Звезды над Тунисом

Глава 1

1897

Маркиз Куинбурн вышел на веранду своей виллы и посмотрел на Средиземное море. Восходящее солнце рассеяло туман над горизонтом, и вид был захватывающий.

Но погруженный в свои мысли маркиз не видел этого великолепия. Он опустился в кресло, когда стеклянная дверь веранды открылась и появилась красивая женщина.

Она была одета по последней моде, но с чисто французским шиком.

— Я пришла сказать аи revoir, mоn сher , — сообщила красавица с очаровательным акцентом.

Маркиз медленно встал.

— Карета ждет тебя, Жанна. Когда приедешь в Монте-Карло, сразу отправь ее обратно.

— Хорошо.

Жанна надула губки. Она еще что-то хотела сказать, но колебалась. Потом взмахнула накрашенными тушью ресницами и очень тихо проговорила:

— C'est tres triste, mon cher , что все так закончилось.

— Ты не виновата, Жанна. Я очень благодарен тебе за все то счастье, что ты мне подарила.

— Ты правда был счастлив?

— Настолько, насколько это возможно сейчас для меня. И я могу только сожалеть, что не оправдал твоих ожиданий.

Жанна, как истинная француженка, пожала плечами.

— C'est la vie! — проговорила она. — Но когда ты просил меня остаться, я думала, мы будем веселиться в казино в Монте-Карло и в фешенебельных местах вроде «Отель де Пари».

— Я знаю, знаю! — с досадой отозвался маркиз. — Но взаимные упреки никуда нас не приведут.

Немного помолчав, он добавил:

— Я могу лишь еще раз выразить свои сожаления и надеюсь, Жанна, что чек, который я выписал на твое имя, послужит некоторой компенсацией за то, что ради меня ты оставила Париж и лишилась стольких развлечений.

В темных глазах Жанны появилось деловое выражение, когда она открыла конверт, протянутый ей маркизом, и взглянула на его содержимое.

От суммы, указанной на чеке, у красавицы перехватило дыхание. Придя в себя, Жанна бросилась маркизу на шею.

— Tres genti! Ты очень любезен, Mersi, mersi Bеаnсоuр! Возможно, мне не следует оставлять тебя.

— Нет, ты права, ты полностью права, — ответствовал маркиз. — Мне нужно о многом подумать, а я знаю, тебе скучно, когда я думаю.

Жанна засмеялась:

— Это верно. Хотя ночью ты чудесный любовник, днем — о-ла-ла! — это была такая тоска!

Маркиз невесело улыбнулся.

— Не смею с этим спорить. Ты должна простить меня, Жанна, за то, что навязал тебе свои заботы. В следующий раз, обещаю, я буду другим.

— В следующий раз мы встретимся в Париже, — категорично заявила Жанна. — В Париже ты всегда был тем, о ком только может мечтать женщина, но здесь, на этой вилле…

Она красноречиво развела руками, потом снова обвила их вокруг шеи маркиза и страстно поцеловала его в губы.

— Au revoir, mon cher, но не adieu , ибо мы встретимся, и, возможно, очень скоро.

— А до тех пор, я уверен, у тебя все будет в порядке, — улыбнулся маркиз.

— Конечно, в порядке, не забивай себе этим голову, — успокоила его Жанна. — Я знаю очаровательного джентльмена в Монте-Карло, который будет рад мне, и как только приеду, я сразу найду кого-нибудь, кто пригласит меня сегодня на ужин.

— Ну, с этим у тебя трудностей не будет! — усмехнулся маркиз.

Он взял Жанну под руку и провел ее через изысканную гостиную в украшенный колоннами холл.

Его экипаж, запряженный парой лошадей, ждал у входа, и горничная Жанны, такая же типичная француженка, уже сидела внутри спиной к лошадям.

На крыше и на запятках кареты высились привязанные ремнями дорожные сундуки.

