Звёзды с корицей и перцем

Глава 1

— Девочки, смотрите, сторриане!

Леля повернула голову. Посреди главной аллеи Верхнего сада бил простенький фонтан на два рожка, а по ту сторону фонтана под цветущими липами кучкой стояли студенты Гристадского объединённого университета страль-технологий. Рослые, ладные, сразу видно: старшекурсники.

Вихрастые головы, воротники нараспашку и закатанные рукава форменных курток только добавляли им лихости. Наверное, такими разгорячёнными и бесшабашными бывают герои, только что вырвавшие победу в трудном бою.

Они и были героями. Без этих парней Большие Врата сегодня разлетелись бы в пыль, обрушив горный склон, на котором стояли, и превратив Биен в груду камней.

Сторриане болтали и смеялись. Один из них бросил взгляд в сторону фонтана — и Леля приросла к месту. Всё так же искрились струи воды, падая в оббитую по краям известняковую чашу, звенели в ветвях птичьи голоса, из-за деревьев долетали звуки духового оркестра. Ветерок играл листвой, и кружево теней дрожало над старыми чугунными скамейками, где, как воробьи на гребне крыши, стайками теснилась молодёжь. Краснели плоды на кустах шиповника, в воздухе кружили золотые стрекозы. Детвора с криками носилась по дорожкам сада, и разноцветная каменная крошка хрустела под подошвами маленьких сандаликов. Но Леля ничего этого не слышала и не замечала. Казалось, между ней и сторрианином, глаза в глаза, проскользнул солнечный лучик, связав их незримо и прочно, как страль-поток связывал Сторру и Смайю.

Самое смешное, что она даже не рассмотрела его толком. Русоволос и довольно высок — вот, пожалуй, и всё.

— Лелька, ты что, влюбилась? — прозвучало над ухом.

Её стали тормошить, и Леля вынырнула из своего сна наяву, невольно разорвав зрительный контакт.

Раздался новый вскрик:

— Ой, девочки, они идут сюда!

Сторриане и правда направлялись к ним. Всей гурьбой, пересмеиваясь и подначивая друг друга.

Ясно синели небеса, знойный день пах мёдом и мечтами. Подруги жались в кружок, трогали косички, оправляли ситцевые платьица и, хихикая, в волнении переступали стройными загорелыми ногами в белых носочках и туфельках с ремешками через подъём.

Леля снова поймала взгляд «своего» сторрианина, и у неё стеснило грудь от предчувствия чего-то важного, нет — главного в жизни.

— Привет, девчонки! Куда это вы, такие красивые, и без нас? — произнёс нахальный голос с характерным жёстким выговором.

Перед Лелей, загородив собой других, остановился плечистый парень. Глаза у него были синее полевых васильков, на лоб картинно падали смоляные завитки, а такие лица с утончённо-мужественными чертами она видела только в кино. Парень прищёлкнул языком:

— Вот это косы!

Леле достались удивительные волосы: цвета спелой пшеницы, с янтарно-золотыми и светло-льняными струями, волнистые, густые, едва не до колен, и своевольные — сколько ни подбирай, как ни стягивай, всё рассыпались. Леля делила их на две косы; одна получалась слишком тяжёлой, и заплетать её было трудно.

Синеглазый сгрёб в горсти обе косы, восхищённо покачал на ладонях, перебирая пальцами пушистые концы.

— Эй, Ферди, лапы придержи!

Нахала оттеснил другой студент. Ниже ростом, не такой красивый: нос крупнее, скулы шире. Но — тот самый. И глаза совсем обыкновенные, серые с голубым. Те самые.

— Привет. Я Рик.

— Леля.

Ей и в голову не пришло назваться полным именем. Для всех она была просто Лелей — дома, на улице, в школе, а теперь и в училище.

Она сама вложила руку в жёсткие горячие ладони сторрианина и загляделась: вовсе не обыкновенные у него глаза — будто огни в вечерней дымке. Лицо… Хорошее лицо, лучше не надо!

Рик улыбнулся:

— Какое у тебя имя.

— Какое? — спросила она.

— Круглое. Сладкое. Как леденец. Или карамелька. Ле-ля, — произнёс он по слогам, растягивая гласные и будто перекатывая их на языке.

— Не люблю сладкое, — сказала Леля, сердясь на Рика, а больше на себя. За пунцовые щёки, за руку в его руке, за мурашки, бегущие по плечам, и за то, что она не хочет, чтобы это кончалось.

— А что любишь? — спросил он.

— Пирожки.

