Золотые узы

Глава 23

Виолетта лежала на койке в запятнанной ночной рубашке. Вместо простыни на ней была охапка пропитанного кровью сена. Она со стоном повернула голову и ахнула, словно увидела привидение.

– Аурелия! Я знала, что ты меня найдешь. Мне так больно.

Аурелия бросилась к сестре и поцеловала ее в щеку.

– Не бойся, – прошептала она, убирая со лба Виолетты грязные влажные волосы. – Я тебя вылечу. Ты выздоровеешь.

Аурелия с трудом боролась с тошнотой – от подстилки шла жуткая вонь. С чего же начать? Она приложила сначала ладонь, потом губы ко лбу Виолетты: под сорок, не меньше. Затем подняла с пола одеяло и накрыла им сестру. При виде ее худеньких ключиц и вздувшегося живота Аурелию охватил ужас, который ей едва удавалось скрывать.

Она проверила пульс. Боже, что это такое? Пощупала пульс еще раз. По крайней мере сто сорок ударов в минуту. Приподняв одеяло, Аурелия прижала пальцы сначала сбоку, потом к середине вздутого живота. Виолетта закричала.

– Тише, тише, родная, – шептала Аурелия, понимая, что словами сестре не поможешь.

Она слишком тяжело больна, раздут мочевой пузырь – видимо, она не мочилась уже несколько дней. Скорее всего воспаление яичников – отсюда боль в нижней части живота. Все симптомы родильной горячки. Виолетте осталось жить несколько часов.

– Я умру. Я знаю, что умру! – Тонкие пальцы Виолетты обхватили запястье Аурелии. – Я слышала разговор девушек. Мое дело плохо… Я знаю…

– Не говори так, родная. – Она мягко высвободила запястье. – Мне надо тебя осмотреть, будет немного больно. Я постараюсь побыстрее.

Аурелия знала, что Флетчер Скалли все еще стоит в дверях. Хоть бы постыдился и ушел! Но просить его о чем-нибудь бесполезно. Она вынула фляжку с виски из того отдела сундучка, где Виолетта раньше держала свои лосьоны, и одновременно открыла крышку над двойным дном. Потом, облив руки виски, начала гинекологический осмотр.

Аурелия, которая все это время от страха и отчаяния невольно задерживала дыхание, подняла голову и наконец осмелилась выдохнуть. Итак, заражение крови.

– Ты видела мою дочку? Правда, хорошенькая?

– Да, очень, – с трудом проговорила Аурелия. Скалли хмыкнул.

– Я назвала ее Люси Мод – в честь Наны. Как ты думаешь, это поправилось бы Нане?

– Конечно. – Аурелия достала бутылочку с пилюлями. – Виолетта, это стрихнин. Я дам тебе совсем немножко, только чтобы расслабить мышцы и облегчить боль.

«Это все, что я могу сделать для умирающей – чуть-чуть снять боль». Аурелия посмотрела вокруг – на столе стояли наполовину полная бутылка красного вина и жестяная кружка. Стол, стул и кровать – вот и вся мебель. Аурелия вытерла край кружки и налила немного вина. Она поднесла кружку к губам сестры, думая о том, что алкоголь может облегчить состояние больной, но только если ее как следует напоить.

Виолетта выпила вино, Аурелия подошла к столу, чтобы налить еще. Но Скалли схватил бутылку.

– Нечего переводить вино на эту дрянь!

Аурелия дала ему звонкую пощечину. Скалли грубо схватил ее за руки, но она резко наступила ему каблуком на ногу и изо всех сил ударила коленом в пах. Флетчер скорчился от боли и отшатнулся. Его губы искривились в злобной ухмылке.

– Все вы друг друга стоите. Грязные шлюхи! – Он схватил бутылку и, ударив ею о край стола, зажал в руке горлышко с острыми зазубринами. – Собирался покончить с одной шлюхой, а придется покончить с двумя.