Маркиз помог Жанне сесть на удобное мягкое сиденье, и лакей прикрыл ей колени пледом.

— Еще раз аи revoir, mon cher, — проговорила Жанна мягким и профессионально соблазнительным голосом.

Маркиз поцеловал ей руку, дверца кареты захлопнулась, и, когда экипаж тронулся, Жанна помахала на прощанье.

Облегченно вздохнув, маркиз вернулся на веранду и снова сел в кресло, глядя на море.

Было ошибкой — а он редко совершал ошибки — просить Жанну сопровождать его на юг Франции.

Маркиз мог бы догадаться, что она будет негодовать, не имея возможности показать себя и свои сказочные наряды в Монте-Карло и ловить восхищенные взгляды на аллеях в Ницце.

Вместо желанных развлечений она обнаружила, что маркиз, с которым Жанна познакомилась за несколько лет до того, как он унаследовал этот титул, намерен безвылазно сидеть на своей новообретенной вилле, наслаждаясь великолепной едой — творением его несравненного шеф-повара.

Маркиз хотел, чтобы Жанна развлекала его, как она вполне откровенно заметила, не только ночью, но и днем.

Через двадцать четыре часа после приезда маркиз понял, что ему следовало ехать одному и что его гостья находит жизнь на вилле невероятно скучной.

Как Жанна сказала ему перед тем, как укладывать сундуки: «Как любовник tu es magnifique ! Как собеседник — скучен!»

В ее устах это прозвучало не так грубо, однако маркиз знал, что это чистая правда и ему некого винить, кроме себя.

Он приехал на юг Франции для того, чтобы обдумать свое будущее и чтобы сбежать с торжеств в честь шестидесятилетия царствования королевы Виктории.

Он думал об этом праздновании как о новом взрыве национальной гордости.

Виктор Бурн — маркиз не использовал свой титул за границей — побывал в стольких неизведанных уголках мира, что не имел никакого желания ехать домой.

После смерти старшего брата, который всегда был болезненным ребенком, отец начал вбивать в голову Биктора-младшего — тогда семнадцатилетнего сына — обязанности, которые он унаследует.

Старый маркиз был деспотичен. Он железной рукой управлял и своей семьей, и своим поместьем, и всеми, с кем имел дело.

Это характерно для старого поколения, думал Виктор. Оно не любит перемен и смотрит на королеву Викторию как на олицетворение всего правильного и должного в тех, кто служит ей.

Маркиз неожиданно подумал, слегка скривив губы, что у его отца, как у всех людей подобного возраста, были все причины гордиться королевой.

Она правит самой большой империей в мировой истории, империей, охватывающей почти четверть земного шара, не говоря уж о четверти его населения.

Королева так долго правила империей, что некоторые из ее простодушных подданных, которых маркиз встречал в Индии, считали ее божественной и резали коз перед ее портретом — сцена, которая навсегда запомнилась Виктору и до сих пор забавляла его.

Но он знал, что в эту минуту возбужденные толпы на улицах Лондона с нетерпением ждут, когда из Букингемского дворца появится процессия.

Маркиз догадывался, каким будет обращение королевы.

Оно будет простым и уместным:

— Я сердечно благодарю мой народ. и да благослови вас Бог.

Маркиз не сомневался, что королева произнесет что-то вроде этого, и завтрашний день докажет, что он прав.

Однако больше шестидесятилетнего юбилея беспокоила Виктора роль, уготованная для него будущим.

Он был полон самых дурных предчувствий, когда, получив известие о смерти отца, вернулся в Лондон.

Старик всегда казался вечным, как сама королева.

Виктор никогда по-настоящему не задумывался, каким будет его положение, когда ему придется принять не только титул, но и многочисленные обязанности, возложенные на маркиза Куинбурна.

Когда королева вызвала его в Виндзорский дворец, она ясно дала понять, что ожидает от Виктора продолжения дела его отца.

