ГЛАВА 17

Когда они оказались в безопасности на вершине скалы, доктор не позволил Лайзе смотреть вниз, а подвел ее к деревянной скамейке возле входной двери в коттедж, усадил ее и сел рядом.

— Интересно, что бы произошло, если бы я не оказался здесь? — спросил он голосом, которого она никогда не слышала от него раньше.

Лайза посмотрела в его все еще тревожные глаза и заметила его невероятную бледность. Эта бледность была следствием того ужаса, который задним числом охватил его от сознания, что, не окажись он здесь вовремя, она вполне могла бы разбиться на этих острых, скалах. Когда это зрелище представилось ему, голос у него задрожал.

— Лайза, почему вы так поступили со мной? — хрипло спросил он.

— Почему?.. — Глядя на него, она без тени сомнения осознала, что сделала нечто такое, что преобразило его жизнь. Но, вспомнив свои недавние страдания, сделала вид, что не поняла его вопроса. — Не понимаю, что вы имеете в виду. Что я вам сделала?

Он печально, с упреком посмотрел на нее:

— Вы покинули Мадрид, не сказав мне ни слова! Ни слова не сказали даже Жиа! Если бы не мисс Трейси, я бы не узнал, где вас искать!

— А у вас были причины искать меня? — глаза девушки широко распахнулись, и она выпалила: — Я просто не понимаю, почему вы приехали, доктор Фернандес! Почему вы проделали весь этот путь, по-видимому догоняя меня! В любом случае мисс Трейси не имела никакого права говорить вам, где я нахожусь. Она обещала…

— Она обещала, — учтиво подхватил он, — не сообщать специально, где вас можно найти, но не отказывать в информации, если ее об этом спросят. А она, естественно, понимала, что ее об этом спросят, да и вам следовало понять это, Лайза! — Он накрыл своей рукой обе ее ладошки, отчаянно сцепленные на коленях. — О, querida, я все же хочу знать, почему вы сочли нужным подвергнуть меня такой мучительной тревоге за вас, особенно когда мисс Трейси рассказала мне, как вы были расстроены! Она тоже расстроена, потому что полюбила вас, и Жиа очень любит вас. Тогда как я…

— Вы? — произнесла она, отрывая взгляд от смуглой руки, возвращавшей жизнь и тепло ее пальцам, и глядя прямо ему в лицо.

У нее предательски задрожала нижняя губа, и ей пришлось прикусить ее, чтобы унять дрожь. Нетвердым голосом ей удалось сказать:

— Вы, доктор Фернандес, попали из-за меня в неловкое положение, и я думала, вы будете признательны мне, если я уйду с вашего пути. Я исчезла… Я приехала сюда…

— Да, но вот этого-то я и не понимаю! О какой неловкости вы говорите?

Она отдернула руки и закрыла ими глаза.

— Прошу вас! — приглушенно взмолилась Лайза. — Когда я вами, то всегда, кажется, веду себя не так, как следовало бы! Тот вечер, когда моя туфля застряла в булыжниках, потом эта несчастная царапина, с которой вам пришлось возиться, а я — Боже, как я была глупа! И наконец, я подвертываю ногу на балу у Эспинахо, а вы увозите меня домой!..

По ее щекам струились слезы, она пыталась скрыть их руками, но доктор горячо схватил ее пальцы, твердо отвел их от ее лица и посмотрел на нее.

— Даже если все это и так, то кто составил столь подробный каталог ваших прегрешений? — поинтересовался он. — И вы забыли еще кое-что… В ночь приема у Эспинахо вы позволили мне поцеловать вас!

— Д-да!

Она умоляюще смотрела на него сквозь слезы. Молила ли она еще об одном поцелуе или просила прощения за свою слабость на приеме в доме Эспинахо — никто из них не мог ответить на этот вопрос суверенностью, но сейчас он понимал, что больше не вынесет вида этой дрожащей губы, а она знала, что если бы его руки не обвили ее, она сама рванулась бы в его объятия.

Он сжимал се одновременно страстно и нежно.

— Дорогая моя, — ласково шептал доктор ей в волосы, — дорогая моя, милая и драгоценнейшая! О Лайза, я так люблю вас, и вы должны были это понять, понять с самого начала! Мне давно стало ясно, что вы бросаете мне вызов, но я так замшел в своей рутинной жизни, что не был готов ответить на него и отказался его принять. Но вот уже в течение нескольких недель я только и думаю о том, что никогда не смогу допустить, чтобы вы исчезли из моей жизни!..