Сначала они шагали скопом, парни в серых куртках и девушки в цветастых платьях, и так удивительно совпало, что для каждой нашёлся кавалер. Леля с Риком шли вместе со всеми. Вот только что шли — и вдруг отстали. Она видела, как удаляются спины, серые и цветастые, и синеглазый Ферди что-то говорит на ухо рыжей красавице Астрид…

— И где тут у вас пирожки? — спросил Рик.

— На Гульбище, — ответила Леля.

Так жители Биена прозвали обширную площадку над кручей, с которой открывался вид на долину, лежащую в морщинистых ладонях старых низкорослых гор. Внизу блестел ручей, на изумрудных холмах клубились облачка овечьих стад. Выйдя из тени садовых аллей, горожане и приезжие замирали в восторге перед этой картиной. А едва отводили взгляд, Гульбище затягивало их в водоворот немудрёных соблазнов. Свежий ветерок с покатых вершин резвился среди аттракционов, палаток и лотков с сувенирами, напитками, сладостями, мороженым и выпечкой, разнося по округе аппетитные запахи.

Румяные пирожки с телятиной были обёрнуты в плотную серую бумагу, но Леля с Риком всё равно перемазались жиром и соком. У Рика нашёлся носовой платок — белый, из тонкого льна, с вышитой монограммой «Р». Леле было жаль пачкать такую красоту, и Рик сам бережно промокнул ей губы и подбородок.

Его дымчатые глаза стали ярче и темнее. У Лели пылали щёки — должно быть, от солнца. Мама говорила, румянец ей к лицу: кожа становится нежно-розовой и даже при сильном волнении алеет не резко, а приятно, придавая облику живости.

Было людно. Казалось, весь Биен высыпал на воздух праздновать избавление от угрозы. Пока Рик вытирал Леле пальцы, один за другим, медленно и тщательно, она заметила соседского паренька Нильса Карпета. Он ел мороженое, пристроившись у двух тантамаресок — фотостендов с прорезями для лиц. Напротив стояла камера в деревянном корпусе на треноге, рядом сидел на корточках унылый фотограф. Обычно он зарабатывал съёмкой приезжих. Но сейчас чужакам было не до местной экзотики. Все ждали команды к отбытию. Нильс Карпет смотрел на Лелю исподлобья, и мороженое сливочными струйками текло по его руке.

Рику тоже захотелось мороженого. В Гристаде сейчас стояла глубокая осень, и в своём плотном шерстяном сукне Лелин кавалер изнывал от жары.

Сторра вообще была холоднее Смайи. Из-за этого, наверное, и родилась поговорка: «У сторов холодная кровь».

В десяти шагах от тележки с пломбиром и эскимо пристроилась бочка, из которой в толстые кружки разливали яблочный сидр.

— Возьмём?

Леля помотала головой.

— Почему?

— Не хочу!

Рик прищурился:

— Тебе шестнадцать-то есть?

Она отчаянно зарделась, но ответила с вызовом:

— Мне семнадцать! Некоторые и восемнадцать дают. А тебе сколько?

— Девятнадцать… Было месяц назад.

Леля постаралась придать себе серьёзный, взрослый вид.

— Я в училище учусь, — произнесла она веско. — На курсе страль-технологий.

И наконец спросила, о чём хотела. О сбое Врат и как его устраняли — объяснив:

— От нас взяли только третьекурсников. Одних мальчишек.

— И правильно сделали. Чтобы остановить хаотический распад страль-структуры, нужна физическая сила. У меня и то жилы трещали.

Рик окинул Лелю взглядом, будто говоря: тебе-то куда?

— Для вхождения в страль-резонанс нужны сила, воля, дисциплина и высокий потенциал когеренции, — отчеканила она. Строго по учебнику.

— И какой у тебя потенциал?

— Семь с половиной по Ясперу!

— Ого, — уважительно протянул Рик. — У меня сейчас семь и восемь. Ты на каком курсе, на втором?

Тут Леле захотелось провалиться сквозь землю.

— На первом. Только поступила…

Рик расхохотался:

— Значит, пятнадцать!

— Ну и что, что пятнадцать? — обиделась Леля. — Скажешь, маленькая ещё?

— Да нет, не маленькая. Очень даже... взрослая.

Рик медленно скользнул по ней взглядом — от лица вниз и обратно.

Так на неё ещё никто не смотрел. Казалось, она плывёт в полуденном мареве, как во сне, и вокруг ни души — только они двое.

— Янка! Иди сюда, паршивец! — прокричал совсем рядом визгливый женский голос.