Премьер-министр, маркиз Солсбери, выразился еще яснее.

— Как только вы наведете порядок в Куине, — заявил он в своей высокомерной манере, — у меня будет для вас очень много работы, которая надолго задержит вас в Лондоне.

Помолчав, он добавил:

— Боюсь, больше не будет тех путешествий в неизвестное, которые занимали вас последние годы.

Маркиз удивился. Он понятия не имел, что премьер-министр интересуется его путешествиями.

Время от времени Виктор оказывай услуги министерству иностранных дел, сообщая о проблемах в дальних уголках империи.

Обычно это были места, которые министр иностранных дед не имел никакого желания посещать лично.

Выйдя от премьер-министра, Виктор с ужасом подумало том, что произойдет, если он займет надлежащее ему положение.

Во-первых, он будет камергером в Букингемском дворце, во-вторых, главой судебной и исполнительной власти в графстве, а в-третьих, на него свалятся другие бесчисленные должности политической и гражданской важности.

Все эти обязанности просто свяжут его по рукам и ногам, а значит, свободе, которой он наслаждался последние шесть лет, придет конец.

В первый раз Виктор уехал за границу в двадцать два года.

Это случилось из-за того; что ему надоело слушать нравоучения отца, который считал, что все, что делает сын, либо не подобает его положению, либо слишком легкомысленно для его будущего титула.

Старик критиковал его друзей, его интересы и даже его способности к языкам.

Англичанину, утверждал отец, государственный он деятель или политик, совершенно незачем говорить ни на каких языках, кроме своего родного.

— Если эти чертовы иностранцы, — гремел он, — не понимают меня, то чем скорее они научатся это делать, тем лучше!

Такие суждения вовсе не забавляли Виктора, а, напротив, страшно раздражали, особенно когда он слышал эту фразу по несколько раз в день.

Поэтому он сбежал из Англии в Малайю, даже не сказав отцу, что уезжает.

Когда через полгода он вернулся, с ним обошлись как с нерадивым школьником, который прогулял уроки и того и гляди вылетит из школы.

Три месяца Виктор терпен попреки отца, а потом снова уехал, радуясь, что избавился от тирании.

Даже полная опасности жизнь среди диких племен, каннибалов и африканских воинов казалась несравнимо лучше педантичности и помпезности жизни в Куине.

Когда сын вернулся во второй раз, не только отец отчитывал его, но и прочие члены семьи.

Маркиз Куинбурн имел не только ненормально огромное число родственников Бурнов, но и был связан определенными узами со многими другими аристократическими фамилиями.

Виктор оказался «паршивой овцой»в семье, и его травила, как он говорил, стая голодных волков.

Мужчины велели ему оставить свои выходки и слушать отца.

Женщины были добрее, ведь Виктор так привлекателен и красив.

Они просто сказали, что единственный путь снискать расположение — это жениться и остепениться.

И его бабушка, тетки и кузины всерьез взялись за дело.

Они устраивали званые обеды, балы и приемы, на которых он неизменно оказывался в паре с какой-нибудь неуклюжей, довольно робкой девицей.

Потом Виктору сообщали, что девушка очень ему подходит и станет замечательной женой.

Надо ли удивляться, что он удрал за границу как можно быстрее.

В очередной приезд Виктора его разногласия с отцом зашли так далеко, что тот заявил: если сын не образумится, то может и вовсе не возвращаться.

По сути, за последующие годы Виктор только дважды заглядывал домой на несколько дней на Рождество и один раз петом.

Его непреодолимо влекла красота самого Куина — гораздо сильнее, чем люди, проживающие в поместье.

Там вечно были все те же споры, тот же порядок и те же упреки, которые снова гнали его прочь.

Наконец Виктор приехал домой, потому что умер его отец и он стал теперь — когда меньше всего этого ожидал — маркизом Куинбурном.