– Отойди, а то закричу!

– Кричи, тебя все равно никто не услышит. – Он сделал еще один шаг. – А если и услышат, то никто не станет вмешиваться.

Аурелия выхватила из сундучка револьвер, и в этот момент Скалли бросился на нее.

Ей казалось, что все происходит в замедленном темпе, хотя на самом деле прошли доли секунды.

Локоть прижат к боку. Рука тверда. Кисть расслаблена. Нажимай на курок.

Виолетта закричала. Уже не от боли, а от страха.

Отдача бросила Аурелию назад. Пуля попала Скалли в грудь. Он взмахнул руками и упал на усеянный битым стеклом и залитый вином пол.

Виолетта рыдала; Аурелия словно оглохла. Она медленно подошла к Скалли, наклонилась и дрожащей рукой пощупала пульс на шее. Скалли был мертв.

Она убила человека. Аурелия не знала, сколько времени стояла как в столбняке, глядя на мертвое тело и кровавую пену на губах Флетчера. Минуту? Десять? Только когда в дом ворвался Клейтон, она пришла в себя и сказала:

– Он мертв.

– А ты? Я слышал выстрел.

– Я в порядке.

Аурелия поняла, что означал его взгляд. Клейтон хотел схватить ее в объятия и крепко прижать к себе. Но этого она не могла позволить себе. Ни сейчас, ни позже.

– Пожалуйста, убери труп, – бесстрастным голосом сказала Аурелия. – И принеси немного чистой воды.

Но Клейтона прежде всего интересовала Виолетта. Та затравленно смотрела на него глубоко запавшими сиреневыми глазами. По щекам ее текли слезы.

– Простите меня, – сказала она. – За то, что я вас ударила, и за то, что взяла деньги. Но они были очень нужны нам.

– Так он к тебе не приставал? – вырвалось у Аурелии.

Виолетта покачала головой:

– Нет, но нам нельзя было задерживаться. Значит, Клейтон говорил правду.

Вопреки ожиданиям Аурелии мистер Гардиан не издал победный клич. Да и для нее признание Виолетты не явилось таким уж потрясением.

По крайней мере Клейтон получил то, зачем сюда приехал, – признание вины на смертном одре и в присутствии свидетеля. Надо полагать, партнер удовлетворен. Но по его лицу было невозможно прочесть, что он чувствует и думает. Не сказав Виолетте ни слова, Клейтон подхватил Скалли под мышки и вытащил на улицу.

В лазарете после лавины столько раз звучал этот звук скребущих по полу башмаков на покойнике. Аурелия надеялась, что никогда его больше не услышит. А сейчас услышала и улыбнулась.

Старайтесь, если можно, победить инфекцию и укрепляйте сопротивляемость организма пациента: такую стратегию предписывала медицина. Аурелия перебирала способы, какими можно победить микробы, подтирая пол после того, как Виолетту еще раз стошнило – природа сама стремилась извергнуть из себя инфекцию. А вот укрепить сопротивляемость организма было уже невозможно. Аурелия села рядом с сестрой и стала ждать.

Клейтон, все еще не сказавший ни единого слова, сидел на ступеньке за дверью, слушая, как где-то бренчит пианино, и глядя на прохожих. Он уже сообщил в полицию о смерти Флетчера Скалли, и там с готовностью признали, что миссис Брейтон застрелила его в порядке самообороны.

Аурелия вытерла лоб сестры тряпочкой, смоченной в чистой воде, которую принес Клейтон. Она бодрствовала у постели больной, перебирая в памяти грустные воспоминания их с Виолеттой детства. Не такое будущее они рисовали в своем воображении! Правда, Аурелия предполагала, что ей придется пожертвовать любовью во имя образования и карьеры. Это предположение сбылось, но жертва далась гораздо тяжелее, чем она могла себе представить. Виолетте, по общему мнению, была уготована счастливая жизнь с обожающим и исполняющим каждую ее прихоть мужем. У нее будет роскошный дом, где она развесит свои вышивки и акварели, и у нее родятся херувимы-дети.