— Но вы же собираетесь жениться на донье Беатрис, — запинаясь, слабо произнесла она ему в шею.

— В самом деле? — его, казалось, заинтересовали слова девушки. — Это для меня ново, дорогая. Как вы узнали об этом и когда?

Лайза глубже уткнулась в его шею. Если это неправда, то бессмысленно упоминать теперь донью Беатрис. Но с другой стороны…

Однако теперь доктор уже настаивал, начиная подозревать, почему она сбежала.

— Где вы об этом узнали и когда? — не унимался он. — Ведь если я уже связан клятвой с другой женщиной, как же я могу просить вас стать моей женой?

— С-стать вашей женой?

Запрокинув ее подбородок, он заглянул в глубину ее глаз.

— Больше всего на свете я хочу, чтобы вы стали моей женой, — почти торжественно сказал он, — и если бы вы тогда не сбежали, я попросил бы вас об этом в следующий вечер! Я купил массу алых роз, чтобы послать их вам утром, после нашего с вами бала, но у меня как-то не хватило мужества… Пока я не убедился окончательно, что вы тоже любите меня… О Лайза, любимая моя!

«Алые розы!» — раскрыла она рот от удивления. Вдруг ее осенило, что она видела эти алые розы — одна из них подчеркивала белизну руки доньи Беатрис — тем самым утром, когда пришла на квартиру Хулио! Ей было любопытно, знала ли донья Беатрис, кому предназначались эти розы?

Лайза, снова припав к нему, прошептала:

— Алые розы!

Доктор крепко сжимал ее в своих объятиях.

— Вы должны мне все рассказать, — настаивал он твердым голосом. — Вы пришли ко мне на квартиру в то последнее утро в Мадриде, не так ли?

— Откуда вам это известно?

— Неважно, откуда мне известно. Но вы виделись с Беатрис, правда?

— Я? Да, она была там!

— И что она вам сказала?

— Она… — Лайза беспомощно спрятала лицо на его груди. — О, теперь это уже не имеет значения! Поскольку вы не собираетесь жениться на ней!

— Для меня это не имеет значения, я не собираюсь жениться на ней, Лайза. — Он повернул ее лицо к свету. — Вы очень страдали, и я жестоко страдал, и я хочу знать причину. Что сказала вам Беатрис, кроме того что выдумала историю о предстоящей свадьбе со мной?

— А в этом никогда не было ни доли правды? Вы никогда не были намерены жениться на ней? Хотя она фактически управляла хозяйством в вашем доме и занималась вашей дочерью?

— Нет, никогда. Позже я объясню и другое, но сейчас ближе к делу: что сказала вам Беатрис?

— Она… она сказала, что я бегала за вами и ставила часто в неловкое положение! Что вы признались ей, какие неприятности я вам доставила, и попросили забрать Жиа, чтобы избавиться от меня! О Хулио, — лицо ее дрожало, — это было ужасно!

— Это ужасно! — согласился он, прижимая лицо к ее волосам и покровительственно притягивая ее к себе. — Но хотя с ее стороны это было почти преступно, почему вы поверили ей? Разве я когда-нибудь дал вам повод думать, что способен обсуждать вас с другой женщиной? Вы считаете, что я способен на это? Особенно когда вы, должно быть, поняли, что ваше очарование подействовало на меня сильнее, чем что-либо когда-либо в моей жизни!

— Но я не понимала! — возразила она. — Хулио, я не понимала! Я считала, что вы только добры ко мне… Иногда мне казалось, что нравлюсь вам, но я не думала, что вы из тех мужчин, которые…

— Стремятся найти одну совершенную розу в саду? Она подняла голову и пристально посмотрела в его глаза. Черные и блестящие, они, казалось, завораживали ее.

— Я… я действительно так много значу для вас?

— Да! А что я значу для вас?

Внезапно мужество вернулось к ней, робость исчезла, она подняла руки и обвила их вокруг его шеи. Ее глаза были не просто прозрачными, они смотрели преданно и с обожанием.

— Вы единственный мужчина, которого я смогла бы полюбить за всю свою жизнь! За дюжину жизней! Именно из-за вас я пожалела, что у меня не хватило мужества броситься в море, когда я была на полпути от обрыва. Из-за вас я стала строить свои планы на будущее. У меня нет никакого будущего без вас и Жиа! Я люблю вас обоих, но вас я люблю больше жизни!