Прибыв перед самыми похоронами, Виктор обнаружил, что огромный дом набит родственниками.

Теперь они не отчитывали его, немного цинично подумал маркиз, они умоляли его и лебезили перед ним, потому что он стал главой семьи: «Дражайший Виктор, я знаю, вы поможете. Ваш отец всегда был так добр, я уверен, вы поможете мне, как помогал он…», «Я нуждаюсь в вашем совете…», «Уделите мне немного времени…», «Выслушайте меня, пожалуйста…»

Виктору казалось, что тысячи голосов отдаются эхом в его ушах, забивая его голову мелкими семейными и финансовыми проблемами.

Они были совсем не похожи на трудности, с которыми он сталкивался в своих путешествиях.

Большее их число удалось легко разрешить с помощью секретаря, которого его отец нанял десять лет назад и который намного больше Виктора знал не только о поместье, но и обо всем семействе Бурнов.

Когда тягостная процедура похорон осталась позади, Виктор уехал из Куина в Лондон и поселился в доме Бурнов на Парк-лейн.

Он прекрасно понимал, что не только семья смотрит на него как на рог изобилия.

Королева, премьер-министр, министр иностранных дел и неизбежно большое количество его друзей в Уайт-клубе смотрели на нового маркиза точно так же.

Их слишком много, цинично думал Виктор, и слишком это все унизительно.

То, что люди заискивают перед ним лишь потому, что он богат и влиятелен, было ему неприятно вдвойне по сравнению с той жизнью, которую Виктор вел за границей.

Там человека уважали за его личные качества, а наличие собственности имело второстепенное значение.

В конце концов, когда Виктор распечатал одно за другим письма от государственных деятелей, начиная с премьер-министра, и все прочие, требующие его внимания, он не выдержал и сбежал.

Маркиз так часто делал это раньше, что это не представляло для него никаких проблем.

Он уехал из Лондона, только своему секретарю сообщив, куда едет.

Виктор сделал остановку в Париже, чтобы захватить Жанну Бове, и с ней отправился на виллу своего отца близ Эзе, где собирался спокойно подумать о будущем.

В одном он был абсолютно тверд: он ни за что не женится.

Еще до отъезда из Англии Виктор получил письмо от своей тетушки, герцогини Уэйбриджской.

Я очень хочу, чтобы ты пообедай со мной в среду. Хочу познакомить тебя с очаровательной девушкой, дочерью герцога Халльского. Она бы замечательно тебе подошла и стана бы идеальной хозяйкой Куина. Она очень мило говорит по-французски и по-итальянски, и при твоем интересе к языкам ты, безусловно, найдешь с ней много общего.

Дочитав письмо, маркиз откинул голову и засмеялся.

Интересно, что скажет герцогиня, если он сообщит ей, что женится только на девушке, знающей японский, русский и африкаанс?

Нет, сказал он себе, это было бы жестоко.

Но еще более жестоко пробудить в девушке надежды, соглашаясь встретиться с ней за обедом, потому что это только поощрит ее смотреть на Виктора как на своего будущего мужа.

Ощущение, что на него давят, что его преследуют и чуть ли не силой принуждают жениться, так ужаснуло новоявленного маркиза, что он бросился искать Жанну, как будто она могла защитить его.

К счастью для Виктора, никто в тот момент не занимал исключительного положения в ее жизни.

Поскольку в прошлом они не раз очень весело проводили время, Жанна охотно приняла приглашение маркиза поехать с ним на Лазурный берег.

Виктору ив голову не пришло, что она будет изнывать от тоски без казино.

Или что ей захочется покрасоваться в богатом обществе, которое всегда наполняет Монте-Карло в это время года, делая его самым очаровательным и дорогим местом для отдыха в Европе.

Увы, маркиз не учел, что он в трауре по отцу.

Его сочли бы крайне бессердечным, если бы он стал принимать приглашения на званые обеды и прочие светские рауты в ближайшие два-три месяца.

