд Валкэн.
— Вот именно, — согласился лорд Милборн.
— А как он выглядит? — спросила Кэролайн.
— Боюсь, что не имел удовольствия с ним познакомиться, — с улыбкой ответил лорд Милборн. — Я помню его отца. Это был смуглый, ужасно вспыльчивый человек, постоянно страдавший от подагры, из-за которой вечно пребывал в ярости. Но его сына я не видел. Не удивлюсь, если узнаю, что он избегает меня — так же как я — его.
— И вы действительно думаете, что это он убил мистера Розенберга и хотел подстроить так, чтобы за это арестовали лорда Брекона? — в крайнем волнении спросила Кэролайн.
— Ну, Кэролайн, не пытайся приписывать мне слова, которых я не говорил, — пожурил ее лорд Милборн. — Я только сказал, что имею некоторые подозрения, но не больше.
— Не надоедай его светлости, Кэролайн, — сказал лорд Валкэн. — Не знаю, куда запропастилась твоя мать.
Поднимись наверх и постарайся ее найти.
Кэролайн послушалась. Но когда маркиза, которая замешкалась, руководя сборами, спустилась вниз, Кэролайн ушла к себе в спальню и долго стояла у окна, глядя на море.
Лорд Брекон был в опасности. Один раз она его спасла: ведь если бы у него в ту ночь не было алиби, ему было бы трудно доказать, что он непричастен к убийству Айзека Розенберга. Что еще хуже, не уведи она его с вырубки, и его нашел бы сэр Монтегю, а при нем обнаружились бы поддельная записка и письма, которые собирался продать адвокат.
В этом случае ему было бы практически невозможно доказать свою невиновность, и мистер Джервис Уорлингем вполне мог бы рассчитывать, что к нему перейдут и титул, и фамильное имение.
Следует ли ей предупредить лорда Брекона, что в будущем могут повториться подобные попытки? Но как может она написать ему такое письмо и как объяснит, что столько знает, не выдавая, кто она, и не нарушая обещания, данного лорду Милборну? Каким сложным оказалось это дело!
Кэролайн вздохнула. Она никак не могла забыть лицо лорда Брекона. Как он был красив, как силен! Лорд Милборн был прав: в нем было что-то, что делало его другим, непохожим на окружающих, заставляло выделяться среди всех. Но что значит его сила перед предательством! Даже самого сильного человека может низвергнуть мерзкий интриган, который не остановится перед любой низостью и преступлением, лишь бы добиться своего.
«Я должна что-то предпринять», — сказала себе Кэролайн. Но что можно было предпринять, она не знала.
Мысли ее постоянно возвращались к лорду Брекону. Все время, не занятое помощью отцу и матери или разговорами с лордом Милборном, она думала о нем и об угрожающей ему опасности. Не раз собиралась она признаться лорду Милборну в том, какую роль сыграла той ночью, но ее останавливало опасение, что это мало что изменит. Подозрение с лорда Брекона было снято, и единственное, чего она добьется, — это обнаружит свою собственную глупость: ведь она дала себя провести столь явному проходимцу, как сэр Монтегю Риверсби.
Лежа без сна, полная беспокойства, как волны, удары которых доносились снизу, от скал, Кэролайн жалела, что не может никому рассказать о своих трудностях и попросить совета. Она была достаточно честной, чтобы признаться себе, что боится возвращаться в Лондон. Ей не хотелось снова видеть сэра Монтегю, и, хотя она не захотела сознаться в этом миссис Эджмонт, ее тревожили сплетни, начавшие ходить о ней.
Трудно было угадать, что скажет сэр Монтегю.
Вряд ли он открыл бы всю правду: тогда он выглядел бы довольно глупо. Ведь, зайдя так далеко, он упустил добычу в самый последний момент! Если он признается, его засмеют. Но в то же время он мог причинить ей вред, и Кэролайн прекрасно это знала. То, что она поехала с ним одна, после ужина, само по себе уже было таким нарушением приличий, что вызвало бы глубокое осуждение в обществе.