– О чем ты думаешь? – пробормотала Виолетта, открыв глаза. Она хотела улыбнуться, но не смогла. Аурелия погладила ее по голове.

– Да ни о чем особенном. Как ты себя чувствуешь? Виолетта облизала запекшиеся губы и с трудом проглотила слюну.

– Конец.

– Что ты, Виолетта…

Умирающая взглядом заставила ее замолчать.

– Да, я знаю. Всю жизнь я чувствовала себя драгоценностью, которую без конца полируют замшей и выставляют напоказ. За что меня ценили? За красивые прически, нарядные платья и изящную фигуру. – Виолетта посмотрела на свой вздувшийся живот, и по ее щекам снова покатились слезы. – А я только и хотела, чтобы меня любили и принимали такой, какая я есть. Иногда я мечтала, что тоже стану умной и смогу учиться в колледже. Буду уверенной в себе и независимой – как ты. И если надоем мужу, обойдусь и без него.

Аурелия была потрясена. Виолетта завидовала ее одиночеству, которое принимала за независимость, а она, старшая сестра, завидовала тому, как все балуют Виолетту, окружают любовью и вниманием. Господи, все эти годы каждая из них мечтала о том, что другой причиняло боль!

Вдруг Виолетта, набравшись сил, приподнялась.

– Где моя дочка?

– Не волнуйся – она в хороших руках.

Зачем Виолетте знать правду? Ей и так хватает горя и боли. Она вдруг попросила:

– Покажи мне серебряные пряжки Наны. Те, которые помогают не терять мужество.

– У меня их уже нет. – Аурелия тяжело вздохнула. – Одну я отдала моему другу, у которого меньше мужества, чем у меня. А другой я заплатила за очень важную услугу.

– Бедная Нана! У тебя нет ее пряжек, а у меня нет ее кольца. – Виолетта посмотрела в открытую дверь, на спину сидевшего на ступеньке Клейтона. – Я отдала кольцо ему. Но ты это знаешь, да? Поэтому ты и здесь.

– Клейтон, – попросила Аурелия. – Дай мне на минутку кольцо.

– Я бы дал, но у меня его больше нет. Аурелия смотрела на его усталое, осунувшееся лицо, ожидая объяснения.

– Я заплатил им за то, чтобы найти тебя.

– Ты хочешь сказать, Виолетту. Клейтон покачал головой:

– В полиции мне сказали, что твою сестру надо искать во Вшивом поселке.

– Тогда зачем ты отдал кольцо? Рано или поздно ты бы ее нашел.

– Я так и собирался сделать, но та женщина в баре сказала, что ты ушла со Скалли. Здесь ведь даром ничего не узнаешь. Я боялся за твою жизнь. Мне очень жаль, что так получилось. Прости меня.

– И ты меня прости, Клейтон. – Аурелия повернулась к сестре: – Ох, Виолетта, если бы я тогда в дансинге сказала тебе, что за человек Скалли…

– Я знала, что он за человек. Я всегда видела мужчин насквозь. – Она помолчала. – Нана знала, что мне пряжки не понадобятся. Я слишком глупа, чтобы бояться. Нана знала, что ты найдешь любовь и без кольца. – Виолетта посмотрела на Клейтона и сказала, едва справляясь с одышкой: – Он ведь тебя любит, правда? А ты любишь его. Я это чувствую.

– Отдохни, любимая! – прошептала Аурелия, видя, что сестре становится все хуже и что скоро наступит конец.

Перед самым восходом солнца, когда небо позолотилось в предвестии нового дня, когда проснулись и запели птицы, Виолетта застонала. Ее лицо исказилось от боли. Она попыталась подтянуть к животу ноги и резко вскрикнула:

– Аурелия! Как больно!

