Звезды Сан-Сесильо

ГЛАВА 15

На следующее утро Лайза столкнулась с проблемой, что же ей делать в ближайшем будущем. На самом же деле проблемы никакой не было, потому что она думала об этом всю ночь. Она не могла уснуть, оказавшись в постели, несмотря на физическое утомление, и поняла, что это оттого, что ее ум и нервы так возбуждены, что нечего и пытаться уснуть.

Но с первыми золотистыми лучами утра она уже знала, что будет делать. Она должна немедленно увидеться с Хулио Фернандесом и спросить его, не позволит ли он без проволочек вернуться на виллу вместе с Жиа, так как иначе она не сможет более оставаться в Испании. Разумеется, нельзя больше оставаться в Мадриде и продолжать ветреную жизнь, которая, как считала мисс Трейси, дает ей желанную передышку. Это, конечно, так и было, но вести такую жизнь по-прежнему, даже если мисс Трейси так добра и великодушна, просто невозможно. Невозможно, во-первых потому, что она не может и дальше пользоваться добротой мисс Трейси, а во-вторых потому, что теперь, когда она знает, что обладает некоторой физической привлекательностью для доктора Фернандеса, чем скорее она скроется с его глаз, тем будет лучите. Но она обещала заботиться о его дочери, пока девочка не пойдет в школу, а это продлится до осени, которая уже не за горами. А потом — потом она уедет домой.

Лайза закусила губу и начала перебирать свой гардероб, чтобы упаковать некоторые вещи. Она была уверена, что после прошлой ночи доктор разрешит ей сразу же уехать вместе с Жиа, чтобы избежать опасных положений, встречаясь с нею в обществе, на приемах у своих друзей, которые, безусловно, сочтут несколько странным, если он еще раз повторит то, что сделал вчера вечером: исчезнет до окончания бала с гувернанткой своей маленькой дочери, по-видимому, в предвкушении удовольствия провести с ней время.

Кто поверит, что он отвез ее домой просто потому, что волновался за нее? И именно это волнение и стало причиной тех блаженных мгновений возле закрытой двери квартиры мисс Трейси, которых она никогда не забудет, потому что вряд ли в ее жизни будут еще такие счастливые мгновения!

В Лайзе не было тщеславия, и хотя Рикардо Эспинахо не устоял перед ее английской внешностью, а Питер проявлял все симптомы влюбленности, доктор Фернандес заметно отличался от этих двух молодых людей и просто не мог позволить себе влюбиться в гувернантку своей дочери!

Он поддался стремлению поцеловать привлекательную девушку, но ничего более серьезного ему и в голову не придет!

Лайза так уверила себя в этом, что почувствовала легкую тошноту, укладывая свои чемоданы.

Даже если ему что-нибудь придет в голову, есть еще донья Беатрис… Донья Беатрис, женщина той же породы, в планы которой входит выйти за него замуж! Совершенно очевидно, все их друзья думают на этот счет так же.

Следовательно, вдвойне важно сразу удалиться туда, где ее присутствие стало бы как можно более незаметным.

Войдя в комнату Лайзы, как всегда в своем купальном халате, тетушка Грайзел немало удивилась, увидев свою юную гостью на ногах в столь ранний час.

— Дорогая моя, да вы неутомимы! — заявила она. Затем взгляд ее упал на постепенно заполняющийся чемодан, но она не сделала по этому поводу ни малейшего замечания.

— Что произошло вчера ночью? — осведомилась она. — Хуанита сказала, что доктор Фернандес привез вас домой и вы выглядели очень усталой. Вечер оказался для вас слишком тяжелым?

— Нет, но во время танца у меня подвернулась нога, и доктор Фернандес был так любезен, что предложил отвезти меня сюда. — Она немного виновато взглянула на свою хозяйку. — Надеюсь, не было невежливым исчезнуть подобным образом? Вы ничего не имели против? Сеньора Эспинахо не обиделась? Доктор Фернандес обещал оставить ей записку и объяснить причину нашего ухода.

