Гадюки с большой дороги вошли в нашу жизнь и даже в комнату с посаженным человеком благодаря Полетт, которая проводила много времени в дальнем Уэст-Виллидж, где улицы широки, как большая дорога, а питейные заведения и другие здания напоминают съемочную площадку для ковбойского фильма в прибрежной части города.
Однако я опережаю события. Мертвой Головы и его развратных компаньонов еще не было здесь на следующий день, когда я, спотыкаясь, вошел в ванную и пытался соскрести с себя часть грязи с прошлой ночи. Ту ночь я провел на линолеуме вместе с фаршированным клиентом, и у меня болела спина.
Моя борода росла. Я больше не узнавал себя в зеркале — у меня отовсюду торчали непослушные волосы. Я напоминал сад. Теперь я поливал себя водой и наслаждался горячими иголками, которые впивались в мою кожу и, проникая внутрь, оживляли ее. Когда я вышел из ванной, кожу покалывало и просыпалась активность.
Энн приготовила мне кофе с гренками, и, обслуживая меня, ей приходилось переступать через тело клиента, она даже пошутила на сей счет:
— Надо повесить табличку, чтобы люди не наступили на него.
Я смеялся вместе с ней, главным образом потому, что она так редко смеялась. Мне снова хотелось услышать ее смех. Я подумал, что до встречи с ней мог бы испытать к мертвому чувство жалости, однако сейчас все дело шло к тому, что тот переходил в состояние очередного запаха. Клиент заменил растения, которые раньше находились на подоконнике, являя собой основную растительность нашего порочного сада.
— Ты сегодня в радостном настроении. Что случилось? — спросил я.
На этот раз у нее возникло желание разговаривать.
— Не знаю — видишь, мне кажется, все дело в прошлой ночи. Я думала, что вот-вот расплачусь, но проделка с землей развеселила меня.
— Это можно повторить, если тебе захочется, — пообещал я, рассматривая ногти на ногах, которые выросли до гротескной длины. Я стал китайским мандарином, который больше не верит в искусство или мудрость.
— Знаешь, очень жаль, что ты не настоящий бык.
— Что ты имеешь в виду?
— Я говорю о силе, ухажер. Ты какой-то слабенький. Иногда я удивляюсь, как могла связаться с таким женоподобным парнем.
Эти слова прозвучали словно гром среди ясного неба, и я не нашелся, что ответить. Однако я понимал, что это лишь прелюдия к чему-то. Я ждал, что последует дальше, но когда ничего не произошло, пошел в спальню, где Полетт спала без задних ног.
Я снял с нее грязную простыню, положил голову на едва заметно пульсирующий живот и провел пальцами по шерсти между ее ног. Я раздвинул срамные губы и открыл занавес к влагалищу. Такое ощущение, будто проник в рот — зубные врачи должны возбудиться, целый день имея дело с розовой, покрытой слизью плотью рта. Ее влагалище переходило от розового к коричневому оттенку и оказалось немного влажным. Влажности хватало, чтобы можно было погладить эту прелесть и потянуть за клитор, не разбудив ее. Мои ногти были длинные и грязные, но это вряд ли беспокоило Полетт. Скорее всего ей казалось, что она видит эротический сон.
Я прижался щекой к ее бедру и начал фантазировать. Поскольку мой член не вставал, его надо было возбудить фантазиями. Сперва я представил ее влагалище в виде пещеры, мой палец забрался в нее и стал разглядывать сталактиты и сталагмиты, а также подземные ручьи, которые бежали далеко внизу. В них водилась слепая рыба, она пугала меня, поэтому я очень быстро выбрался оттуда. Через некоторое время, видя, что она не просыпается, я сложил вместе два пальца, словно моля о чем-то, и снова вернулся через дверь — на этот раз через дверь собора. Это подействовало гораздо лучше. Мне понравились благовония и свечи. Я чувствовал себя кающимся грешником и отправился к часовне исповедника в маленьком уголке утробы Полетт. После этого мне стало настолько хорошо, что я немного погулял там, потревожив кого-то из набожных людей, которые забрались туда раньше меня. Я весь отдался молитве, заламывая руки и закатывая глаза.
Полетт открыла глаза.
— Что? Что ты делаешь? — Это была недовольная реакция спросонья. Она села в кровати и оглянулась, ища мою хозяйку. — Энн? Энн? — позвала она.
— Не возбуждайся. Я только молился.
— Ты спятил.
Полетт хотела отодвинуться от меня подальше, но я схватил ее за коленки и раскрыл их, словно это были страницы книги.
— Ты делаешь мне больно, — пожаловалась она.
Я раздвинул колени еще шире и услышал какой-то щелчок. Наклонившись к ней, я плюнул в этот второй рот и, все еще держа ее раздвинутые ноги, привел в действие свою ногу.
— Как твое самочувствие сегодня утром? — спросил я, завязывая разговор.
— Я же не акробат, — прошипела она сквозь стиснутые зубы.