– Знаю, дорогая, знаю, – беспомощно сказала Аурелия, поправляя на ней одеяло.

– Дай мне чего-нибудь. Я знаю, что у тебя есть. Пожалуйста!

– Я и так дала тебе слишком много. Если дам еще, это тебя убьет.

– Аурелия! Пожалуйста!

– Я же говорю: это убьет тебя! – Аурелия подложила руки под худенькие плечи сестры и прижала ее к груди.

Когда она опустила Виолетту на подушку, та посмотрела ей в глаза.

– Я же все равно умру, – прошептала она, глядя, как по щекам Аурелии катятся слезы. – Я ведь умираю? Сколько мне осталось жить?

Аурелия хотела ответить, но не могла проговорить ни слова.

– Я доживу до завтра?

– Нет.

На лицо Виолетты вдруг снизошло умиротворение.

– А моя девочка?

– Я держала ее в руках. Она была такой хорошенькой.

– Я не хочу дожить до завтра.

Виолетта отвернулась. Только по слабым вздрагиваниям ее плеч Аурелия поняла, что сестра плачет.

На столе стояла жестяная кружка и настойка опия. Аурелия отлила порцию на глаз. Один глоток – и боль прекратится, но Виолетта, быть может, больше не придет в сознание. Аурелия только что нашла свою сестричку. Как не хотелось с ней расставаться.

– Помоги мне! – крикнула Виолетта. – Больно! Больно!

Отбросив мысли о себе, Аурелия приподняла голову Виолетты и поднесла к ее губам кружку.

– Осторожнее. Так, еще глоточек.

Боль еще не утихла, но Виолетта уже чувствовала, что через несколько мгновений все пройдет. И, словно осознав, что наступает ее последняя минута, она схватила Аурелию за руку:

– Только никому не говори о том, что я сделала в Сиэтле. И про Доусон. Поклянись, что не скажешь.

– Не проси меня об этом, Виолетта. Клейтону нужен свидетель.

– Но правда убьет маму и папу. Пожалуйста, не говори!

Аурелия не знала, что делать. Она не сумела уберечь Виолетту от горя и страданий, но может хотя бы уберечь от грязи ее память. И нежно прошептала:

– Хорошо, не скажу.

Виолетта спросила, с трудом преодолевая смыкавший ее веки сон:

– Обещаешь?

– Обещаю. – Аурелия поцеловала сестру в лоб. – Я люблю тебя, Виолетта.

Она держала сестру за руку до последнего ее вздоха.

Клейтон выкопал две могилы: для Виолетты и ее ребенка.

После похорон прошло шесть недель. Каждый день он вместе с Аурелией поднимался на тихий пологий склон и стоял поодаль, пока Аурелия на коленях предавалась горю. Клейтон пытался ее утешать, горько сожалел, что все так обернулось, но она только кивала головой и отворачивалась. Было очевидно, что Аурелия с показной холодностью отстраняет его от себя, но он надеялся, что это пройдет. И хотя Клейтон рвался поскорее вернуться в Сиэтл, он не желал уезжать без Аурелии.

И вот могилы заросли красным огневиком, первым растением, которое появляется в этих суровых краях на вскопанной земле. Август подходил к концу, каждую ночь можно было ожидать жестоких заморозков. Скоро могилы укроет снег.

Клейтон открыл мешок, вынул из него молоток и два деревянных столбика. Наверху одного он вырезал херувима, поднявшего невинное личико к небу. На другом – имя Виолетты в овале из флердоранжа. Эта работа заняла довольно много времени, поэтому Гардиан до сих пор не торопил Аурелию с решительным ответом. Но больше ждать было невозможно.

Он опустился на одно колено в головах могильного холмика и забил столбик в землю. Потом стал забивать второй. Из глаз Аурелии снова хлынули слезы. Клейтон беспомощно смотрел, как они катятся по щекам любимой.

– Спасибо, – сказала она, когда работа была закончена. – Очень красиво.