— Ну, никакой записки он не оставил, дорогая, но это неважно! Думаю, большинство гостей видели, как вы уходили, и донья Беатрис, разумеется, тоже!

Она помолчала.

— Рикардо, похоже, немного расстроился, когда вы ушли, и Питеру, думаю, это было неприятно, но доктор Фернандес не тот человек, чтобы принимать во внимание такие мелочи. Очевидно, он решил, что вам необходимо лечь в постель, вот и привез вас домой.

Снова пауза.

— Как сегодня ваше колено?

— Лучше. — Лайза взглянула на него так, словно о нем и забыла. — Намного лучше, спасибо.

— А почему вы так рано встали?

Неожиданно Лайза решила, что лучше все объяснить мисс Трейси.

— Мне показалось, что я должна вернуться на виллу. Мой отпуск и так был достаточно долгим. Правда, — почти извиняющимся голосом говорила она мисс Трейси, пока та проницательным взглядом смотрела на девушку, — я замечательно провела время! Вы были ко мне так невероятно добры, но я не могу больше испытывать ваше гостеприимство, и мне кажется, Мадрид — не то место, где мне следует оставаться…

— Это доктор Фернандес вчера ночью попросил вас вернуться на побережье?

— Нет, но я чувствую, что мне следует уехать. Видите ли, он настаивает па том, чтобы выплачивать мне жалованье, а я же не могу получать деньги за красивые глаза…

— Полагаю, что так, — прошептала мисс Трейси, пристально глядя на атласное покрывало и усаживаясь поудобнее на краю постели.

— Поэтому сегодня я решила повидаться с ним и спросить, могу ли я сейчас взять с собой Жиа. В конце концов, девочке вовсе не полезно жить в Мадриде в такую жару, ей необходим свежий морской воздух. И я хочу взять ее с собой!

Мисс Трейси поднялась, по-прежнему пристально глядя Лайзе в глаза.

— Вы хотите уехать из Мадрида, потому что будете чувствовать себя в большей безопасности, не сталкиваясь с вашим хозяином на приемах, как это произошло вчера вечером, не так ли? — очень ласково произнесла она.

Лайза молча кивнула, а мисс Трейси глубоко вздохнула.

— Бедное дитя! — воскликнула она. — Я надеялась, что вы, может быть, на время увлечетесь Питером или каким-нибудь другим молодым человеком, с которым я могла бы вас познакомить. Но кажется, я немного опоздала.

Лайза нервно проглотила комок в горле:

— Да, боюсь, вы немного опоздали!

— В таком случае, — произнесла старшая женщина, подойдя к окну и любуясь панорамой утреннего Мадрида, — я нахожу разумным ваше желание уехать. А как только вы сможете окончательно освободиться, я тоже вернусь домой, в Англию.

— Я освобожусь, — твердо ответила Лайза, словно давая торжественную клятву.

Мисс Трейси подошла к ней и погладила ее светлые волосы.

— Ничего, дитя мое, вы молоды и… — Она снова вздохнула и замкнулась в себе. — Вы знаете, где живет доктор? У него роскошная квартира в старом городском доме, но я думаю, что все время у него расписано. Не позвонить ли вам ему и убедиться, что он свободен? Его консультационный кабинет находится в другом месте, но секретарша могла бы сообщить вам, примет ли он вас.

— Нет, думаю, я поеду прямо к нему на квартиру, — сказала Лайза, сама не совсем отчетливо понимая, почему приняла такое решение. Она вовсе не горела любопытством увидеть квартиру доктора. — Сейчас еще рано, и, думаю, я почти наверняка застану его дома!

— И вы не позвоните?

— Нет, нет, я не буду звонить!

Странно, думала она позже, как одно только импульсивное решение может повлиять на всю будущую жизнь!

Если бы она позвонила секретарше Хулио или даже ему самому, она, вероятно, не налетела бы на донью Беатрис, пребывавшую в одиночестве в роскошно обставленной гостиной, окна которой выходили на одну из наиболее тенистых аллей Мадрида.

