Зонтик царевны Несмеяны

Глава 6

Автобус приехал в неуютное место, тесно заставленное убогими двухэтажными бараками из серого бруса. Когда водитель гаркнул: «Конечная», я вздрогнула, посмотрела в окно и поняла, что села не в тот автобус и что начался дождь. Под козырьком облезлой остановки сгрудились люди, кто с зонтами, кто в полиэтиленовых дождевиках, кто безо всякой защиты от дождя. За бараками, за деревьями и чахлыми кустами виднелся яркий торец огромного здания. Этот торец напоминал величественную волну океана, грозившую вот-вот смыть отживший своё пляжный мусор, а пляжным мусором были старые дома… Вот тебе и разговор с Николаем!

Зонт остался дома. Пришлось забраться в подошедшую маршрутку и ехать назад.

Дождь кончился так же неожиданно, как и начался, откуда-то выскочило яркое-яркое солнце. Маршрутка бежала резво, но на одном из перекрёстков вдруг встала, в окно было видно, что тут уже скопилось много автобусов, маршрутных такси и машин. Очевидно, где-то впереди случилась авария. Транспорт по бокам маршрутки двигался черепашьим темпом, наша маршрутка, и те, что шли за ней, вовсе стояли. Я закрыла по привычке глаза, но от однообразного сидения заныла спина, глаза пришлось открыть, чтобы хотя бы отвлечься. Я стала смотреть в окно и скоро поняла, что лучше бы мне вслепую слушать, как спина ноет.

По тротуару шёл Денис. Перед собой он катил коляску, из коляски высовывалась головка в кружевной панамке, маленькие ручки и две пухлые ножки в ярких сандалиях. Рядом с Денисом шла девушка в короткой юбке и лёгкой кофточке, на её волосах блестели капли. Мне был виден её затылок, она смотрела на Дениса. Я много раз представляла, как Денис с Ларисой идут вот так – счастливая пара с ребёнком, – но даже подумать не могла, что увидеть наяву будет так больно: я первый раз видела их вместе. Боль хлынула оглушающая: затопила и маршрутку, и улицу, и город. На несколько минут я вообще перестала чувствовать что-либо, кроме боли. А потом вдруг полетела вперёд, и в мои уши продрался старческий голос:

– Девушка, держись! – И жилистая лапа цепко ухватила меня и вернула на сиденье. Всё вернулось так же беспричинно, как когда-то странно прервалось[3]… Мы развелись, он женился, когда Лариса была уже на седьмом месяце, значит, девочке сейчас месяцев девять…

Маршрутка набирала скорость.

Когда я поднималась на крыльцо своего дома, меня окликнула старшая по дому, Татьяна Ивановна.

– Машенька, к вам приходил молодой человек из театра. С ним ещё была женщина. – Татьяна Ивановна улыбалась.

Я остановилась.

– Откуда вы знаете, что из театра?

– Я его там видела. Очень обаятельный молодой человек. Очень. С такими большими, тёмными глазами.

– А женщина?

– Женщина… Высокая, выше парня. На ней были чёрные шляпа и галстук. Пиджак и брюки тоже чёрные. А рубашка белая. И белое каре.

– Белое каре?..

– Светлые волосы, крашеные. А может, свои, но, по-моему, крашеные… Или парик. У неё глаза были подведены вот так. – Татьяна Ивановна показала от глаз к ушам.

– Я думаю, это тоже кто-то из театра. Они приехали на такси и так долго звонили в домофон. Потом молодой человек спросил, не видела ли я вас. Я сказала, что видела, как вы утром ушли на работу.

В прошлом году на общем собрании жильцов Татьяну Ивановну выбрали старшей по дому, и с тех пор она считала себя ответственной за всех, проживающих в нашей девятиэтажке. Я не раз ловила себя на мысли, что из неё вышел бы неплохой следователь. То, что она назвала Арсения «молодым человеком из театра», означало, что она считает его моим любовником… Потому что Татьяна Ивановна обладала профессиональной памятью на имена и фамилии и, конечно, не могла не знать, как его зовут.

– Спасибо, Татьяна Ивановна, – сказала я как можно более сердечным тоном. – Я хочу вас попросить… Вы не говорите никому, что ко мне приходил… и, если ещё придёт… этот молодой человек, хорошо? Сами понимаете…

Татьяна Ивановна закивала. Она не была болтлива и, что выгодно отличало её от многих кадровиков, да и вообще людей, не имела привычки сплетничать; её любопытство было всего лишь составляющей частью профессионализма.