Клейтон встал и помог подняться Аурелии. Не зная, пришло ли время заговорить о главном, не зная, придет ли оно вообще когда-нибудь, он сказал:

– Послезавтра уходит последний пароход.

– Как странно. Всего несколько месяцев назад ты говорил, что попасть на идущий в Доусон пароход невозможно. Что он плывет туда слишком долго. Что это слишком дорого. Помнишь?

– Помню. Все дело в спросе и предложении. Заявок больше не осталось, и гонка за золотом окончена. Доусон переполнен людьми, которые теперь хотят одного – вернуться домой легким путем.

– Легким?

– До того, как замерзнет река. Последний пароход уходит послезавтра. Я написал Эли, что скоро буду дома. Если мы не хотим застрять здесь до следующей весны, надо уезжать на этом пароходе.

Она смотрела на него широко раскрытыми глазами – словно сама мысль о том, чтобы уехать из Доусона, казалась ей святотатством.

– Мы? – переспросила Аурелия, хотя прекрасно знала, что это слово означает союз двух людей и что к ней оно не относится. – Нет, я не поеду. Я буду работать в клинике. Аляске нужны врачи. И здесь никому нет дела до того, что у меня нет диплома, и до того, что я женщина.

– Неужели ты не хочешь окончить колледж? – Клейтону хотелось сказать ей о своей любви, о том, как он гордился бы женой-врачом, но слова не шли с языка.

– Хочу ли я научиться так зашивать раны, чтобы не оставалось шрамов? Или делать операции так, чтобы пациенты не умирали? Или спасать женщин от родильной горячки? Конечно, хочу!

И она снова повернулась к могилам.

– Виолетта умерла, – со вздохом сказал Клейтон. Как ему освободить Аурелию от привязи, на которой все еще держит ее сестра?

– Тем более я должна выполнить данное ей обещание. Сама сестра искупить свою вину уже не сможет.

– Да она и не думала об искуплении вины. Неужели ты не понимаешь, что это самый эгоистический поступок в жизни Виолетты – вынудить тебя дать такое обещание?

– О чем ты говоришь! Сестра всего лишь хотела избавить родителей от позора. Как можно так превратно истолковывать благородный жест?

– Благородный? Да она просто хотела, чтобы твое будущее умерло вместе с ней. Что в этом благородного?

Аурелия ошеломленно смотрела на Клейтона. У нее даже слезы на щеках высохли.

– Господи! О каком будущем ты говоришь?

– О нашем с тобой будущем. Виолетта знала, что мы любим друг друга. Не пытайся это отрицать.

– Ну знала. И что?

– А то, что она заставила тебя сделать выбор не в твою пользу, Аурелия. Подтвердить ее ложь и отвернуться от меня или признать правду и стать моей женой. Виолетта знала, что ты будешь защищать ее даже мертвую, так же как ты всегда защищала ее живую.

– Она была моей сестрой.

Клейтон в растерянности отступил на шаг. И, словно приводя последний аргумент, спросил:

– А мы? Что будет с нами? – И как же он был рад увидеть сомнение в глазах Аурелии!

Значит, еще не все потеряно. Сколько ночей провел Клейтон, с тоской думая о том, что огромная любовь, которую эта женщина в нем пробудила, обречена только на воспоминания. Как ему хотелось обнять Аурелию, поцелуями разгладить ее горестные морщинки и рассказать, как много она теперь значит в его жизни.

– Мы с тобой живы, – тихо сказала Аурелия. – И у нас у каждого свое будущее. У меня есть медицина, у тебя есть сын.

– Ты знаешь, что я не об этом.

– Я знаю, чего ты хочешь: чтобы я поскорее вернулась в Сиэтл и позволила газетам облить грязью мою сестру. Этого не будет. Я должна выполнить обещание, которое дала ей.