По непонятной причине она не хотела, чтобы я знал, какую сильную боль я ей причиняю. В другой комнате послышались голоса. Я предположил, что это один из клиентов Энн, но тут услышал, что она зовет Полетт. Мне пришлось отпустить девушку, не разбив ни одного из ее витражных стекол. Я ждал некоторое время, надеясь, что она вернется, и смотрел, как маленький коричневый таракан ползет по дальней стене к желе, которым Энн однажды вечером запустила в меня.
Дверь спальни открылась.
— Эй. Там лежит какой-то урод с открытым ртом.
Я спрятал свое лицо под подушкой и одним глазом выглянул, пытаясь рассмотреть хозяина этого голоса. На меня уставился чернокожий молодой человек с козлиной бородой, дородный и сложенный, как наполненная вином бочка. Один глаз у него был молочно-белого цвета, словно настоящий глаз заменили детским стеклянным шариком. Этот глаз был затуманен, но другой блестел. На нем была черная футболка, спереди которой красовалось слово «Гадюки», а поверх нее он надел разорванный пиджак фирмы «Левайс». На ногах ботинки мотоциклиста. Он игрался со змеей, которая обвилась вокруг его руки.
— Парень, ты похож на букашку. Пока я здесь, можешь спать под кроватью, иначе я начну топтать тебя. Проклятый любитель тараканов.
Он с отвращением покачал головой и чмокнул змею.
Это были друзья Полетт. Я вышел из спальни позднее, те втроем сидели за столом, допивая хранившееся в доме пиво. Энн сидела на коленях парня странной внешности, сложенного, как обезьяна, и с лицом мертвого Валентино. Его лицо казалось белым как мел, а губы неестественно красные. Волосы были прилизаны и плотно прилегали к черепу, будто намазанные вазелином. Черномазый по-прежнему игрался со своей змеей и пытался угостить ее пивом. Там находилась одна девушка в прилегающей футболке и джинсах «Левайс». Ее сальные, бутылочного цвета волосы были в мелких завитках, прилепленных ко лбу. Говорила Полетт.
— Эта цыпочка (она указала на Энн) помогла совратить меня.
— Ладно, малышка. Не бери в голову, — откликнулся черномазый. — Что за дура.
— Я сейчас могу делать все, что захочу. Но мне много не надо — раза два в день по горячему члену.
Похоже, она верила своим словам.
— Ты здесь выступаешь в качестве свидетеля? — спросил я, имея в виду эксгибиционистскую практику фундаменталистских церквей из времен моего детства.
Мертвый Валентино (это его звали Мертвой Головой) посмотрел на меня и указал острым пальцем.
— Ты заткнись.
Я заткнулся. Полетт подошла к нему, легко укусила в ухо и провела рукой по его бицепсам, выпиравшим из-под футболки.
Мне было интересно, не подерутся ли обе из-за него. Конечно же, я воображал их в виде двух ворон, которые выклевывают у трупа глаза, отрывают член и прячут этот инструмент в грязный лифчик. Я сидел на окне и наблюдал за ними, незамечаемый никем, если не считать редкие взгляды Энн.
Я первым делом узнал, что эта компания липовая; это были мальчики из Бруклина, которые носились вокруг Уэст-Виллиджа не на настоящей железной кавалерии из Калифорнии, а на маленьких «Хондах». Однако подделки, если углубиться в мир фантазий, могут превзойти оригиналы по важным параметрам.
Девушка, которую звали Лейди Джейн, говорила в нос с бронкской интонацией:
— Ребята, я под наркотиком. Давайте делать ноги.
— Заткнись, дура, — сказал черномазый.
Кто-то обозвал его Заклинателем змей, и эта кличка пристала. Он сказал это как-то невнятно, и она решила продолжить:
— Мне здесь не нравится. К тому же здесь шляются эти две лишние телки.
Я удивился, что Энн не набросилась на нее, но она все равно взяла верх и вихляла задом на коленях Мертвой Головы. Полетт уселась на полу и уставилась на Заклинателя с его маленькой змейкой. Тот поглаживал рептилию по животу, позволял той взбираться по своей руке, а затем брал ее голову в рот. От этого мне тут же захотелось блевать, но Полетт сей спектакль зачаровал.
— Как ты это делаешь? — спросила она, словно десятилетний ребенок, попав в цирк. Я знал, что коварные маленькие отверстия Полетт уже предвкушают, как другая змея Заклинателя скоро очутится у нее во рту.
Однако к тому времени большинство присутствующих, особенно Полетт, стали столь предсказуемы, что мне не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы угадать ход событий в каждом конкретном случае. Например, в случае с Энн я удивлялся, как это Мертвая Голова еще не кончил в штаны.
Лейди Джейн в конце концов умолкла, сообразив, что никто ее не слушает, и подошла к радио. Она повернула ручку на полную громкость и нашла станцию, передававшую рок. Гремели «Роллинг стоунз», и Полетт улыбнулась.