— Я была дурой! — громко произнесла в темноте Кэролайн. Но все же раскаяния в случившемся не было.
Не окажись она в «Собаке и утке», она не встретила бы лорда Брекона. Невозможно было думать о нем и не вспоминать его поцелуй. Это воспоминание заставляло пылать ее щеки , и в то же время ей больно было думать, что он поцеловал Зару — эту странную экзотическую укротительницу тигров — так же легко и, насколько могла вспомнить Кэролайн, с не меньшим энтузиазмом.
С его внешностью и положением в обществе в его жизни должны быть десятки, если не сотни женщин, и горько было вспоминать его слова о том, что они больше не увидятся.
В ту ночь Кэролайн узнала ревность и отчаяние, и наутро, когда она вышла попрощаться перед отъездом в Дувр с отцом и матерью, у нее под глазами легли черные тени. Родители решили, что причиной этому, как и объяснением ее апатии и печали, был их отъезд.
— Постарайся быть хорошей, Кэролайн, — попросила леди Валкэн, отводя дочь в сторону. — Мне очень неспокойно, что мы тебя оставляем, моя дорогая.
— Не тревожься, мама, — ответила Кэролайн, — поезжай, радуйся жизни и как следует выздоравливай. Если ты будешь волноваться, вся поездка окажется напрасной, а папа так ее ждет.
— Я знаю, — тихо откликнулась леди Валкэн.
В капоре, отделанном перьями, она казалась такой молодой и хорошенькой, что трудно было поверить в то, что она — мать семнадцатилетней девушки. Тридцатисемилетняя Серена Валкэн была в расцвете красоты.
Ее лицо, всегда чудесно спокойное, с ходом счастливых лет наполнялось каким-то необыкновенным светом. В этот день Кэролайн впервые взглянула на нее как на женщину, а не на свою мать, и ей стала понятна всепоглощающая любовь и гордость отца.
— Желаю тебе хорошо провести время, мама, — сказала она порывисто, — ты этого заслуживаешь. И можешь совсем обо мне не думать. Со мной ничего плохого не случится.
— Хотела бы я быть в этом уверенной, — тревожно отозвалась леди Валкэн. — Ты такая добрая, Кэролайн, но ты так похожа на отца!
— И что в этом плохого? — спросила Кэролайн, озорно поблескивая глазами.
— Качества, хорошие в мужчине, не так привлекательны в женщине, — ответила ее мать. — Когда твой отец чего-нибудь хочет, его упорство может сломить сопротивление целой армии, и ты такая же. Женщины должны быть мягкими, нежными и уступчивыми, а не смелыми, упорными, отважными и отчаянными.
— А я такая? — спросила Кэролайн.
— Да, такая, — вздохнула леди Валкэн. — Могу еще добавить: порывистая и импульсивная.
— Мама, ты несправедлива! — запротестовала Кэролайн.
— Да, дорогая! Чтобы успокоить меня, обещай, что в мое отсутствие ты будешь стараться быть только женственной. Должно же в тебе быть что-то от меня!
Кэролайн весело расхохоталась:
— Боже, мама, ты удивительная! Я буду скромной и хрупкой и постараюсь влюбиться в кого-нибудь столь же властного, как папа.
— Тебе повезет, если ты встретишь кого-нибудь, кто будет хотя бы наполовину так великолепен, как твой папа, — серьезно отозвалась леди Валкэн. Кэролайн наклонилась, чтобы ее поцеловать, и тут они услышали из холла голос лорда Валкэна:
— Серена! Ты готова?
— Пора идти, — сказала леди Валкэн. — До свидания, дорогая, пожалуйста, не забывай то, что я тебе сказала.
— Я буду по-настоящему женственна, мама, — на щеках Кэролайн появились ямочки.