– Нет! – крикнул Клейтон и схватил ее за плечи, испугавшись, что Аурелия сейчас от него снова ускользнет. – А сама себе ты ничего не должна? А мне, нам ты ничего не должна?

И Клейтон наклонился и поцеловал ее, напоминая любимой о том, как чудесно им было вместе.

Губы Аурелии открылись навстречу Клейтону – она ничего не забыла. Только показалось, что его плечи стали шире, его руки – сильнее. Она прижалась к любимому, словно хотела поделиться болью, которая терзала ее все это время.

Но потом вдруг вырвалась из его объятий и побежала вниз по склону.

Клейтон понял, что потерпел поражение.

Домой, на юг! Все пароходы, которые сумели прийти в Доусон длинным северным путем, теперь отправлялись назад. Поговаривали, что река на севере уже начала замерзать. Как и все, Аурелия могла сделать одно из двух: или уехать, или остаться в Доусоне до следующей весны. Она должна была принять решение и выбрать: уехать с Клейтоном и помочь ему вернуть доброе имя или перезимовать в Доусоне и, выполнив обещание, данное Виолетте, никому не рассказывать о ее краже в банке.

Верная памяти сестры и своему слову, Аурелия решила остаться.

С тяжелым сердцем она пошла вместе со всеми в порт, чтобы проводить последний в этой навигации пароход.

У магазина ее ждали Вальдо и Эмма. Они прибыли в Доусон несколько недель назад, но уже стали известны всему городу благодаря широкому выбору своих товаров. Да еще тем, что по их магазину свободно бегают два ручных гофера. Эмма уговорила Аурелию сфотографироваться и сразу же поместила в серебряную рамку ее фотографию, которую Аурелия взяла с собой в порт.

Холодные ночи подморозили грязь на берегу, где все еще стояли палатки и железные печки, лежали вытащенные лодки. Моля Бога, чтобы он дал ей сил без слез навсегда распрощаться с Клейтоном, Аурелия подошла к сходням и окинула взглядом собравшихся на палубе людей, которые стали жертвами безумной погони за золотом и которые никогда уже больше не вернутся в Доусон.

– Двадцать минут! – прокричал человек в морской форме.

На пароходе зажгли свет, и Аурелия вдруг ощутила невыносимую тоску. Она почувствовала себя совсем одинокой и совершенно беззащитной. И тут за спиной услышала звенящий от напряжения голос Клейтона.

– У меня осталась последняя попытка. Я хочу уговорить тебя ехать со мной, – сказал он.

Едва сдерживая слезы, Аурелия отрицательно покачала головой.

– Послушай. – Клейтон уже не скрывал своего отчаяния. – У меня было время подумать. Я не могу сказать, что мне не нужны твои показания в суде. Очень нужны. Но если ты не хочешь выступить свидетелем, я могу смириться с этим. Я только не могу оставить тебя здесь, не хочу.

Аурелии было очень трудно не броситься ему на грудь. Однако она сделала усилие и сказала:

– Ничего не выйдет. Ты это знаешь не хуже меня, Клейтон. Ты никогда не простишь меня. Через месяц, может быть, через год начнешь упрекать за то зло, что тебе причинила Виолетта… Но даже если не начнешь, я все равно никогда не забуду, как ты ненавидел мою сестренку. А я, несмотря ни на что, всегда буду любить ее. – Аурелия протянула ему фотографию и выдохнула: – Как я всегда буду любить тебя.

Клейтон с тоской посмотрел на ее фотографию и обреченно, словно самому себе, заметил:

– Да, не одна Виолетта стала жертвой золотой лихорадки.

И хотя в его словах звучали боль и горечь, у Аурелии мелькнула надежда. Все-таки Клейтон уже видел в ее сестре жертву, а не просто воровку. У Аурелии стало легче на сердце.

