Знатная полонянка

Глава двенадцатая

– Ты при князе сидишь, мил человек? – вроде недоумённо оглянулась на вскрик Лозы Прозора.

– При князе, – смущённо подтвердил он.

– Вот и иди к нему, – строго сказала она. – Всеволод в себя должен прийти. Очнётся, а рядом никого. Негоже это.

– Негоже, – согласился Лоза, направляя непослушные ноги в опочивальню. Уж больно ему не хотелось оставлять вдруг найденную жену наедине с этим красавцем-врачом. Он даже не сразу сообразил, что она сказала. Князь очнётся?!

Но мысли опять вернулись к Софье: неужели она не собирается признавать его за мужа? И как пялился на неё этот ученый иноземец! Правду сказать, Софьюшка и доселе красавицей глядится. Рядом с нею Лоза – старик, да и только, хотя в жизни старше её всего на два года…

Тем временем его ненаглядная жена вовсе не была так спокойна. Если прежде Лозу – а по-христиански Даниила – она лишь в снах видела да по рассказам людей, не подозревающих о её интересе, знала, как он живёт, то теперь, встретившись с мужем лицом к лицу, внутренне задрожала и в коленях ослабла. Спасла её привычка последних лет – истинных чувств своих не выдавать.

Она отослала Лозу прочь, а сама мысленно всё переживала: как избежать его вопросов? Да и самой встречи с ним. Ускользнуть незаметно прочь, в свой одинокий сруб. Не надо было этого и начинать… Видно, от судьбы не уйдёшь: к ней пришли, позвали. В другом случае она не стала бы вот так же торопиться. Что ей князь? Она давно привыкла обходиться без какой-то там власти и перед Всеволодом никаких обязательств не чувствовала…

А за Даниила она по любви замуж выходила. И первые годы своей новой жизни думала, что его более нет в живых. Выходит, судьба к ним свою милость проявила, так что же она медлит?

Кстати Прозоре арамеин подвернулся, хотя и беседа с ним была вовсе некстати. Сегодня, похоже, её день. Вон и мальчишка Любомир её дожидается, обратно отвезти. Обязательный такой парнишка, она ему так и сказала:

– Погоди маленько, мне надо с врачом о деле перемолвиться.

– Слуга князя сказал, муж у тебя есть, – продолжал блюсти свой интерес Арсений.

– По наряду судит, – отозвалась Прозора. – Кика-то на мне замужней женщине положенная. Только не пойму, арамеин, тебе-то что за дело, есть у меня муж али нет?

– Ежели нет, то я бы к тебе сватов прислал, – честно признался врач.

– И мы бы с тобой вдвоем начали людей лечить, – насмешливо сказала Прозора. – Ты, значит, тело, а я душу… Умный арамеин!

– Да мне ты и без того приглянулась, – смутился Арсений. – В нашей земле я таких женщин, как ты, не встречал. Больше ничего не говори. Сам вижу, не пришёлся тебе по нутру… Скажи только, что ты про душу князя говорила?

– В той сече, где Всеволод свою рану получил, жена его пропала. Монголы её полонили. А князь жену очень любил.

Врач кивнул.

– Тогда понятно, почему он жить не хотел… А скажи-ка мне, Прозора, почто ты меня встретила, будто неприятеля своего? Раньше мы с тобой не виделись. Может, объяснишь?

Женщина испытывающе посмотрела ему в глаза.

– Если зазря тебя обидела, прости. Неприязнь моя от того идёт, что есть среди товарищей твоих врачи, что дело своё делают с небрежением. А ведь был в старину такой врач Гиппократ, который всем врачам завещал: "Не навреди!" Все ли вы по его завету живёте? Сколько людей прибегает ко мне после таких врачей! Что могу, делаю, но я не бог! Возьми хоть Любомира, парнишку, что привёз меня сюда. Он же не с горбом уродился. Но сказал врач: "На всё воля божья!" И оставил мальчонку калекой. А мы, русские, говорим: "Бог, бог, да сам не будь плох!"

– Горячая ты женщина, – улыбнулся врач. – Уже и седина в косах блестит, а сердце – точно у молоденькой девочки. Может, пойдёшь за меня замуж?

– Подумаю, – тоже посмеялась Прозора и опять не успела договорить, как из княжеских палат выскочил Любомир.

– Там! – кричал он. – Там!

– Случилось что? – обеспокоилась знахарка.

– Князь глаза открыл и говорит Лозе: "Я бы щец горячих похлебал!"

– Фу ты! – перекрестилась Прозора. – Чего ж ему щей не просить, коли он на поправку пошёл? Поварёшке передай, пусть для князя еду пока полегче готовит, слишком долго постился.

– Ты не обманула, женщина, – с уважением проговорил Арсений и с горечью добавил: – Что ты обо мне подумаешь? Что скажут люди?