Потом, стоя на серых каменных ступенях, она долго махала рукой вслед винно-красной карете, уносившейся по дороге. Стоявшая рядом с ней миссис Эджмонт утерла слезы.
— Ох, надеюсь, с ними ничего не случится, — сказала она. — Я бы и за сотню гиней не согласилась плыть на одном из этих дымящих пароходов.
— Ой, а я была бы в восторге! — воскликнула Кэролайн. — Надо быть модной и идти в ногу со временем, кузина Дебби. В конце концов, сейчас 1821 год, а не Средние века. — Испугавшись, что эти слова могли показаться слишком резкими, она взяла старую женщину под руку и добавила:
— Пойдемте обсуждать планы. Устроимся в комнате для завтрака. Там хорошо и уютно, и мы попросим, чтобы нам принесли шоколада. Я не завтракала: мне было так не по себе оттого, что мама с папой уезжают.
— Да, и я хотела бы, чтобы они остались, — вздохнула кузина Дебби.
Кэролайн позвонила, чтобы принесли шоколад, и наполнила чашки миссис Эджмонт и себе. Отпив глоток, она спросила почти мечтательно, занятая своими мыслями:
— Вы когда-нибудь слышали о лорде Бреконе?
Миссис Эджмонт быстро поставила чашку, стукнув ею о блюдце.
— Как странно, что вы меня об этом спросили, Кэролайн. Ведь только вчера, той же почтой, что и письмо от вашей крестной, мне пришло письмо из замка Брекон.
— Из замка Брекон?! — воскликнула Кэролайн, резко выпрямившись. — Кузина Дебби, с кем вы знакомы в замке Брекон?
— Я как раз собиралась вам это рассказать, милочка.
Письмо где-то у меня в ридикюле.
Она начала копаться в своей голубой бархатной сумочке и так долго не могла найти конверт, что Кэролайн с трудом сдержала возглас нетерпения.
— А, вот оно! — наконец воскликнула миссис Эджмонт. — Ну-ка, посмотрим. Да, я не ошиблась. Оно из замка Брекон, Какхерст, Кент.
— Какхерст! — воскликнула Кэролайн. — Так называется местность?
— Должно быть, — ответила миссис Эджмонт.
— Это тоже странно… — начала было Кэролайн, но остановилась. — Продолжайте. Расскажите мне об этом письме и от кого оно.
— Оно от моей очень давней приятельницы, — сказала миссис Эджмонт. — Вообще-то она дальняя родня моего мужа. Милейшая женщина и, конечно, благородного происхождения. Ее зовут Фанни Холл. Она старше меня, но ей никто не делал предложения, и, когда умер ее отец, она осталась в очень стесненных обстоятельствах. Какое-то время она служила гувернанткой, а год назад стала компаньонкой вдовствующей леди Брекон.
— И что она пишет? — нетерпеливо спросила Кэролайн.
— Она решила обратиться ко мне, — продолжала миссис Эджмонт, — потому что уходит со своего места.
По счастливому стечению обстоятельств, ее брат, отправившийся давным-давно в Индию с Ист-Индской компанией, вернулся домой с неплохим состоянием. Он хочет, чтобы милая Фанни вела его хозяйство, и вот, после долгих лет работы в домах чужих людей, она будет иметь счастье обрести свой собственный.
— Она рассказала вам что-нибудь о замке Брекон и его обитателях? — спросила Кэролайн.
— Да, она много пишет о вдовствующей леди, — отозвалась миссис Эджмонт. — Она ей предана и очень жалеет, что уходит от нее, но добавляет, что в доме есть другие люди, с которыми ей будет весьма приятно расстаться. Она пишет: «Не буду утомлять вас подробностями, дрожайшая Дебби, но хочу сказать, что сегодня некоторые получают место, предполагающее доверие и ответственность, которыми они всячески злоупотребляют: люди, которые в свете своего поведения недостойны именовать себя дамами».
— Кто-то вывел ее из себя, — заметила Кэролайн с улыбкой.