Несомненно, на него устремилось бы немало недоуменных взглядов, появись он в чьей-нибудь частной гостиной под ручку с очаровательной французской кокоткой.

Маркиз вдруг осознал, что Жанна безумно скучает, если он не занимается с ней любовью.

И это еще не все. С нежданной горечью Виктор обнаружил то, чего не замечал раньше: красавица мало что могла сказать, помимо остроумных замечаний, которые неизбежно касались l'amor , или комплиментов ему за его опыт в том же вопросе.

— Я ошибся, — Сказал себе маркиз.

Он заверил Жанну, что нисколько не обидится, если она оставит его и уедет в Монте-Карло, где, он не сомневался, ей и дня не придется скучать в одиночестве.

Теперь Виктор остался один и снова спрашивал себя, что делать.

Долг требовал, чтобы он вернулся в Англию.

Он должен принять на себя обязанности, которые ждут его, и постараться сделать их такими же интересными, как поиски давно забытого храма посреди джунглей.

Виктор много лет провел в исследованиях, он был первым белым человеком, поднявшимся по не отмеченной на карте реке, он открыл племя, прежде неизвестное другим исследователям.

Он так часто бывал на волосок от смерти, что сама мысль о том, чтобы «остепениться», ужасала его.

И сейчас его преследовало неприятное чувство, что люди никогда больше не будут говорить с ним нормально.

Они всегда будут перенимать тот почтительный тон, который внушал его отец не только из-за титула, но и потому, что понимал свою собственную важность.

— Я хочу быть самим собой, — сказал маркиз солнечным бликам, вспыхивающим на море.

И будто еще чей-то голос добавил:

— А еще хочу, чтобы любили меня самого, а не мое богатство.

В его жизни было много женщин, в основном подобных Жанне, потому что им можно заплатить и оставить без слез и упреков.

Были и иноземки, которые находили Виктора неотразимо привлекательным, но они были для него просто случайным капризом, и, расставшись с ними, маркиз больше о них не вспоминал.

По никогда и речи не шло о его знакомстве с женщиной, которую Виктор хотел бы постоянно видеть в своей жизни и которая не ограничивала бы его в путешествиях — часто лишенных удобств, изнурительных и опасных.

— Что же мне делать? — вопросил маркиз дивный пейзаж, как будто само море могло дать ответ, или чайки, мелькающие над головой, могли подсказать верное решение.

Внизу стояла в гавани яхта его отца, которой тот пользовался всего по несколько недель в году, но которая всегда была готова к отплытию просто на случай, если ему захочется покататься.

«Вот как живут богачи!»— с улыбкой подумал маркиз.

Он вспомнил, как часто бывал без денег, потому что отец перестал выплачивать ему содержание.

А это значило, что он был вынужден снимать самые дешевые комнаты, часто кишащие паразитами, и плавать на старых развалинах, грозящих вот-вот утонуть.

Однажды в пустыне Виктору пришлось делить палатку с очень грязным арабом.

Теперь у него было шесть собственных домов, несколько больших конюшен, и перед отъездом из Англии он подумывал; а не купить ли легковой автомобиль?

— Как я смею жаловаться на судьбу? — вслух спросил маркиз.

Он представил себе Куин и все, что с ним связано, премьер-министра и королеву в образе больших пауков, готовых поймать его в свою паутину.

Потом взглянул на горизонт, туда, где море встречается с небом, и понял, чего он хочет.

Оставался вопрос, какой выбрать маршрут.

Но в данный момент, насмешливо подумал маркиз, лучший способ найти ответ — это подбросить монету, и пусть она решит за него.

— Поехать мне на север или на юг? — спросил он Парок.

Вот так же Виктор спрашивал их, когда терялся в лесу или в пустыне и знал, что, прими он неверное решение — и его кости останутся гнить в этих гиблых краях.