Тёплая дымка волшебства, окутавшая Лелю и Рика, дрогнула, но не исчезла, а как будто свилась в струйку, нырнула в рукав серой куртки и притаилось там, выжидая удобного момента — такое у Лели было чувство.

Рик неловко улыбнулся.

— Я в пятнадцать до семёрки не дотягивал, — возобновил он разговор. — Тебе с таким потенциалом в Сётстад надо, а не в этот ваш…

Он не стал договаривать, кивком указав на уступ справа, где темнел угловатый короб Биенского уездного среднего профессионального училища. Несколько лет назад столичная академия открыла при нём филиал и набрала экспериментальный страль-курс. В окрестностях Врат людей со страль-способностями всегда рождалось больше, чем в других частях Смайи, но мало кто из биенцев отваживался попытать счастья в дорогом и шумном Сётстаде.

Так было раньше. Теперь лучшим выпускникам филиала обещали стипендию в головной академии, и Леля не собиралась упускать свой шанс.

— Чем думаешь заняться потом? — спросил Рик.

— Вратами, — выдохнула она. — Я хочу работать со Вратами!

Рик задумался.

— А что? Стоит попробовать. Три года тут, четыре там. Подкачаешь потенциал, к выпуску будет восьмёрка. С восьмёркой тебя даже на Мелоре примут.

Леле стало радостно от его одобрения. А Рик уже с увлечением рассказывал о профессоре, который привёл их группу на Смайю. Надо же, сам Готлиб Кизен! Участвовал в эксперименте мелоран на Клетте, пробудил Врата Дирана, прекратил землетрясения на Шакме, подчинив себе сейсмическую установкударителей; его учебник «Биофизические основы страль-резонанса» стоял у Лели на полке над письменным столом. «Прагма есть вещество, знающее о своём предназначении, и задача страль-оператора — помочь ей это предназначение реализовать». Простое определение Кизена описывало страль-процесс лучше, чем все многословные формулировки из классических трудов. Повезло же Рику — учиться у такого человека!

Профессор объяснил сбой биенских Больших Врат длительной перегрузкой, из-за которой базовая страль-структура потеряла устойчивость. Хватило сильной вспышки на солнце, чтобы потоки заряженных частиц запустили реакцию расщепления. Врата превратились в бомбу, готовую сдетонировать в любой момент.

Вызвать помощь из Сётстада было нельзя — активация Малых Врат привела бы к всплеску энергии в Больших. Потребовались усилия всех наличных страль-техников, чтобы прекратить распад и добиться стабильного резонанса.

Счастье, что Кизен и его студенты-четверокурсники оказались в Биене именно сейчас. Короткая остановка на пути из Сётстада обратно на Сторру…

Профессора интересовали руины сётстадских Гигантских Врат. Он разработал новый метод возбуждения страль-структуры, теоретически способный возвращать к жизни мёртвые прагматы, и хотел испытать его в Сётстаде. Объединив усилия, Кизен и его студенты, пытались добиться отклика от прагмы Врат. Сделать то, что оказалось не по плечу даже мелоранам.

И у них получилось!

— Нам удалось возбудить слабое страль-поле и достичь когеренции… Всего на несколько секунд, но Врата живы, мы все это почувствовали! И это не пассивный портал, как у вас в Биене, а полноценные мультиактивные врата. Если удастся их восстановить…когдаудастся… вы сможете ходить не только на Сторру, но и на Мелор, и на Кезу, да хоть на Ранд. Конечно, это будет нескоро. Лет через десять или пятнадцать. Суть метода в том, чтобы создать фантом универсальной базовой структуры и заставить прагму принять его…

Рик сыпал терминами, жонглировал идеями, рассуждал о перспективах. Леля и половины не понимала, но голова у неё кружилась от восторга. Ей нравилось слушать Рика, нравилось смотреть, как он улыбался, как горят его глаза, как рука с широкой кистью и узким запястьем взлетает пригладить взъерошенные ветром волосы, а потом азартно рубит воздух…

Большие Врата виднелись совсем недалеко — на пологом склоне слева. Нынче ночью они сияли страшным бело-голубым светом, а сейчас мирно посверкивали на солнце округлой портальной рамой — как было всегда, сколько Леля себя помнила. Малые Врата венчали собой один из холмов в долине. Там как раз зажглись зелёные огоньки — это спешно возвращались из Сётстада жившие и работавшие там сторриане. До вечера всех их отправят домой, и Большие Врата погрузятся в целительный сон.