Донья Беатрис ходила по комнате и переставляла в вазах цветы. Хотя час был ранний, а лечь спать ей наверняка удалось лишь глубокой ночью, донья Беатрис выглядела вызывающе свежей и безукоризненной в нежно-сером шелковым костюме с легкой белой отделкой и в туфлях ручной работы на очень высоких каблуках, делающих ее элегантные ножки меньше и красивее, чем на самом деле.

— Доброе утро, мисс Уоринг! — приветствовала она Лайзу, когда слуга почтительно препроводил ее в гостиную. — Сейчас еще довольно рано для визита к вашему хозяину, не так ли? И между прочим, он очень занятой человек, о чем, вероятно, вы не догадывались, и в это время обычно никого не принимает!

Ее голос был холоден, как лед, а в руках она держала розу на длинном стебле. Во время разговора ее унизанные кольцами пальцы с темно-красными ногтями нарочито грациозно ласкали лепестки цветка.

— Простите, — ответила Лайза. — Я знала, что доктор Фернандес занятой человек, но мне просто необходимо увидеться спим!

— Это меня не слишком удивляет, — протянула донья Беатрис. Она открыто враждебно оглядела молоденькую англичанку в простеньком полотняном платьице. — Дорогая моя мисс Уоринг, может быть, вы этого и не осознаете, но вы почти неестественно простодушны. С самого начала мне стало ясно, что как гувернантка вы оставляете желать лучшего, но, хотя доктор Фернандес необыкновенно привлекательный мужчина, даже я не могла предположить, что вы станете угрозой его репутации! Мисс Уоринг! — Она приблизилась к девушке, продолжая ласкать розу. — Вчера вечером вы всех удивили, воспользовавшись неожиданной встречей, чтобы заставить его увезти вас с частной вечеринки в необычно ранний час, а так как он не вернулся обратно, можете себе представить, что подумали его друзья. И что подумала бы я, если бы не знала его немного лучше, чем вы. Лайза похолодела от унижения и запнулась.

— Боюсь, я не совсем понимаю, что вы имеете в виду.

— Не понимаете? — высокомерно посмотрела на нее донья Беатрис. — А по-моему, вы все прекрасно понимаете! Но позвольте мне сказать вам одну вещь. Мы с доктором Фернандесом очень скоро поженимся — все формальности уже улажены, — хотя мы еще не известили наших друзей. И мне не нравится, что молодая девушка вроде вас теряет из-за него голову! Вы здесь ни в чем не виноваты, как я уже сказала, доктор Фернандес очень привлекательный мужчина, а вы так молоды! Но я знаю, что уже в течение нескольких недель вы доставляете ему определенные затруднения, и он попросил помочь ему, прежде чем эти затруднения станут слишком острыми. Он попросил меня забрать Жиа и привезти ее сюда, в Мадрид, что, могу добавить откровенно, причинило мне некоторые неудобства!

— Но я никак не могу понять, о чем вы говорите! — взорвалась Лайза. Она была белой как простыня, и от удара пульс ее бешено колотился. — Вы говорите, я доставила затруднения доктору Фернандесу?

— Боюсь, что очень много затруднений, — довольно ровным голосом ответила донья Беатрис. — Вам, вероятно, этого не понять, но для доброго человека видеть девушку в слезах, якобы переживающей притворный шок после стычки с полубешеной собакой и открыто взывающей к тому, чтобы оказаться в его объятиях и там получить утешение, более чем затруднительно! А вчера вечером вы еще и подвернули ногу! Не сомневаюсь, были и другие случаи, возможно намного искуснее продуманные. Так можно ли удивляться, что доктор Фернандес скорее всего не согласился бы принять вас сегодня утром, даже если бы он и был здесь?

Лайза побелела вплоть до губ, а глаза ее напоминали глаза раненого зверька.