Вдохновленный идеей, маркиз уже полез в карман за монетой, и тут сзади до него донесся почтительный голос:

— Прошу прощения, милорд, но вас хотят видеть.

— Кто? — спросил маркиз.

У него в голове мелькнуло, что кто-то из друзей или знакомых узнал, что он на вилле, и приехал из Монте-Карло навестить его.

— Мсье Киркпатрик, милорд.

Маркиз нахмурился.

Он не помнил никого с такой фамилией, но, чуть поколебавшись, велел, скорее из любопытства, впустить его.

Когда слуга ушел, маркиз запоздало подумал, что, пожалуй, не стоило принимать незнакомцев.

Если этот человек пришел за милостыней и маркиз даст ему денег, сюда тут же повалят толпы других, взывающих к его великодушию.

Маркиз вовсе не собирался оставаться здесь надолго или ввязываться в местные дела, которые его не слишком интересовали.

Но прежде чем он успел додумать эти мысли, незнакомец вошел в открытую дверь на веранду.

Медленно встав со ступа, маркиз увидел, что гость не один: его сопровождала молодая женщина.

Гость протянул руку:

— Очень любезно с вашей стороны принять меня, милорд. Я пришел потому, что хочу рассказать вам нечто очень важное, что наверняка заинтригует вас и не оставит равнодушным.

Маркиз удивился, но так как он привык общаться с людьми всех социальных слоев и национальностей, то внимательно оглядел своего гостя, пытаясь, как истинный исследователь, оценить его происхождение.

Высокий, очень стройный, приятной наружности, явно образованный и, безусловно, джентльмен.

В то же время маркиз со свойственной ему проницательностью догадался, что его гость — искатель приключений.

Маркиз и сам не знал, как он это понял, вероятно, дело было в манерах человека, или в легкой эксцентричности его одежды, или в дерзости его взгляда.

В своих путешествиях Виктор часто встречал авантюристов, и еще до того, как гость снова заговорил, пришел к убеждению, что перед ним именно авантюрист.

— Меня зовут Майкл Киркпатрик, — отрекомендовался гость, — и позвольте представить вам мою дочь Сабру.

Только сейчас маркиз обратил внимание, что девушка последовала за Киркпатриком на веранду.

Невысокого роста, стройная, она была в простой широкополой шляпе, украшенной зеленой лентой.

Ее лицо под шляпой оставалось в тени, вдобавок девушка носила темные очки, из-за которых казалась безликой, немодной и вообще не вызывала интереса.

Маркиз взглянул на девушку и снова повернулся к ее отцу.

Не дожидаясь приглашения, Майкл Киркпатрик удобно расположился в одном из кресел и явно рассчитывал на угощение.

— Выпьете что-нибудь? — машинально спросил маркиз.

— С превеликим удовольствием! Мы поднимались к вам пешком от самой долины, а в это время дня, оказывается, очень жарко.

Он не сказал ничего особенного, но рассмешил маркиза своей неподражаемо комичной интонацией.

Слуга ждал в дверях, и маркиз, словно подчиняясь желанию Киркпатрика, приказал:

— Бутылку шампанского.

— Вы очень добры, милорд! — с улыбкой воскликнул Майкл Киркпатрик.

Было в нем что-то простодушное и одновременно пленительное, что еще более укрепляло уверенность маркиза: этот человек — авантюрист.

Он явно шел пешком до виллы — довольно приличное расстояние по горной дороге, — потому что не мог позволить себе нанять экипаж.

— Так что вы хотите рассказать? — напомнил маркиз.

— Я слышал о вас во многих уголках мира… — начал Майкл Киркпатрик.

Маркиз поднял брови.

— Вижу, вы мне не верите, но мы были в Сингапуре сразу после вашего отъезда, а в прошлом году нам рассказывали о вас в Шепардз-отеле в Каире.

Маркиз засмеялся:

— Надеюсь, то, что там говорили, было лестным!