— На вид ты смышленая девочка, — сказал я, положив руку ей на зад. Этот шаг впервые за долгое время был задуман как минимум за три минуты. Я увидел достаточно много и сообразил, что она стала обузой для обоих дружков, и делал им одолжение. Это было не труднее, чем выбрать корову из ближайшего стада. Мой член все еще торчал после совместного с Полетт посещения церкви.
— Это не твое, — сказала она, отстраняясь.
— Чье же это? — поинтересовался я.
— Гадюк с большой дороги — чье же еще? — ответила она. Этот назидательный ответ, как и другие, она произнесла в нос.
— Ну, ты им сегодня не нужна. А мне нравится твоя маленькая задница.
— Парень, ты откуда взялся? — не веря услышанному, спросила она. Однако я очень легко загнал ее в угол — словно овцу, отбившуюся от стада.
— Я старый охотник на овец, мой ягненочек, — сказал я, стараясь говорить шутливым тоном.
— Ты урод. Убирайся, пока я не дала тебе по яйцам.
Чтобы превратить именно такую возможность, я взял ее за руки и приблизился, чтобы у ее ног не было свободы действий. Я засунул язык ей в ухо и шептал, увлажняя ее локоны:
— Послушай, моя лапочка, здесь остались только мы вдвоем.
Она взглянула в направлении стола, и, конечно же, Полетт удобно стояла на коленях между ног Заклинателя и занималась оральным сексом, а змейка обвила ее шею. Мертвая Голова и Энн уединились в спальне.
Я снова шепнул:
— Я хочу, чтобы ты приготовилась овцой, я весь горю от прикосновения к твоему лобку.
Ее глаза тревожно забегали, а из уст вырвался крик, поэтому я двинул ей коленом между ног достаточно сильно, чтобы она заткнулась. Видно, я задел в ней какую-то кнопку, на которую нажимали раньше, ибо она перестала валять дурака, застыла, прислонившись к стене, выставила таз и настороженно, словно животное, ждала, что я буду делать дальше.
На ней был остроконечный подростковый лифчик с подкладкой, который высоко и четко разделил ее футболку пополам. Я протянул руку и через ткань футболки добрался до лифчика, потянул его — застежка сзади сломалась и футболка порвалась. Она не издала ни звука, но ее лицо покраснело, как у двенадцатилетней девчонки. Какую фантазию я прервал или породил в ее глупой детской голове? Джинсы «Левайс» были словно вторая кожа, но я сдирал их с большим удовольствием и несколько раз поцарапал ей бедра своими длинными ногтями.
Когда она осталась без ничего (ее тело было столь грязным, что кожа по цвету напоминала перезревший банан), я нырнул носом ей под мышку, чтобы вдохнуть аромат молодости — едкий, потный, с легким оттенком спермы — затем поднял ее вместе с грязью и понес к кухонному столу. Эмаль была холодной, и у нее появилась гусиная кожа, но она улеглась, словно под ней находился стол для осмотра. Яркий свет прямо над головой выхватил все ее тело. Поры, угри, шишки, волосики вокруг коричневых сосков величиной с пенни, которые гневно указывали на меня. Эта сцена получилась слишком торжественной: несмотря на доносившееся из спальни кряканье, чавканье, издаваемые Полетт и Заклинателем (который лизал свою змею, а Полетт глотала его член), кругом было тихо и мрачно.
Лейди Джейн извивалась на холодном столе, и у меня появилось желание, какое никогда не возникало с тех пор, как я был в ее возрасте: я начал щекотать ее ребра. Она очень быстро расхихикалась, а мои пальцы оказались у нее под мышками. Теперь уже звучал четкий пронзительный смех, который нарастал, будто сопрано брал высокую ноту. Когда я дошел до мягких желобков на том месте, где ее ноги соединялись с телом, и вонзил пальцы в хрящ под кожей, она ударилась в истерику, то вопя, то крича, то смеясь.
— Перестань! Ну перестань, перестань, перестань! Пожалуйста! Ха-ха-ха!
С каменным лицом я продолжал делать свое. Лейди Джейн билась о стол, словно выброшенная на сушу рыба, раскачивала и пинала его ногами так истерично, что у нее внутри что-то лопнуло и наружу вырвался поток Мочи, заливая весь стол. Я отскочил в сторону, стоял неподалеку и наблюдал.
Лейди Джейн вся покраснела и все еще закатывалась то усталым смехом, то истеричным хохотом, когда я схватил ее за ноги и натянул на свой давно созревший рог. Ее влагалище было тугим, но я вошел туда прямо на волне мочи и густых соков. Я начал загонять свой жезл глубже, затем передумал.
— Тебе полагается быть овцой, — сказал я и слегка шлепнул ее по тощему животу. Лейди Джейн не возражала против изменения курса или канала, и я, встав и задрав ее ноги себе на плечи, снова вогнал в пенис и потрясал девушку до тех пор, пока та полностью не вошла в раж:
— Баа… баа… баа…