— Конечно, Фанни слишком благоразумна, чтобы называть имена, — отметила миссис Эджмонт.
— И поэтому письмо очень скучное, — добавила Кэролайн.
— Не думаю, милочка. Посмотрим, что еще она тут пишет. Ах да: «Слуги постоянно сменяются, и можно ли их винить при данных обстоятельствах».
— Каких обстоятельствах? — спросила Кэролайн.
— Она их не называет, милочка, — ответила миссис Эджмонт, просматривая еще раз густо исписанные странички.
— Просто с ума можно сойти! — пожаловалась Кэролайн. — И это все?
— Да. Она пишет, что ей жаль уходить, и спрашивает не могу ли я рекомендовать кого-нибудь на ее место, — сказала миссис Эджмонт.
— Что-о? — быстро переспросила Кэролайн.
— Она просит меня найти кого-нибудь на место компаньонки вдовствующей леди Брекон, — повторила миссис Эджмонт. — Надо подумать. Знаю ли я кого-нибудь, кто подойдет на это место? Жаль, что эта милая дочь поверенного вашего отца сейчас уже пристроена.
В прошлом году она искала место, насколько я помню. Но, кажется, сейчас она вполне довольна своей работой.
Кэролайн вскочила.
— Подождите минутку, кузина Дебби, — сказала она. — У меня есть идея… да, прекрасная идея… В самом деле, я знаю, кто вам нужен.
— Правда, Кэролайн? Кто же это?
— Э-э… со мной в школе училась одна девушка…
Очень славная и весьма мне нравилась.
— Мне казалось, вы никого не любили в Академии мадам Д'Альбер, — с подозрением проговорила миссис Эджмонт. — Вы пробыли там всего три месяца, Кэролайн, и вернулись домой, уверяя, что ноги вашей больше там не будет. Вы говорили, что к вам там плохо относились.
— Нет-нет, были и исключения. Может, я так и сказала: тогда меня пугало, что мама будет настаивать, чтобы я проучилась там еще семестр. Я бы этого не вынесла, кузина Дебби! Большинство девушек были чопорные лицемерки — мне они были просто противны! Но там было два или три человека, которые мне нравились, и эта девушка, о которой я говорю, — идеальная компаньонка для вдовствующей леди Брекон.
— Она хорошего происхождения, Кэролайн?
— Да, очень, — ответила Кэролайн. — Могу вас заверить, что она родом из очень благородного семейства.
Она хорошо образована и очень разумна. Пожалуйста, рекомендуйте ее, кузина Дебби. Я буду так рада, если вы это сделаете!
— Ну, конечно, Кэролайн, если она ваша подруга и ищет место, я сделаю, что могу. Где она сейчас живет?
Кэролайн сделала глубокий вдох.
— Вот это самое странное, кузина Дебби. Со мной в школе была еще одна девушка, моя единственная подруга… если, конечно, не считать той, о ком мы сейчас говорили… и Хэрриет — так зовут мою вторую подругу — жила в Какхерсте. Я только сейчас вспомнила: ее отец — викарий Какхерста, и за нее в школе платили его покровители. Я никогда не интересовалась, кто они такие, но теперь я уверена, что это была вдовствующая леди Брекон или даже сам лорд Брекон.
— Но какое отношение ваша подруга имеет к той, другой девушке? — спросила совершенно запутавшаяся миссис Эджмонт.
— Девушка, которую я вас прошу рекомендовать, сейчас гостит в Какхерсте у Хэрриет! — торжествующе вскричала Кэролайн.
— Понимаю… кажется, понимаю. Но все это немного запутано.
— Да нет же, кузина Дебби! Я только прошу вас, чтобы вы были настолько любезны и написали вашей приятельнице Фанни письмо, упомянув при этом, что рекомендуете весьма подходящую особу, а я напишу моей подруге и расскажу ей о вашей любезной рекомендации. — Кэролайн помолчала, а потом добавила, слегка задохнувшись:
— Да, я знаю: я туда съезжу, переночую у Хэрриет и сама завезу вашу рекомендацию.