Профессор Кизен уверен, что простой займёт года два, самое большее три. За это время прагма полностью регенерирует, связи страль-структур окончательно восстановятся и окрепнут, резонанс обретёт здоровую частоту. И сообщение между Смайей и Сторрой откроется вновь.

Насмотревшись на Врата, Леля с Риком взялись за руки и пошли гулять вдоль обрыва.

Но скоро наткнулись на Нильса Карпета с парой приятелей. На лицах троицы застыло одинаковое выражение угрюмой решимости; штаны мели пыльный щебень Гульбища, руки были засунуты в карманы, кепки надвинуты на брови.

В свои шестнадцать Нильс выглядел совсем мальчишкой, голос у него ещё ломался. Но напустив на себя грозный вид, юный Карпет выступил вперёд и потребовал от Рика «отвалить», потому что:

— Наши девчата с пришлыми не ходят!

Леля задохнулась от возмущения и стыда:

— Я сама решаю, с кем мне ходить!

Нильс сплюнул Рику под ноги.

— Что, стор, трусишь? За девчонку прячешься?

Приобняв Лелю за плечи, Рик немного подвинул её в сторону и смерил задиру взглядом. Он был старше, выше, сильнее, но один против троих.

Нильс набычился:

— Пошли потолкуем, как мужчины.

Леля вцепилась в запястье Рика, прошипев сквозь зубы: «Не пущу!» Сторрианин погладил её по руке и снисходительно улыбнулся сопернику.

— Мужчины не портят настроение прекрасной даме грязным мордобоем. Мужчины совершают подвиги в её честь, — он кивнул на аттракцион «Рыбак и рыбка». — Три попытки — три рыбки. Я сам за себя, вас трое, один ловит, двое на раскачке. Идёт?

— Но так нечестно, — неуверенно подал голос конопатый Одд, приятель Карпета.

— Честно, — усмехнулся Рик. — У меня руки длиннее. Если победишь, — пообещал он Нильсу, — врежешь мне вон той колотушкой, — кивок на шест с крюком в руках смотрителя аттракциона. — Проиграешь, я — тебе.

Это была рисковая забава.

Чуть не у самого обрыва стоял столб с поперечиной наверху. Силуэтом он напоминал колодец-журавль или высокого тощего удильщика с длинной снастью, заброшенной над косогором. К удилищу была привязана деревянная рыбка, а со столба свисал канат с петлёй. Надо было вдеть в неё ногу, с разгона пролететь над пропастью и сорвать рыбку.

Молодые парни любили испытать себя, но далеко не каждому давалась в руки вёрткая на ветру игрушка. Поймать её дважды подряд было большой удачей. А уж трижды…

Но Рик сделал это.

Отсыпал мелочи в ладонь смотрителю. Не обращая внимания на насмешки противников, постоял, разглядывая столб, рыбку и покатый склон, частично поросший травой и кустами. Поднял голову к небу, подёргал канат.

Леля следила за ним, прикусив краешек косы. Удерживать мальчишек, если им взбрела блажь помериться удалью, напрасная затея. Пусть лучше катаются, чем дерутся.

Рик забросил ногу в петлю и побежал вокруг столба, заваливаясь боком на внешнюю сторону круга. Канат сильно натянулся, бег перешёл в длинные прыжки. Сторрианин взмыл над обрывом. На секунду завис на фоне неба, правой рукой отпустил канат и взял рыбку. Именно взял — без натуги, просто, как берут яблоко с подоконника. А в следующую секунду подошвы его ботинок шаркнули по щебню площадки.

— Ловок, — крякнул смотритель в седые усы.

Крюком пригнул конец удилища к земле. Его внук, пацанёнок в коротких штанишках на помочах, сноровисто привязал новую рыбку. В корзинке их было штук пять про запас, каждая со своей ниткой, намотанной на щепку.

Нильс подошёл вразвалку, на показ поплевал на руки, разбежался и у самого обрыва вскочил на петлю обеими ногами. Стоя он мог достать выше. Но канату не хватило размаха. Нильс сильно потянулся, пытаясь схватить рыбку, от толчка канат повело, нога в поношенном башмаке соскользнула — и Леля сжала руку сторрианина.

Она знала, как замирает сердце в полёте над пустотой. Девчонки тоже катались — петля была достаточно велика, чтобы служить верёвочным сидением.

На её памяти никто ещё не сорвался. Но всё бывает впервые…

Смотритель тоже испугался и, когда Нильс спрыгнул на землю, держа рыбку в побелевшем кулаке, отвесил ему затрещину.