Я открыла дверь с мыслью о том, что Арсений опять явился без звонка. Он часто так делал; странная прихоть во времена мобильной связи. Я хочу убедиться, что ты одна, говорил он, что ты не нежишься с каким-нибудь хлюстом. Я догадывалась, что он ревнует, одно время он даже просил, чтобы я отдала ему запасные ключи. В ключах я отказала, а за внезапные появления давно перестала ругать. Мотивы поступков Арсения зачастую настолько не соответствовали привычной логике, что я просто выбросила эти мысли из головы. Одно было ясно: с ним была не Марлен. Подумав, я решила не звонить ему. Умылась, налила себе чая и села у телевизора. Примерно через час раздался звонок в дверь, я открыла и увидела Арсения. За его спиной стояла женщина, как её и описывала старшая по дому, – высокая, в чёрном костюме, шляпе и галстуке, с глазами, подведёнными до висков, и в белом парике: гротеск. По привычке давать прозвища женщинам Арсения я тут же определила её про себя Телохранителем. Арсений имел слабость к необычным женщинам, и поначалу меня это сильно раздражало; потом я привыкла. Другое дело, что Арсений никогда не приводил своих пассий ко мне домой.

– Привет, – сказал Арсений небрежным тоном. – Ты не хочешь нас пускать?

– Нет, почему же, проходите…

– Здравствуйте, – сказала женщина и улыбнулась. У неё был красивый голос, низкий, чуть глуховатый, прекрасная улыбка. Она была значительно старше Арсения и даже меня.

– Познакомьтесь. – Арсений сделал движение рукой от спутницы ко мне. – Это Мария, моя хорошая знакомая.

Вот как: хорошая знакомая.

– … а это Вера, куратор нашего нового проекта, – я имею в виду проекта театра «Пилигрим».

Вера снова улыбнулась. У неё были правильные черты лица, но само выражение холодноватое и чуть отстранённое, а чудно́й макияж привносил в образ что-то не то от сфинкса, не то от ритуальной маски. Она сняла обувь и спокойно ждала, что ей предложат сделать дальше.

– Проходите. – Я махнула рукой в сторону кухни.

Когда я принесла из комнаты стул, оба они, Арсений и Вера, сидели на табуретках по краям стола. Грелся чайник, из чашек свисали этикетки заварочных пакетиков. Нависая над столом, Арсений распаковывал большой торт. Мне осталось место по центру стола.

– Вы торт принесли…

– Сегодня жарко, – сказала Вера.

Я посмотрела на неё. Она безмятежно улыбалась, глядя мне в глаза с таким видом, будто знала про меня всё. Взгляд ещё больше подчёркивал необычность её внешности.

– Ты обещал мне позвонить.

– Разве? – Арсений поднял брови. – Когда? Я не помню.

– Три недели назад. Когда ты приезжал ко мне поздно ночью. А до этого мы вместе приехали на такси. Из «Лимпопо». Ты там отмечал что-то.

– Три недели назад… – задумчиво произнёс Арсений.

– Три недели назад мы праздновали подписание контракта, – сказала Вера. – Мы отмечали в театре, а потом пошли в ресторан.

– Ну конечно! Нас как раз тогда всех познакомили с Верой. Всех, – я имею в виду коллектив театра. И Вера нас всех очаровала. Весь коллектив, весь, включая уборщиц, всех, без исключения.

– Это серьёзно, – сказала я. – Вы даже не представляете, как мнение театральных уборщиц влияет на популярность актёров.

Вера снова улыбнулась. Она не выказывала ни скуки, ни заинтересованности. Либо она совершенно глупая, мелькнуло у меня, либо, наоборот, очень умная. Хотя, может, это объяснялось и чем-то другим. Своей невозмутимостью эта женщина мешала мне чувствовать себя уверенно.

– Вы произвели неизгладимое впечатление на нашу старшую по дому. Это женщина, с которой вы разговаривали, когда приезжали утром.

– Я забыл дома телефон, и вдруг так захотелось тебя увидеть! Я сказал об этом Вере. А она ответила мне, что раз есть человек, которого нестерпимо хочется видеть, то надо немедленно ехать к этому человеку. Потому что на свете не так много людей, которых хочется видеть нестерпимо. Кажется, так ты сказала?

– Так. – И Вера снова улыбнулась.

– Она удивительная, – сказал мне Арсений. – Она совершенно удивительная, ты видишь? Вера воспринимает жизнь безо всякой шелухи. Это самый жизнерадостный человек из всех, с кем я познакомился за последний год.

Я чувствовала неловкость от того, что Арсений говорит в третьем лице о женщине, которая годится ему в матери, а сама она сидит тут же. А Вера улыбнулась и сказала:

– Ты тоже.

– Не надо мне льстить. – Арсений поморщился.

– У нас есть торт, – сказала Вера. – Где у вас тарелки, Маша?

Я достала из шкафа тарелки, и Вера разложила угощение. Арсений налил чай.