— Еще каким лестным!

Маркиз собирался задать дальнейшие вопросы, но тут вернулся слуга с шампанским, которое он явно держал наготове.

Открыв шампанское, слуга наполнил бокалы и обошел с ними присутствующих.

После чего удалился, оставив бутылку в ведерке.

Майкл Киркпатрик поднял бокал:

— Ваше здоровье, милорд!

— Благодарю.

Маркиз заметил, что Сабра — кстати, какое необычное у нее имя — только пригубила шампанское и отставила бокал.

Потом она устремила взгляд на горизонт, и казалось, даже не слушала, что тут говорится.

Маркизу это показалось странным.

Его заинтриговала эта необычная девушка, которая явно не интересовалась им как мужчиной.

— — Как вы смотрите, милорд, на то, — начал Майкл Киркпатрик, смакуя шампанское, — чтобы отыскать сокровища, которые не только прославят ваше имя, но и произведут фурор среди историков?

— Вряд ли я смогу ответить вам, — довольно холодно проговорил маркиз, — пока вы не объясните, что это за сокровища и где, по-вашему, их можно найти.

Да, мысленно заметил маркиз, он был совершенно прав, думая, что Киркпатрик — авантюрист.

И все же чем-то ему нравился этот человек.

В отличие от большинства авантюристов Майкл Киркпатрик был хорошо воспитан и в то же время обладал тем магнетическим обаянием, благодаря которому люди и принимают авантюристов благосклонно.

Искатели приключений подобны игрокам, которые ставят на карту последнее пенни.

За тем лишь исключением, что авантюристы играют людьми, используя их странным образом и для странных целей, как давно обнаружил маркиз.

При этом они обычно не просят денег, которые могли бы положить в свой карман, а хотят, чтобы финансировался некий их проект, некий план.

Несколько авантюристов прибивались к маркизу, прося лишь о крыше над головой и какой-нибудь еде, чтобы не умереть с голоду.

Маркизу пришло в голову, что Киркпатрик один из таких, но в то же самое время совсем не похож ни на кого из тех, с кем он имел дело в прошлом.

— Мне стало известно, — поведал Майкл Киркпатрик, — что в стране, которую мы называем Тунис, у чрезвычайно богатого римского полководца однажды похитили не только его деньги, но и драгоценности его жены.

Маркиз мысленно улыбнулся: в высшей степени невероятная история и наверняка Киркпатрик выдумал ее.

— Украв у полководца то, что он отобрал у несчастного народа, которым правил, — продолжил свой рассказ Майкл Киркпатрик, — грабители закопали сокровища недалеко от амфитеатра в Эль-Дьеме под придорожным храмом, который сейчас лежит в руинах.

Он немного помолчал, проверяя, слушает ли маркиз, отпил еще шампанского и продолжил:

— Двух воров схватили, но даже под пытками они не признались, где спрятали сокровища.

Киркпатрик снова помолчал.

— Вскоре их казнили, но дальнейших расследований не было: римское правление в Северной Африке рухнуло, и о пропавших сокровищах забыли.

— Как вы все это узнали? — поинтересовался маркиз.

— Один человек рассказал. По его словам, жители той части Туниса открыто говорят об этом и эта история передается из поколения в поколение.

— И вы действительно верите, что в наши дни, столько столетий спустя, сокровища еще лежат там и ждут нас? — саркастически спросил маркиз.

Майкл Киркпатрик с минуту молчал.

Потом сказал:

— Я знаю, что вы сейчас чувствуете, милорд. Я чувствовал бы то же самое, если бы услышал подобную небылицу от субъекта вроде меня!

Маркиз засмеялся.

Этот авантюрист явно обезоруживал его, и маркизу нравилось, как поблескивали глаза гостя, когда он говорил такие неожиданные вещи.

— Я бы тоже сомневался, — продолжал Майкл Киркпатрик, — если бы мне не довелось купить вот это.