– Я подумаю, что ты высокомерен, – медленно начала Прозора и, видя, как нахмурилось его чело, улыбнулась. – А ещё подумаю, что ты искусный врач. Рана-то у князя не из легких была, мало кто от таких ран излечивать умеет. А ты, видишь, справился. Ещё могу сказать: те, которых ты лечишь, ко мне не приходят. Теперь, благодаря тебе, я к арамеям стану со вниманием относиться. Не все из них, выходит, гонор прежде умения держат…

Арсений оказался человеком выдержанным. На её слова вроде никак не отозвался, лишь в глазах веселые искорки зажглись.

– Хоть, по-твоему, я и не уделяю внимания душе больного, но кое-что в людях всё же подмечаю. Тот человек – бывший воспитатель князя –тебе не посторонний?

– Может, лечила когда-то, разве всех упомнишь? – равнодушно бросила Прозора.

– Тогда почему ты не захотела с ним поговорить?

– Этот человек – Лоза его кличут – много лет по своей погибшей жене тоскует. От таких болезней у меня снадобья нет. Чего зря ему душу травить?.. А насчет тебя, арамеин, я и вовсе не права оказалась. Лечишь ты души людские, но, похоже, больше женские, а?

– Задел я тебя, значит, раз огрызаешься, – развеселился Арсений. – Я и не ждал, что ты мне свою тайну поведаешь. А то, что она есть, это мне и без лекарских знаний видно. Не бойся, не стану я у тебя в душе копаться. Не хочешь – не говори… Ты к князю пойдёшь?

– Зайду попрощаться, – кивнула она.

Они вдвоем – Арсений впереди, Прозора следом – прошествовали в княжеские палаты.

Князь сидел на кровати, опустив босые ноги на лежащую на полу медвежью шкуру, а вокруг, с любовью глядя на Всеволода, стояли Лоза, Сметюха, престарелая челядинка, как поняла Прозора, кормилица князя.

– Арсений, будь здоров, – с некоторым усилием прожевав, тихо проговорил князь. – Не смог, выходит, меня залечить?

– Господь с тобою, княже, – смутился арамеин.

– Не серчай, это я на радостях. Чтоб знал, как князей с того света вытаскивать. Ты мне всё время виделся среди моих страшных снов, и от твоего присутствия мне ровно легче становилось…

– А меня почто не спрашиваешь, кто я? – поинтересовалась Прозора.

– Знаю, лекарка ты. Ругала меня, – буркнул он укоризненно.

– Докричалась, значит, до тебя? А ты, выходит, и не рад.

– Рад. Только зачем Настюшкой укоряла?

– Хотела, чтобы ты разозлился. К жизни потянулся. А что серчаешь на меня, не беда. Ещё спасибо скажешь. Не дело таким, как ты, раньше срока уходить… А сейчас, княже, дозволь мне уехать. Притомилась я от дороги, от людей… В лесу-то я уединенно живу, тихо. Редко, когда забредёт кто.

– Чем же ты на пропитание зарабатываешь? – поинтересовался Всеволод, опять укладываясь на подушки. – Лягу я, что-то слабость меня одолела.

– Слабость! – усмехнулась Прозора. – Ты уже ко встрече с Богом готовился, да передумал. Стало быть, теперь долго жить будешь… А работа у меня простая: людские болезни лечить. Арамеев-врачей на бедных-то не хватает… А то погадать просят.

– И хорошая из тебя гадалка?

– Люди не жалуются.

– Я заеду как-нибудь?

– Заезжай. Отчего хорошему человеку не погадать. Любомир тебе дорогу покажет.

– Глина! – слабеющим голосом позвал князь.

В дверь тотчас вошел человек, по виду ключник.

– Глина, – распорядился князь, – лекарке серебра дай, как положено. Да не скупись, а то нашлёт на тебя порчу…

– Спаси тебя Христос, княже, я людям не вредительствую.

Тот, кого Прозора посчитала ключником, протянул женщине тяжелый, набитый монетами кошель.

– Не возьму столько, – запротестовала она. – Оплата не по заслугам.

– Князь приказал, – строго сказал Глина.

– Бери, упрямая женщина, – поддержал его Арсений. – На доброе дело употребишь.

"Теперь он говорит мне то же, что и я другим", – с непонятным сожалением подумала Прозора, опуская в суму кошель.

Она повернулась и пошла к выходу, делая вид, что не замечает ищущего взгляда Лозы. По молодости ему объявляться не стала, а ноне сам бог велит одной доживать.

Любомир, горбатый подросток, догнал её у двери и шепнул тревожно:

– Князь, никак, опять в забытьи?

– Сон это называется, глупый, – рассеянно ответила Прозора.