— Катайся, как положено, а то больше не пущу!

Может, это и сбило Нильсу настрой. Со второй попытки он всё сделал правильно, и разгон взял хороший, и рыбка словно поджидала его — как он промахнулся?

— Не повезло, — объявил, независимо передёрнув плечами, и бросил на Рика такой взгляд, что Леле стало страшно.

Сторрианин улыбнулся ей:

— Не бойся. Я никогда не проигрываю.

И не обманул.

— Как заговорённый! — восхитился смотритель, принимая из рук гристадского студента сперва вторую рыбку, а затем и третью.

Нильс счёл меньшим унижением уступить последнюю попытку жилистому длиннорукому Одду, чем позволить приятелям раскрутить себя, как маленького. Одд справился. Но это уже не имело значения. Победа была за Риком.

— Повернись, — велел он Нильсу.

— Ты только того, не слишком, — проворчал смотритель, с сомнением передавая сторрианину свой шест.

— Повернись, — повторил Рик, и до Нильса наконец дошло, что его собираются отходить по мягкому месту, как мелкого шкодника, на глазах у половины Биена.

Он дёрнулся было к обидчику, но у приятелей хватило ума его удержать, и все трое поспешили убраться.

Рик покачал головой им вслед, как взрослый выходке неразумных детей, и вернул смотрителю шест. Тот вложил ему в ладонь последнюю рыбку.

— Держи на память. Заслужил. Бери-бери! Девчонке своей подаришь.

Леля не хотела, чтобы из-за неё дрались или устраивали глупые состязания, но сейчас зарумянилась от удовольствия и гордости. Сегодня она в самом деле девушка Рика, пусть всего на час или два, а он — её парень. Самый сильный, самый ловкий, самый умный и великодушный.

Рик нарушил счастливое течение её мыслей, спросив о Нильсе:

— Твой дружок?

— Сосед! И дурак. Думает, что Смайе будет лучше без Сторры и вообще без Врат.

— Отказчики! — фыркнул Рик. — И сюда добрались.

Отказчиками называли экстремистов, которые стремились разрушить Великую Цепь Врат, созданных загадочными дарителями, и прекратить контакты между планетами. А самые радикальные требовали отказаться от любых прагматов.

Леле не хотелось об этом говорить. Она повертела в руках рыбку, любуясь прожилками на жёлтой сосновой древесине, и поинтересовалась, где Рик научился так хорошо «рыбачить».

— У нас есть похожая игра, — сторрианин пожал плечами. — А в университете пришлось освоить более сложный вариант. Вместо рыбки мячик, он всё время движется, меняет траекторию, и за него соревнуются сразу трое… Развивает реакцию и концентрацию. Полезно для работы со страль-процессом.

— Ты, небось, чемпион академии? — поддразнила его Леля.

— Был в прошлом году. В этом скатился на третье место. Меньше тренировок, больше времени для научной работы. Я же собираюсь стать конструктором, а не спортсменом.

Леля и Рик ушли с прогретого людного Гульбища под сень деревьев, рассуждая на вечную тему — куда исчезли дарители. Как они могли погибнуть, сгинуть без следа, если были так могущественны? Или они просто выродились, и люди — это их потомки, забывшие былое величие? А может, создавая всё новые Врата, дарители забрались в такие чудесные дали, что возвращение потеряло для них смысл…

— Жаль, мы никогда этого не узнаем, — вздохнула Леля.

— Может, и узнаем.

Рик поднял голову, глядя в небо, полускрытое пологом ветвей, его лицо стало дерзким и вдохновенным, словно там, вдали, сквозь толщу атмосферы, сквозь глубины космоса, он видел нечто недоступное, грандиозное и прекрасное, словно мог рукой дотянуться до звёзд. У Лели затрепетало в груди.

Лёгкие тени на дорожках стали длиннее и глубже. Рик и Леля брели, не разбирая куда — лишь бы подальше от гуляющих, смеющихся, глазеющих биенцев. Выбирали безлюдные тропы, тихие, заросшие уголки, пока не вышли к обветшалой беседке на самом краю сада. Синяя краска на резных столбиках и ажурных решётках облупилась, купол крыши проржавел. Кругом теснились деревья, и сочную зелень листвы пронзали потоки лучей, наполняя воздух радостным светом.

— У тебя очень красивые косы, — сказал Рик, беря в руки правую косу Лели, благоговейно, как берут музейную реликвию. — Никогда таких не видел. У нас девушки кос не носят.