— Право же, Кэролайн, не вижу нужды в таких крайностях, — запротестовала миссис Эджмонт. — Я уверена, что викарий Какхерста будет смущен вашим визитом, а письмо вполне можно отправить почтой.
— Но мне будет так приятно повидать Хэрриет — клянусь вам! Пожалуйста, не препятствуйте мне, кузина Дебби. Все решено, и вы совершите очень добрый поступок.
— Не знаю, что и думать, — миссис Эджмонт пожала плечами. — Я не уверена, Кэролайн, что можно рекомендовать кого-то, кого я ни разу не встречала. С вашей стороны очень мило оказывать ей покровительство, но что о ней известно, например, вашей маме?
— О, мама ее знает, — поспешно заметила Кэролайн. — Она хорошо ее знает, и она ей очень нравится.
Миссис Эджмонт улыбнулась.
— Ну, милочка, это меняет дело. Почему вы мне сразу об этом не сказали? — Немного помолчав, миссис Эджмонт добавила:
— Может быть, разумнее написать вашей маме и попросить о ее личной рекомендации?
— Кузина Дебби, ну как мы можем дожидаться?! — с ужасом воскликнула Кэролайн. — Да на это место найдутся тысячи кандидатур, прежде чем мама успеет нам написать!
— Да, да, конечно! Ну, если вы говорите, что ваша мама знает эту девушку… Она здесь гостила?
— Да, конечно, — сказала Кэролайн. — И мама, и папа ее обожают и относятся к ней как к члену семьи… можно подумать, что она их дочь. Ну же садитесь и пишите вашей милейшей Фанни, а я отправлю грума сказать Хэрриет, что навешу ее.
— Вы хотите, чтобы я поехала с вами, милочка?
— О нет, — откликнулась Кэролайн. — Я возьму с собой Марию. У них может не найтись места еще для одной гостьи.
— Не знаю, нужно ли предпринимать такую длинную поездку, когда письмо легко отправить почтой, — сказала миссис Эджмонт. — Но если это доставит вам удовольствие, милая Кэролайн, не вижу в этом ничего дурного.
Кэролайн бросилась к двери.
— Напишите сразу же, — еще раз попросила она. — Пожалуйста, кузина Дебби!
— Да, конечно, сразу же, — согласно кивнула миссис Эджмонт, пытаясь на ощупь отыскать свой лорнет. Когда Кэролайн уже почти закрыла за собой дверь, она внезапно вскрикнула:
— Кэролайн! Кэролайн!
— Да?
— Вы забыли сказать мне имя этой девушки!
— Ой, какая я глупая! — отозвалась Кэролайн. — Ее зовут Кэролайн Фрай.
— О-о, так она ваша тезка, — изумилась миссис Эджмонт.
— Да, ну не совпадение ли это? — ответила Кэролайн. — Но я всегда говорила, что имя у меня чересчур обычное.
Взбежав по лестнице к себе в комнату, Кэролайн быстро набросала письмо Хэрриет Уонтедж. Заклеив записку облаткой, она сама отнесла ее на конюшенный двор.
— Что угодно, миледи? — спросил старый Гарри.
— Пусть грум сейчас же отвезет это в Какхерст, — сказала Кэролайн. — В дом священника. И скажите ему, Гарри, чтобы он не ждал ответа.
Старый грум почесал седеющую голову.
— Сдается мне, миледи отдает странное распоряжение. Так уж заведено, что грум, который так далеко ехал, заходит выпить стаканчик эля и дать лошади роздых.
— Мне нет дела до того, что заведено, — остановила его Кэролайн. — Скажите посыльному, Гарри, чтобы он оставил письмо и сразу же возвращался. Вот полгинеи.
Скажите ему, что он может зайти за своим элем на ближайший постоялый двор, но чтобы в доме священника не оставался. Это ясно?