— Я не понимаю, как вы можете говорить подобные вещи, — произнесла она с тяжелым вздохом. — Я никогда, никогда не ставила доктора Фернандеса в затруднительное положение! Это правда, что я, — она вспомнила вчерашнюю ночь и густо покраснела, — я была испугана, когда на меня напала собака, но я не нуждалась ни в каком утешении. О! — она прикоснулась рукой ко рту, как человек, сделавший для себя страшное открытие. — Вы говорите, доктор Фернандес жаловался вам на меня? И попросил вас забрать Жиа?

— Ну, дорогая моя, он не жаловался на вас так уж прямо, но я смогла понять, что он в затруднении. Я понимаю, что он чувствует себя довольно беспомощным, потому что нанял вас, а вы не оправдали его ожиданий. Первый шок он получил, когда застал вас на пляже с этим вашим английским дружком, Питером Гамильтоном-Трейси, после чего его доверие к вам было подорвано. Но, думаю, он намеревался и дальше держать вас на службе, если бы не начал подозревать, что ваш интерес с этого юноши Гамильтона-Трейси переносится на него! Это его очень обеспокоило.

— Понятно, — сказала Лайза, собираясь уйти, но потом, передумав, обернулась к донье Беатрис. — Вчера вечером, — заставила она себя произнести, глядя прямо в глаза донье Беатрис, — доктор Фернандес сказал, что хочет, чтобы я вернулась на виллу вместе с Жиа, как только вы будете готовы расстаться с ней. Но это, полагаю, теперь уже не так?

— Боюсь, что да, — отрезала донья Беатрис презрительным тоном. — На самом деле мы все уже решили насчет Жиа, и она возвращается на виллу. Неделю или две она поживет с моими друзьями — друзьями, у которых тоже есть дети ее возраста и у которых тоже вилла на берегу моря. Там Жиа будет счастлива и довольна. По крайней мере она поживет там до школы.

— А вы и насчет школы все решили? — приглушенным от волнения голосом спросила Лайза.

Донья Беатрис утвердительно кивнула.

— Думаю, да… Она пойдет в школу в Англии, — добавила она. — Ее мать была наполовину англичанкой, хотя вам, вероятно, это неизвестно?

— Нет, мне это известно, — призналась Лайза.

— И она отличалась редкой красотой! — с пафосом сообщила ей испанка. — Доктора Фернандеса потрясла ее смерть, настолько потрясла, что некоторое отсутствие интереса к дочери, в котором вы могли его заподозрить, явилось исключительно следствием шока, перенесенного им после смерти жены. Некоторые мужчины болезненно переживают подобные несчастья, особенно когда рождение ребенка влечет за собой потерю гораздо более драгоценной жизни!

— Да, я понимаю! — машинально ответила Лайза. Именно так ей все и представлялось. Хулио Фернандес любил один раз — и любил глубоко, и даже донье Беатрис, похоже, никогда не удастся снова вызвать в нем подобное чувство! Это единственное, в чем она могла бы посочувствовать донье Беатрис!

Но в ее душе не нашлось места сочувствию. Она была так ошеломлена и взволнована, что не смогла бы сочувствовать никому. Лайза повернулась.

— Простите, что побеспокоила вас так рано, — произнесла она, контролируя свой голос. — Я сейчас уйду!

— По-моему, вы все это принимаете слишком близко к сердцу, — услышал а она донью Беатрис. — Будет легче, если вы вернетесь в Англию без всяких отсрочек. В конце концов, на родине у вас могут появиться и другие интересы. Я передам доктору Фернандесу, что вы сами приняли решение вернуться домой!

— Да, прошу вас, сделайте это! — Какое бы решение она сейчас ни приняла, ей уже не смыть того унижения, которое она навлекла на себя вчера вечером. Он обнял ее, чтобы утешить, полагая, несомненно, что она очень нуждается в таком утешении, а она позволила ему это!

Ей казалось, что она почти лишилась зрения и слуха от пережитого. Выйдя на солнечный свет, она восприняла Мадрид жаркой ловушкой, сотворившей с нею нечто непоправимое.