— Querida! — Это слово вырвалось у него как часть долго подавляемого внутреннего смятения, а губы снова припали к ее губам. Она уже предвкушала блаженство в том, чтобы отдаться человеку, который будет владеть ею всегда и полностью. Между ними никогда ничего не будет наполовину — только полная принадлежность друг другу и желание, похожее на пламя. Все ее тело дрожало, а он все крепче сжимал ее в объятиях, словно хотел убедить ее, что все ее мечты сбылись. Когда он наконец поднял голову, ее губы напоминали алый цветок. Он задумчиво посмотрел на нее: — Почему мужчина любит одну и только одну женщину? Почему она имеет для него такое значение, что без нее он никогда не живет по-настоящему? — спросил он.

Лайза подняла руку и прикоснулась к его лицу.

— Но можно же любить больше, чем один раз, разве нет?

— Не так, как я люблю вас! — Его оливковая кожа потемнела, и ей впервые пришло в голову, что он не англичанин, а испанец, который может стать бешено ревнивым, если появится повод, а может быть и без повода!

— Лайза, если вы думаете, что можно любить больше, чем один раз…

— Я не думаю, не думаю! — немедленно заверила она, перебирая пальцами его густые волосы и восхищаясь их красотой. — Но вы, Хулио, — запнулась она, хотя теперь зашла так далеко, что ей ничего не оставалось, как продолжать, — вы же очень любили мать Жиа, не так ли?

Он довольно неожиданно отстранил ее от себя и резко спросил:

— Кто вам это сказал?

У нее на языке вертелось: «Донья Беатрис», но он избавил ее от необходимости произносить это имя.

— Мой добрый друг донья Беатрис де Кампанелли много сделала для меня или, скорее, против меня! — Сухость его тона наполнила Лайзу тайной радостью, что она не донья Беатрис. — Лайза, я расскажу вам все о ней и о моей жене, потому что иначе это всегда будет стоять между нами, а без полной веры — нет и полного согласия.

Он слегка обнял девушку и погладил ее лицо.

— Дорогая, если Беатрис сделала вас несчастной, могу только сказать, что сожалею об этом. Видите ли, мы с вами с самого начала полюбили друг друга, и, думаю, ей следовало бы догадаться об этом. Она всегда была моим хорошим другом, — или я всегда так считал! — и с моей стороны глупо делать вид, что я не понимал ее желания выйти за меня замуж, но у меня не было ни малейшего намерения жениться на ней. Она не та женщина, с которой мне хотелось бы прожить свою жизнь. С тех самых пор, как вы вошли в мою жизнь, я все пытался придумать, как мне убедить ее в этом. Видите ли, дорогая, может быть, я проявлял некоторую слабость, но она была добра к Жиа, и я считал ее своим верным другом. Да и моя занятость не позволяла мне уделять много времени проблемам личной жизни. К тому же Беатрис — родственница моей жены, и это в какой-то мере связывало нас. Еще одной превосходной причиной ее столь собственнического интереса к моей персоне стало то, что она знала, как я был несчастен и каким неудачным оказался мой брак…

— Неудачным? — перебила его Лайза.

— Да, неудачным! — мрачно ответил он. — Вы не однажды, дорогая, говорили мне о браках по расчету, а я сказал, что они почти всегда успешны, но иногда это не так. Наш брак был браком по расчету — наши семьи долго дружили, и не думаю, что кому-нибудь из нас удалось бы избежать того, что было спланировано, можно сказать, еще с наших колыбелей. Наш брак, к несчастью, оказался неудачным! Моя жена вообще не хотела замуж — она предпочла бы сделать карьеру, если бы могла, и не хотела иметь детей. Зная, что Жиа должна появиться на свет, она делала все возможное, даже с опасностью для жизни, чтобы избавиться от ребенка.

За неделю до родов она взяла свою машину и проехала столько миль, что довела себя до изнурения и врезалась в другой автомобиль, а когда родилась Жиа, она умерла! — Он отвернулся. — Немного найдется таких испанок, как она, но она же была наполовину англичанкой.

— А я чистая англичанка, — шепотом напомнила ему Лайза.

— Да, но вы также моя Лайза, моя женщина, моя любовь!

Он посмотрел на нее с мальчишеской нежностью, отчего краска залила ее щеки, и она порывисто прильнула к нему.