— Хорошо, миледи. Надо думать, эта новая Мода пошла из Лондона, но я не вижу в ней смысла.
Оставив продолжавшего ворчать грума, Кэролайн вернулась в дом. Да, Гарри мог поспорить с ней, но она не сомневалась, что ее распоряжения будут выполнены и ей можно не бояться, что Хэрриет откажется следовать тому, о чем она ее просит.
Волнение охватывало Кэролайн: впереди такое приключение! Еще накануне ночью она лежала без сна, пытаясь придумать, как помочь лорду Брекону, и вот чудесным образом все стронулось с места. Задуманный ею план был опасен, но она надеялась, что сможет его осуществить. На минуту она вспомнила о матери.
«Но я же не делаю ничего дурного, — мысленно рассудила Кэролайн. — Я помогаю человеку. Я совершаю добрый и бескорыстный поступок. Кроме того, в роли компаньонки я не смогу не быть сдержанной, благовоспитанной и очень, очень женственной».
К этому моменту она уже вернулась в свою комнату и, подойдя к зеркалу, скорчила гримасу своему отражению. Она ничуть не походила на компаньонку. Ее очаровательное лицо было тонким и аристократичным, а в том, как рыжевато-золотые кудри плясали вокруг высокого лба и нежных ушах, чувствовалась свобода и неукротимость. Кэролайн схватила щетку и попыталась пригладить волосы, но они отказывались ей повиноваться, и через минуту, бросив щетку на туалетный столик, она нетерпеливо дернула шнур звонка.
Уже через несколько секунд Кэролайн услышала, как Мария торопливо бежит по коридору. Еще секунда — и девушка быстро вошла в комнату.
— Господи, миледи, я думала, вам плохо. Колокольчик зазвонил так сильно, что я просто подпрыгнула.
— Начинай паковать вещи, Мария, — сказала Кэролайн.
— Ваша светлость уезжает?
— Да, и беру тебя с собой.
Мария захлопала в ладоши.
— Ой, миледи, до чего же я рада! Я так расстраивалась, когда в Лондоне, в Валкэн-Хаус, за вами ухаживала эта надутая старая ведьма. «В мои обязанности входит прислуживать леди Кэролайн, — говорит она мне. — Я здесь служила еще до ее рождения». — «Если бы мне сказали, что вы появились еще до того, как был построен дом, я и то поверила бы», — говорю я, и с этой минуты она меня возненавидела, миледи. Признаю, это было невежливо, но мне-то каково, когда она стала вас у меня отнимать! И это после того, как вы сами выбрали меня себе в камеристки.
— Да-да, Мария, — рассеянно отозвалась Кэролайн. — Но мы едем не в Лондон.
— На сколько дней мне брать с собой вещи, миледи?
Кэролайн пересекла комнату и закрыла чуть приотворенную дверь.
— Послушай, Мария, — сказала она, — ты умеешь хранить тайну?
— Вы знаете, что умею, миледи.
— Можешь ты оказать мне одну услугу?
Кэролайн говорила очень серьезно.
Мария широко открыла глаза, а ее вечно болтающие и улыбающиеся губки стали неподвижными и серьезными. Минуту она молчала, а потом проговорила негромким голосом, удивительно непохожим на ее обычный тон:
— Я жизни за вас не пожалею, миледи. Вы это знаете.
— Спасибо, Мария. Я знала, что могу на тебя положиться, — сказала Кэролайн. — Так вот: мы отправляемся в очень важную поездку. Наша цель помочь одному человеку, который находится в страшной опасности.
Мария сжала руки.
— О, миледи, значит… это поездка из-за любви!
Казалось, ее слова изумили Кэролайн, но лишь на мгновение. Она застыла совершенно неподвижно, а на лице и в глубине ее глаз вспыхнул свет, которого Мария никогда прежде не видела.
— Наверное, ты права, Мария, — тихо произнесла Кэролайн. — Эта поездка из-за любви.