С этими словами он сунул руку в карман, вытащил оттуда золотую монету и протянул маркизу.

Маркиз, знаток монет, сразу узнал ее.

Такие монеты чеканились римлянами в Тунисе и имели хождение на всей завоеванной ими территории Северной Африки.

Монета была в отличном состоянии, и маркиз не сомневался, что и Британский музей, и крупные антиквары в Риме охотно купили бы ее, будь у них такая возможность.

— Человек, продавший мне монету, — объяснил Майкл Киркпатрик, — был выслан из Туниса около месяца назад за кражу и осквернение собственности, которую власти считают неприкосновенной.

— Вы хотите сказать — он нашел эти сокровища?

— Он думает, что нашел место, где они спрятаны, но успел выкопать только эту монету и еще несколько таких же.

Киркпатрик на мгновение заколебался, но, убедившись, что маркиз внимательно слушает, продолжил:

— К несчастью, он безрассудно ограбил ныне здравствующую жертву, был пойман, доставлен в Тунис, признан виновным и два года отсидел в тюрьме, прежде чем его выдворили из страны, и то лишь потому, что он — англичанин.

— Значит, он никогда не сможет вернуться туда, — заметил маркиз. — Если он снова появится в Тунисе, ему грозит пожизненное заключение, а то и казнь. Там не выносят воров подобного сорта!

Майкл Киркпатрик засмеялся.

— Его потеря могла бы стать нашей прибылью. За сравнительно небольшую сумму, поскольку очень нуждается в деньгах, он готов подробно объяснить, где находятся сокровища, и даже начертить план.

— К несчастью, — продолжил Киркпатрик, понизив голос, — финансы не позволяют мне в одиночку снарядить экспедицию. К тому же у меня недостаточно веса в отношениях с властями. Мне нужен партнер, а ваша репутация исследователя, милорд, как я уже сказал, ценится очень высоко.

— Вы мне льстите, — сухо сказал маркиз.

Но рассказ Киркпатрика захватил его.

А ведь это возможно, мелькнуло у него в голове. Даже очень возможно!

Хотя гораздо вероятнее, что тот неудачливый вор, завладев несколькими римскими монетами, просто выдумал большую часть истории о погребенных сокровищах, чтобы получить побольше денег.

Маркиз посмотрел на золотой кружок в своей руке. Он точно знал, что монета подлинная, но ему показалось странным, что она в таком хорошем состоянии.

Любая монета, которая столько веков блуждала по свету, переходя из рук в руки, несомненно, стерлась бы и чеканка утратила бы свою четкость.

После долгой паузы маркиз спросил:

— Вы действительно думаете, что этому человеку можно доверять?

Майкл Киркпатрик очень выразительно развел руками:

— Разве можно доверять кому-нибудь больше, чем вы доверяете мне? Этот человек кажется искренним, и я бы привел его к вам, но, если он узнает о вашем интересе, цена, несомненно, подскочит!

Маркиз снова посмотрен на монету.

Всякий раз, когда он держан в руках старинную и дорогую вещь, маркизу казалось, будто он ощущает некие вибрации, исходящие из нее, какие-то необъяснимые токи.

Но это происходило только тогда, когда вещь была подлинной.

Маркиз и сейчас чувствовал эти токи и почти усомнился в собственном инстинкте.

— А что думает ваша дочь? — спросил он больше для того, чтобы выиграть время, нежели потому, что его заинтересовала эта девушка, которая не обращала никакого внимания ни на него, ни на своего отца.

В первую минуту Сабра даже не шевельнулась. Потом она медленно повернула голову к маркизу.

За темными очками да еще и под тенью шляпы невозможно было разглядеть выражение ее лица.

Наконец она сказала медленно и ясно-мягким, мелодичным голосом:

— Если вы благоразумны, милорд, вы не будете иметь с этим ничего общего!