– Очень вкусно, – похвалила я.

– Это Вера выбирала.

Мы пили чай и беседовали о театре.

В комнате зазвонил телефон. Я прошла и увидела, что звонит Денис.

– Да.

– Я хочу тебя видеть. Мы можем встретиться через час в парке?

– Нет. У меня гости.

– Кто?

– Никто. – Я нажала отбой и долго ждала, когда Денис перезвонит ещё раз. Он не перезвонил.

У меня вдруг закружилась голова, и я села на диван. Вошёл Арсений, он прикрыл за собой дверь.

– Что с тобой?

Он приблизил ко мне влажные глаза. Его глаза были похожи на ракушку – миндалевидные, такие глубокие и искренние. Девушки считали Арсения ветреным и притворщиком – правда, милым притворщиком, – а он всегда был честен, просто часто менялся.

Он обнял меня одной рукой, пальцами другой приподнял мою голову, всматриваясь мне в лицо.

– Сенечка, мне тяжело…

– Что-то не так?

– Я к тебе привязалась, Сень. Не могу сказать, что я тебя полюбила, наверно, если бы я так сказала, это была бы неправда. Но мне не наплевать на то, что с тобой происходит.

Я не открывала глаза, но чувствовала, что Арсений выпрямился и смотрит в окно.

– Ты знаешь, пожалуй, я тебя тоже не люблю, – задумчиво сказал он через минуту. – Единственная проблема в том, что я сплю со многими женщинами, но потом всё равно иду к тебе. Я точно понял, что ты тоскуешь по человеку, которого любила, а может, ты его ещё любишь. А он хочет с тобой быть?

У меня вдруг стали влажными руки. Я думала о том, что спрашивал Арсений, и меня переполняла горечь.

– Ты что? Ты плачешь?

– Не хочет. Но он не может уйти по-настоящему.

– Как так?

– Его всё время тянет ко мне. У нас… много общего… в прошлом.

– А там?

– А там женщина, которая его обожает, карьера и… и ребёнок.

– Так он бросил тебя из-за ребёнка? Но с ребёнком можно видеться, а жить с тобой!

– Нет, Сень. Мы расстались потому, что стали разными.

– Я ничего не понимаю, – сказал Арсений. – Ты можешь мне объяснить, в чём дело?

– Не могу. Скажи мне лучше, зачем ты разрешил Голубевой опубликовать интервью?

– Я был расстроен. – Арсений нахмурился. – Она позвонила, я говорю, давайте, только по телефону, а фотку возьмёте в театре. А потом меня срочно позвали, я что-то быстро ей наболтал, сам не помню чего. В результате там только одна моя фраза осталась. Во всём интервью.

– Видела я эту фразу. Хоть бы догадался прочитать перед публикацией.

– Не догадался. Слушай, хватит. Меня и так из-за этого дома чуть не колесовали. Отец, знаешь, как кричал!

– Могу представить.

– Не можешь… Вот назло тебе буду с ней зажигать.

– С Никой? Посмотрим, надолго ли тебя хватит… герой-любовник.

– Некогда уже смотреть. Послезавтра я с театром уезжаю на месяц на гастроли. Или на два месяца, не помню.

– Куда?

– По городам и весям. А в перспективе – за границу. Но заграничные гастроли ещё под вопросом. Вера будет этим заниматься.

– Почему ты мне раньше этого не сказал?

– Я и хотел сказать… тогда. Но ситуация не способствовала. А потом я обиделся.

– Ох, ну почему ты такой!..

Я встала с дивана и пошла на кухню. Арсений шёл за мной.

– Какой – такой? И вообще, почему ты говоришь со мной таким тоном? – сказал он мне в спину.

– Каким?

– Будто ты умираешь.

– А каким тоном я должна говорить?

– Мы тонем в словах, – сказал Арсений. – Мы запутались. И сами не понимаем, чего хотим. Я уеду, и тебе станет спокойнее.

Мы вернулись в кухню. Вера неторопливо пила чай. Она проследила глазами, как мы расселись за столом, и спросила:

– Арсений, ты ведь танцуешь в спектаклях, которые мы везём?

– В одном. – Арсений глотнул остывший чай и поморщился.

– Танцевальные движения подчёркивают обаяние жизни, которая в тебе заключена. Это больше, чем талант. Это дар.

– Спасибо на добром слове.

– Я серьёзно. – Вера улыбалась. – Я перевидала сотни молодых актёров. Большинство из них очень талантливы. Очень. Но дар пропускать через себя жизнь – мало у кого есть.

– Это талант – польстить, – сказал Арсений. – Знаете, я прочитал, что тонкая лесть – это умение ненавязчиво сказать человеку то, что он сам о себе думает.