— О, Хулио, если вы действительно хотите жениться на мне, клянусь, я буду думать только о вас и сделаю вас счастливым. Мне всегда хотелось этого!

— Я верю вам, дорогая. — Он поднес ее маленькие ручки к губам и стал целовать каждый пальчик. — Вы и Жиа сделаете счастливой? Вы нужны Жиа, вы же знаете!

— Знаю. Хулио, вы ведь любите ее, правда?

— Думаю, я стал любить ее больше с тех пор, как вы вошли в нашу жизнь, — несколько смущенным тоном признался он. — Видите ли, мой брак сбил меня с толку, вызвал во мне отвращение. Все в нем вызывало во мне возмущение, и боюсь, что это возмущение частично распространилось и на Жиа. Но вы сможете научить меня смотреть на нее иначе, — вы уже сделали это!

— Вы должны любить Жиа, — прошептала она. — Мы оба будем любить Жиа!

— А в один прекрасный день… — начал он, но она так покраснела, что он не стал продолжать, а вместо этого долго и страстно целовал ее.

Внезапно опомнившись, она поймала себя на том, что даже не знает, как и когда он приехал. Когда он признался, что почти незамедлительно последовал за ней и предыдущую ночь провел в местной гостинице, так как было уже слишком поздно искать ее коттедж, ее осенило, что он, вероятно, очень голоден.

— Еда не имеет никакого значения, когда любишь, — произнес он, сверкнув глазами. — Во всяком случае, сердечко мое, я бесконечно благодарен бессонной ночи, позволившей мне пораньше встать и безотлагательно начать искать вас. К счастью, я увидел вас, когда вы только начали спускаться по этой опасной тропинке.

— Думаю, у меня закружилась голова, потому что я тоже не завтракала, — объяснила она. — Не помню, чтобы когда-либо раньше я так теряла самообладание!

Он поставил ее на ноги:

— И что же вы ели вчера?

— Я не могу вспомнить! — На щеках ее появились ямочки, и она почувствовала себя такой лучезарно счастливой, что все на свете, как по мановению волшебной палочки, превратилось для нее в шутку, беспредельную, славную шутку.

— По-моему, я открыла одну или две консервные банки, но не помню, что в них было. А младший сын миссис Пенденнис был на приеме у дантиста, и она не смогла ни приготовить еду, ни убрать в доме.

Хулио озадачили слова девушки.

— Признаться, не вижу связи между приходящей прислугой, зубной болью ее младшего сына и содержимым консервных банок! Но если эта приходящая прислуга вскоре не появится, не кажется ли вам, что нам надо бы состряпать что-то вроде завтрака для нас? Полагаю, мисс Уоринг, вы умеете варить кофе, если даже больше ничего не умеете делать, а после этого мы можем пойти ко мне в гостиницу и там позавтракать.

— Но это даст повод для пересудов жителям деревни, — возразила Лайза, и на щеках ее снова появились ямочки. — Нет, доктор Фернандес, я сама приготовлю завтрак, английский завтрак, — яичницу с беконом! — и мы съедим его, а если миссис Пенденнис не вернется, я лучше займусь уборкой в коттедже! — Она огляделась вокруг: — Когда я приехала, дом показался мне отвратительным, но сейчас я так не считаю. По-моему, — не дыша проговорила она, — этот коттедж просто великолепен!

Он тоже посмотрел на коттедж и, прижав ее к себе, ровным спокойным тоном заметил:

— Ваш друг мисс Трейси предложила мне провести в этом коттедже медовый месяц, но я объяснил ей, что мне придется привезти вас обратно в Мадрид, где в течение следующей недели меня ждет много разных дел. Но самое важное, чему я должен уделить особое внимание, — чтобы вы наконец вышли за меня замуж так, как это положено. После этого мы будем счастливы принять ее, а потом поехать куда-нибудь, где сможем действительно побыть наедине друг с другом…

Он смотрел в глубину ее глаз взором, полным страстного желания.

— Вы, так же как и я, с нетерпением ждете того момента, когда мы по-настоящему останемся одни и будем принадлежать только друг другу, моя златокудрая Лайза?

Она только положила свою золотую головку на его плечо.

— Вы же знаете, что жду! — сказала она так просто, что он страстно прижался губами к ее губам. На целых пять минут они забыли о завтраке, а миссис Пенденнис, с трудом поднимавшаяся в это время на утес, с удивлением подумала, не случилось ли у нее что-нибудь со зрением!

Загрузка...