А Клейтон уже не мог остановиться. Он говорил горячо и быстро, словно много раз произносил эти слова, но все еще боялся ошибиться:

– Виолетта меня ограбила. Она отняла не только доверенные мне деньги, но и мое доброе имя. Это, увы, ничто не может изменить. Но все не так просто, как я думал раньше. Твоя сестра тоже стала жертвой. Своей красоты, своей молодости, пустоты своей жизни. Теперь я это понял.

Аурелия тоже многое поняла. Ей помогли в этом искренность Клейтона, долгие одинокие ночи и горькое сознание того, что ее ждут такие же долгие одинокие годы. Она уже не чувствовала себя предательницей, признавая, что Клейтон во всем оказался прав.

– Виолетта не была такой уж невинной овечкой, как я себе представляла.

Пароход загудел, и человек в морской форме крикнул, что осталось пять минут.

Клейтон в последний раз обнял Аурелию, погладил по волосам и нежно поцеловал ее в губы.

– Иди, – сквозь рыдания попросила Аурелия, и в голове у нее пронеслось: «Пока я не передумала».

– Мы все, наверное, жертвы, – продолжал Клейтон, словно не слыша ее надрывного «Иди!» – Жертвы сплетен, чувства вины, слепой преданности, даже отживших взглядов. Но зачем и дальше оставаться жертвами? Зачем добровольно расставаться с мечтой?

Его оптимизм был так заразителен. Действительно, что случится, если Аурелия уедет с ним? Да, ей придется предстать перед судом и нарушить данное сестре обещание, признав ее вину. Да, для родителей это будет удар. И тут уж ничего нельзя изменить.

Но зато честному человеку Аурелия Брейтон вернет доброе имя. А Эли? Его будущее не будет омрачено стыдом за отца, как было омрачено детство Клейтона. «И сбудется моя мечта, – призналась себе Аурелия, – я обрету наконец счастье».

Клейтон, словно прочитав ее мысли, достал из кармана серебряную пряжку.

– Выиграл в карты. Пусть она придаст тебе мужества. – Гардиан помолчал и заглянул ей в глаза. – Мужества уехать со мной. И стать моей женой.

У Аурелии перехватило дыхание. В висках застучали сотни веселых молоточков, а в сердце зазвенели тысячи радостных колокольчиков. Сквозь пелену счастливых слез она вдруг увидела Вальдо. Он тронул ее за руку и с улыбкой сказал:

– Надеюсь, это поможет вам принять решение. – И положил ей на ладонь вторую пряжку. – Мне она больше не нужна.

Наследство Наны, которое должно было придать Аурелии мужества и сил, вдруг вернулось к ней, словно призывая следовать велению сердца. Аурелия посмотрела на пароход, затем на Клейтона и, запинаясь, спросила:

– Ты думаешь, я понравлюсь Эли?

– Сын полюбит тебя так же, как люблю тебя я.

Аурелия посмотрела на Вальдо и Эмму, на прилепившийся к горе чужой странный город, где похоронила сестру, и растерянно пробормотала:

– Кажется, я не успею сбегать за вещами?

Доусон остался позади, а они все стояли обнявшись на палубе.

– Дай руку, Аурелия. – В голосе Клейтона звучали уверенность и нежность. – Возвращаю то, что принадлежит тебе по наследству.

И надел ей на палец кольцо.

– Кольцо Наны! – с восторгом воскликнула Аурелия, считавшая, что оно пропало навсегда. – Ты его тоже выиграл?

– Теперь мне сопутствует удача.

Аурелия посмотрела на выгравированные цветы флердоранжа и вспомнила и счастье Наны, и горе Виолетты.

– В детстве девочкой я мечтала, что оно станет моим обручальным кольцом.

– Твоя мечта скоро осуществится. Если ты согласна.

– Согласна. – И она поцеловала Клейтона. Аурелия больше никогда не расставалась с этим золотым кольцом, символом их трудной и прекрасной любви.

Аурелия будет бережно хранить и серебряные пряжки, давшие ей мужество найти сестру и не потерять любимого.