Зато носят остроносые туфли на каблучках, шёлковые чулки и изящные тёмные костюмы, а не бесформенные платья в незабудках, перехваченные в талии тряпичным пояском.

Зависть куснула Лелю за душу. И отпустила. Рик сейчас здесь, с ней — не с ними!

Коса в его пальцах рассыпалась, пушилась, и каждый волосок играл золотом. Рик приложил её к щеке, потом, осмелев, намотал себе на шею, будто шарф.

— А что, кроме кос, во мне ничего нет? — ревниво спросила Леля.

— Почему нет? Ты вся… удивительная.

Он опять смотрел на неё тем взглядом, от которого внутри замирало, и вздрагивало, и катилось мурашками по груди и ногам.

— Ты когда-нибудь целовалась?

— А что? — отозвалась Леля, не смея дышать.

— Ничего. Просто я подумал…

Его голос звучал всё тише, а глаза и губы становились всё ближе… И никуда не деться, даже если захочешь — они связаны косой. А Леля и не хотела! Сколько раз она воображала, каким будет её первый поцелуй, гадала, понравится ли ей и не противно ли это — прикосновение чужих губ.

Но в тот миг не стало ни страхов, ни сомнений. Мелькнуло только: «Вот сейчас…» И всё затопил тёплый ласковый свет. Леля едва понимала, что делает Рик, что делает она сама, не сознавала даже, как откликается на поцелуй. Ей казалось, что солнце, льющееся сквозь листву, водопадом хлынуло в неё и наполнило каждую клеточку, каждую частицу существа ослепительным счастьем.

Леля несла это счастье у сердца, пока они с Риком шли в сторону Врат.

Сад с его неухоженными зарослями и путаными тропами остался позади. Стёжка, вьющаяся по травянистому склону, вывела на дорогу, проложенную вдоль крутого горного откоса. В конце дороги было видно портальную раму высотой с дом. Чем ближе она становилась, тем сильнее на свет в Лелиной душе наползала туча, такая же серая, как форма студентов гристадского университета.

Однокурсники Рика были на месте — ждали команды войти во Врата.

Ещё чуть-чуть, и Сторра станет недосягаемой, как звёзды на небе.

Три года — это ужасно долго! Целая жизнь.

— Вот и всё, — к горлу Лели подступили слёзы. — Ты уйдёшь и забудешь меня.

— Я никогда тебя не забуду!

Рик достал из нагрудного кармана потрёпанный блокнот и огрызок химического карандаша.

— Пиши! Полное имя и адрес.

Потом, не читая, перелистнул страничку, написал своё, вырвал листок и вложил в руку Лели.

Оба слюнявили карандаш — это было, как ещё один поцелуй с холодновато-едким привкусом анилинового красителя.

— Рик, наша очередь! — закричали ему. — Давай живей!

Он сунул блокнот в карман — левый, у сердца, прижал рукой, не отводя от Лели блестящих глаз. В этот момент он показался ей безумно красивым.

— Я вернусь к тебе. Как только откроют Врата, — Рик взял в ладони её лицо, вгляделся так пристально, так отчаянно, словно хотел отпечатать у себя на сетчатке каждую чёрточку.

Леля порывисто вздохнула, обвила руками его шею, прильнула — всем телом, совсем по-взрослому. Сторриане одобрительно загудели.

Резкий голос крикнул, торопя Рика.

— Жди меня, Леля… Жди! — Он жадно прижался к её губам горячим ртом. И убежал догонять своих.

Она видела, как бравые парни в сером один за одним входили в клубящейся под рамой туман, как Рик оглянулся на ходу, махнул рукой. И исчез. Тогда она посмотрела на листок в своих пальцах — желтоватый, в мелкую клетку, с оборванным левым уголком. Прочла имя: «Рикард ди Ронн» и адрес в Гристаде. Не общежитие, не квартира — частный дом на Шаткамер-страда, 19.

Сизоватый, тускло мерцающий туман под рамой пропал. Погас в один миг, будто киноэкран по завершении сеанса; смежили веки зелёные огоньки наверху.

В вечереющем небе проступал неполный диск Сторры — словно круг сыра, объеденный мышами по левому краю. За рамой виднелась каменистая площадка и коричневато-серый склон горы с кривобоким деревцем, вцепившимся корнями в уступ.

— Я буду ждать тебя, Рик, — шёпотом сказала Леля, глядя на это деревце невидящими глазами. — Даже если ты не вернёшься. Я буду ждать тебя всю жизнь.